Селяне быстро собрались на полянку у барского дома. Солдат царя Петра Алексеевича всем хотелось посмотреть. Их было четверо. Офицер и сержант стояли на крылечке. Староста сказал Вовчику поближе подойти.
 — Многие враги вероломно напали на Московию. Отечество защищать надобно, несметную рать сотворить. Государевым указом я забираю в солдаты тебя, тебя и тебя, — офицер в белом шарфике указал на трех здоровенных молодых мужиков.
 — Тебя тоже, — его палец указал на Вовчика.
Мамка заголосила. Солдатик легонько стукнул ее прикладом фузеи. Другие бабы сразу примолкли.
 — Вот дура, счастья своего не понимает. Сынок обут, одет, казенное мясо каждый день и монеты в кошеле звякают. А война раз в году! Расходись! — проорал офицер, полянка сразу опустела.
 — Рекрутов в баньке помой, наряди в государеву одежку, простому шагу маленько поучи, да и проведи по сельцу. Пусть гордыня у них взыграет, а мальцы позавидуют! — приказал поручик жутко усатому сержанту, — потом в амбаре запри, чтоб не сбегли.
 — Сбегут засеку, месяц не встанешь, — обратился он уже к старосте, — зайчатинки али солонинки от пуза прикажи им принеси, бражки скоко захотят. Молодиц али вдовиц, которые охочи, запри с ними. Мне пару девок приведи да о харчах озаботься.
Сержант толкнул Вовчика.
 — Этого оставь, со мной устроится в барском доме, — придержал его поручик. — Грамоте знатно разумеешь, батюшка поп сказывал. Я в твои годы только крестики ставил. Меня тоже из деревни в потешные солдаты забрали, теперь гвардеец! — Поручик гордо выпятил плечи. — Ты, дурень, смазливый да грамотный, далеко пойдешь! И казны отвалят и чинов дадут! Погодь, бороденку надо соскоблить, сам небось не умеешь!
Пока солдат скоблил во дворе Вовчику бороденку, староста привел аж трех баб:
 — Оченно охочи до государевых людей!
 — Ай да староста, ай да молодец! — поручик помял титьки и задницы, бабы от приятности хихикали. — Хороши тетки! Петров!
Сержант встрепенулся.
 — О бабах озаботься, ублажите как следует государевым людям, кого к кому на постой сам определишь. А мне девок давай! — любезно приказал офицер старосте, — да барские хоромины топить не вздумай, неча дрова переводить, комнатенку обустрой с печуркой, и шкур на пол накидай, медвежьих али овчинных. Погодь, хряпни винца казенного.
Староста хряпнул кружечку, раскашлялся, водки в деревнях отродясь не видели, только в больших столицах она была, и пошел за девками.
 — Что батюшка барин отведать изволите? — ключница Арина Игнатовна низко поклонилась.
Была она в черной хламиде до самого пола, и платок лицо закутывал.
 — Мы народ простой, че есть то и давайте! Оленинки, кабанятинки, рыбки пригожей, пирожков, грибочков, кваску брусничного, да и яблочек моченых. — Поручик ощупал хламиду со всех сторон, и платочек раздвинул, — а захотелось мне твово сладкого тела. Пойдем в баньку омоемся, опосля и блуду предадимся?
 — Ты барин охальник, — засмеялась ключница, — давно меня никто не охаживал, окромя нашего барина! Пойдем!
 — Твоего барина Гришку я знаю, в Посольском Приказе служит. Пригожий блуд устроишь, я тебя в карты выиграю! Деревеньку мне пожаловали Государь Петр Алексеевич, хорошей ключницей надо озаботиться. Девок только подождем, староста скоро доставит. А это что за дива? — поручик облапил дворовую девку Верку, которая закусочки уставляла, она расхихикалась.
 — Губы барин не разевай, Верка целомудрена девка, для Григория барина сберегается! — оскалилась Арина Игнатовна.
 — Молодец девка, целкость зело уважаю и никогда не трогаю. А от потитьканья девке не убудет! Да барином меня не величайте, из рабов в люди выбился, Олешкой меня зовите, при торжествах \"господин поручик\»!
Еще одна баба возникла. Ключница повинилась:
 — Ты Олешенька прости, с деревенскими блядями невместно мне блуду придаваться. Староста привел, я их рекрутам отослала. Степашка заместо них будет.
 — Больно худовата, — разочарованно цыкнул зубом поручик.
 — Зато пылу в ей много и мастерица отменная! Барин ее в Риге купил, за двенадцать рублев, знать понравилась, да охаживал совсем малость. Продыху ему государь не дает, из одной басурманской страны в другую посылает. Совсем наша деревенька осиротела.
Верка интересно смотрела. Арина Игнатьевна шлепнула ее по губам:
 — Пошла вон, дозревай, лахудра!
 — В баньке пора омываться, Оринушка меня веничком помоет, Степаша Вовчика! — пожелал поручик.
В баньке Вовчик опозорился, естество у него восстало от нагих баб.
 — Обучать вьюношу придется приличиям, в баньке блуду не место, опосля самый раз! — огорчился поручик, уложил Вовчика на полку, парку подбавил и приказал Степке, — отхлестай до красноты!
Девка расстаралась, не хуже попа деревенского, когда он розгами Вовчика грамоте учил. Сам поручик довольно покрякивал на другом полке:
 — Ой, Аринушка, ой да бабенка сладкая, славно веничком ублажает государева человечка!
Бабы сами друг друга хлестали, мужчинам не доверили.
Потом пошли в горницу. Бабы белые хламиды натянули расшитые, Вовчику простую сунули, поручику персидский халат вручили.
 — После баньки укради, да выпей! — в горнице он побулькал бутылью.
Бабы долго нюхали кружки и не решались пригубить. Вовчик тоже не решался, на бражку напиток не походил.
 — Так надо делать, — засмеялся поручик и глотнул кружечку, — а потом грибочек в рот засунуть, темнота деревенская!
Все сразу глотнули, три руки встретились в плошке с грибами. Вовчик еле заел эту гадость. Но в животе потеплело и стало приятно. Верка тут в дверь сунулась:
 — Горяченькому пора?
 — Погодь маненько, царского винца хлебни, да боле не заглядывай, пока не позовут! Неча тебе срамотой любоваться, — осердился поручик.
 — Давай Оринушка, поглядим, как рекрут Степашу охаживать будет, а сами пока распалимся, — облапил он ключницу.
Степашка огорчилась, поручика ей видно хотелось. Хламиду она стянула, худа была почти до безобразия. Деревенская блядь Лушка, которую Вовчик с другими отроками валял на сеновале, не в пример телеснее. Но естество восстало. Он ждал, когда девка подставит свои непотребства, она толкнула его на медвежью шкуру и оседлала.
 — Такого разврату я не мечтал, — прохрипел поручик.
Девка тряслась на Вовчике и приятно мычала, титьки мотались вверх вниз. Долго поручик не выдержал и стал валять ключницу.
 — Ой, хороша ваша деревенька! — блаженно сказал он, булькая бутылью, когда маленько отошел от блуда, — В своей-то я еще не был, Государева служба измаяла. Может, тоже хороша. Вы бабы пока не одевайтесь, отдохнем и дальше блудить будем!
 — Знатно Олешенька ты меня обиходил! — прижалась к нему Арина Игнатьевна.
Вовчик смотрел на нее во все глаза, он и не думал, что столь прельстительная особа под черной хламидой окажется.
 — Вовчик тоже хороший мужчонка оказался, — Степаша поерзала по нему титьками, вялое естество стало оживать. — Ты зачем Алеша его в солдаты взял, не богатырь он, в стенку его не звали с другой деревней драться?
 — Под Нарвой шведы нас погнали. Войско другое теперь требуется, богатырей много, грамотеи нужны. Поп сказывал, он цифирь знает отменно и честность в нем есть. Хоть казну считать в нашей роте и то пригодится. Казна у нас не малая! А воинская наука? Без цифирей нас и дальше гнать будут! Бабы, Государеву политику обсуждать не место! Блуду время ... не пришло?
 — Олешенька, как Степаша ублажать я не смогу. Дородна слишком, попрыгаю, да и раздавлю поручика. Жалко мне будет, усы твои больно пригожие, и Отечеству убыток. Погодь немного! Больно хорошо было! Барина два года не видели, а с мужиками нам невместно. Скажи еще про воинство?
 — Другое теперь воинство! Такая пигалица с пистолем богатыря с бердышом завалит, — поручик помял Степашины титьки, приподнял и пересадил себе на колени. — Прости Оринушка, любые титьки люблю, и знатные и махонькие. Ты, рекрут, Орине телеса приласкай, пока я про воинство глаголить буду. Не то глаза твои лопнут от ее прелестностей!
Бабы захихикали, Арина Игнатьевна подсела к Вовчику:
 — Как ты, Олешенька, поручиком стал, за подвиги?
 — Без подвигов безродному нельзя! Да больно подвиги мои кровавы, рассказать, вы бабы спать не станете. И за грамотность! Столько рублей за обучение отдал, сказать страшно! И мука была жуткая, в младые годы учиться надобно!
Вовчик почти не слушал, телеса тискал.
 — А теперь боевому строю заморскому учимся. Давайте бабы пройдите строем.
Он показал, как следует идти. Бабы хихикали, естество поручика сильно размахивалось. Нагие бабы встали рядышком, подняли по ноге и от смеха на шкуры повалились.
 — Потому воинских баб и не бывает! — огорчился поручик, — амазоны были, да сгинули. Зато воинов ублажать лучше них не придумать!
Он легко поднял Степашку, опустился на шкуры и возложил на брюхо. Ключница привстала, притянула Вовчика прямо за естество и повалила. Он возлег на пригожие телеса и больше ничего не видел.
Горяченького после блуда решили отведать и приличности ради хламиды надели, девственную Верку собрались не распалять. Поручик много чего сказывал про воинство. Бабы часто ахали и уста ему лобзали. В конце трапезы он прижал Степашу:
 — Пригожая ты девка! Но я к Оринушке в светелку на лежанку отправлюсь! Куртуазами займемся! Тебя рекрут ублажать станет! Плохо амуры вставит, мне пожалуешься, шомпола солдатские испробует!
Далее туман от государственного винца Вовчика закутал, всех Степашкиных приятностей он не упомнил.
Утром Вовчик проснулся от пинка поручика. Голова походила на колокол.
 — Где Оринушка? — спросил он.
Вовчик осмотрелся. На шкурах спала Степашка, холстина ее покрывала. Она сладко сопела. Он приподнял холстину и порадовался, сколь приятно и тепленько худенькое тельце. Поручик тоже поглазел. Ключницы не было. Пошли искать по барскому дому. Она была уже занята делом, хлестала Верку розгой.
 — Вот баба работящая! — восхитился поручик и засмотрелся на красную девкину задницу, Вовчик тоже засмотрелся, — Почто лупишь?
 — Приятность в ней была от лапанья твоего, и развратность нашу за дверцей выглядывала!
 — Да такой пригожий задок и пожалеть можно, Оринушка!
Арина Игнальевна Веркин подол опустила и шлепнула зад ладошкой:
 — Быстро по ковшику принеси, поручику венгерского, служивому бражки!
 — Оринушка, я ведь за тебя сорок рублей Гришке дам, и шестнадцать за Степашку!
Ключница засмеялась:
 — Небось, обманите, господин поручик!
 — Если жить в сражениях останусь, не обману! — нежно он ее облапил, Верка и Вовчик почти услезились.
 — Рекрут! Найди сержанта, в Государеву одежду он тебя нарядит, в возке она лежит, и покажись мамке, пущай гордится. Сукно у нас голландской работы, гвардия все-таки. Да батюшке попу поклонись в ножки! Не зря он тебя учил, в люди выходишь! Мы с Оринушкой маленько попрощаемся.
Сержант покривился, очень ему не хотелось отрываться от вдовушки, но одежку выдал. Мамка была счастлива. Вовчик обещался ей грамотки посылать. Поп читать грамотки умел и староста.
Вовчик ступал в мундире по деревеньке, и был грустен. Мальцы и малые девки за ним восторженно бежали, мужики и бабы посматривали как на заморское диво, подойти боялись. Гордостью он воссиял, но тоскливость была более дальнего озера.
Только в полдень воинская команда отправилась монастырь от монахов штурмовать.
Началась Государева служба!
e-mail автора: kurtasov@mtu-net.ru

Поделиться в: