Анну разбудил её собственный сон. Ей приснился Серж, элегантный, неотразимый, такой, каким она впервые увидела его, только стоял он не в тесной каюте корабля, а на балконе, с которого открывался чудесный вид. Он молча смотрел на неё своим пронизывающим взглядом, его лоб был немного нахмурен, а уголки губ приподняла чуть заметная усмешка. Открыв глаза, Анна увидела, что он лежит рядом с ней. Во сне его лицо не было грозным и не пряталось за обычной маской неприступности, напротив, он счастливо улыбался и смешно дёргал кончиком своего крупного прямого носа. Анна осторожно приложила пальчик к его носу, как-будто хотела повторить его форму, и тихо коснулась губами его щеки. Потом, стараясь не разбудить своего пирата, захватив платье, выскользнула из хижины и пошла к водопаду.
Она с удовольствием подставилась под струи тёплой воды. Смыла с себя следы вчерашней сладкой ночи, воспоминания о которой вновь заставили её покраснеть. Когда она вернулась, Серж сидел у очага, устроенного перед хижиной, и готовил завтрак.
— Моя маленькая нимфа уже успела принять ванну? — улыбнулся он и призывно блеснул глазами.
— Да, — она улыбнулась ему в ответ и спросила: — Ах, чем это так вкусно пахнет?
— Прошу, мадам, — он галантно указал на покрывало, расстеленное неподалёку, — завтрак готов, увы, это всего лишь запеченные яйца. Уж, не знаю, какой птички, но она очень напоминает известного нам перепела.
Завтрак оказался действительно вкусным. Сержу нравилось самому отправлять в маленький ротик своей возлюбленной лакомые кусочки. Он кормил её с рук точно птенчика. И она охотно позволяла ему это.
— Мне кажется, — вдруг сказал он, прищурившись и окидывая её изучающим взглядом, — тебе надо несколько усовершенствовать свой гардероб.
Он улыбнулся.
— Но... каким образом? — смутилась Анна.
— Ну, посуди сама, здесь мы одни, — он пожал плечами, — и тебе не от кого прятаться... В этих пышных платьях, даже без нижних юбок очень неудобно ходить по лесу.
— Да, но... Как я могу их изменить? — Анна всё еще не могла понять, куда он клонит.
— Предлагаю просто носить нижнее бельё... Или как это всё у вас называется? В этом будет не так жарко, — он опять улыбнулся.
Сочтя его совет вполне разумным, Анна зашла в хижину и вернулась, одетая в белую кружевную нижнюю юбку и нижнюю же блузку на тонких бретельках.
— О! — восхищённо протянул он, пожирая её глазами.
Смутившись, Анна покраснела и опустила плечи.
— Что, что такое? — он поднял её подбородок, заглядывая ей в глаза. — Я смущаю тебя? — спросил с усмешкой.
Она не смогла ответить, только кивнула головой. Он положил руки на её плечики и, не отводя взора от её глаз, сказал тихим голосом:
— Любимая, маленькая моя девочка! Мы одни в целом свете, ведь этот остров и есть для нас целый свет. И только я смогу видеть тебя в такой одежде. Ты очаровательна в любом наряде, — он широко улыбнулся и шепнул на ушко: — А по мне так лучше и вовсе без наряда.
Анна, в конец смутившись, уткнулась лицом ему в грудь. Но он вновь поднял её личико и поцеловал. А потом подхватил на руки и закружил. Они гонялись друг за другом по песчаному пляжу, весело смеялись и целовались нежно и долго. Дюваль хотел в полной мере насладиться её нежными свежими губками. Анна же просто таяла от его прикосновений и поцелуев, он опьянял её своим взглядом и даже своим низким чуть хрипловатым голосом. Он был без рубашки, запах его кожи сводил её с ума.
— Скажи, меня всё время мучает это, — спросила она вдруг серьёзно, стараясь вернуться на землю, — почему ты тогда так на меня сердился? Ну, когда я вернулась от водопада...
Он виновато опустил голову, словно набедокуривший мальчишка.
— Ты, правда, хочешь это знать?
— Да...
— Я... разозлился не на тебя, а на самого себя, — неожиданно признался он. — В тот день я увидел тебя... Я подсматривал, как ты купалась в водопаде. Это было самое прекрасное, что я видел в своей жизни, — он печально улыбнулся.
— Ах, сэр! — чёрные глаза удивлённо расширились. — Как вы могли?!
Анна притворно толкнула его в плечо и вдруг засмеялась.
— Но почему же ты стал меня избегать? — опять спросила она.
— Мне было стыдно за эту... слабость, — улыбнулся он, — и... я понимал, что теперь не смогу спокойно смотреть на тебя и находиться с тобой, спать в одной хижине.
— Ах, мой пират, — прошептали губы девушки.
Её щёчки пылали, из глаз лилось мягкое сияние. Она уже давно умирала от желания, но стыдилась себя, гнала свои чувства прочь. В самом деле, не могла же она открыто сказать ему о том, чего хочет? Но к её удивлению он разгадал её мысли и ответил прямо, без утайки, открыто глядя ей в глаза:
— Я тоже страстно хочу того, что было у нас вчера... Но тебе пока нельзя, — он грустно улыбнулся, — было очень много крови и... Я боюсь навредить твоему здоровью... Любовь моя, ты согласна подождать?
— Да, но... откуда ты... — кивнула Анна и, ещё больше краснея, не смогла окончить фразу.
— Откуда я знаю, чего ты хочешь? — улыбнулся он. — Ну, это просто трудно не заметить, твоё тело прямо кричит о желаниях, — отвечал он и, осознав, что совсем смутил Анну, поспешил сказать: — Я просто слишком люблю тебя и... вижу насквозь... Я сам не могу это объяснить... Но так стало с самой первой минуты, как я увидел тебя. Ты стояла такая маленькая, беззащитная среди моих головорезов и... такая смелая. Я вдруг словно сам ощутил то, что чувствовала ты. И мне захотелось стать твоим другом, твоим защитником... И тогда я уже думал только о тебе.
— Скажи, ты... не жалеешь, что оставил свою прежнюю жизнь, друзей и оказался на этом острове? — тихо спросила Анна.
— Нисколько! Сделав это, я стал самым счастливым человеком. Хотя поначалу я просто хотел спасти тебя от негодяев. Впрочем,... я сам из их числа.
Дюваль замолчал, нахмурившись, будто воспоминания о прошлой жизни всколыхнули в нём что-то неприятное. Наверное, так и было.
— Нет! Нет! — горячо воскликнула Анна. — Ты не негодяй! Ты благородный, смелый человек!
— Любовь моя, я — пират! — твёрдо возразил ей он и в его лице вдруг промелькнуло прежнее жёсткое выражение.
— Ну, и что? Я... не знаю, как и почему ты оказался им, но... для меня важна твоя суть, какой ты есть человек! — лихорадочно блестя глазами, не согласилась она с ним.
— Хорошо, — Дюваль грустно усмехнулся, — тогда ты должна узнать о моём прошлом.
И он заговорил, задумчиво глядя на волны. Воспоминания причиняли ему боль.
— Я единственный сын графа Анри Дюваля. Однажды вместе со своим камердинером я плыл на корабле к родственникам. На нас напали. Мой слуга был убит, а меня спас Старина Джим. Мне было четырнадцать лет. Джим воспитал меня, как сына. Сейчас мне двадцать девять. Капитаном я стал в восемнадцать лет. Это довольно странная история. На корабле случился мятеж и меня выбрали за... Нет не за храбрость, — он улыбнулся, — за безрассудство. Я бросался, сломя голову, в самую гущу и не думал о смерти. Драться стало моей жизнью. И меня почему-то многие боялись, прозвав Стальным. Так я стал капитаном... Мы ни разу не проиграли ни одного сражения, и ребята были мной довольны. Конечно, я привык постоянно быть на чеку. У пиратов так — чуть дашь слабину, тебя выкинут за борт. Поэтому я держал на корабле железную дисциплину. Но честно делил добычу.
— Пока не появилась я? — спросила Анна.
— Да, — он усмехнулся и потрогал её носик, — пока не появилась ты, моя милая добыча.
Дюваль сгрёб её в объятия, спрятал в них, как в коконе, прижался носом к её щеке и заговорил вновь:
— В самом начале, когда Джим спас меня, я... пытался бежать, но потом... Эта жизнь захватила меня. Я был глупый юнец, бредивший морем и не знавший жизни пиратов. Тогда я всё видел в романтическом свете.
— Но ты внешне не похож на бандита! — заметила Анна.
— Да, так все говорят... Просто... я не думаю, что бандит должен ... непременно дурно пахнуть и выглядеть, как свинья, — неожиданно засмеялся он. — И потом, у нас часто бывали пленники... С ними нужно было уметь говорить, договариваться о выкупе. И охотнее они шли на контакт с... человеком опрятной наружности.
— У вас бывали пленники или пленницы? — отстраняясь от него, спросила Анна.
— О! Мадам, вы ревнуете?! — его лицо просияло. — Да, были и пленницы. Но вы оказались единственной, кто взял в плен меня.
От этих его слов сердечко Анны заколотилось с отчаянной силой. Она сидела в кольце его сильных рук и, слабея всё больше, ждала его поцелуя. Но он вдруг почти грубо — так ей показалось — оттолкнул её и приказал тоном, не терпящим возражений:
— Всё, мадам! А теперь ступайте! Вам придётся остаться одной до завтрашнего вечера. Я намерен обследовать остров.
— Но... — Анна едва не плача, стояла, с возмущением глядя на него. — Я останусь здесь совсем одна?!
— Конечно, — блеснули его глаза. — А что вас пугает? Хищников, как вы уже, должно быть поняли, здесь нет. До водопада я запрещаю ходить, пока я не вернусь. Не хватало ещё раз упасть! Еда у вас есть, так что вполне сможете побыть одна.
Он вскинул на плечо ружьё, прицепил к поясу шпагу, надел шляпу и шагнул в прибрежные кусты.
— Пират! — крикнула ему вслед Анна, швырнула горсть песка. — Грубый, неотесанный мужлан!
Она не могла видеть его лицо. И Дюваль, не таясь, улыбался светлой, счастливой улыбкой. Он специально разыграл с ней эту сцену. Серж понял, что ещё немного и он не выдержит натиска чёрных глаз, её трепета. Но он, всерьёз опасаясь за её здоровье, боялся причинить ей вред. Поэтому предпочёл удалиться подальше от искушения. На мгновение ему стало жаль, что он обидел её, но он сразу взял себя в руки и пошёл, не оборачиваясь.
Оставшись одна, Анна бросилась в хижину и, упав на своё ложе, дала волю слезам.
— Наверное, я ошиблась в нём... — шептала Анна. — Как, ну, как можно было оказаться такой дурочкой?! Влюбиться без оглядки в пирата! Поверить, что он может быть благородным человеком! Да он... просто использует меня! Конечно, чего проще?! Здесь и делить меня ни с кем не надо...
Её кулачок избивал подушку, набитую травой, а плечики сотрясались от рыданий. Вдруг она прекратила плакать, вытерла слёзы и оглядела хижину, словно ища что-то.
— Хорошо, сэр, — пробормотала она, — вы ошиблись, считая меня доступной женщиной... За любимого человека я готова умереть... Но за свою честь я тоже смогу постоять! Лучше потерять жизнь, чем честь.
Порывшись в своём сундуке, она достала маленький стилет. Тонкий трёхгранный клинок с прямой крестовиной, изящная малахитовая рукоятка, инкрустированная золотом, удобно умещавшаяся в маленькой женской руке. Ножны — под стать рукоятке, с «ушком», чтобы носить на шее или у пояса. Эту итальянскую вещицу ей когда-то подарил отец.
— Если вы, сэр, попытаетесь дотронуться до меня... — примеряя кинжал к руке, произнесла Анна с угрозой.
Но не окончила фразы. Вставила стилет в ножны и пошла на пляж. Собрав там мелких ракушек, принесла их в хижину и стала делать ожерелье.
Прошло больше суток. Дюваль не возвращался. Обняв колени, Анна сидела на берегу и смотрела на волны, плещущиеся в лучах заката. Море было спокойным, но это спокойствие начинало напрягать Анну. Душный вечер, казался невероятно долгим и пустым. Скинув одежду, и для чего-то взяв в руки тонкий шарф, Анна зашла в воду. Ей захотелось услышать музыку, она стала напевать что-то и танцевать под свою мелодию, красиво размахивая алым куском ткани.
Вернувшийся в это время Дюваль, увидев, что Анны нет в хижине, встревоженный хотел было отправиться к водопаду, но вдруг услышал нежный голос девушки. Анна пела. Вскоре он увидел её, танцующую у самого берега. Он и раньше знал, как прекрасна его любимая, но сейчас в лучах заката перед ним предстала фантастическая по своей красоте сцена. Хрупкая фигурка была будто выточена из тёмного полированного дерева. Гибкие руки, раскинутые в стороны, удерживающие кусок багряной полупрозрачной ткани, напоминали крылья. Девушка словно парила над водой, едва скрывая в волнах миниатюрные ступни изящных ножек. Гордо приподнятая грудь пружинила в такт движениям танцовщицы, длинные тёмные волосы, отливая золотом, крутыми локонами метались по скульптурным формам. Анна казалась порождением райской природы этого тропического острова. Дюваль не прятался, он просто открыто стоял на берегу и смотрел, замерев от восторга и благоговения.

Вдруг она почувствовала его взгляд, заметила его, руки опустились, прикрывая тело тканью, глаза гневно сверкнули.
— Анна, любовь моя! — бросился к ней Дюваль.
— Стойте, не подходите ко мне! — воскликнула она.
Потом, стараясь держаться от него как можно дальше, выбежала на берег и, присев, что-то взяла в руки. Её рука взметнулась, блеснул металл. Серж увидел, как она направила себе в грудь стилет.
— Анна! Что всё это значит?! — прогремел Дюваль.
— Если вы подойдёте ко мне, я убью себя! — звенящим голосом отвечала она.
— Анна! Я не понимаю вас!
— Стойте на месте! Если не хотите ещё одной смерти на своей совести, — её голос дрогнул, в нём послышались слёзы.
— О, Боже мой! Анна! Объясните же, наконец, что произошло! — Дюваль стал осторожно приближаться к ней, предостерегающе вытянув руку и глядя ей в глаза. — Прошу вас! Видите, у меня ничего нет, — он показал свои ладони, — я не притронусь к вам, но я должен знать, в чём вы меня обвиняете.
Холодный пот выступил у него на лбу. Он боялся предположить самое худшее. Однажды он видел нечто подобное. Тогда «Зевс» обнаружил на одном из островов сошедшего с ума человека. Они так и не смогли узнать его историю. Приняв их за дикарей-людоедов, несчастный зарезал себя на глазах у изумлённых пиратов.
— О, янедоумок палубный! Проклятье медузы! — мысленно выругался Дюваль. — Что я наделал?! Как я посмел оставить её одну?!
Вслух же он продолжал спокойным тоном уговаривать девушку. Наконец, заметив, что она на мгновение отвела взгляд, он одним прыжком оказался возле неё и успел перехватить занесённую со стилетом руку. Он сжал её кисть, стилет выпал. Дюваль схватил Анну, перекинул её через свою шею и потащил к хижине.
— Бандит! — кричала она, вырываясь, дёргаясь изо всех сил.
Но он мёртвой хваткой сжимал босые ножки и тонкие кисти рук.
— Пират проклятый! Отпусти меня! Слышишь?! — кричала Анна. — Убери от меня свои руки! Грязное животное! Я не позволю играть со мной! Если... если ты тронешь меня, я убью тебя!
Оказавшись в хижине, Дюваль швырнул девушку на её лежанку. Она сразу вскочила и бросилась к дверям, но он преградил ей дорогу и небрежно бросил платье.
— Мадам, оденьтесь! Мне трудно... смотреть на вас в таком виде, — ухмыльнулся он своей прежней усмешкой, которую она часто видела на его лице прежде.
И ещё Анна заметила в его глазах незнакомое ей выражение холодной непримиримости, ещё более стальное, чем было раньше.
Ей стало страшно от одной только мысли, что он может не просто уничтожить её, а сделать это каким-то ужасным способом. Она даже и представить не могла, каким именно. Анна зажмурилась и быстро накинула платье.
— Хорошо! — вновь ухмыльнулся он. — А теперь садитесь... пожалуйста, и расскажите мне о причине вашей выходки, — уже спокойно, но всё тем же железным тоном сказал он.
— Я не сяду, сэр, — дрожащим голосом, однако с упрямством в глазах, отвечала она. — Я могу говорить и стоя.
— Хорошо, — кивнул он. — Итак, вы сначала хотели убить себя, а потом грозились убить меня? Чем, позвольте узнать, я вас так разгневал?
— Вы... вы... обманули меня, — пробормотала Анна. — Вы заманили меня в свои сети, сделали меня... вашей... игрушкой, потом я вам надоела, вы бросили меня одну и... и
Она не успела договорить, ... как он разразился гомерическим хохотом. Анна в растерянности смотрела на него. Наконец, он закончил смеяться и сел на табурет.
— Ну, и глупенькая же вы, мадам, — сказал тихо, качая головой. — В вашей хорошенькой головке бродят одни глупости... Помните, чего вы хотели тем утром, когда я оставил вас? — спросил он, улыбаясь.
Анна, вспыхнув, опустила глаза.
— А я сказал, что... нужно подождать. Вы полагаете, если бы я остался, мы смогли бы удержаться? — он вновь улыбнулся широко и по-доброму, задорно блеснув глазами.
Потом вдруг встал, взял шпагу и протянул ей, держась за лезвие.
— Вот, берите! Если я вам так противен, вонзите в меня шпагу, это надёжнее вашего стилета, — он усмехнулся без злобы, — убивать надо быстро, девочка, без лишних мучений...
Его лицо помрачнело. Анна, зарыдав, закрыв лицо руками, опустилась на табурет. Её слёзы оказывали на Дюваля странное действие. Стальной блеск в его глазах угасал, этот жёсткий, холодный человек, казалось, лишённый способности сострадать, вмиг становился мягким и податливым, словно разогретый воск.
— Не надо... не надо плакать, прошу вас, — нежным, виноватым тоном стал упрашивать он. — Я понимаю... я виноват во всём, что с вами случилось... И... я уду... уйду прямо сейчас... Стану по-прежнему приносить дичь и рыбу, голод вам не будет угрожать. Прощайте...
Дюваль шагнул к дверям.
— Стойте! — воскликнула Анна.
Слёзы душили её, она дрожала, как в лихорадке. Серж вдруг подошёл к ней, присел напротив на корточки, осторожно поднял за подбородок её заплаканное личико и заглянул в глаза. Потом прошептал:
— Никогда бы не женился на вас, если бы знал, что вы такая плакса. У пирата тоже есть сердце, мадам, — улыбнулся он. — Не терзайте мне его! Вы же видели мои шрамы, мне их вполне достаточно.
Он достал платок и заставил её высморкаться, потом поднял на руки, стал покачивать, как ребёнка, что-то шептать тихо-тихо, с невыразимой нежностью. Мысли Анны стали путаться, до неё доходили только отдельные его фразы, и, засыпая на его руках, она вдруг поняла, что он говорит на своём родном языке.
— Mon préféré est le pirate... mon amour, [1] — прошептали её губы в ответ.
Ночью Анна проснулась от неясного шума, поняла, что начался сильный ливень. В хижине ощущался запах дождя. Она встала и выглянула из-за ширмы. Серж лежал на своей лежанке, повернувшись к Анне лицом, поджав ноги. Он крепко спал. В отблесках сверкавшей молнии его лицо было напряжённым, брови хмурились. У Анны сжалось сердце.
— Его что-то мучает во сне, — подумала она. — И, наверное, он замёрз. Вон как съёжился... Раскрытый совсем... в одних коротких штанах... Мой бедный пират!
Она вдруг шагнула к нему, на секунду замерла в нерешительности рядом с его ложем, а потом смело опустилась на край около него. Вытянулась вдоль его тела, осторожно обняла, скользнула пальчиками по широкой спине. Дюваль вздрогнул, ощутив нежное прикосновение обнажённого тела девушки, её руки на своих плечах. Не веря, с удивлением открыл глаза и встретился с её лучистым взглядом.
— Анна? — выдохнул он, улыбаясь глупой счастливой улыбкой.
— Я... — Анна вздрогнула, даже в полумраке он понял, что она краснеет. — Я боюсь грозы, — нашлась она и попыталась отстраниться.
Но он не позволил ей это, сильнее прижал к себе, зарылся лицом в её волосы. Её носик уткнулся ему в шею. И вдруг он с ликованием ощутил, как её горячие губки робко ткнулись сначала куда-то ему в ключицу, а потом опустились ниже и поцеловали его левую грудь. Дюваль, потеряв дар речи, не веря сам себе, лежал и впитывал в себя эти обжигающие поцелуи крохотных губок. Такого райского блаженства он не испытывал никогда!
— Неужели это не сон? — мысленно спрашивал он сам себя. — Она сама... сама пришла в мои объятья! Если я сплю, то я не хочу просыпаться.
А губки Анны, как бабочки, порхали по его шрамам на груди, потом скользнули ниже — к мускулистому, упругому животу. Дюваль чувствовал, как её грудки щекочут его, мягко ударяя то тут, то там. (Специально для — ) Его охватила приятная истома, штаны натянулись, лицо светилось блаженством. Вдруг его руки приподняли её и посадили себе на бёдра. Анна вскинула на него блестящие глаза, как бы спрашивая, чего ещё он хочет. Дюваль лежал, боясь пошевелиться и спугнуть её, своего восхитительного ночного мотылька, неожиданно залетевшего на его огонь. Он уже понял, что с его женой нужно всегда быть начеку: в ней уживались ласковый, беззащитный котёнок и разъярённая тигрица. В какой момент, какая из двух кошечек проявится, предугадать было нельзя. Но, похоже, сегодня в его постели оказался котёнок.
Анна нерешительно протянула ручку к его поясу и опустила пальчики на застёжку, робко взглянула на него, словно спрашивая разрешения. Он отвечал ей одним взглядом. И тогда тонкие пальчики выпустили на волю измученного пленника. Он вырвался нетерпеливо, с непокорностью заявляя о своём сладком желании. В их первую ночь Анна видела его лишь мельком, словно в полусне. И сейчас, когда ЭТО встало перед ней, она в смущении закрыла лицо ладонями. Дюваль вновь улыбнулся, понимая, что нужно действовать самому, в противном случае он мог оказаться в неприятном положении.
Быстро скинув штаны, Серж скрестил ноги и сел по-восточному, расставив бёдра, посадил любимую себе между ног. Её ножки оказались у него за спиной, а его руки крепко охватили ладонями хрупкую талию. Яркая, уже горевшая от нетерпения «розочка» Анны оказалась рядом с его «стеблем», и тот, как хищник, почуявший добычу, напрягся ещё больше и потянулся к «цветочку». Но Дюваль усилием воли сдерживался, оттягивая сладкие минуты. Он пощекотал спинку Анны, заставляя любимую выгнуться и теснее прижаться к нему вздыбившимися грудками. Покрыл поцелуями её шейку и плечи, задержался на упругих округлостях с затвердевшими «жемчужинками», на десерт оставил губки. Влажные, как и её «цветок», они со стоном приняли в себя его нахальный язычок, который принялся медленно, смакуя каждый уголочек, обследовать пространство её юного ротика. Бархатная попочка уже начала слегка подпрыгивать на нём, «розочка» то и дело скользила по его «стеблю». В один из прыжков Дюваль мягко, но настойчиво опустил любимую на свой распухший «стебель». Анна застонала, её глаза расширились, словно удивляясь происшедшему, гибкие ручки обвили шею Дюваля. Тот стал раскачивать её, поддерживая за талию. Постепенно его сильные ладони спустились ниже, охватили попку и стали буквально подкидывать её, как лёгкий мячик, всё ускоряя движения. Анна стонала от этих сладких мук. Их губы, как «стебель» и «розочка», тоже соединились. Ощутив упругий удар медовой волны, Анна вздрогнула, забилась и до крови укусила Сержа за нижнюю губу. Он, улетая, крепче прижал к себе обессилившую любимую, нежно чмокнул в кончик носика.

— А мой котёнок, оказывается, кусается, — прошептал, улыбаясь.
— Прости, милый, я не хотела, — опуская глазки, тоже прошептала она. — Очень больно?
— Нисколько, — с улыбкой покачал он головой. — Наоборот мне понравилось.
— Пират, — засмеялась Анна, — ты так привык к боли, что она тебе нравится?!
— Нет, — тоже смеясь, возразил он. — Мне понравилась не боль... Мне понравилось, как ты страстно любила меня, до самозабвения отдаваясь нашему наслаждению.
Он вдруг почувствовал новый прилив страсти. Опять поцеловал её припухшие горячие губки. Глядя Анне в глаза, словно ища там одобрения, спросил хриплым голосом:
— Ты согласна сделать так, как я попрошу тебя?
— Да, если ты не... если это не будет что-то плохое, — потупив взор, отвечала она.
— О, нет! Ничего плохого.
Он развернул её поперёк кровати так, что стоя на коленях, она опиралась на согнутые в локтях руки. Так как ложе было узким, сам он встал у кровати. Слегка нажал на талию, заставляя сильнее прогнуться и приподнять попочку. Улыбаясь, залюбовался округлыми «булочками», румяными от его рук.
— Серж, что ты хочешь делать? — со смехом спросила Анна, пытаясь заглянуть назад.
— Не подглядывать, мадам! — строго приказал он, сдерживая смех. И вдруг признался: — Ах, я сейчас скушаю эти аппетитные свеженькие булочки!
И тут же его лицо опустилось на попку. Его нос и губы заскользили по прелестным округлостям, будто он и в самом деле пытался их съесть, или размазать по своему лицу, как сладкий крем. Анна смеялась, то и дело подёргивая попочкой, умирая от его щекочущих ласк. Внезапно она почувствовала, что между ножек опять повлажнело. Смех сменился стонами, попка задвигалась плавно, и всё больше притягивала к себе Дюваля, который урчал от наслаждения. Его губы и язык скользили по шёлковым ягодичкам, чуть раздвигая, проходили между ними, ласкали её кругленькую дырочку и опускались немного ниже, собирая «нектар», вытекавший из «бутона».
— Милый, я... уже не могу, — сквозь стон выдохнула Анна.
Её, как в ознобе, начала бить мелкая дрожь. Щёчки и попка пылали огнём, в ложбинке между грудками выступил пот. Вдруг его «стальной» «стержень» вошёл в неё. Она с радостью ощутила, как он проник в её «бутон» уже привычным мягким, но настойчивым движением. Он заскользил взад-вперёд, всё ускоряясь, пытаясь продвинуться как можно глубже. О, как ей нравилось ощущать его, такого настойчивого и горячего, внутри своего «цветка». Как нравилось прогибаться, вздрагивать от его натиска, покоряясь его всепроникающей силе. Руки Дюваля сжимали её округлости, по сути, двигали её, насаживая на свой «стержень» до упора, ударяя по тяжёлым массивным «кошелям», болтавшимся у основания сладкого «орудия».
— О, мой Стальной, — шептали губы Анны, из её глаз катились слёзы, а по лицу блуждала хмельная улыбка.
Потом жаркая волна проникла в неё, казалось, заполнив до упора. Дюваль вскрикнул, выгибаясь и прижимаясь к любимой «розе» в последнем порыве. Анна, закричав, дёрнулась и упала на ложе, он опустился рядом, положив лицо на её раскрасневшуюся «подушечку». Нежно целуя, прошептал:
— Моя маленькая пленница, как же я люблю вас, моя мисс Анна!
(ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ)

1. Мой любимый пират, моя любовь. (Ф)

Поделиться в: