Собрание подходило к концу. Я сидел и думал, кому они нужны, эти собрания? Поскорее бы оно кончилось... но оказалось, что наш замполит хочет рассказать нашим родителям ещё что-то о нашей жизни. Хоть его теперь и переименовали в «заместителя командира части по воспитательной работе», всё равно все старые анекдоты про замполитов подходят и для него. Придётся ещё потерпеть.
Стояла середина июля, и на улице было невыносимо жарко.
Подходил к концу первый год моей службы в армии. Как и у всех солдат моего призыва. Командование части решило устроить по этому поводу «день открытых дверей» — пригласить в гости родственников солдат и показать им, как мы здесь служим. Сама идея была просто замечательной. Родным были разосланы официальные приглашения, чтобы у них был повод взять отпуск. Тем, кто ехал издалека, предоставляли место в гостинице при части. Организовали всякие мероприятия и экскурсии. Только вот замполит со своими речами надоел.
Впрочем, подумав, я понял, что это мне замполит надоел, и надоел в основном потому, что я и так каждый день слышу его речи. А вот мама сидит и внимательно слушает его. Всё-таки знает своё дело замполит. Нет, конечно, с моей точки зрения, в основном чепуху несет. Но чепуха эта имеет четкое направление — показать родным, что их дети — внуки — любимые здесь в замечательных условиях, им здесь лучше, чем на гражданке, и совсем ничего не угрожает. Мама, послушав его, наверняка будет меньше волноваться за меня. Всё-таки знает своё дело замполит.
Но вот наконец собрание закончилось. И нас всех отпустили погулять — и родственников, и солдат. Замполит сказал: «Вам предоставляется увольнение. Но только при части. За забор не выходить». Хитрый. В настоящее увольнение согласно уставу они могли бы отпустить только треть из нас. А так — всех. Ну и ладно, что при части. Погуляем с мамой, покажу ей, как мы живем.
И мы пошли гулять.
 — Ну, рассказывай, как ты тут. — Сказала мама.
 — А чего рассказывать... замполит уже все рассказал. В казарме ты была, в столовой тоже.
 — Да, в вашей казарме такой порядок! У вас всегда так? Или это вы генеральную уборку делали к нашему приезду?
Генеральная уборка, конечно же, была. Но, на мой взгляд, отличия в состоянии казармы до неё и после для человека гражданского были незаметны.
 — Всегда так! Это тебе не гражданка. У нас наряд каждый день по два раза всю казарму моет.
 — Ну вы молодцы! Привыкнешь здесь к порядку. — Мама улыбнулась.
Я улыбнулся тоже, вспоминая, как, стоя ночью в наряде, проклинал тех, кто придумал наряды.
 — А кормят вас тоже всегда так?
Нет, конечно, наша кормёжка совсем не была похожа на тот праздничный обед, который устроили сегодня. Но зачем маме об этом знать? Будет беспокоиться. На нашей жратве жить можно — пока ещё никто не отравился.
 — Да, и кормят также. Так что если ещё раз ко мне поедешь — с собой ничего не привози.
 — А чем вы тут занимаетесь?
 — На танках катаемся, из автоматов стреляем, уставы и военную технику изучаем, строевой подготовкой занимаемся, порядок наводим, в наряды и караулы ходим... в общем, развлекаемся как можем. Дел много — скучать здесь не дают.
Некоторое время мы шли молча. Потом мама задала мне, наверное, наиболее волновавший её вопрос:
 — А дедовщины у вас нет?
Конечно же, дедовщина у нас была. Как же без неё. Командиры знали об этом, но смотрели сквозь пальцы на неуставные взаимоотношения — так им было проще управлять нами. Но в этом вопросе мне тоже повезло. Наши деды, хотя и заставляли нас делать всякую работу, сильно не злобствовали. Может быть, потому, что нам попались такие добрые деды, а может быть, потому, что все знали — если деды перегнут палку, и салаги побегут жаловаться офицерам, никого за это по головке не погладят. Но я не помню, чтобы доходило до такого. Деды даже иногда нам помогали. Недавно я стоял в наряде по столовой, и у нас сломалась машина для чистки картошки. Задача чистки картошки возлагалась на двоих «овощерезов», одним из которых был я. Все понимали, что овощерезы никак не справятся за ночь с десятью мешками картошки без машины. И тогда трое дедов, стоявших с нами в наряде, пригнали на помощь ещё целый взвод. Мало того, ещё и сами помогали. Мы справились за каких-то пару часов. Я улыбнулся:
 — Нет, мам, что ты, у нас никакой дедовщины. Замполит же говорил — это пережиток прошлого. У нас начальники строго следят, и если кто кому по зубам дал — сразу сутки от отпуска отрезают и у того, и у другого. Так что у нас всё тихо.
Я видел, что мой ответ успокоил маму. Некоторое время мы опять шли молча. Потом я начал рассказывать ей всякие прикольные случаи из своей службы. Она мне рассказывала, как дела дома. Так мы гуляли, наверное, пару часов. Потом мама предложила:
 — Пойдём в мою комнату в общежитии, посидим там? А то я что-то устала, да и жарко.
Мы пошли в общежитие. В комнате была только кровать и стол. Пол из крашеных досок был закрыт обшарпанным ковром. Мы сели на кровать, и мама стала угощать меня всякими вкусными вещами, привезёнными из дома. Но я после праздничного обеда ничего не хотел, и сказал, что возьму всё с собой и съем позже.
Окна маминой комнаты выходили на солнечную сторону, и, несмотря на открытые форточки, в ней было ещё жарче, чем на улице. Мама расстегнула тонкую рубашку, под которой был только лифчик:
 — Жара сегодня, просто ужас!
Я скользнул взглядом по маминой красивой груди, и почувствовал, как у меня начинается эрекция...
Ещё задолго до того, как меня забрали в армию, я понял, что хочу свою маму. Занимаясь онанизмом, представлял себе её. Очень редко какая-нибудь одноклассница или учительница занимала мамино место в моих сексуальных фантазиях, но только на очень короткое время. Потом я снова мечтал о сексе со своей родной мамой.
В армии онанировать было сложнее — я всё время боялся, что сослуживцы заметят и будут смеяться. Приходилось удовлетворяться реже, и впечатления от этого были ещё ярче. Ночью, потихоньку под одеялом водя рукой по члену, я видел перед собой маму, как живую. Вернее, сидящую на себе. А ещё вернее, скачущую на моем члене.
Во время собрания я не думал о сексе. Не думал, даже когда остался с мамой наедине в комнате. Но вот когда она расстегнула рубашку — я уже не смог думать ни о чем другом.
Мама выглядела превосходно. Она всегда была очень красивой. Высокая, даже чуть выше меня. Кудрявые рыжие волосы до плеч. Озорные зелёные глаза. Мамина фигура была просто идеальной. Маму нельзя было назвать худой, но тем более её нельзя было назвать толстой — ни в одном месте маминого тела не было даже намека ни на один грамм лишнего веса. Её грудь была небольшой, но зато совершенной формы. Я ещё раз пробежал взглядом по ней, потом ещё... потом поерзал на кровати, стараясь спрятать эрекцию.
 — Пока доехала, вся вспотела. Думала, в комнате прохладней — а тут ещё жарче.
Мама сняла рубашку совсем. Одета она была в эту самую рубашку, черную юбку выше колен, и босоножки. В этой одежде она выглядела очень сексуально.
 — Ты тоже раздевайся — я смотрю, ты весь мокрый. — Сказала она мне.
Я не торопился, так как гимнастерка моей хэбэшки замечательно скрывала стоящий член.
 — Раздевайся, раздевайся! — мама улыбнулась и сама расстегнула пуговицы на гимнастерке. Боясь, что сейчас мама всё увидит и поймёт, я впал в ступор и не успел сообразить, что бы возразить ей. И мама стащила гимнастёрку с меня. Я чуть-чуть наклонился и рукой, засунутой в карман, повернул член, прижав его к животу. Мама ничего не заметила.
 — Какой ты здесь мускулистый стал! — сказала она, восхищённо глядя ... на меня.
 — У нас каждый день физическая подготовка.
Мама провела рукой по моим плечам, рукам.
 — Здорово! Прямо как киногерой какой-нибудь.
Я улыбнулся.
 — А мокрый-то весь! — мама посмотрела на свою руку, тоже ставшую мокрой от пота. — И чего же ты не хотел раздеваться? Я вот рубашку сняла, а всё равно жарко невыносимо... пожалуй, и юбку тоже сниму, если ты не возражаешь.
Естественно, я не возражал. Мама встала, сняла юбку и повесила её на спинку кровати, оставшись в трусиках и в лифчике. Для неё в этом не было ничего необычного — дома она постоянно ходила так в жаркие дни. Да и на пляже я тоже часто её видел в таком наряде. Но сейчас это ещё больше усилило моё возбуждение. Член повернулся и встал бугром в брюках. Я согнулся, чтобы мама не заметила этого. Она забеспокоилась:
 — У тебя что, живот заболел? Я смотрю, ты стал какой-то напряженный.
Мама нежно взяла меня за плечи и распрямила. Я густо покраснел. Мамин взгляд, не дойдя до моего живота, остановился на огромном возвышении на моих брюках. Мама сказала:
 — А, вот оно что...
И отвернулась. Её щеки тоже залил румянец. Я испугался, что она обидится, и сделал неуклюжую попытку успокоить её:
 — Мам, не обижайся пожалуйста! Просто... с сексом у нас здесь проблемы...
 — Да я и не обижаюсь. — Сказала мама, обняла меня и поцеловала в щеку. — Я понимаю.
Я тоже обнял её. Некоторое время мы сидели молча. Мой испуг прошёл, а возбуждение стало ещё больше.
И в это время я вдруг услышал тихое ритмичное поскрипывание пружин в соседней комнате! Сначала я подумал, что мне это кажется от возбуждения. Но поскрипывание не проходило — напротив, стало громче и чаще. Я вспомнил, как в соседнюю комнату заходил один из моих сослуживцев вместе с приехавшей его навестить подругой.
Фанерные стены общежития замечательно пропускали звук. Вскоре из-за стены послышался тихий стон девушки...
 — Кому-то из ваших повезло. — Сказала мама.
 — Это к Илюхе Зайцеву подружка приехала. — ответил я.
Мы всё также сидели обнявшись.
Стон повторился. Потом ещё раз. Возбуждение вытеснило у меня из головы все мои страхи. Я тихо спросил:
 — Мам, а можно, я поглажу твои груди?
Мама, чуть наклонив голову, искоса глядя на меня и улыбаясь, шёпотом спросила:
 — Хочешь, чтобы сегодня я побыла твоей подружкой?
 — Очень хочу, мама!
 — Хорошо...
Я положил свои ладони на мамины груди и начал осторожно поглаживать и мять их сквозь лифчик. Мама не возражала. Я уже не стеснялся эрекции. Мама сквозь штаны погладила член.
 — Да, не маленький у тебя.
Потом она завела руки за спину, расстегнула лифчик и сняла его. Встала с кровати, подошла к двери и заперла её. Шепнула:
 — Снимай брюки.
Я снял сапоги, потом брюки. В одних трусах сел на кровать. Молнией пронеслась мысль: сейчас сбудутся все мои мечты, сейчас я займусь сексом с родной матерью.
Мама села ко мне на колени. Обняла меня. Мы поцеловались. Она гладила мои плечи, волосы, руки. Я тоже начал ласкать маму. Погладил её по спине, по бедрам. Потом положил руки на её груди, почувствовал под ладонями маленькие твёрдые соски. Мама прижала меня к себе, и мы снова поцеловались. Мамин язык гулял у меня во рту. Сквозь два слоя тонкой ткани я чувствовал, как мой член упирается в мамину щёлочку. И ещё чувствовал, что она мокрая. Поцелуй длился долго. Оторвавшись от моих губ, мама прошептала:
 — Мне нравится быть твоей подружкой.
Поёрзала у меня на коленях, двигая киской по члену.
 — У тебя такой твёрдый член... я так хочу его в себя...
Мамина рука скользнула в мои трусы, мама стала нежно ласкать мой член. Я просунул руку ей в трусики. Она чуть привстала, пропуская меня к своей тайне. Мамина киска была совсем мокрой. Глядя друг другу в глаза, мы некоторое время ласкали друг друга по самым интимным местам.
Вчера ночью я долго онанировал, мечтая, как сегодня увижу маму. Да ещё сегодня утром повторил это, запершись в туалете. И теперь наслаждался, не опасаясь слишком быстро кончить.
Мама сжимала мой член, поглаживала его, нежно гладила мошонку. Я одной рукой ласкал её соски, а моя вторая рука так и оставалась у неё под трусиками. Сначала я гладил мамины губки, потом нащупал бугорок клитора и кончиком пальца осторожно погладил его. Мама тихо ахнула и выгнула спину. Я нащупал её дырочку и медленно ввёл палец маме внутрь.
 — Озорник, — хихикнула она, — ты так родную маму до оргазма доведешь. А я хочу, чтобы в этот момент твой член был у меня внутри...
Я стал стягивать с мамы трусики. Это было неудобно, пока она сидела у меня на коленях. Мама встала и сняла трусики, оставшись передо мной в одних босоножках. Я тоже снял трусы.
 — Давай на полу... — тихо сказала мама. — А то кровать будет скрипеть.
 — Давай, мама! — казалось, одними губами произнёс я.
Мама легла на ковёр. Повернулась на бок, поджала ноги. Прошептала:
 — Ты не против пристроиться ко мне сзади? Если ты будешь сверху, я слишком быстро кончу... а я хочу подольше.
 — Не против, мама, — ответил я, ложась рядом и обнимая её сзади.
Мама своей рукой направила член себе во влагалище. Я чуть надавил и почувствовал, как медленно расходятся мамины губки, пропуская меня внутрь... плавно вставил маме до упора. Начал медленно двигаться, трахая её. Потом чуть ускорил движения. Мама начала подмахивать мне. Одну руку я просунул маме между ног и стал гладить её мокрую киску, ощущая, как входит и выходит мой член. Мама своей ладонью накрыла мою. Второй рукой я сжимал мамину правую грудь.
 — Еби меня сколько хочешь... — Шептала мама. — Я постараюсь не стонать.
Я поцеловал её.
 — Быстрее! Глубже! — зашептала она мне.
Я начал трахать её резче. Предупредил её:
 — Мама, я долго не выдержу.
 — Кончай в меня, не задумывайся. — Ответила мама.
Закусив губу, она очень тихо, но всё-таки стонала. Я резко и сильно вгонял член во влагалище матери. Мама вздрагивала от каждого моего толчка. Я сношал маму ещё минут пять. Она кончила первой. Чувствуя, как мамино влагалище сокращается, сжимая мой член, я тоже не смог сдерживаться, и моя сперма оросила мамино лоно горячим фонтанчиком...
Некоторое время мы просто лежали обнявшись. Потом мама высвободилась из моих объятий. Член выскользнул из неё. Она достала из сумочки платок, вытерла стекающую сперму. Села на кровать. Я сел с ней рядом, обнял её, поцеловал. Мы снова долго целовались. У меня опять встал. Мама заметила это.
 — Ух ты! Как ты быстро снова захотел!
 — Мама, а мне можно... ещё?
 — Можно, конечно. Но давай сначала передохнем, поедим.
Я согласился. Мы так и сидели за столом, не одеваясь. Мама угощала меня пирожками, тушеным мясом и прочими приготовленными дома вкусными вещами. После секса мне хотелось есть, но ещё больше хотелось снова заняться сексом с мамой. Я не стал есть много.
 — Наелся? — спросила мама, гладя меня по голове.
 — Да. — ответил я.
И тогда она села на пол рядом со мной и взяла в рот мой член. Теперь уже я гладил мамины волосы, а она сосала у меня. Мягко сжимала член губами, водила по нему языком, слегка покусывала... то ласкала одну головку, то погружала член себе в рот по самое основание... казалось, это продолжалось вечность. Мне захотелось тоже сделать ей так. Я сказал:
 — Мама...
Она выпустила член и повернулась ко мне:
 — Да, милый?
 — Ложись на ... пол, на спинку.
 — Хорошо.
Мама легла на ковер, согнула ноги в коленях и развела их. Я лёг на неё. Она подумала, что я хочу трахнуть её, и рукой снова на правила член в себя. Я двинул бедрами, и легко скользнул в маму. Подвигался в ней. Мама обняла меня, крепко прижала к себе и начала подмахивать мне. Я поцеловал её, не прекращая трахать. А потом вышел из неё.
 — Ты чего? — спросила она.
 — Ничего. Просто хочу приласкать тебя так же, как ты меня.
Я поцеловал мамины соски — сначала один, потом другой. Целуя мамин живот, опустился ниже. Взял мамины ноги, развёл их шире и положил их себе на плечи. Мама, глядя на меня, улыбнулась и положила руку себе под голову. Я начал языком ласкать мамину киску. Лизал её губки, водил языком вокруг клитора, ударял по нему, вставлял язык насколько мог в мамину дырочку, ощущая вкус своей спермы. Мама тяжело дышала, снова гладила меня по голове и мягко прижимала к себе. Вскоре с её губ сорвался тихий стон, и мама прошептала:
 — Войди в меня! Я не могу больше...
Я лёг на неё, нащупал её дырочку и до упора всадил маме. Она обняла меня, скрестила ноги у меня за спиной. Сначала я трахал маму медленно и плавно, потом всё быстрее и резче. Мамино влагалище хлюпало при моих движениях. Мама, изо всех сил прижимая меня к себе, прошептала:
 — Целуй меня! Я не могу не стонать!
Чувствуя, как она кончает, я закрыл ей рот поцелуем. После этого я трахал маму ещё несколько минут — а потом снова наполнил её своей спермой.
Я всё ещё лежал на маме, а мой член был внутри неё, когда она посмотрела на часы и сказала:
 — Уже полшестого. Тебе пора собираться.
 — Мама, а когда я приеду домой, ты будешь моей подружкой?
 — Буду. — Мама улыбнулась.
* * *
День открытых дверей кончился, и мама уехала домой. Я ещё долгие ночи онанировал, представляя себе этот день. Иногда кончал по несколько раз за ночь. Больше всего боялся, что меня лишат отпуска за какую-нибудь провинность. Но меня не лишили отпуска. Даже, напротив, за примерную службу добавили двое суток. И в конце ноября я уехал в отпуск. И было двенадцать суток, полных нескончаемого инцеста. Мама ходила по дому, одетая в одни только босоножки, в которых она приезжала ко мне в часть. Я трахал её в самых разных позах, в самых разных местах. Я трахал свою маму на полу, на диване, на подоконнике, на обеденном столе, в ванной, просто стоя возле стены и, конечно, в маминой супружеской постели, где когда-то она занималась сексом с моим отцом. Просыпался я оттого, что мама сосала мне член или вводила его в себя. А если она ещё спала — я входил в неё, сонную. Вечером я ложился в постель с мамой и засыпал, не вынимая члена из её лона.
После отпуска был ещё год службы. Мама приезжала ко мне два раза — и день отрытых дверей для меня повторялся.
Теперь прошло уже два года после того, как я демобилизовался и вернулся домой. Мне сейчас двадцать два, а маме — сорок. Я живу с мамой, как с женой. Наши отношения стали спокойнее, обычно мы занимаемся сексом раз в день. В выходные — раза два или три.
Я нашёл себе подружку, в основном, по настоянию мамы. Маме казалось, что не иметь подружки — это ненормально для парня моего возраста. С подружкой я встречаюсь уже полгода. Она знает о моих отношениях с мамой — я сам рассказал ей об этом как-то раз, когда она после бурной ночи начала утверждать, что очень любит меня и простит мне всё что угодно. Иногда я даже сплю с ними обеими в одной постели, трахая их по очереди. Но маме это почему-то не очень нравится.
Наверное, если наши отношения продлятся ещё несколько месяцев, подружка станет моей женой. Они с мамой обе уговаривают меня жениться, я пока не тороплюсь.
Если у меня когда-нибудь будет сын, я не только не буду возражать, чтобы он занимался сексом со своей матерью, на даже сам попрошу жену об этом. А если будет дочка, то, наверное, первым мужчиной, которого она узнает, будет её папа...

Поделиться в: