Всё о чём вы прочтёте и узнаете, станет моим откровенным признанием пред вами, пред собой, пред моей слабостью, стыдом и унижающей блажью. Теперь я и ненавижу ЭТУ пробуждённую часть себя, но и без неё не в силах жить, так как более НИЧТО не способно так будоражить моё сознание, воспаляя его неимоверным возбуждением от которого всецело холодеют конечности, после чего всё тело и разум переворачивается верх дном от неописуемого оргазма.
Описывая свою жену мне проще всего подбирать к ней только нежные эпитеты, полные любви и восхищения её миловидной привлекательности. Она у меня красавица. Я только увидел её и сразу почувствовал слабый отголосок ревности за ещё возможное наше совместное будущее.
Но конечно отвергал его, блокировал эту странную мысль о предполагаемой ревности к другим мужчинам и даже тем более — измене. Боялся, даже произнести это грязное слово... Я тогда не соглашался с внутренним голосом, что такую прелестную женщину невозможно не ревновать к другим, что на неё заглядываются многие и ещё раз многие. Только как я мог устоять от её обаяния, растаяв от любви? Увидев её, я обомлел. Ей тридцать, она крашеная блондинка с тонким носиком и узенькими розовыми губами, меж которых белеет ровный ряд лёгкой улыбки. Все её черты лица и пластика движений женственны и нежны. Фигура у неё миловидна: невысокая, с широкими бёдрами, узкими плечами, мягкой персиковой грудью второго размера (чуть припадающей книзу), молочного цвета гладкой кожей, и с немного обозначенным животиком. Одеваться она умеет, всегда выгодно и строго преподнося свои плюсы.
Порой, даже невольно ловишь себя на мысли, что она точно знает, что всё это обязательно оценят мужские глаза. Макияж — неброский, лёгкий, еле уловимый, за исключением глаз, которые всегда черны в подводке в таком сногсшибательном сочетании с белыми волосами, которые тоже по-деловому подзавиты на концах локонов, убраны или ободком или заколкой на затылке. Вся её работа оставляла на ней невольный отпечаток, только крася в сдержанных платьях, пиджаках, блузах и кофточках под звон каблучков, приподнимающих икры, затянутые в капрон. А когда я узнал её ближе, то вообще мог видеть только ангела в этом нежном теле, которое почти не знало ласк. Она оказалась стеснительной и робкой в сексе. Я и не требовал от неё никаких оральных ласк или поз. Я любил её, мне этого было достаточно, как и ей. Всегда секс был между нами, как вечерний акт нежности под одеялом под приглушённым светом ночника глаза в глаза, а потом поцелуи и сон в обнимку. Нам было так хорошо, о другом мы и не мечтали, будто в жизни претворяя увиденное романтическое отношение друг к друга из какого-нибудь лирического фильма.
Всё началось с её назначения... Все мои внутренние терзания, беды и горькая запретная сладость, которая унижает во мне мужа и мужчину. Это сочетание чувств бесконечно во мне и я не в силах ему противостоять. Уже нет, после того переломного момента...
Как обычно утром, мы собирались на работу. Позавтракали кофе и бутербродами. Она сказала, что сегодня как раз будет неделя, как её назначили заместителем декана, и можно было бы вечерком позволить съесть тортик. Я поцеловал жену в её закрытые губа, даже не касаясь их, чтобы не размазать слегка розовую помаду. Она заботливо поправила мой галстук, и мы поехали. Я высадил её у входа в институт.
Добравшись до своей работы, я обнаружил, что дел у меня почти нет. Начальник мой уехал в командировку с начальником повыше всех нас, поэтому меня никто не контролировал. Можно было по-быстрому ещё раз проверить хорошую работу главного компьютера, сеть, интернет и обновить купленный принтер. Я проторчал на работе до двенадцати и решил съездить к своей жене, чтобы сделать сюрприз и к часу (к обеденному перерыву в институте) угостить её купленным тортиком с шоколадным кремом. Мы могли бы закрыться у неё в кабинете и попить чай. Я знал, как она обрадуется.
С тортом я вошёл в институт, вахтёрша поздоровалась со мной, хорошо зная, что я муж одной из преподавателей, и я начал следовать вдоль дверей по коридору.
Был месяц июль. Студентов почти не было, а может быть, все они заседали в столовой?
Заметив издалека кабинет свой жены, я начал стремиться к нему. Дверь была закрыта на замок. Я открыл её ключом (который всегда носил на связке с другими) и вошёл внутрь. Напротив меня через несколько шагов стояли три стола помощников декана по разным делам. Все они были пусты, но я быстро отыскал своей жены по её сумочке возле монитора и сотовому телефону. Решив, что просто положу свой сладкий подарок с запиской позвонить мне, уйду и посижу в машине. А когда она вернётся и найдёт его, и позвонит, то скажу, что я ближе, чем она думает, и прибегу на чай. Будет приятный сюрприз. Я оставил подарок и только хотел уходить, как услышал за дверью (это был кабинет декана, а где стоял я и были столы это приёмный кабинет) отчётливый голос своей супруги.
 — Мне и думать нечего. Лучше я опять буду простым преподавателем экономики, чем это все. Извините, но я пойду.
Я замер, побоявшись, что сейчас все выйдут из кабинета декана, где, наверное, собрание и увидят меня. Но оттуда никто не выходил. Там раздался мужской голос. Он был такой нахальный.
 — Никуда вы не пойдётё, Юлия Романовна. Мы вам ещё не разрешали.
За ним сразу же рассмеялись двое мужских голосов.
 — Нам не о чем говорить, — сказала моя жена своим нерешительным тоном.
Мужики опять посмеялись, и в этом смехе был азарт и злость. Раздались звуки скрипа стульев по полу, шаги.
Я с подозрением, что всё мне это только кажется, подошёл к двери и увидел в её щель просторный кабинет декана со столом. Рядом со стулом стояла моя жена. Её лицо было испуганным и белым. Вокруг по обе руки были два крупных мужика, а напротив ещё один. Все они были в строгих костюмах и в галстуках. Их дорогим одеколоном ударило в щель, откуда я незаметно подглядывал. Они смотрели на неё с пристрастием. Смотрели не так, как я это делаю с нежностью и в глаза. Их интересовало её тело и только. Они выражали это слишком развязно, откровенно пялясь сальными блестящими взглядами на попку моей жены, на грудь моей жены, чуть выглядывающую из линии декольте сиреневой блузы. Один (тот, который в центре — декан) через грудной сдавленный смех подмигнул около моей жены, как будто подговаривая уже оговорённое ранее.
Большая кисть мужика опустилась на выпирающую заднюю часть попки моей жены и резко ущипнула. Как будто прицениваясь к мясу в магазине, он пообещал остальным:
 — В самый раз, вам понравиться наша Юлия Романовна.
Снова раздался мужской развязный смех, не предвещающий ничего сдержанного и воспитанного.
 — Вы что делаете? Я замужняя женщина, — вставила моя жена, потирая место щепка. Ей там, наверное, было больно. Она не привыкла к этому, я её только там нежно гладил...
 — Да ладно, что ты, как маленькая. Баба уже в самом соку, а ломаешься, — сказал другой, чья рука оценивающе сжала левую грудь моей жены, целиком вмещая её, сминая и разжимая вместе с одеждой.
 — Перестаньте, у меня муж есть, — возмутилась моя жена, но её беззащитный голос не действовал на них, а только откровенно добавлял красноты в их возбуждённых лицах.
 — Ну и что? Делиться надо, — сказал в центре и встал напротив моей жены, выдвигая своё брюхо, где натягивалась рубашка. Под этим мячиком выпирал и другой выступ в месте ширинки брюк.
Я почувствовал, что-то странное. Сначала я хотел резко забежать (всего шагов семь или восемь сделать) и толкнуть этих уродов, чтобы увести с собой мою зажатую между ними бедную жену, но одновременно с ревностью, я с внутренним страхом ощутил как у меня в голове загудело, щёки налило жаром, а кисти похолодели от непривычного чувства. Оно было болевым, я видел, что на честь и главное тело моей жены посягают сразу три мужика, выражая ... это нагло и варварски щупая своими ручищами её женские прелести. Они были все не последними людьми по статусу, своими крупными габаритами, наручными часами... Я же только всего главный программист на занюханном заводе, который еле сводит концы с концами. Они обладали властью, силой и нахальством, которыми я никогда не пользовался. Это понимание заставляло меня стоять на месте. Я быстро понял, что не смогу справиться с ними. Они легко меня изобьют (всегда высокого и худого) своими кулачищами. И потом даже суд не будет на моей стороне. У них есть деньги, связи, положение, а что есть у меня? Ничего. Я только неудачник, которому повезло жениться на такой красавице...
Но, наблюдая через дверную щель, я почувствовал кроме страха ещё и возбуждение. Оно унижало меня внутри, я призирал себя за это. У меня в трусах набух член, я чувствовал, как горячая кровь пульсирует в нём, отбивая в голову. Это подтверждало меня, как ничтожество, которое стоит на месте в нескольких шагах от собственной законной жены, которую уже нагло ощупывают через одежду чужие возбуждённые мужики, смеясь над своим занятием и над её бесполезным голосом с упоминанием обо мне. Она только отстраняла руку от своей груди, как та спускалась к попке. Она всё время говорила, что замужняя, что не хочет, что ОНА ЗАМУЖНЯЯ (раз в десятый), но те зажали вокруг неё пространство, и тяжело задышав, крепко мяли её женские красоты.
Если бы я выбежал к ним, чтобы отгородить свою жену, то все сразу заметили бы мой торчащий член и красное воспалённое лицо. Но какая разница! У меня на глазах, как только хотят, щупают мою жену и не время думать о стеснении. Можно было бы, потом объяснить, что я был в бешенстве и всё...
Я сжал кулаки, и затрясся от ревности и злости. Это больное извращённое возбуждение немного отлегло. Мозги опять стали разумно рассуждать, подталкивая ударить первому на пути в челюсть и оказаться героем в глазах моей жены, которую я так люблю. Мальчиков всегда в детстве воспитывают, что нужно защищать девочек, заботиться о жёнах...
Но я не забежал. Я поддался...
 — Давай, сейчас мы поиграем с моим новым заместителем, — призвал остальных мужик, который впился губами в губы моей жены, схватив её голову на затылке. Она попыталась отбиться, но её руки заломили назад остальные. Этот незнакомый мне мужик шарил языком во рту моей жены, лизал её искривлённые губы, пускал слюни в неё!
Моё сердце заколотилось, как бешеное. Я видел, как по-хамски пробуют в губы мою жену и ничего не делал. Я стоял и только подглядывал, чувствуя внутри отвратительное наслаждение быть вот так униженным перед собой, перед всем, что пытались заложить в меня, как в мужчину отец и дед, перед всеми обязанностями, которые обещал выполнять в загсе, и перед своей любимой женой, когда клялся ей. Я ожидал, что всё пойдёт дальше и боялся этого больше смерти (никогда не представляя, что Юлю могут видеть голой другие глаза не мои), но это было так сильно, так противно, так мерзко к себе... Меня это взяло в оборот. Я со страхом перед будущим только стоял и подглядывал, неслышно утешая мужа внутри себя, шепча, что я ничего не могу, ничего не могу, ничего не могу...
Дрожащей рукой один потянулся к столу и включил радио, откуда громко заиграла песня. Потом он позвал:
 — Пока не обслужишь нас никуда не пойдёшь! Давай сука, раздевайся!
Он яростно дёрнул за плечи мою жену, и её блуза распалась по сторонам, рассыпая пуговицами. В этот разрез сразу впились руки другого, которые схватили её грудь через чёрный лифчик.
 — Вываливай титьки! — заорал её начальник.
С этим приказом он дёрнул за середину чашечек, и лифчик отделился от тела моей жены. Сразу на открытое зрелище розовых крупных сосков на белом фоне туда впился открытый рот, сопя носом. Я такое не видел никогда, чтобы почти целиком сосали женскую грудь. Тем более у моей законной жены... Её начальник опять попробовал её в губы, а потом смачно плюнул в самое лицо, сказав, чтобы она попрощалась с собой милой жёнушкой потому, что сейчас её сделают шалавой, пущенной по кругу тремя сразу.
У меня встал. Я почувствовал сильный страх, что если это произойдёт, то это навсегда всё изменит в моей жизни...
 — Да, попробуем чужую жёнушку! — согласился второй, садясь на колени сзади неё. Он быстро задрал её юбку на талии, спустил её трусики (я их помню — розовые с бабочкой, только я видел её в них и ни кто другой). Моей плачущей жене с лицом, где стекал плевок, оставалось покорно приподнимать ногу одну за другой, чтобы терять с себя трусы. Пока начальник сосал её грудь до красноты на коже, эти два спускали с себя брюки и семейные трусы.
Я видел их толстые волосатые ноги, возле которых были ножки моей жены, которые были гладкими, розовыми с нежной кожей.
Один со всего размаха шлёпнул её по ягодице и там остался след его кисти. Он засмеялся, обращаясь к начальнику:
 — Зацени какая жопища у Юлии Романовны!
 — Пусть пизду покажет, — сказал второй.
Начальник приказал, силой управляя мой хнычущей женой:
 — Юлия Романовна, покажи пизду моим друзьям.
Все они увидели это место. Меня затрясло от необычного чувства. Эти три наглых насильника видели полностью голой мою Юленьку, они видели её спереди и нагло смеялись над ней, говоря, что она там оказывается волосатая, как коза до самого живота. Раньше я, смотря ей туда, всегда наслаждался, что только мне одному она показала свой секрет о такой густой растительности, но теперь эти ублюдки надсмехались над этим кучерявым треугольником, унижали её за это и нагло запускали туда свои грабли, чтобы там сжимать и разжимать пальцы, как и на покрасневших искусанных грудях.
Начальник, убрав свой хохот, спустил с себя ремень со штанами и показал свой торчащий волосатый член. Меня поразили его размеры. Я раньше знал, что у меня маленький (11 сантиметров), что мне нечем гордиться, но увидев его толстый длинный хер с бардовой головкой, как у гриба, меня пронзила зависть к нему. Я горько предполагал, что если внутрь моей жены войдёт такой размер, то она запомнит его навсегда и чтобы я не делал, никогда не смогу убрать это. Это перечеркнёт нашу чистую любовь...
 — Ноги раздвигай, блять вонючая!
Я видел, как его руки просунулись под мышки к моей жене. Остальные двое помогали раздвигать ей ноги. Ещё какие-то мгновения и ЭТО произойдёт! Мою жену будут насиловать в вагину, которая должна быть только моей по праву наших обручальных колец! У меня резко возникло желание пересилить себя и прервать всё это. Я знал, что и так упал в собственных глазах очень низко, я знал, что промедли ещё секунду и произойдёт непоправимое. Оно изменит всю нашу жизнь. Оно сломает прежние отношения с моей любимой. Я не должен дать пользоваться моей женой, тем более эти уроды так издеваются над ней...
У меня был шанс всё исправить.
Но я остался смотреть...
 — Да, пизда, вогнал тебе, — выдохнул довольный сам собой насильник.
Я и сам почти не заметил, как судорожно спустил с себя штаны и в надетых трусах задвигал рукой. Моя рука ужасно крепко сжала член от горечи зрелища, где моя жена жалостливо вскрикивает, где насильник громко выдыхает, и морщиться от удовольствия чувствовать мягкую нежность розовых внутренностей моей жены, где два остальных злорадно над ней над её чувством верности смеются с похотливым садизмом и нагло пялятся над её разрушенными мечтами о чистой семье с нормальным мужем, который позаботился бы о ней.
Если б она только знала, что я совсем рядом, то я бы ненавидел себя ещё больше. Я и так презирал себя, только от пяти движений кистью начав лить прямо в руку, в неснятые трусы и капать через них на штаны. Я испытал беспощадный оргазм наслаждений от издевательства и унижения над собой, над моей женой и над всем светлым и чистым во что верил.
Я стоял с мокрой рукой и одеждой, нюхая ... свой густой запах, дрожа от мерзости быть в таком состоянии безмолвного наблюдателя за картиной, где имеют (именно имеют, а не любят) мою жену. Я почувствовал слёзы, но этот оргазм ещё не улёгся и я тихо стонал от смешанного болезненного удовольствия, зная, что я пал, что я больше даже сам для себя не смогу утешать себя, что я даже сам для себя никогда не буду мужчиной и мужем, а только ничтожеством, которое дрочит, подглядывая за изнасилованием своей жены. Я не смогу смотреть ей в глаза, в глаза тёщи, своего отца, и вообще никому, когда нас будут спрашивать о наших делах. Я больше не смогу.
Теперь у меня возбуждение отлегло, и я бы мог прервать всё это, но уже не мог из-за мокрой одежды. Мне стало жалко себя, и попытался сделать себе немного хорошо, начав мять свой маленький сдутый шнурок в трусах залитых липкой спермой, пока видел, как здоровый толстый член вбивается снизу вверх в вагину моей жены, раздвигая её отверстие до предела.
 — Эта сука мокрая от моего хуя. Она течёт, отвечаю, — сказал он со смехом.
Перед его распалённым мерзким лицом было отвёрнутое плачущее лицо моей жены. Она стонала, хныча.
 — Присоединяйтесь, пустим её по кругу разом! Давай сделаем это с этой крашенной блядью!
Получив разрешение, остальные разошлись. Один в белых носках скинул с себя рубашку и пиджак, и пристроился сзади. Другой не мешкал, как этот. Он схватил Юлю за волосы, испортив уложенную причёску, выбросив заколку (которую ей подарила её мама) и присел на край стола, как и тот, который уже пробовал её снизу.
 — Нет, — она простонала сквозь слёзы, увидев второй торчащий член, куда её голову толкали.
 — Соси всем ртом! — закричал он.
Мою жену принудительно насадили ртом на головку члена. Его руки насильно за волосы водили её верх и вниз. Ей оставалось как можно шире разевать рот, с трудом впуская только его круглую головку.
 — Весь не берёт, сука! — он пожаловался начальнику кабинета.
 — Глубже! Глубже, Юлия Романовна! Хули тебе ломаться, ты уже пробитая жёнушка! — надавливая своей третьей рукой, он вогнал до самых яиц губы моей жены на член этого мужика. Тот, похоже, не ожидал такого, испугавшись зрелища растянутых уголков рта на своём хую, но от нескрываемого удовольствия начал повторять это. Я смотрел, как такое красивое личико моей любимой насилуют в самые губы толстым волосатым членом, заставляя брать в горло. Она с закрытыми глазами двигала головой, раскидывая свои светлые волосы. Она не сосала, это нельзя так назвать, её головой пользовались, как отверстием, куда вгонялся такой длинный член. А этот урод только и твердил ей, чтобы она заглатывала больше.
Третий пытался вставить сзади в мою жену. Я испугался, видя его размеры. Этот член был больше всех (как в порно около 30 сантиметров) и кривой набок с чёрными волосами на середину основания. Это у него не получилось. Он ещё пытался, но не смог в неё засунуть. Тут он сжал зубы от накопленной злости, видя как другие стонут и пыхтят от наслаждения, и хлестанул по ягодице со всего размаху. От звука у меня в ушах загудело.
 — Жопу раздвигай! Я буду ебать тебя туда! Раздвигай, пока не уебал! — закричал он.
Дрожащие ручонки мои жены направились назад. Я видел, как она собственноручно с силой пытается развести складку между ягодиц как можно шире. Это вызвало во мне настоящую ревность, даже злобу на неё из-за того, что она сама способствует руками, где одето кольцо, которое ей подарил я, купив в кредит. Я скорчился от презрения уже к ней и почувствовал, как у меня встал. Мои трусы упали к коленям. Так я начал полноценно дрочить, часто срываясь мокрым липким кулаком со своего конца. У меня был, как деревянный и я безжалостно терзал себя там.
 — Не вздумай пёрнуть, шалава замужняя.
Следом этот мужик нагнулся и харкнул в узкое сжатое анальное отверстие моей жены. Потом вязкими слюнями он протёр свой кривой член, отполировав его до блеска и начал вводить его в её зад. Она мычала горлом, еле успевая дышать носом, заглатывая стоящий хер у лица в самое горло, одновременно руками раздвигая свои половинки дрожащих холодцом ягодиц от вибраций вбивания в вагину. В таком растрёпанном грязном виде, в такой позе окончательно падшей женщины я никогда в жизни не мог представить свою жену. От этого мне было скверно на душе, но дрочить я не переставал.
Мою жену имели по-звериному. Ей вбивали снизу, ей совали в самое горло и за щёку, ей грубо пробивали сзади. Я плакал от вида, что эта девственность уже не моя, и никогда не была моей раньше. И не будет никогда. Девственность неповторима... Я опять кончил, но почти без наслаждения, а чисто механически, чтобы ещё обрызгать себе спущенную одежду. Я прислонился от слабости на угол стены и только смотрел за изнасилованием моей жены. Мне было паршиво. Её у меня забрали прямо на глазах и делают, что хотят со всеми местами, к которым я относился, как к сокровищу. В одно из этих сокровищ кончил мужик сзади. Он заревел от возбуждения и, раскачиваясь, вышел из неё. Я увидел растянутый красный круг, где недавно была милая узенькая дырочка, похожая на звёздочку. Его затопляло белой спермой, похожей на жидкую манную кашу. Она застыла там лепёшкой.
 — Блять, можешь закрывать свою жопу, — пренебрежительно разрешил мужик с опущенным членом мокрым от своего семени и местами грязный от испражнений моей жены. Она убрала руки от ягодиц, и те сомкнулись, раздавливая его сперму, которая превратилась в клей между этих двух половинок.
С горечью на языке, я рассмотрел член снизу Юли. Он покрывался белой спермой и мутной женской жидкостью, которая текла по бёдрам моей жены. Я понял, что он уже кончал, но всё равно не прекращал своих движений. От зависти к его мужской силе, размеру и от того, что он смог сделать, чтобы моя жена так сильно кончила (что я не мог никогда с ней сделать), я ощутил себя ещё постыднее и ниже.
 — Пизда, бля, кончаю!
В рот моей жене спустил второй. Из её губ выливалось каналами по его рифлёному члену, а он всё время массажировал себе бычьи яйца. Вытащив и обтерев по её заплаканному лицу, он отпустил её волосы. Юля хотела выплюнуть его сперму, но его рука приподняла за подбородок и она глотнула полный рот. Это был громкий гулкий звук сглатывания.
 — Пей, только бляди пьют из хуя, — засмеявшись, сказал он и отошёл к стулу, чтобы устало сесть.
 — У меня тоже выпей, прошмандовка пущенная по кругу, — сказал её начальник.
Он спустил её с себя. Поставив на колени, он засунул ей за щёку свою елду наполовину. Я видел, как моя жена от усталости не сопротивляется и покорно пьёт из покрасневшего от трений члена, капающего смесью его и её жидкостей. Она, морщась, выпила всё. А потом упала с опущенной головой и расслабленными руками назад. Она громко дышала под пренебрежительный довольный хохот своих насильников, которые заметили, как быстро под ней накопилась лужа. Ещё один брезгливо толкнул ей между ног туфлёй и засмеялся.
 — Сука, у тебя твоя волосатая лоханка никогда до меня нормального мужика не видела! Смотри, сколько в ней копилось!
Я видел эту лужу с мутной жидкостью, где частично плавали сгустки мужской спермы. Я уже не дрочил, но у меня стоял.
 — Вот блять! — громко сказал один. Он подобрал с пола трусы моей жены и обтёр ими свой член. Когда они упали, я увидел коричневые пятна на них. Юли было не до них, она тихо хныкала и постанывала, щупая себя спереди рукой с обручальным кольцом, пытаясь добраться до заднего отверстия.
Её начальник поднялся со стола. Он начал подбирать свои семейные и брюки, и сказал:
 — А ты боялась, пизда вонючая.
Второй ему кивнул:
 — Боялась за свою толстую жопу. Я её пробил сзади первый раз. Отвечаю.
Юля закрыла лицо руками.
Начальник посмотрел ... на неё без всякой жалости и интереса.
 — Всё с тобой на сегодня закончили. Приводи себя в порядок, сюда ни кто не зайдёт, я всем разрешил уйти. И подмойся в туалете. Я тебя отпускаю домой. Вот тебе на такси.
Он отсчитал рублей ровно на такси и бросил их на стол.
Я видел, что они начали одеваться, презренно смотря на мою жену, которая была на своём униженном месте. Они больше не хотели её. Я видел, что они потеряли всякий интерес к её мягким грудям и всему остальному. Они наигрались с ней, утолили голод. Для меня она была любимая прекрасная жена, а для них она была только игрушка с отверстиями в обеденный перерыв. Для меня её губы и тело было нежным сокровищем, а для них средство куда засунуть свои члены и спустить сперму. Они не ценили её, а только пользовались.
С тяжёлой больной головой я вышел. Мои натянутые штаны были мокрыми. Я закрывал их прижатым тортом. На улице светило солнце. День был весёлым вместе со студентами на лавочках. Я не смотрел никому в глаза. Я торопился сесть в машину и уехать.
Дома я помылся и спрятал свою испачканную одежду. Уже не помню, что я делал этот час, пока не вернулась моя жена. Я не выходил из зала, специально громко смотря телевизор. По звуку я понял, что она пошла в ванную. Я ничего не спрашивал, ждал, что она разрыдается и расскажет, что её изнасиловал начальник и ещё двое. Я претворился бы, что в ярости (а я и был в ней, но к самому себе, как был и в смешанных чувствах бесконечных сожалений и презрения к нам сразу двоим) и мы бы что-нибудь сделали. Я знаю, что она не захотела бы поднимать шумиху, но уволилась бы сразу.
Я сидел и смотрел телевизор. Потом Юля в халате забежала в спальню. Она оттуда сказала, что приболела и будет спать.
Долго сидя так, я подумал посмотреть на неё. Она спала. Пижама прятала всё, только следы засосов на шеи было видно. Лицо белое, уголки губ растянуты. Я пошёл в туалет и дрочил там. Перед глазами была она раком которую насиловали трое и смеялись над ней. И была она такая милая, которая сейчас спит в пижаме.
Вечером она не проснулась. Нашу дочь я сам встретил и покормил. Уснул я рядом со своей женой очень быстро оттого, что устал от часовой дрочки.
Утром я ждал, что она мне всё расскажет или просто заявит, что увольняется, но этого не было. Она молчала и была задумчивой, сказав, что простыла. По пути к её работе я всё ждал, но она ничего не сказала и пошла. Я посмотрел вслед и только тогда заметил, что на ней самые высокие каблуки, сарафан, приталенный пиджак, ободок над уложенной завитой причёской, блестят наручные часы и несколько лишних колец, макияж более ярче. Я всё понял, что ей ЭТО всё понравилось, и страдала она тогда только от грубого неожиданного знакомства с ЭТИМ. Она торопилась. Торопилась при полном бабском параде.
Я не сдержал слёз.
На работе я выполнял свои обязанности, как робот, пока не услышал из радио ту самую песню о любви, при которой вчера насиловали мою жену. Нахлынули двоякие чувства. Весь остаток дня я только искал лишнюю возможность спрятаться в туалете, чтобы беспощадно дрочить от жалости и боли к себе, у которого так сильно стоит при всей этой омерзительно сладкой унижающей желчи внутри от беспомощности изменить прошлое.
Прошло около года. Секса у меня с женой нет. Я не могу её целовать в губы. Её голый вид меня больше не возбуждает. А когда я один раз попробовал сделать это, то увидел, что она ничего не чувствует, что она снизу стала очень широкой и просторной. Тогда в её глазах было малое непривычное удивление — и это всё? Я слез с неё и отвернулся, понимая, что в ней бывают гораздо больше меня. Она думает, что я просто устаю на работе. Я говорю, что это так.
К ней на сотовый начали часто звонить, почти два раза в неделю она говорит, что у её новой подруги на носу диссертация, и она ей помогает до часа ночи, а потом на такси приезжает усталая и в душ. Пробовал изменять, но это не приносит удовлетворения. Каждый вечер, когда её нет, я иду в туалет и дрочу там часами, горестно зная, что сейчас мою жену используют, как уличную шлюху во все места кто-нибудь из её начальства, нагибая как только хочет.
Сначала это очень сильно возбуждает, знать, что твою жену раздевают от той одежды, которую она одевала при тебе. Что её твою любимую будут просто иметь и всё без всяких нежных эмоций. Что она будет течь и кончать от чужих больших членов, но потом я начинаю сожалеть, что был, слаб тогда, когда позволил тем, троим уродам надругаться над моей женой, над нашей семьёй, над моим статусом законного мужа.
Мне жаль, бесконечно жаль...
Но на развод я не подаю и, ни кто из окружающих не скажет, что у нас так обстоят дела. Я её люблю и ненавижу.
Несколько раз я без предупреждения заезжал к ней на работу, но сразу уезжал обратно. Я хотел пробраться туда, заглянуть в кабинет и с болью увидеть...
Мне жаль, бесконечно жаль, что нельзя изменить прошлое и себя. Скоро моя жена придёт с работы. Она будет делать обычные дела, а потом придёт наша дочь. Она поцелует её в голову своими грязными испорченными губами, и мы будем ужинать из общих столовых приборов.
Потом я пойду в туалет на минут тридцать и буду жадно вспоминать каждый новый засос или след на теле моей жены, пока не начну бичевать себя за слабость быть в таком унизительном состоянии.
Если вы читаете эти слова, значит, вы познакомились с этой историей. Тогда сделайте последнее. Ответьте не мне, а ответьте только себе. Что вы бы сделали тогда на моём месте, когда услышали, как вашу жену, ваши нежные любовные чувства к ней, ваше самое светлое на земле, над всем этим хотят грязно и нагло надругаться, а у вас есть возможность стоять и наблюдать? Чтобы вы не произнесли вслух, чтобы отогнать от себя запретную очень горькую сладость быть рогоносцем мужем по доброй воле с красивой желанной женой, знайте, что если во время прочтения этого рассказа у вас хоть один раз встал, то ответ ясен.
Вадим. Новосибирская область.

Поделиться в: