Значит, торговали мы тогда с Эдиком компьютерами. Да. Точнее, я торговал. Хотя я в компьютерах не сильно волоку, кроме как по Клаве стучать, а Эдик называл себя хакером. Правда, нет ли — да как проверишь, если сам не врубаешься. Во всяком случае, бухгалтерши из соседних фирм частенько бегали к нему советоваться по поводу 1С, банк-клиент наладить, ну и в таком роде. И это просто бесило его жену — Валентину. Ревнивая была, как полтора Отелло. Впрочем, и Эдик ей в этом смысле не уступал. Но у него хоть повод был — Валентина приехала в наш город из райцентра, кровь с молоком, коса — до пояса, ниже пояса тоже ого — го, натуральная блондинка с синими глазами, так что мужики, которые приходили к нам компьютеры покупать, больше на нее смотрели, чем на комплектацию. Валентина у нас бумагами занималась, и за кассой сидела. Она — за кассой, я лохам мозги полоскал, а Эдика мы от покупателей прятали — он любой товар мог обгадить, ничего ему не нравилось, ни софт, ни железо. А Гейтса вообще ненавидел и считал пидером. Дела у нас, вообще-то, неважно шли. Не из-за Эдика — просто не хватало бабок для хорошего рывка. Продавали мы чужие компьютеры, на реализацию брали, а на этом много не заработаешь. Но пока не об этом. Так вот, Валентина была — полный улет. А вот Эдик... Метр 60 ростом, минус 8 диоптрий, а сложение — хреном перешибить можно. Хотя это я загнул. Хреном Эдик сам кого угодно перешибить мог, точно знаю, ходили мы с ним время от времени в сауну. Так что кое-кто удивлялся — что, мол, она в нем нашла? А я — нет, не удивлялся, точно знал, что именно.
Так вот, сидим мы как-то в четверг после работы в офисе, пиво дуем, и планы строим, где денег взять. Первоначальный капитал, мать его в еб. Точнее — мы с Эдиком пиво, а Валентина мартини любила. Как у них, в Густозадрищенске, можно было полюбить мартини — не знаю, однако — поди ж ты. В этот раз денег на мартини не было, Валентина пила сок и доставала поэтому нас больше обычного. И тут телефон звонит. У нас с Эдиком в руках банки с пивом были и сигареты, а у Валентины — только сок, поэтому трубку она и взяла. Вначале разговора она сняла со стола одну ногу, при чем разрешился давно волновавший меня вопрос о цвете белья. Потом — сняла вторую ногу, потом встала, и до конца разговаривала стоя. Я уже ждал «да, товарищ Сталин» — но неожиданно ошибся. Виталий Павлович какой — то. А в остальном — все правильно... да, Виталий Павлович; конечно, Виталий Павлович; обязательно, Виталий Павлович. Смотрю на Эдика — а ему каждый этот «Виталий Павлович», как отвертка в жопу с проворотом.
Валентина наконец-то попрощалась, положила трубку и посмотрела на нас внимательно. — Все, обормоты. Кажись, мы прорвались. Однако, первым прорвало Эдика. Мы работали вместе полтора года, всякое бывало, и матерились в сердцах иногда, но чтоб так он жену обкладывал — это впервые. Валентина, однако, не смутилась. — Закончил? — спросила она, хотя как по мне, это была только пауза. — Так вот. Хорошо. Я не поеду. И ты тут еще полтора года хером орехи колоть будешь. Щелкунчик недоделанный.
Из дальнейшего выяснения я понял вот что. В школе, в старших классах, у нее был роман с колхозным агрономом. Он ли лишил Валентину невинности, не он ли — осталось загадкой, и никого, кроме Эдика, не волновало. Агроном неожиданно пошел в гору, и сейчас руководил областным сельским хозяйством. А жена Эдика, не будь дура, последний год окучивала предполагаемого бывшего любовника (только предполагаемого — утверждала Валентина, на любовнике настаивал Эдик) на предмет поголовной и эксклюзивной компьютеризации аграрного сектора области. И вот завтра начинается, а послезавтра — заканчивается совещание этих самых аграриев. Виталий Павлович готов отрекомендовать нашу фирму для сотрудничества. При обязательном присутствии. Валентины. Чтоб договор с собой привезла, ясен перец.
Как мы все это обсуждали — рассказывать долго можно, но не буду. Хорошо хоть, все понимали — Эдику там делать нечего. Взял он с жены страшную клятву верности, а с меня — клятву за той клятвой следить, и пригрозил страшными карами. Ей — в случае чего, перейти исключительно на анальный секс, а мне — дать по морде (если сам на Валентину позарюсь), и уйти из фирмы, если не услежу. Сам, мол, продавать будешь. Мне-то что, я продам, Если покажут, что продавать и расскажут, с какой стороны оно включается, а вот рассказать-то, кроме Эдика, было и некому. Что касается по морде... пусть достанет сначала, до морды — то.
Собрались мы, и с утра поехали. Да, а совещание проходило на межколхозной базе отдыха, километрах в 100 от города. 100 — то 100, а автобусами с пересадкой добрались мы только к вечеру. На машине быстрее, говорите? Так на машину еще заработать нужно, а пока — да, вот так вот, автобусами, и нехрен смеяться.
Что скажу — устроились межколхознички неплохо. Лес, река, пляж, различной степени пузатости межрайонное начальство — без жен, но с телками. В смысле — с сотрудницами. На их фоне Валентина выглядела просто зашибись. Пузаны посматривали на нее с любопытством, то на нее, то на Виталия Павловича, но близко не подходили. И понял я, что проследить за верностью будет непросто. Собственно, совещание уже закончилось, точнее — перешло к главной своей части. Сравнительно быстро все нализались, как поросята, а уж со мной каждый отдельно выпил, за чем Виталий Павлович старательно проследил. Договор, кстати, взял — и в папочку положил. Сказал, завтра подпишет, на свежую голову.
Пришло время по койкам расходиться. Нам с Валентиной выделили двухкомнатный домик — с виду ничего, но внутри — фанерный. Да мне уж все фиолетово было, спасибо, что с сортиром, проблевался — и в люлю. Лампочка под потолком покружилась, пыталась клюнуть меня в лоб, но не успела — отрубился я.
Проснулся ночью от сушняка и от голосов за стеной — да чего там, фанера, слышимость полная. Попил из крана, вернулся в койку, лежу и слушаю. Только вот врать не надо, что вы слушать не стали бы. И понимаю, что у Палыча облом случился. То ли жара, то ли тоже перебрал. А нечего на выпивке экономить. Ну с какой такой бедности паленую водку было ставить?! Уж как он ни пыхтел, как Валентина ни чмокала, — а все по нулям. Ладно, думаю, кина не будет, сейчас он свалит, может и мне перепадет чего. Чтоб по морде от Эдика получить — это еще постараться нужно, да и кто ж ему скажет, болезному.
И хрен там я угадал. Сначала по комнате проехал свет от велосипедной фары, потом зашуршали шины, и в соседнее окно постучали. За стенкой все стихло. — Витек, скотина ты эдакая — прозвучало в ночной тиши ласковое низкое контральто. — Я все знаю. Открывай, сволочь, я на твою блядь посмотреть хочу.
 — Катя, ты, что-ли — неожиданно сонным голосом отозвался Вмталий Павлович. — Сейчас открою, совсем с ума сошла, третий час ночи... Нет, так просто люди в областные руководители не попадают. В следующую минуту открылась соседняя комната и Виталий Павлович громко затопал к двери. Валентина при этом метко, но бесшумно была вброшена в мою комнату. Следом полетела охапка белья, при этом размеренный шаг Палыча навстречу неизвестной Кате не прервался ни на полтакта.
 — Жена — ответила Валентина на незаданный мной вопрос, прыгая и пытаясь попасть одной ногой в трусы. — Завфермой так и работает, пасет его постоянно, а чего его пасти, кому он нужен...
Палыч открыл входную дверь, громко чмокнул саркастически хмыкнувшую супругу и повел ее в соседнюю комнату, объясняя по дороге, что вот тут вот компьютерщики из соседней области ночуют, муж с женой, а может — и любовники, хрен их разберет, нынешнюю молодежь... Голос его звучал, перемещаясь из коридора в комнату, Катя сначала повякивала почти беззлобно, потом ... повякивать перестала и принялась за дело. Размеренный скрип кровати показал вскоре, что дело свое она знала хорошо.
 — Хоть одним глазком — судорожно натягивая лифчик, прошипела Валентина — одним бы глазочком глянуть, что она с ним делала...
Кровать скрипела, потом за стенкой шумно задышали, и нельзя сказать, что мы остались равнодушными к простым человеческим радостям. Сначала, правда, я получил локтем по ребрам, снятый обратно с Валентины лифчик обошелся несильным толчком в живот, относительно упорная борьба завязалась только в районе трусов.
За стеной в это время прозвучало дружное «О-ох...», и вскоре невидимая Екатерина снова зашуршала шинами, чтобы успеть к утренней дойке. Железные, блин, бабы руководят фермами, какие там кони, какие избы, что ты...
Мы в это время горячо обсуждали необходимость контрацепции, и так все складывалось, что в крайнем своем виде необходимость эта отсутствовала.
Так оно и оказалось. Очень скоро оказалось, как только я поднял голову, зажатую ее ногами. Дышать — то тоже иногда нужно. Хотя не всегда получается — у меня тогда не сразу получилось, потому что из окна в комнату смотрела, не мигая, голова Эдика, во все свои минус 8 диоптрий. Это потом я сообразил, что ни зги в комнате он не видит, а сразу дыхалку перехватило, что выдохнуть не мог, не то что вдохнуть. Так ничего и не разобрав, Эдик переместился к окну Палыча и из каких-то, ему одному известных, соображений застучал по раме.
 — Петров, сука! Где Валька?! Открывай, сволочь!!!
Скажу вам — я тоже менеджер не из последних. Природная реакция, да и пример Палыча был еще свеж. Через несколько секунд, тоже сонным голосом, я объяснял из окна соседней комнаты, что Валентина — рядом, он, Эдик, совсем офонарел, и если потратил выручку на такси, то в гробу я видел такой бизнес. Оказалось, на попутке ехал. И то хорошо. Дальше все пошло по прототипу — Валентина пошла открывать дверь, я сгреб шмотки и окончательно перебрался к соседу. Палыч, кстати, не проронил ни слова — ограничился тихим «Тс-ссс...» и ушел в астрал. За стеной в это время шло бурное объяснение. И я много узнал о себе — мудаке, алкаше и раздолбае. Это от Валентины. А о ней — суке, бляди и прошмандовке — от Эдика. Закончилось все как полагается, по семейному. Понятное дело, скрипом, как у Палыча с Катей, не обошлось, комната ходила ходуном, койка в конце концов рухнула, а уж вопила Валентина так, что собаки на охране выли. Похоже, Эдик все же выполнил свою угрозу, а может — у них каждый раз так все происходило, не знаю, врать не буду. А под утро она его спровадила. И правильно — секс сексом, а компьютеры тоже продавать нужно, договор подписывать, в этом деле Эдик — только помеха. Это, брат, тебе не членом махать. Хотя, если честно, после такой ночи и я не совсем понимал, с какой стороны теперь к этому делу подступиться. Палыч, кстати, продолжал хранить молчание. Я деликатно покашлял.
 — Что, пересохло в глотке — то? — Наконец. Он сам начал разговор, значит — есть что сказать. Слушаем внимательно.
 — Зови Валю. И сам же и позвал... — Валюша, давай к нам, быстренько!
Валентина не заставила себя ждать. Была она необычайно хороша — шея в засосах, башка лохматая, лифчика под надорванной футболкой не наблюдалось. Не иначе, пал жертвой страсти. Но глаза... Синие — синие, с поволокой, в этот момент она любила весь мир, и мы с Палычем не являлись исключением.
 — Значит, так. Что тут было — все мои слышали. И член на них.
Крепка, видно была давняя любовь. В такой момент заменить хуй членом? Ради Валентины, у которой до сих пор в каждом глазу именно по хую стояло? Нет, не понять мне то поколение...
 — Ты, Валюша, сейчас собираешься и уезжаешь. Мой водитель отвезет. Заодно своего... прихватишь, он еще до трассы не дошел. Ты — Петров? Ты, Петров, остаешься, похмеляешься и договариваешься по своим делам. Я помогу. И молчишь, главное. С Валей был я. И точка. А то ерунду всякую болтать начали...
Так оно все и вышло. Валентина уехала с подписанным договором. Палыч наутро ходил орлом, знакомил меня с районными начальниками и оч-чень рекомендовал со мной поработать. Пузаны смотрели на Палыча с уважением, а их бабы — со сладким ужасом. Прайд на глазах приходил в порядок.
Домой меня отвозил тот же водитель, что и Валентину. Долго ерзал, посматривал на меня, и в конце концов не выдержал... — слушай, кореш, а вы с Палычем не в два смычка ее драли? А мне вот не дала...
Я повернулся к нему всем туловищем и внимательно посмотрел. Водитель перестал ерзать, сел прямо, замолчал, и до конца пути уже не отвлекался от дороги.

Поделиться в: