Татьяна замешкалась у машины, вытаскивая пакеты с продуктами.
— Блядь! Понагородили тут, суки! — до женщины долетел пьяный голос.
Оглянувшись, она увидела у подъезда перевёрнутую инвалидную коляску и сидевшего на асфальте безногого мужчину. Он, громко матерясь, пытался поставить сложившееся кресло на колёса. Видно, что он был пьян.
Татьяна бросила пакеты и кинулась к незнакомцу.
— Я помогу вам! — она подбежала и вернула кресло в нормальное положение.
— Спасибо, — пробурчал пьяный и зыркнул на неё серым взглядом.
Его глаза на заросшем щетиной лице смотрели как-то колюче и, словно две тонкие иглы для вышивки бисером, пронзили женщину. Та опустила взгляд, стараясь не смотреть в обозлённое лицо.
— Ну, чего стоишь?! — бросил мужчина. — Иди, куда шла! В помощи не нуждаюсь...
— Да как вы... — Татьяна хотела упрекнуть его, отчитать за хамство, но осеклась.
Нет, не из жалости. Просто ей вдруг стало стыдно вступать в перепалку с пьяным. Если честно, такое с ней случилось впервые. Татьяна была женщиной одинокой и за свои сорок два года привыкла стоять за себя сама. Это была обычная привычка самостоятельной женщины, чья жизнь протекала в абсолютном одиночестве. Никого... Впрочем, у неё жила кошка с нежным именем Персик, больше подходящим коту. И вот это самое пушистое создание фруктового цвета принимало на себя всю ласку, которой у Татьяны было в избытке.
— Вы живёте здесь? — спросила женщина, кивнув в сторону своего подъезда.
— Слушай, фифа, отвали, а, — безногий, ловко опёршись сильными руками, вскочил на коляску и тронул колёса, пытаясь направить их на крутой пандус.
Татьяну презрительное «фифа» обидело вдвойне. Это был намёк на её подростковую фигуру и небольшой рост. Вот и сейчас в своих узеньких джинсиках и коротенькой джинсовой курточке она выглядела просто девочкой. Только глаза выдавали в ней зрелую женщину: такой глубокий взгляд у девочек не бывает. Да что он себе позволяет этот хам?! Татьяна решительно шагнула в его строну и хотела помочь втолкнуть коляску на пандус, но высокий — для роста ‒ каблук вдруг попал в выбоину на асфальте, и женщина стала падать, толкнув несчастного мужика.
Она сама не поняла, как это случилось. Коляска отскочила в сторону, её хозяин растянулся на спине, а сама Татьяна мягко приземлилась на него, уткнувшись носом ему в шею.
— Хм, а мне это нравится, — хохотнул мужик, — Давненько баба сама на меня не прыгала. Эй, фифонька, чего замерла-то? Давай, действуй дальше.
Это его замечание заставило Татьяну опомниться. Она села и залепила ему пощёчину. Забыв себя, кулачками замолотила по его широкой груди. Женщину душили слёзы. Горькие слёзы обиды.
— Хам! Хам! — глотая слёзы, орала она.
— Эй, эй, полегче, фифа! — цепкие пальцы сжали её тонкие кисти и не давали двинуться.
Татьяна сквозь слёзы увидела его серые глаза. Они... смеялись... Это так поразило её, что она уставилась на его лицо, будто пыталась что-то понять. А сама продолжала сидеть на мужчине верхом. Он тем временем вновь заговорил.
— Слушай, фифонька, я, конечно, понимаю, что посреди двора поздним вечером, хм, очень возбуждающе, — опять его ехидный смех. — Но... я экстрима не люблю... Не могла бы ты встать? А потом, если пожелаешь, я сделаю, всё, что угодно. Ну, вот клянусь своей гудящей башкой, треснутой об асфальт! Ну, чего же ты зенки-то свои пялишь так? Нравится сидеть на мне?
Белозубая ехидная улыбка украсила рот, из которого так и летел перегарный фимиам. Его замечание привело женщину в чувство, она вскочила и быстро отпрянула в сторону. Смущённо отводя взгляд, шмыгая носом, пролепетала:
— Простите, я... не хотела, но... вы... я...
— Ой, брось, фифа, — махнул рукой мужик, уже вернувшийся на свой транспорт. — Наука тебе: не помогай, если не просят. Мать Тереза, блин...
И он спокойно покатил в подъезд.
А Татьяна осталась стоять, продолжая тихо плакать. Ну, вот всегда так с ней. Хочет, как лучше, а в итоге... В итоге оказывается в дурацкой ситуации. Растерев ладошкой слёзы по щекам, Татьяна скинула босоножки и, подхватив брошенные пакеты, тоже вошла в свой подъезд. Едва выйдя из лифта на своей площадке, она услышала знакомый голос и громкие стуки в дверь.
— Блядь, ну, чё вот за день-то такой? — орал знакомый мужик и что есть силы всаживал кулаком в двери напротив квартиры Татьяны. — Паскуда!
— Эй, вы, как вас там?! — женщина вновь решила вмешаться. — Что вы себе позволяете? По-моему, вы вполне прекрасно можете достать звонок. Звоните и вам откроют.
— Ага, как же! — безногий резко развернулся к Татьяне лицом. — Ни хуя не откроют! Это моя квартира! — вдруг признался он.
— Прекратите выражаться! — парировала женщина.
Швырнув пакеты и обувь к своим дверям, она шагнула к нему.
— И что же вы ломаете собственные двери? — усмехнулась Татьяна. — Не устраивайте спектакль! Я прекрасно знаю, что здесь никто не живёт! — заметила она, зло прищуривая глаза и упирая руки по бокам.
— Знает она, ха! — сидя на коляске он умудрился смотреть на неё сверху вниз. Во всяком случае, так казалось Татьяне. — Слушай, фифа, здесь живу я. А вот тебя я вижу впервые.
— Во-первых, я вам не фифа! — прошипела Татьяна, откидывая со лба кудрявую длинную прядь. — Во-вторых, я недавно переехала сюда. Всего три дня назад.
— Бляя, послал чёрт соседку! — криво усмехнулся мужик и прибавил какой-то трёхэтажный оборот, который Татьяна даже не поняла.
— Вы... вы... хам и... и... — её словарный запас сегодня явно уступал лексике противника.
— Ты мне уже это говорила, — с кривой усмешкой заметил мужик и погрозил ей пальцем.
— Да? — Татьяна вдруг опешила.
— Да! — гаркнул он.
Демонстративно хмыкнув, она быстро открыла свою квартиру, вошла туда и громко захлопнула дверь.
— Гарпия! — долетел до неё крик соседа.
Увидев своё отражение в зеркале испугалась сама себя. Тушь на глазах потекла, оставив тёмные дорожки от высохших слёз, волосы, уложенные утром мягкими волнами, теперь торчали во все стороны непокорной гривой до плеч, а джинсы на коленях были в грязи, как и локти у курточки. Слёзы опять навернулись на глаза. За что ей такое? С самого начала день пошёл наперекосяк. С утра она принимала экзамен по истории средних веков у второго курса — это была сплошная нервотрёпка, потом встречалась со своими двумя дипломниками, вникая в их тексты, потом, заехав в супермаркет, простояла в пробке битых три часа. И вот в самом конце дня, выжатая, словно апельсин, радовалась, что, наконец-то, вернулась в тихий дом, и вот — на тебе! Это чудовище! Обозвал, облапал и... Татьяна поднесла ладонь к носу. Фуууу... Она же вся пропахла им. Подошедшая Персик потёрлась о ногу хозяйки и, будто соглашаясь с её мыслями, что-то мяукнула.
— Да, Персинька, ты права, запах ужасный, — сказала Татьяна.
Потом быстро разделась, сунула грязную одежду в стиралку, и пошла в ванну.
Наполняя ванну водой, она, как обычно, размышляла. Медиевист, уважаемый преподаватель, а дома... Кто она дома? И вот что, что в ней не так? Татьяна осмотрела себя в зеркало. Мдаа... Он прав — фифа! Где, ну где те пышные формы, которые должны быть у женщины её лет?! Грудки с кулачок... Татьяна повернулась полубоком, чтобы рассмотреть свой вид сзади. Ну, попка крепкая. «Наверное, занятия в тренажёрке сказываются, — удовлетворённо подумала женщина». Ноги стройные и для её роста длинные — тоже не плохо. Талия тонкая, с изгибом... Но всему этому не хватало основательности что ли... Всё какое-то слишком маленькое.
Руки заскользили по телу, словно исследуя его форму. Ладони чашами приподняли груди. Впрочем, ничего не приподнялось: миниатюрные холмики торчали сами по себе, как два прыщика. Нет, зря она несколько лет назад не сделала пластику. А теперь-то уж что? Теперь уже поздно, всё равно пышная ... грудь её жизни не изменит.
Неудавшийся студенческий брак, продлившись год, остался в далёком прошлом, а редкие курортные романы с женатыми мужчинами счастья не приносили. Да и романов этих за все годы одиночества было всего два. Потом Татьяна решила не пытаться больше, не унижать себя тупиковыми отношениями. Вообще, она стала жить по принципу Тоси Кислицыной: «А по мне так одной лучше. Хочу — халву ем, хочу — пряники!». Нет, конечно, Татьяна как раз сладостями не увлекалась. Она была женщиной ухоженной, следящей за собой, но... неудачницей. Ей везло только в карьере. Поэтому в своей квартире она появлялась поздно вечером, чтобы только переночевать в обнимку с кошкой. Отпуск Татьяна не любила и обычно проводила его на даче у тётки, сидя на крылечке с пяльцами в руках. Впрочем, аккуратистка, она очень любила свой дом. Вот и сейчас её волновало, что, переехав три дня назад она так и не успела навести порядок и разобрать вещи. Многочисленные коробки громоздились в комнате.
Так... Соски крупные. Она отметила это, обрадовавшись, что вот есть, оказывается, у неё такой женский плюс. Дотронулась большими пальцами до орелов, обводя их по кругу, стала постепенно трогать соски. Прикосновения отозвались тянущей болью, которая начинала перекатываться горячими волнами между ног.
Женщина присела на дно ванны, раздвинув бёдра, и направила туда струйку душа, отрегулировав её на приятное положение. Сначала она просто заставляла воду свободно стекать по щелке. Женщина вздохнула, расслабляясь, и вновь потеребила соски. Они отвердели, отдаваясь томлением между бёдер, в самом сокровенном женском месте.
Потом начала водить смесителем сверху-вниз. Это было приятно и вызывало мурашки по всему телу. Закрыв глаза, Татьяна вдруг вообразила лицо своего соседа. Когда она лежала на нём, уткнувшись носом в колючую шею, то... Нет, в тот момент она этого не понимала, но сейчас почему-то осознала, что это ей нравилось. Ей нравилось ощущать под собой его крепкое тело с широкой грудью и большими руками. Сейчас она вспомнила, что в ту минуту он показался ей таким... надёжным. Как уютный деревянный дом, стоящий на равнине.
Рука привычно меняла направление струи. Смеситель, отрегулированный на пульсацию, всё сильнее ударял по чувствительной бусинке клитора. Татьяна, покусывая губы, старалась сдержать стоны. Всё-таки в ванне слышимость отличная. Напряжение в её женском средоточии росло, там всё пульсировало в такт струе, заставляя двигать попой, непроизвольно подёргивать бёдрами. И вскоре, выгибаясь, откинув голову на бортик ванны, Татьяна кончила.
Набросив шёлковый халатик на голое тело, она вышла из ванны и прислушалась. На площадке было тихо. Интересно, почему он стучал в свою квартиру? Открыли ему? Надо бы узнать... Женщина посмотрела в глазок. Её сосед сидел на коляске, закинув голову. Господи! Неужели умер?!
Дрожащими руками Татьяна принялась открывать дверь, от волнения долго не могла справиться с новым замком. Наконец, выскочила на площадку. Сосед просто спал. Его храп разносился по всем этажам.
— Эй, вы... — тихо сказала женщина.
Реакции на её слова не последовало.
— Почему вы не вошли в дом? — уже громче спросила она.
Вновь очередной храпящий звук.
Татьяна стояла в нерешительности. Если оставить его здесь, то... Ну, это как-то нехорошо. Во-первых, человек с физическим недостатком. Впрочем, немощным его не назовёшь. Во-вторых, наверняка, он не может попасть в свою квартиру. И это... это просто жестоко вот так оставлять человека спать на лестнице. Да, он, конечно, хам и пьяный... Но... Татьяна не стала раздумывать. Стараясь ступать бесшумно, она распахнула настежь двери своей квартиры, взяла коляску за ручки, развернула и вкатила к себе. Спящий не шелохнулся.
И только сейчас она сообразила — вкатить это полдела. Как его перетащить на диван? Да, это была проблема из проблем! Мужик, даже лишённый ног чуть выше колена, был гораздо крупнее неё. Видимо, он от природы был высоким и очень крепким человеком. Татьяна обошла вокруг своего случайного гостя, прикидывая, как бы решить неожиданную задачу. Наконец, вплотную придвинула коляску к дивану, поставила на тормоз и стала подталкивать соседа, упираясь ему в плечи.
— Нннн, отстань...
— Эй, вам надо перелезть на диван, — громко сказала Татьяна. — Я помогу. Только вы и сами тоже... Мне не поднять вас...
Мужик не реагировал. Пробормотав что-то нечленораздельное, выдал очередную руладу храпа.
И вдруг женщину осенило. Она встала на диван и, взяв мужика за руки, стала тянуть его на себя. Татьяна и сама не ожидала, что её способ подействует. Стоять на мягком диване было неудобно, Татьяна потеряла равновесие и дёрнула соседа на себя. Мужик всей своей внушительной фигурой навалился на неё, подмяв под себя хрупкую женщину.
Шёлковый короткий халатик скользнул вверх, обнажая стройные ноги, кругленькую попку и совершенно гладкий лобок.
— Выпустите меня! — завопила женщина, пытаясь выбраться из-под мужика.
— Мхмм, я тебя заказывал? — сонно прохрипел тот.
И принялся ощупывать оказавшееся под ним тело.
— Я тебя не знаю, — признался он уже более бодрым тоном. — Ты в первый раз у меня?
Его пальцы захватили волосы женщины, а вторая рука опустилась ниже и пощупала ягодицы.
— Не смейте! Не смейте меня трогать! — возмущению Татьяны не было предела, хотя его прикосновения не были ей неприятны. Скорее, даже наоборот.
— Не ори, — вдруг спокойно и вполне трезво проговорил сосед, — спустившись чуть ниже он пристроил свою голову на татьяниной груди и тихо попросил:
— Слушай, я сегодня не смогу... Давай просто спать. А утром я заплачу...
— Да как вы!... — задохнулась от возмущения женщина. — Да что вы себе позволяете?! За кого вы меня приняли?!
Она попыталась выбраться из-под него, извиваясь что было силы. Хотела ударить коленом между его бёдер, но не смогла ослабить его давление.
— Ххмм, — ты такая мягкая, хоть и тощенькая, — прошептал мужик, прижимая колючее лицо к обнажившимся грудям женщины.
И его рука смачно сжала половинку попки Татьяны.
— Не боись, не обижу... Тсс, давай спать.
Перевернувшись на бок, он прижал Татьяну спиной к себе, словно плюшевую игрушку, и вновь захрапел.
Слезинка скатилась по раскрасневшийся щеке женщины. Ну вот что, что ей делать? Кричать? И что? Женщина всхлипнула, слезинка упала на руку мужчины, лежавшую под татьяниной грудью.
— Ммннннмммххррррм... — послышалось его странное бормотание.
Татьяна напряглась. И тут её осенило. Она чуть приподняла его ладонь и высвободив один палец, что есть силы вцепилась в него зубами.
— Аааа! — заорал мужик, продолжая прижимать женщину к себе, резко сел на диване. — Ты чё делаешь, сучка? Ты же мне палец чуть не оттяпала!
— Я... я не хотела... то есть... — Татьяна испугалась не на шутку.
Она сидела у него на бёдрах. Огромные лапищи сжимали её грудную клетку, так, что дышать было трудно.
— Не хотела?! — мужик тряханул её. — Не хотела? Блядь! Сказал же — лежим, утром заплачу. Как обычно!
— Вы не понимаете, — хотела запротестовать Татьяна. — Я не та, за кого вы меня приняли... Я — не девушка по вызову, которую вы, наверное, ждали. Я ваша соседка.
Всё это хотела она выкрикнуть, но не смогла. Она испугалась так, что не могла даже разлепить губ и зажмурила глаза. Мужик же бросил её на диван и навалился сверху.
— Ладно, — белозубая ухмылка появилась на его лице, — как хочешь. Благодаря твоим зубкам, сон у меня как рукой сняло. Поэтому давай сейчас.
И он вдруг припал губами к правому соску женщины. Татьяна сама не понимала, что оказывается, халат уже давно распахнулся, и голые её грудки двумя светлыми лисьими мордашками маячат перед взглядом соседа. Женщина хотела оттолкнуть его, но... Едва его губы сжали сосок, она охнула и отдалась этому фантастическому ощущению. У него были удивительно мягкие и нежные губы. И даже запах ... спиртного сейчас не показался Татьяне неприятным. Она словно и сама стала пьяной от его рук и губ на своей груди. А он не спешил.
— Какой вкусный горошек, — хрипло прошептал, посасывая правую грудь.
В это время его рука нещадно сжимала левый Татьянин холмик. Пальцы, чуть прищемив сосок, потянули его вверх, вызывая тянущие ощущения в промежности Татьяны. А ещё его щетина... Как оказывается изумительно ощущать нежной кожей эти покалывающие прикосновения. Вот он втянул в рот грудку до половины и что-то проурчал, словно довольный кот. Этот звук вызвал ответный стон у женщины.
Татьяна, запустив руки в его лохматые волосы, выгибалась под ним и стонала всё громче. Она вжимала его голову в свою грудь, словно побуждая ненасытный мужской рот интенсивнее овладевать нежными холмиками миниатюрных грудей. Ей хотелось тереться о его щетинистый подбородок и щёки. Это было чем-то новым и не шло в сравнение со всем, что женщина чувствовала раньше. Между ног пульсация разрасталась, становясь с каждой секундой всё сильнее и невыносимее, и вдруг через мгновение, женщина поняла, что её накрывает волна оргазма.
Очнулась Татьяна оттого, что большие ладони гладили её по голове. В комнате было темно, только свет фонарей и фар проносящихся машин, освещал пространство.
— Фифа? — нечаянный любовник удивлённо уставился ей в лицо. — Так ты — та фифа, что допекала меня во дворе?
Татьяна боялась пошевелиться и, как попавшая в капкан зверушка, покорно замерла, ожидая своей участи, только моргнула распахнутыми глазами. О, глаза у неё были прекрасные. Большие, с длинными густыми ресницами, и такие глубокие, что казались двумя окошками в какой-то иной таинственный мир.
— Как ты ко мне попала? — хриплым голосом спросил мужик.
— Это не я, это вы... — шёпотом ответила женщина. — Я вкатила вас к себе.
— Что? — он, казалось не верил ей. — Ты привезла меня к себе? Выходит, похитила меня?!
Татьяна кивнула, продолжая лежать под ним.
— Впервые меня баба похищает, заметил он.
И разразился гогочущим смехом, выпустив женщину из тисков своих рук. Потом резко умолк и вперившись колючим взглядом ей в глаза, прорычал:
— Знаешь, что фифонька, ступай-ка ты на хуй со своим состраданием! Получила, чего хотела, и пиздуй на все четыре стороны! Или может, тебя обрубки привлекают?
Он быстро поднял, заправленные концы джинсовых бриджей и открыл свои культи. Тёмные рубцы даже в полумраке резали взгляд.
Всхлипнув, Татьяна закрыла ладонью рот.
— Что? Смотреть противно?! — горькая усмешка искривила его губы.
Татьяна только сейчас заметила, что у него красивый рот. И вообще, его лицо пусть и обросшее, перекошенное злобой, было приятным. Черты точно выверенные, мужские. Без мягких безвольных линий. Словно природа, создавая этот лицо, продумала всё до мелочей.
— Нет, — Татьяна нашла в себе силы ответить твёрдо, сдерживая рвавшиеся слёзы. — Нет, мне не противно. Но я... Вы заснули на площадке. И я подумала, что... нельзя же спать в подъезде...
— Хм, — опять усмешка.
— Я не хотела вас обидеть!
— А чего ж молчала, когда я лапал тебя? — уже спокойно спросил он.
— Не знаю, — Татьяна поняла, что краснеет и отвела взгляд.
Но потом разу посмотрела прямо ему в глаза и призналась честно:
— Сначала мне было страшно, а потом...
— Ясно, — он усмехнулся, — Хоть на что-то я гожусь... Ты всегда так?
— Что? — Татьяна не поняла вопроса.
— Чё-чё, — передразнил он, — Всегда от груди кончаешь?
— Не-не знаю... , — женщина смутилась.
Сказать по правде с ней такой оргазм случился впервые. До сего дня ласк одной груди ей было мало.
И вдруг она заметила, как выпирает ширинка на его бриджах. Татьяна сейчас не узнавала сама себя. Не задумываясь, она друг придвинулась к своему нечаянному любовнику, смело протянула руку и, расстегнув ремень и штаны, взяла в руку его член, крепко сжала пальцами. Почему-то закусив нижнюю губу, словно решала сложную задачу, принялась тереть его от самого основания до кончика.
— Что ты?... Не надо... — слабо запротестовал мужчина.
Но его потемневшие глаза, словно грозовое небо, говорили о его необычайном возбуждении. Всё это время он держался, чтобы не наброситься на неё.
— Пожалуйста, снимите рубашку, — попросила Татьяна.
Он послушался. Загорелая грудь со стальными мускулами, поросль волос мягкой тёмной дорожкой спускавшаяся туда, что обычно прячется в брюках. Но сейчас это тайное сокровище на широком корне, с проступившим рельефом вен было в маленьких ладонях Татьяны и поражало её своей какой-то фантастической мощью. Впрочем, всё в этом человеке было таким. Женщина интенсивно массировала член до тех пор, пока из раскрывшегося крестика головки не показалась тонкая нить. Мужчина со стоном отклонился назад. Татьяна продолжала своё завораживающее действие, она с упоением наблюдала, как из багрового конца возникает крупная капля, медленно устремляется вниз и оседает на её сомкнутых пальцах.
— Я сейчас кончу... — прохрипел бородач. — Оставь, я сам...
Татьяна видела, как вздулись жилы на его шее и напряжение сковало всю его мощную фигуру. Женщина посмотрела ему в глаза и, улыбнувшись, продолжала свои ласки. Пока из багровой головки не брызнула струя жемчужного густого потока. Татьяна направила его на свою грудь. Мужчина со стоном излился на неё. Нежные, но крепкие пальцы женщины продолжали двигаться, выдаивая всё без остатка. Она словно хотела убедиться, что он опустошён до конца. Для неё это было очень важным, хотя она и сама не отдавала себе в этом отчёта. Она желала этого мужчину, как никого до него.
Утром Татьяна проснулась счастливой. Уже многие годы она не испытывала такого всепоглощающего ощущения счастья, словно солнце проникло в неё и затопило всю от макушки до пят. Вспомнив события минувшей ночи, зарделась, как девчонка. Ой, она же раздета. Только халатиком прикрыты ноги. Потянувшись, Татьяна вдруг поняла, что она в квартире одна. Его, этого грубого, но такого милого бородача нигде не было.
Кое-как натянув халатик и трусики, женщина бросилась на площадку. Нерешительно замерла у его дверей. Позвонить? А если он опять наорёт на неё? Обзовёт как-то? Но... неужели вот так можно расстаться? И она не хочет! Не хочет она расставаться с ним! Не хо-че-т... Татьяна тряхнула волосами, словно попыталась выкинуть плохие мысли, и решительно надавила на кнопку звонка. К её удивлению ей открыли сразу.
— А это ты... — он равнодушно посмотрел на неё, будто между ними ничего не произошло. — Заходи.
Он развернулся и покатил в комнату. Татьяна шагнула через порог. Квартира, как и у неё, однокомнатная. С удивлением женщина отметила чистоту. Это не было обиталище алкаша. Диван, комод, узкий плательный шкаф, стол со стоящим на нём ноутом, большая плазма на стене. Ничего лишнего, но вполне прилично. Впрочем, не было деталей, маленьких штучек, привносящих в интерьер уют. В углу заметила гирю.
— Ну?... — он выжидательно смотрел на неё.
— Я... — Татьяна замялась. — Я подумала...
— Сейчас поставлю чайник, — он перебил её и укатил на кухню, вернулся через минуту и спросил: — Зачем ты пришла?
— Я просто... — Татьяна сама не могла объяснить причину своего визита.
Вот так взять и сказать, что она хочет быть с ним? Но это же глупо! Нелепо! Безрассудно! А она взрослая женщина и...
— Ну, вот ты и сама всё понимаешь, он пожал плечами.
Она заметила, что он, нет, не побрился, просто привёл своё лицо в порядок, сменил одежду и выглядел он очень, ну просто очень сексуально. Татьяна покраснела и выдавила:
— Я подумала, что могла бы тебе... помогать...
Спокойное лицо мужчины сразу окаменело, и он сквозь зубы бросил:
— По-моему, о помощи мы всё выяснили вчера: не нуждаюсь! Так, что, фифонька, спасибо за весёлую ночь, но тебе лучше уйти.
— Я вам не фифа! — вдруг воскликнула женщина. — Почему вы меня ... всё время оскорбляете?
— Да что ты?! — он сделал изумлённый взгляд, на самом дне его глаз плескались весёлые искорки сдерживаемого смеха.
— Да! Я вообще-то Татьяна Сергеевна...
— Танюха, значит... — кивнул он, — А я — просто Иван. Вот, — он указал на стол, где стояли её босоножки, — Забери. Надеюсь, больше не сломаешь.
Татьяна поняла, что он починил сломанный вчера каблук.
— Спасибо... — она прижала босоножки к груди и продолжала стоять, переминаясь с ноги на ногу.
— Послушай, Татьяна Сергеевна, — он усмехнулся. — Не придумывай себе сложностей... Ты хорошая... Но я плохой... Понимаешь?
— Но я же... — она хотела возразить, но он перебил.
— Я — старый трухлявый пень, с которым тебе нельзя связываться...
— Вы старый? — Татьяна с удивлением рассматривала его.
— Хм, по паспорту мне сорок семь. Но у меня год за два идёт, — он опять усмехнулся. — И вообще, не нуждаюсь я в... помощницах... Пусть и таких миленьких, как ты. Понятно?
Кивнув, Татьяна молча развернулась и сделала шаг к входным дверям. Но вдруг вернулась и подошла к нему и, глядя в глаза, бросила.
— Да, мне всё понятно. Вы говорите, что вам не нужно жалости, а сами упиваетесь жалостью к себе. Вы залезли, как черепаха, под панцирь и сидите там, не желая принять действительность! Где уж вам осознать, что люди могут тянуться к вам совсем не из жалости, а из какого-то другого чувства?! — Татьяна откинула прядь волос, которая всё время падала ей на глаза. — Вы боитесь поверить, что достойны счастья. Вы ненавидите весь мир! Мир, в котором всё-таки есть много хорошего, несмотря на вашу обиду и злость!
И с этими словами она ушла.
— Да пошла ты на хуй! Со своей философией! — полетело ей в след.
Татьяна не любила предновогодние дни. Нет, когда-то она восхищалась всей этой суетой, яркими огнями улиц и витрин, её манили к себе всякие праздничные штучки и мишура. Но с течением лет она стала бояться этого времени. Когда приближался декабрь, её охватывала тоска. Новый год она не встречала. Отключив телефон, рано ложилась спать, а потом, проснувшись от звука фейерверков за окном, сидела и смотрела, как в ночном небе разлетаются красочные огоньки.
Несколько месяцев Татьяна провела в соседней области, читала лекции в университете. И вернулась домой как раз накануне Нового года. Всё это время она вспоминала своего соседа. Нет, не с обидой и не с жалостью... С тоской. Сама не осознавая этого, она скучала. Тридцать первого декабря нарочно задержалась на работе, чтобы оттянуть так называемый праздничный вечер в одиночестве. Но всё-таки пришлось пойти домой.
У его дверей она остановилась. А что, если позвонить? Ага! Позвони давай — он обрушит на тебя поток брани и вновь прогонит. И потом, может, он вовсе не один... Ну, правда, у него, возможно, кто-то есть. Она словно говорила сама с собой. Мысленно. В конце концов, спор со своим вторым Я окончился компромиссным решением. Надев трикотажное платье, которое выгодно подчёркивало её хрупкую фигурку, захватив миниатюрную ёлочку, украшенную игрушками, и торт «Тирамису», она позвонила в его квартиру.
— Так, просто поздравлю и... уйду, — пробормотала она, прислушиваясь к шагам за дверью.
Там было тихо. Глубоко вздохнув, женщина нажала звонок. Ей не открывали. Татьяна уже хотела было вернуться к себе, как вдруг заметила, что дверь незаперта. Сердце её упало: «Неужели что-то случилось?». Татьяна смело вошла в прихожую. Не решилась включить свет, двинулась дальше.
— Кто-то есть дома? — спросила она громко.
— Да... Входите, — с облегчением услышала его голос.
Татьяна вошла в комнату. Свет не горел. Но и в полумраке она различила на диване его могучую фигуру.
— Здравствуйте, у вас там открыто и я вошла, — Татьяна старалась говорить бодрым тоном, но дрогнувший голос выдавал её волнение. — Я включу свет?
— Привет, Татьяна Сергеевна, — он был в нормальном расположении духа, и она облегчённо выдохнула. — Свет не надо. Скоро стрелять начнут. А я, как малый идиот, фейерверки люблю.
— Ой, я тоже, — Татьяна улыбнулась и спросила: — А куда можно ёлку поставить и торт?
— Да поставь, куда хочешь.
Устроив подарки на комод, Татьяна стояла в замешательстве. В комнате сидеть можно было только на диване. Но там же был он, хозяин квартиры, непредсказуемый влекущий и... опасный.
— Ну, чего застыла-то? Садись сюда, — он похлопал ладонью по дивану, — Не боись, не обижу.
Это была знакомая ей фраза. Татьяна смущённо опустилась на край дивана и сидела в напряжении, готовая в любой момент ретироваться. Она чувствовала, что он смотрит на неё украдкой, полагая, что в полумраке она этого не заметит.
— Иван... — Татьяна вдруг назвала его по имени, сама удивившись своей смелости, — Я...
О, как же много она хотела сказать ему и не могла. Разве можно было высказать вот так всё, что она чувствует, что пережила за эти долгие месяцы, прошедшие с их первой встречи? Это время оказалось для неё более тяжёлым, чем все годы жизни до его. Но сейчас Татьяна была, как наивная девчонка, весь её опыт и рассудительность куда-то испарились в один миг.
— Только не вздумай реветь, — с улыбкой предупредил он.
— Хм, — Татьяна тоже улыбнулась, — Неужели это так заметно?
— Да... Ты вообще плакса. А я не люблю слёзы, — его голос почему-то стал хриплым. Знаешь... ты не бойся меня, — вдруг попросил он. — Я не сделаю тебе ничего плохого.
— Да, я знаю, — Татьяна дотронулась до его колючей щеки.
— Знаешь? — он прижал её ладошку к своим губам.
Татьяна кивнула, не отнимая руки, с замиранием ждала, что он скажет или сделает дальше.
— Я думал над твоими словами... Помнишь тогда ты...
— Да, я наговорила лишнего, — Татьяна смущённо закусила нижнюю губу.
— Нет, ты всё сказала верно и...
— Тсс, — она прикрыла его рот второй ладонью, — Давай забудем об этом...
Он провёл рукой по её волосам. Татьяна потёрлась щекой о его широкую ладонь с мозолистой кожей. А потом ей захотелось прижаться к нему, но что-то удерживало её. И он, словно угадав её желание, попросил:
— Коснись меня...
Татьяна сразу послушалась. Просунув руки под его футболку прошлась ладошками по рельефу мышц, вызывая у него вздох. И вдруг, приблизившись к его лицу, робко, словно боясь сама своей смелости, провела кончиком языка по его губам. Чуть прикусила резкий изгиб верхней губы. Он издал какой-то неясный рычащий звук. И это звук придал ей больше смелости.
Отстранившись на мгновение, она заглянула в его лицо. Яростный огонь метался в его глазах. Но то был огонь не злобы, а желания. Огонь любовной страсти. У Татьяны вырвался судорожный вздох. Он — её! Он — для неё! И она готова попасть в его владения.
Дальнейшее случилось, как нечто неизбежное. Сорванная одежда была отброшена проч. И когда напрягшиеся соски Татьяны коснулись его обнажённой груди, женщина застонала, сильнее прижимаясь к любимому. А он с глухим рычанием прижал её к себе, опускаясь вместе на диван.
— Какая же ты... — прошептал он.
— Какая? — с хмельной улыбкой спросила она, запрокидывая голову.
— Маленькая и... необыкновенно красивая... — он чуть отклонился, убрал волосы с её лица и поцеловал её губы.
— Я люблю тебя... — признание само собой вырвалось у неё.
В ответ он задрожал, сдавил её так, будто боялся потерять, и тоже ответил:
— И я люблю тебя... люблю! Это сильнее всего... Это сильнее меня. Ты должна знать!
Его ответ был для неё неожиданным. Словно раскат летнего грома в погожий день. Чтобы не разрыдаться она уткнулась носом ему в шею. Он осторожно потянул её локоны и отыскал губы. Это был жадный поцелуй, будто они оба боялись, что всё может закончиться, оборваться, как сон.
— Я хочу тебя всю, — заявил Иван.
— Да... — выдохнула Татьяна.
Его восставшая плоть упёрлась ей между ног и потёрлась о возбуждённую изнывающую щель, готовую к любовной встрече. Раздвинув ноги, Татьяна сильнее сдавила его бёдра. И он вошёл в неё одним мягким толчком. Руками он сжимал её ягодицы, направляя их общий ритм. Наслаждение волнами растекалось по телу женщины. Жёсткие волосы на его груди и бороде доставляли дополнительное возбуждение, как в ту ночь, она готова была взлететь. Но сегодня ей хотелось быть с ним единой во всём, и она сдерживалась на этой тонкой грани.
Натиск его огромной для Татьяны плоти вызывал едва ли не боль. Но эта боль была желанной. Царапая его широкую спину, Татьяна извивалась, стараясь впустить его глубже.
— Пусти меня дальше, — приказал он.
Его свистящее дыхание и этот почти грубый приказ оказали на женщину какое-то животное действие. Она вдруг впилась зубами в его правую грудь. Там, где билось его сердце. Он зарычал и стал входить быстрее. Язык женщины ласково прошёлся по укусу.
Он приподнялся на одной руке, а второй сжал её грудь, потом, склонившись, сомкнул губы вокруг припухшего соска. Его горячий язык, как и его беспощадная плоть там, внизу, стал терзать её сосок, словно хотел лишить её разума.
И это случилось.
— Иван... — простонала Татьяна, сжимая его в кольцо своих ног.
— Да... да... да... — повторял он с каждым своим движением в неё.
На его щеках были слёзы. Татьяна сомкнула ладонями его лицо и ввела в его рот свой язык. Повинуясь своему желанию и ещё какому-то непонятному чувству, она стала ласкать его рот во всех направлениях, словно боялась пропустить хоть одну точку. Это было своеобразное утоление жажды. Её жажды по нему.
Вдруг она услышала взрывы и сразу что-то горячее ворвалось в неё лишая сил, будто приподнимая над всем миром. Последнее, что она помнила это искажённое страстью лицо Ивана. Когда они очнулись, за окном разлетались карамельные огни фейерверка.
— С Новым годом, фифочка моя, — белозубая улыбка сияла на любимом лице.
— С Новым годом, мой любимый бородач, — Татьяна искупала его в искорках своих глаз.

Поделиться в: