Действие на экране было уже в самом разгаре, когда я услышал, что дверь открывают своим ключом. Учитывая, что родители были в отъезде, это могла быть только сестра, а потому я никак не среагировал на звук поворачивающегося ключа, продолжая смотреть видео. А оно действительно притягивало взгляд, раньше мне не доводилось видеть ничего подобного. Обыкновенная с виду, достаточно молодая и симпатичная женщина лет тридцати, глядя поверх камеры, сняла с себя одежду, подошла к креслу и легла животом на его поручень, перегнувшись и выставив попу. Через несколько мгновений на нее обрушился первый удар ремня. Видео было снято в обычной квартире, любительской камерой, свет был поставлен плохо...
Но с первых секунд я догадался, что это — не низкопробная актерская постановка, а настоящая запись из чьей-то частной жизни. После девятого удара женщина начала голосить, и я убавил громкость, а когда сестрица толкнула дверь моей комнаты, уменьшил видео до размеров небольшого окна и повернулся к ней.
На самом деле, Таня вовсе не была мне родной сестрой. Как говорят в народе, седьмая вода на киселе, или — дальняя кузина. Это, как говорили в старые времена, многообещающая степень родства. Тем более, что мы даже познакомились уже почти взрослыми людьми. Мне тогда было пятнадцать, а ей — семнадцать лет. Однако, судьба сложилась так, что мы почти моментально стали близкими людьми. Родители приняли ее как дочь. Мы все время проводили вместе, отлично и много общались, нас уже мысленно сватали друзья и даже родители. Но при всем этом — никакого намека на физическую близость. Душевная — да, мы были друг другу ближе чем кто бы то ни было, поверяли тайны, делились секретами, оказывали «консультации» по психологии противоположного пола, но никогда не позволяли себе никаких вольностей в отношении друг друга. Наверное, это было парадоксально, а уж как смотрелось со стороны. Чего стоило одно то, что мы несколько лет спали под одним одеялом, а зимой, когда было холодно — так и вовсе в обнимку, грея друг друга теплом своих тел! Как бы там ни было, мы действительно были как брат и сестра. Потому я позволю себе так называть Таню на страничках этого повествования.
Татьяна была очень привлекательной девушкой. Высокая, метр семьдесят три, атлетичная брюнетка. Красивые длинные ноги, ни грамма лишнего веса, длинные отливающие синевой черные волосы. Ее несколько портила только небольшая грудь — первый номер. Кроме того, она умела себя преподнести, прекрасно одевалась и потому не имела отбоя от поклонников. Причем не наших ровестников, а знающих себе цену парней лет тридцати. Впрочем, оставим лирику.
«Привет, Андрюшка! Как сегодня дела», — сестрица присела на кровать рядом с моим креслом, и принялась расспрашивать о случившемся за день. Я отвечал ей, завязался диалог, но постепенно ее внимание перешло на действо на экране. С интересном наблюдаю за удивлением, появившемся на сестрином лице. Оно сменяться возмущением, даже отвращением. Но вот в ее глазах появляется интерес, еще совсем несмелый... И вот уже Таня просит меня развернуть видео на весь экран и сделать звук погромче.
Я делаю. Сестрица сидит возле меня на кровати, а я немного поворачиваюсь к ней на своем вращающемся стуле. На экране ремень продолжает опускаться на беззащитную попку женщины. Меня удивляет ее выдержка — она получила уже не меньше тридцати довольно весомых ударов, весьма болезненных. После каждого она вздрагивает, мелко сотрясается, с губ ее срываются глухие стоны. Но она не кричит, не просит пощады и не делает попытки прекратить экзекуцию. После очередного, вероятно особенно сильного, удара женщина наконец заголосила. Я вновь перевожу взгляд на Таню. В ее глазах уже читается явный интерес. Сестрица провожает взглядом каждый полет ремня, а при раздающемся звуке удара и всхлипе жертвы немножко вздрагивает сама. Из одежды на сестре, по летней жаре, лишь легкий шелковый халатик, гладкая и невесомая ткань которого струиться по ее ногам, выгодно подчеркивая их красоту. Насколько я могу судить по немножко разошедшимся наверху полам — лифчика на Тане нет.
Вдруг шлепки прекращаются, остались лишь всхлипывания выпоротой женщины. Таня смотрит на меня, наши взгляды встречаются... В ее глазах прыгают бесенята. Похоже, увиденное завело ее посильнее, чем меня! Впрочем, пока что я по-прежнему вижу в ней лишь сестру. Начинаю думать, что случившееся очень хорошо, и радоваться, что видео закончилось, иначе мы, распаленные животной страстью, могли бы дойти до такого, о чем пришлось бы потом жалеть. Но не успел я порадоваться, как Татьяна, протянув руку, указала мне на монитор, а затем кивком головы поманила меня сесть рядом с собой.
Пересев на кровать, рядом с сестрой, я вновь посмотрел на экран, где разворачивалось новое действо. Женщина, встав с поручня и несколько раз покрутившись на месте, продемонстрировала оператору покрасневшую попку и четкий след от деревяшки на животе. Затем она, стоя полубоком к камере, с юношеской гибкостью нагнулась вперед на прямых ногах, и замерла в этой позе, обхватив ладонями свои щиколотки. По опыту зная, сколь трудно даже просто так нагнуться, а не то что зафиксироваться в этом положении, я отдал должное мастерству женщины. Явно занималась гимнастикой.
Неожиданно камера повернулась, и выхватила висящие на стене детские скакалки. Знаете, такие резиновые прыгалки, еще советского производства. Крученый шнур толщиной миллиметров пять, из очень прочной резины. Явно оператор показывал их не просто так. Вот мужская рука протянулась и сняла их со стены. Сложив вдвое, со свистом повертела в воздухе, описав несколько петель. Негромкое: «Ой, мамочка!» я услышал одновременно и из колонок, и от сидящей рядом со мной сестры.
Описав в воздухе несколько свистящих кругов, сложенные вдвое прыгалки обрушились на выставленную попу бедной женщины. Звук шлепка, раздавшийся при этом, превзошел все мои ожидания. Как и высокий вопль истязаемой, вздрогнувшей всем телом и словно бы подпрыгнувшей вверх. Вот второй удар, третий, четвертый — они посыпались, как из рога изобилия, с маленькими паузами. После каждого удара поперек ягодиц оставалась багрово-красная петля около десяти сантиметров длины — след от удара, быстро наливавшейся синевой. Жертва голосила теперь не переставая, она повизгивала между ударами и кричала, получая их. Новый, особенно сильный удар — и орущая женщина с плачем отпускает свои щиколодки и закрывает ладонями горящую огнем попу. Но тут же, получив прыгалками по пальцам, убирает руки вниз, обхватив колени и приняв чуть менее неудобную позу. После еще нескольких ударов, каждый из которых вызывает у жертвы протяжный крик и небольшой прыжок на месте, в экзекуции снова наступает короткая пауза, и я поворачиваюсь к Татьяне.
Ее рот полуоткрыт. На щеках играет яркий румянец, на лбу — легкая испарина. Грудь вздымается в такт глубокому дыханию, ножки с силой сжаты вместе.
А мой взор вновь устремляется на экран, где декорации успели поменяться. Та же женщина прогуливается по лесочку, выбирая прутья, взмахивая ими в воздухе, видимо пробуя на гибкость. Затем она подходит к припаркованной машине и, протягивая пук оператору, кокетливо просит его хорошенько выпороть ее. Мужские руки стягивают с женщины юбку до щиколоток, а затем и трусики — до колен. Она немножко нагибается вперед, касаясь грудью борта старенькой красной «Нивы», и выпячивая насколько возможно попку, берясь руками за рейлинги верхнего багажника. В камере раздается мужской голос: «будешь считать вслух». Это было еще интереснее.
Первую дюжину ударов женщина выдержала твердо, сразу называя цифру. Затем начала постанывать после каждого удара, а перед счетом 21 раздался первый, еще негромкий вскрик. В этот момент я почувствовал Танину ладонь в своей. Новый удар — и сестрины пальчики немножко сжимают мою руку. С каждым ударом это невольное пожатие становится все крепче. Я смотрю только на экран, но чувствую,...  что сестра потихоньку пододвигается все ближе ко мне. Вот ее бедро уже касается моего...
Украдкой смотрю на Татьяну. Вот это да! Никогда в жизни не видел настолько заведенной девушки. Губы налились ярко-алым, глаза заволокло поволокой, дыхание глубокое и частое. Прилично разошедшийся халат позволяет мне увидеть, как в такт вздохам вздымается налившая грудь, небольшая, но очень красивой формы. Я и сам был порядком возбужден зрелищем порки, а теперь, взглянув на сестрицу, чувствуя прикосновение ее бедра к своему, мои мысли стали принимать совершенно другое направление...
«Смотри-смотри! Неужели ее еще и вот этим?» — в дрожащем от возбуждения Танином голосе слышалось такое изумление, что я вновь повернулся к монитору. Видимо, с момента той порки прутьями, что мы только что посмотрели, прошло уже несколько недель — рубцы на ягодицах женщины почти полностью зажили, осталось лишь несколько светло-розовых полосок, хотя пороли ее до крови. Теперь съемка велась, очевидно, на дачном участке или в деревенском домике. Скорее даже, в сарае. Женщина лежит на широкой, немножко наклоненной назад лавке. Ее руки уходят вниз, под лавку. Камера наезжает, и становится видно, что руки связаны. Ноги жертвы свободны, но все равно освободится и встать с лавки она не может.
Интересно, для чего ее привязали? Она ведь, не сопротивляясь, вынесла жесточайшую порку прутьями, прыгалками. Что же ждет ее теперь? Очевидно, Таня успела это увидеть, пока я загляделся на нее саму. А вот и разгадка — камера поворачивается в сторону, и у самой двери сараюшки обнаруживаются густые заросли крапивы. У меня даже мурашки бегут по спине — в детстве один раз наказали крапивой по голой попе, так ожоги сходили потом несколько дней.
Рукой, защищенной грубой перчаткой, истязатель нарвал приличный пук крапивы. Подойдя к привязанной женщине, он протянул его и легонько дотронулся до ягодиц. Ахнув, несчастная заизвивалась, пытаясь отстраниться. Палач засмеялся: «Ну что ты вертишься, Ленуся! Это пока совсем не больно. « Через мгновение он размахнулся и с силой опустил пук крапивы на женские ягодицы. В первый момент крика не было, тело сильно дернулось вперед, распластавшись по деревянной скамье, а потом по ушам ударил задавленный вопль, словно женщину душили. Она не умолкала добрых десять секунд. Палач ударил ее еще четыре раза, и крик перешел в захлебывающийся вой. Красивое тело билось, словно в конвульсиях, обе ноги слетели с лавки влево, женщина дергала руками изо всех сил, пытаясь освободиться. Безрезультатно. Новые удары зацепили ее бедро и правую ягодицу, вызвав новый вскрик нечеловеческой боли. Неожиданно камера переместилась и показала лицо жертвы. Это трудно передать словами. Волосы спутались, лицо в поту, глаза безумные, навыкате, нижняя половина лица вся перекошена. Рот полуоткрыт, в углах висит пена. Женщина уже не может кричать, она просто хрипит. Но тут ее лицо сводит еще сильнее, хотя мгновение назад это казалось уже невозможным. Рот распахивается в почти неслышном крике, лицо мгновенно становится чуть синеватым. Камера отъезжает, и становится видно, что бесчеловечный мучитель засунул пук крапивы меж раздвинутых ног жертвы, жаля внутренние стороны бедер, промежность, половые губы.
Увиденное настолько шокировало меня, что я не сразу почувствовал, как Таня обняла меня, прижавшись ко мне всем телом. Уткнувшись лицом мне в шею, она дрожала, как осиновый лист. «Ну, сестренка, брось» — хотел успокоить ее я, но с языка сорвался лишь сиплый звук. От сильнейшего возбуждения, и шока от увиденного, у меня пересохло в глотке.
Я обнял Татьяну покрепче, и она, почувствовав тепло моего тела, немножко раскрылась. Ее левая рука ласково легла мне на затылок, а правая заскользила от шеи вниз. Сквозь коловшее меня иголками возбуждение я вспомнил, что передо мной моя сестра, и эта мысль мучила меня долгие десять секунд, не позволяя наслаждаться. Танина ладонь, погладив меня по животу, нащупала под легкими шортами стоящий колом член. Я ожидал, что сейчас она быстро отдернет руку, и все вернется на круги своя, но вместо этого сестрица начала ласково поглаживать припухлость на моих шортах, под аккомпанемент заходящейся плачем женщины. Еще несколько секунд я сопротивлялся этому безумию, но потом мою волю просто смело захлестнувшим меня желанием.
Сбросив с себя ее руку, я встал, нависая над кроватью, и потянул вниз шорты. Она перехватила моё движение, помогая мне спустить их. Мой немаленький член, выпрыгнув, оказался прямо перед ее лицом. Упрашивать не пришлось — сестрица, снизу вверх посмотрев мне в глаза, приглашающе приоткрыла рот. Подавшись бедрами вперед, я ввел член куда резче, чем надо бы. Но Таня легко приняла 21 сантиметр вздыбленной плоти, уперевшись носом мне в лобок. Вспомнив сестрины рассказы о минетах, которые она выделывала своим парням, я сделал несколько глубоких и быстрых движений бедрами назад-вперед. Татьяна была в своей стихии. При моем движении вперед она, причмокивая, делала глотательные движения, а когда я отшатывался назад, успевала ласкать ствол языком. Для столь быстрого ритма, навязанного мной, это была виртуозная техника.
Но трахать сестру в рот — не самое лучшее занятие. С сожалением я подался назад сильнее и вышел из Таниного ротика. В ее глазах на мгновение мелькнуло непонимание, которое быстро сменилось одобрением, когда я распахнул ее халат совсем, и опрокинул ее на спину. Учитывая наше обоюдное крайнее возбуждение, я не стал тратить время на предварительные ласки, хотя при иных обстоятельствах с удовольствием поласкал бы ее язычком. Закинув Танины ноги себе на плечи, и приподняв ее зад над кроватью ладонями, я ворвался в нее под протяжный стон, слетевший с сестриных губ.
Быстро качая бедрами вперед-назад, я довольно грубо трахал Таньку. Поза была не слишком удобной, поскольку мне приходилось удерживать ее на весу, а ей — сильно изгибаться (кровать была низковата, такая поза хороша на столе). На миг я прекратил двигать бедрами, руками двигая сестрино тело вперед-назад и словно мастурбируя себя им. Руки начали затекать, и нужно было сменить позу, хотя мне не хотелось прекращать этого безумного сношения и на несколько секунд. Наконец, сделав особенно резкий дернув ее на себя и вызвав этим новый Танин стон, я вышел из нее. Ни слова не говоря, сняв ее ноги с плеч, с силой перевернул ее на кровати лицом вниз, снова приподнял зад, поставил в позу раком. Сестрица приглашающе прогнулась в пояснице...
На этот раз я уже не торопился, а смаковал каждое движение. Медленно, сантиметр за сантиметром входя в нее, я наслаждался ощущениями. Впрочем, сказывалось перевозбуждение, и очень быстро я вновь взвинтил темп. Обхватив ее ягодицы ладонями и чуть разведя их в стороны, и сосредоточившись на процессе, я уловил посторонний звук. Не считая скрипа кровати, хлюпанья наших тел, стонов и тяжелого дыхания сестры, определенно было что-то еще. Ах да! Я и забыл совсем, а ведь видео с экзекуцией никто не выключил. Теперь о том, чтобы обернуться и посмотреть на экран, не говоря уже о выключении компьютера, речи и не могло быть. Потому не знаю, что именно там происходило, но периодически, раз примерно секунд в десять, раздавались отчетливые женские крики, что не на шутку заводило нас обоих.
Татьяна просунула руку к своей промежности и принялась пальчиками ласкать клитор. Естественно, в такой позе сделать это ей было очень неудобно, и потому я пришел к ней на помощь своей рукой. Работая пальцами как можно энергичнее, я сосредоточился на глубоких, размеренных движениях тазом. Уже чувствовалось, что надолго меня не хватит — сказывалось сильнейшее возбуждение. Однако и сестрин оргазм, судя по всему, был уже недалеко.
Периодические крики, льющиеся из колонок за моей спиной, сменились мольбами и плачем, а затем раздался душераздирающий визг. Это подхлестнуло Татьяну, она заработала попкой активнее, зарычала, мелко затряслась, и прокричала мне «можешь в меня». Долгих секунд десять я сдерживался, но великолепный женский крик, льющийся из колонок, и начавшиеся оргазменные судороги Таниного влагалища приблизили неминуемую развязку. Зарычав, я начал накачивать ее спермой, и на мгновение отключился...
E-mail автора: vdomah@yandex.ru

Поделиться в: