ГЛАВА ПЕРВАЯ, ПРО ЖЕН
— И не стыдно тебе? — спросил Егоров, разглядывая прозрачную стену таможенной зоны. — В таком хорошем состоянии, хорошую девушку бросить. А еще интеллигентный человек с высшим образованием.
— Работа, — буркнул Вася. — Я ей сам не советовал ехать, но оно же упрямое, как баран. И злое, как гадюка. И хитрое, как это... Рысья морда. Кисточки на ушах только ей обстригли.
— Росомаха намного хитрее рыси, — авторитетно заявил выдающийся зоопсихолог Егоров. — Росомаха, Вася, такая хитрая, что даже сама себя наебывает. Прячет добычу, а потом заначку найти не может, потому что от себя же спрятала. Если бы росомахи еще чуток хитрее были, то вообще размножаться перестали, только об одном бы думали — как друг друга в этом деле тоже наебать.
— Наша росомаха добычу притащит, не переживай. Я по состоянию счета видел, как она там охотится. Придется новый шкаф для тряпок покупать. Скажи мне, Егоров, ну что можно под утро купить на две тысячи четыреста евро? В три часа сорок восемь минут? Там что, бутики ночные распродажи устраивают?
— Может, устраивают. А может, она просто с кем–то в ресторане отдыхала. Культурно. Ну и рассчиталась за приятеля, — бессердечный Егоров загоготал.
Вася угрожающе засопел.
— О! — радостно прервал его Егоров. — Идет, наша няша.
Меж разъехавшихся створок дверей в зал ступила ослепительная Александра Борисовна, катя за собой небольшой серебристый чемоданчик на колесах. Каким образом туда могла поместиться вся добыча, оставалось загадкой.
Вася поспешил навстречу, помогать девушке «в таком состоянии». За ним солидно и неспешно двинулся выдающийся зоопсихолог Егоров, и прибыл к месту встречи в тот момент, когда Бьют подтягивала кривой «двойной виндзор» у Васи на шее.
— Ты бы, что ли, галстуки научил его завязывать, Егоров. Ты же взрослый, серьезный человек, — сказала ослепительная Александра Борисовна. — Возьми, наконец, над ним шефство. Или пусть уже на резиночке носит, как творческий распиздяй.
— Между прочим, о присутствующих в третьем лице говорить невежливо, — обижено сказал Вася. — Во-первых, здравствуй. А во-вторых, это не я галстук завязывал, а один взрослый и серьезный...
— Привет, Сашулька! — бордо сказал Егоров, прерывая излишние уточнения. — Как долетела, снежинка?
— Через жопу долетела. В гробу я видела столько в очередях стоять. Постоянно в туалет хочется, и отойти нельзя, потому что потом сразу «вас тут не стояло». Пидарасы они все там и метросексуалы. Никакого уважения к женщине. Мы что, Егоров, граждане второго сорта на этой планете?
— Мы — граждане первого сорта, — важно сказал Егоров. — Просто у нас на этой планете страна второго сорта. Но мы за страну не в ответе. Пока войны нет. Как только война, у нас и страна первого сорта.
— Ну, как там все получилось? — спросил Вася. — Я волновался.
— «Как там получилось», — я тебе три часа назад мейл отправила. Пока все так же, без изменений. Ну, не дуйся, Васька. — Бьют улыбнулась. — Иди сюда. Я тебе подарков накупила. Извини, перебрала по деньгам.
«Магниты на холодильник», — подумал Вася. Еще немножко магнитов — и холодильник упадет дверью вперед, под весом подарков Бьют, налепленных на него.
Бьют поцеловала его в губы. Как-то по–другому она стала целоваться, отметил Вася. Мягче, плотнее, охотней, облепляя рот Васи, ловя его язык и прижимая своим язычком к нёбу. Как хорошо, что она дома. Пять дней ее не было. Почти шесть. Вася аккуратно взял жену за плечи и подтянул к себе, стараясь не помять животик.
— Хм, — сказал Егоров. — Идем уже, Башкир в машине ждет. Развели тут порнографию, извращенцы. Как вам не стыдно, вон, на вас молодые мусора смотрят, в карманах письки мнут. Развращаете все линейное отделение.
Бьют Великолепная двинулась к выходу из аэропорта — в брючном темном костюме, в туфлях на низком ходу. Уточкой, переваливая округлившуюся в ожидании материнства попу. Вася смиренно покатил за ней серебристый чемоданчик. Егоров шел рядом, выразительно поглядывая на попу, и пытаясь со смыслом подмигнуть Васе. Вася делал вид, что не понимает гнусных намеков.
***
— Привет, Санечка, — сказал Башкир, развернувшись за рулем, и широко улыбнулся. Одними бровями, как обычно. — А чо так мало накупила? Васька жадный?
— Васька бедный. А жизнь дорогая, — сказала Бьют, пристраиваясь рядом с Васей на заднем сидении. — Международный капитал диктует условия и взвинчивает цены. Да и куда я в таком виде выряжаться буду? Белорусский трикотаж — наше все. Спасибо им за трусы с начесом, с резинкой под сиськами. Походил бы ты с пузом, Башкир, сам бы понял.
— Куда едем, домой или гудеть? Встреча с родиной, возвращение с триумфом...
— Домой едем гудеть, — строго сказал Вася. — Мы пока только дома гудим. Носом в стенку. Еще долго так гудеть будем.
— Нелюдимый ты стал, Вася, — отозвался бессердечный Егоров. — Вообще, в подкаблучника превратился. Сашулечка, тебе не стыдно иметь дело с таким подкаблучником? Хочешь, я тебе предложу внимание и заботу настоящего мужчины? Который умеет галстуки завязывать?
— Егоров, меня твоя милиционерша расстреляет. Из пистолета. — ответила Бьют. — А потом тебя. — Егоров помрачнел. Это было больное место Егорова, и Вася злорадно улыбнулся.
Машина рванулась с места. Вася прижимал к себе жену, стараясь не наваливатья на нее при поворотах. Водил Башкир быстро, но точно так же, как албанский Алик — совершенно не заботясь о разгоне-торможении. Одна дорожная порода. Зато Башкир жуткую албанскую музыку не слушал, а только рэпачок, йоу, а это серьезный плюс в карму четкому мэну.
«Вокруг шум, пусть так, ни кипишуй, все ништяк», — поддержала Башкира с заднего сиденья ослепительная Александра Борисовна, и начала ритмично кивать лакированной прической. Польщенный Башкир сделал громче, сказал: «йе, систа!» — и, в восторге, чуть не завалил автомобиль набок на очередном повороте.
— Башкир, ты можешь не дергать так машину, — хмуро спросил Егоров, цепляясь за дверь. — Не брюкву везешь. Будущего отца, со всем прилагающимся к этому.
***
Злобный Егоров сошелся с Бьют мгновенно, как и предсказывал Вася. Наверное, на почве родства черных разбойничьих душ. Рыбак, так сказать, рыбаку глаз не выклюет.
Он привез ее, криво обстриженную, запаршивевшую, с застарелыми желтыми синяками под обоими глазами, каким-то хитрым кружным путем, через Таллин и Ростов, по дороге заботливо подкармливая полезными для молодого организма чипсами, солеными орешками и коньяком. Сдал на руки Васе, приложив к этому товару документацию и накладные — пачку фальшивых документов трех стран Евросоюза. Потом потоптался в прихожей, сказал: «Ну, совет вам да любовь» — и свалил заниматься дальше своими злодействами.
Первую неделю Бьют вяло провалялась на Васиной кровати под одеялом, выползая оттуда только чтобы покурить на балконе или сходить в туалет. Отвечала односложно, преимущественно используя слово: «не-а». Вася ходил вокруг нее сумрачный, и вздыхал, шумно и протяжно, как гренландский кит из-под воды.
Потом он устал бессмысленно страдать, и поехал по магазинам на поиски махрового полотенца для Бьют. Мохнатого монстра, подобного брошенному в Албании, он не нашел. Тогда находчивый Вася купил четыре самых больших полотенца, завез их в мастерскую, и объяснил озадаченной швее — что надо сделать.
На другой день Вася вернулся домой с махровым рулоном на плече, размотал его, и набросил на лежащую в постели с журналом в руках, Бьют.
— Собирайся, — сказал Вася. — Через два часа летим.
— Куда летим? — перепугано спросила Бьют, выбираясь из-под махрового ковра.
— Никуда. Над городом летим. Ты говорила мне, что никогда на вертолете не полетаешь. Так вот, полетаешь. Я прогулку заказал. Давай, Башкир под домом на машине ждет. Я машину не беру, потому что потом напьемся.
Бьют натянула махровое одеяло на голову и всхлипнула.
Вернулись они домой ... вечером, тесно обнявшись. Забрались вдвоем под это гулливерское полотенце и поговорили. О том, что было, о том, что будет, о том, чего не будет никогда. Бьют, то плакала, то переставала плакать, потом наставила Васе засосов на шее, и привычно взгромоздилась сверху, плавно рисуя попой «восьмерку» на его члене.
— Сейчас-то чего плачешь? — обескуражено спрашивал Вася.
— Не-е-е знаю, — ревела Бьют. — По привы-ы-ычке. Натерпе-е-елась...
Трахать рыдающую девушку, сидящую сверху, Васе было странно. Сама тебя трахает, понимаешь, и на жизнь жалуется. Вася ссадил ее с себя, опрокинул на спину и навалился сверху, закинув длинные ножки с подсохшими царапинами себе на плечи.
— Я так не могу, Бьютик. Это ненормально. Если ты решила хныкать, тогда лежи снизу и хнычь. В пассивном виде страдай. Плакать снизу надо, это же азы садомазы, тебя что, не учили? — Бьют тут же захихикала и укусила Васю за ухо.
Ну вот что ты с ней будешь делать?
Утром Бьют выклянчила у Васи тысячу долларов (вообще-то просила пятьсот, но Вася добавил, обрадованный тем, что у девчонки появились хоть какие-то желания), и умотала в город.
Осознав через полчаса, что он натворил, Вася не на шутку испугался. Он ходил по квартире, как тигр, из угла в угол, и гадал — не переборщил ли он с гуманитарной помощью? Мелкая жадная зараза вполне могла покупать сейчас билеты в какой-нибудь Тибет, чтобы организовать там высокогорный бордель своей мечты, с ламами, рамами, буддами и мантрами.
А после обеда домой вернулась ослепительная Александра Борисовна. Конечно, пока еще не такая ослепительная, как та, что сейчас прижималась к Васе при поворотах Башкировой машины. Но над откинутым капюшоном конфискованной Васиной мятой «кенгурухи» уже тогда замаячила аккуратно стриженая головка женщины, происхождением явно не из этой одежды. А когда она протянула Васе сдачу с его тысячи, Вася сел на подставку для обуви и поломал ее.
Рысь обнюхала новое логово, и сочла его своим.
***
Вася ходил на работу в студию и на аутдорзы, возвращался, покупал по дороге полуфабрикаты, хоботился на кухне и кормил Бьют, сутками клацавшую на клавиатуре его десктопа. Во что она там игралась, стало понятно спустя месяц, когда девушка попросила его перевести письмо на английский. Вася вчитался в безупречный олбанский текст на экране и растерялся.
— И что, за это платят?... Слушай, Бьютик, давай лучше хомяков разводить. Они уже на второй неделе жизни продуктивно трахаются друг с другом. Приплод такой, что хоть на костную муку или биотопливо. Были у меня когда-то хомяки...
— Вася, ты не умничай, а переводи, — нетерпеливо сказала Бьют. — Или мне Егорова просить? Я что тебе, шлюха на содержании? — Вася чуть было не кивнул головой, но вовремя спохватился. — Мне деньги нужны. У меня молодость в нищете пропадает.
Дизайн посуды и столовых приборов был для Васи такой же дурной забавой, как, скажем, маникюр для кошек или кручение фигурок из надувных шариков на пляже. Вася совершенно точно знал, что в мире есть много людей, которым откровенно нечего делать (в отличие от работы Васи, потому что для чего нужно порно знают даже продвинутые пятиклассники), и эти люди, занимаясь разной фигней, страдают сами, и заставляют страдать других. Но Вася трезво поразмыслил, и пришел к выводу, выраженному народной мудростью: «Чем бы дитя ни тешилось — лишь бы хату не спалило».
Дитя хату, все-таки, чуть не спалило, разложив свои эскизы с вилками-тарелками на полу, осветив их Васиными горячими софитами, и ползая на четвереньках вокруг с фотоаппаратом. А потом заболталось по телефону с обаятельным и злобным Егоровым. После чего в доме появились жженое пятно на паркете, сканер и графический планшет.
А спустя еще четыре месяца ослепительная Александра Борисовна, надменно кивнув Васе нарисованным личиком из комикса, уехала в «деловую поездку». Вася только лязгнул зубами ей вслед. Откуда Борисовна вернулась через несколько дней, привезя Васе галстук по цене персидского ковра и первые магниты на холодильник.
***
— Ого, — сказала Бьют, оглядывая квартиру. — Ничегосеньки. Ты ждал кого-то? А ну-ка, посмотри на меня, муж неверный и гулящий. Или ты это с прошлого раза не убрал? А чего не сожрали все?
— У нас с тобой годовщина сегодня, — хмуро сказал Вася.
— Какая?
— Шесть месяцев со дня свадьбы. Мы утром с Егоровым отмечать начали, до самолета еще долго было ждать.
— Тогда это «полугодовщина», вообще-то. И как такая свадьба в народе называется? Целлофановая или пенопластовая? — поинтересовалась Бьют, стаскивая с плеч пиджачок. — Вам что, с Егоровым уже повода не находится нормального, чтобы напиться? День Бандита отменили?
— Ни на грамм в тебе романтики нет, — обиженно сказал Вася. — Я даже свечи купил для ужина, только забыл их у Егорова в машине.
— Ой, романтик, не напоминай мне свадьбу. Мало того что чуть ли не в подполье гуляли, каждого шороха боялись, так меня еще и тошнило от одного запаха еды. Блевать после каждого тоста бегала. А потом рот в туалете под краном полоскала, все же твои жульбаны постоянно «горько» орут, и тебя целовать надо. И бухать нельзя. Я тебе говорила — давай потом этот цирк устроим, а ты уперся, чтобы ребенок в семье родился, и все такое. Вася, ты что, сектант? Средневековье давно уже кончилось. Какая разница ребенку, где он родился, главное чтобы ему велосипед вовремя купили, а потом телефон. А девушке, может быть, хочется напиться, и в белом платье на столе потанцевать. Хоть раз в жизни...
Вася хотел прокомментировать про танцы на столе, под столом, вместо стола, в белом платье и без него, и без платьев вообще, и не «один раз в жизни» Бьют, но благоразумие взяло верх. Осторожной крысы в голове, регулярно предупреждавшей Васю об опасности, больше не было, и жить приходилось крайне внимательно, взвешивая слова и поступки.
— Бьютик... Ну что ж теперь, разводиться из-за этого? Сказала бы «нет». Вынесла бы гарбуза. Я бы понял.
— Ага, сейчас. Что я — дура? А если бы ты потом передумал, так я матерью-одиночкой буду? Вас, сволочей, надо на слове ловить. Пока вы по пьяни, ради письки обещаете.
— Я потом тебе другую свадьбу устрою, — уныло сказал Вася, еще раз сдержавшись. — Снимем дубль два. Потанцуешь еще на столе.
— Васька, а водка — это тебе? Или ты меня решил напоить и овладеть мною в беспамятстве? — Бьют неожиданно осеклась, и обняла Васю за шею, став серьезной. — Прости, Вась. Глупость сказала. Не сердись, милый.
— Тебе шампанское, безалкогольное. Медицина не протестует, это я тебе как бывший санинструктор говорю.
Вася осторожно обнял жену, стараясь не придавить живот, но и чувствовать его. До чего же было здорово, что она опять дома. Доставала иногда она Васю совершенно невероятно, пугая своими выходками даже самого Егорова, но когда она уезжала за новыми магнитами на холодильник... у Васи появлялось ощущение недостающего зуба во рту. Вроде и не болит ничего, а пустое место постоянно о себе напоминает. Все время его языком проверяешь.
***
Вася расстегнул блузку Бьют, аккуратно снял, расцеловывая плечи. Расстегнул лифчик, усадил на кровать, потащил вниз брючки. На него смотрели широко расставленные рысьи глаза из–под темно-русой челки. Снежные волосы еще не отросли.
Бьют красиво беременела, животик не пополз вверх по талии, а висел как приклеенный, выдуваясь плотным, компактным, белым рюкзачком. Сиськи, кажется, вообще не изменились, оставаясь все теми же яблочками с розовыми пимпочками. «Чем мы детей кормить будем?» — тревожно спрашивал Вася на поздних сроках беременности. «Корову купим», — беззаботно отмахивалась Бьют.
Забеременев, Александра Борисовна вычитала где-то о вреде солярия, и поэтому полгода уже ходила цвета молока. Такая невероятная жертва с ее стороны говорила о том, что после родов Васин рейтинг откатится, как минимум, еще на одну позицию после малыша, дизайнерской посуды и денег. Времени терять было ... нельзя. Пока тебя хоть как-то ценят, надо пользоваться. Тем более что встало у Васи еще в машине Башкира.
— А? — спросил Вася, гладя уютно развалившуюся в постели жену.
— Ага, — ответила Александра Борисовна. — Я сама уже скоро туда руками доставать перестану из-за этого пузана. Побреешь меня потом, кстати, мне самой неудобно. Только сильно сейчас не тыкай. Ты как пихнешь сдуру, куда не надо, так я аж вздрагиваю.
Вася уселся в ногах Бьют, положил ее ляжки себе на бедра, приподнял ее отяжелевший таз, отвел пальцами в сторону распухшую, налитую складку и аккуратно вошел в нее. «Ай... « сказала Бьют и засопела носом, задвигала попой, выбирая положение поудобней.
«Какая же она стала вкусная», — думал Вася, ритмично двигаясь над своей женщиной, стараясь не потревожить плод. — «Это что, природа специально так придумала, чтобы хитрые самцы не убегали из пещеры, сделав свое дело?»
Припухшие губы, закушенные от удовольствия, литой пузик, тугой и упругий, который Вася бережно прижимал, натягивая Бьют на себя, обрезанная челка над прикрытыми глазами, эти ее невероятные «ай!» и «ой!», к которым никогда невозможно привыкнуть, сколько ни слушай. «Нет», — думал Вася: «Все-таки я запишу это, чтобы Бьютик не знала, и на мобилку вызовом поставлю. Пусть все оборачиваются».
С наступлением беременности сексуальные аппетиты Бьют не то чтобы увеличились, просто стали непредсказуемыми и труднообъяснимыми. Она могла запросто приехать к Васе на студию, разогнать хихикающих блядей, и воткнуть Васю себе носом между ляжек. Вася глухо жаловался оттуда на то, что ему надо работать и семью кормить, а Бьют сурово говорила: «Ну, так давай, работай. Старайся. Семья тебя прокормит. О, вот так хорошо».
— Может, ты сверху? — спросил Вася, жалея животик.
— Не-не, давай работай. Старайся. — промурлыкала Бьют. — О, вот так хорошо
Бьют внезапно заныла, цапнула Васю за руку, потянула на себя, прогибаясь в спине, выпячивая живот ему навстречу, требуя глубже и плотнее, стиснула его несколько раз мягким влагалищем и бессильно обмякла. Вася догнал ее на лестнице в небеса, и обмяк тоже.
Бьют задумчиво полежала, глядя в потолок и забросив на Васю ногу. Потом полезла ладошкой себе между бедер, достала мокрый палец, и лизнула его, хитро глядя на Васю. Затем глаза ее округлились.
— Ой! — сказала Бьют. Но это было не то влажное тягучее «ой», которое собирался записать коварный Вася в качестве рингтона, а совсем другое. Как если бы молоко на плите убежало.
— Что такое? — встревожился Вася.
— Ничегосенько! Я же тебе подарок купила. — Бьют неуклюже слезла с кровати и пошлепала в прихожую, проворачивая белую попку. Такая попка стоила даже магнитов на холодильник. Сейчас налепим их, эти магниты, и займемся попкой внимательнее. Вася потянулся на кровати.
Бьют завозилась в прихожей над своим чемоданчиком, а потом появилась в проеме двери с чудовищного размера биноклем.
— Это что? — испуганно спросил Вася. — А где магниты?
— Это самовар, конечно, — ответила Бьют. — Ты что, опять по–куриному ослеп? Ты ешь витамины, которые я тебе покупаю? Это бинокль фирмы «Карл Цейс». Я знаю, ты такое любишь. Дорогой бинокль, между прочим. Две тысячи четыреста евро. Я на тебе не экономлю, дарлинг.
— А где это бинокли по ночам продаются, дарлинг? — подозрительно спросил Вася. — Ты что, в итальянском военторге витрину разбила?
— Дурачок ты, Вася, — Бьют вздохнула и села рядом с мужем, обняв его. — Да еще и шпион гнусный. В интернете все давно уже покупается и оплачивается. Я просто сразу забыла купить, а утром бегать по магазинам времени не было, надо было в аэропорт ехать. Спозаранку в гостиницу и привезли.
Бьют полезла на кровать, обошла ее по углам, как настоящая рысь, подумала и встала на четвереньки, расставила колени, растопырила ляжки и призывно посмотрела на Васю. Такое растопыривание Вася называл «распопыриванием». Это был ультиматум, который отвергнуть Вася не мог.
— Только снизу меня придерживай, и в попу не лезь, — сказала девочка из комиксов.
Вася взял бинокль, перевернул его и посмотрел на Бьют другой стороной немецкой оптики.
— Ах ты, писечка моя... маленькая... — ответил Вася.
***
Егорову было плохо и грустно. Жизнь его дала трещину и покатилась под откос. Виной всему был капитан милиции. Вернее, капитанша. Егорова Татьяна Егоровна, тридцать два года, уголовный розыск.
Нет, она не ковала Егорова в наручники, и не волокла на кичу — просто выскочила однажды на ночную дорогу, под свет фар, и панически замахала руками. Злобный Егоров решил не сбивать ее, а выяснить — в чем дело?
Осмотрев продавленный диском до корда спущенный скат «Микры», злобный, но вежливый Егоров сообщил маленькой темноволосой женщине, что менять колесо не на что, а вот дальше, через два километра, в Чайках, есть станция техобслуживания с вулканизацией, и даже ночью она работает. Так что он свозит маленькую потерпевшую туда и обратно, да ладно, не стоит благодарности. Егоров снял колесо с «Микры», забросил в багажник, посадил маленькую женщину с ямочками на щеках в свою машину, и они поехали чинить и вулканизировать.
Станция условно работала, но в праздничном режиме. Доступ туда был открыт всем желающим, однако персонал был потрясающе пьян, попытки переговоров ни к чему не привели, а увещевания вызвали встречные оскорбления и предложения сучке отсосать, а пидарасу идти нахуй. Таня восхищенно понаблюдала за побоями, причиненными злобным Егоровым нерадивым сотрудникам сервиса, а также зафиксировала факт хищения маленького временного колеса, в обмен на оставленную во рту у одного из веселых механиков мелкую купюру.
— Егоров, — сказал Егоров, закончив устанавливать колесо на хромую «Микру», вытерев запачканную руку о дорогие штаны, и протянув ее для знакомства.
— Егорова, — ответила женщина, пожала руку и прыснула от смеха. Егоров подумал и тоже улыбнулся.
В тот раз она поехала к себе домой. Егоров на всякий случай, до города медленно ехал за ней, подсвечивая сзади фарами. Ему было приятно думать, что вот есть такие маленькие, ужасно красивые женщины, которые тоже, как он, Егоровы. Хорошо, когда ты не одинок в мире, когда есть другой Егоров, который поддержит и поможет. «Если еще мы, Егоровы, помогать друг ругу не будем», — думал Егоров: «То все, пиздец, этот мир можно закрывать на переучет».
А через два дня Егоров к ней приехал сам, с новым полноразмерным колесом, запакованным в подарочный лавсан, перетянутый пошлым красным бантом, с итальянским алкоголем и букетом хризантем.
Так началось падение Егорова.
Осознание произошедшего к Егорову пришло примерно через месяц, когда Таня, поддавшись на его нудные и настойчивые уговоры, все-таки перебралась к нему на квартиру, и повесила в Егоровском шкафу свою милицейскую форму с капитанскими погонами. «Ой, а разве я тебе не говорила»?
Хлипкую сиротскую кровать Егорова, истинное украшение четырехкомнатной квартиры, они раздолбили за пару недель, и переехали на пол, обложившись тонной искусственного меха. Егоров соблазнял Таню мебельными каталогами с двуспальными кроватями, но с уютного пола она переезжать не хотела. Половая жизнь, объясняла она Егорову, потому так и называется, что на полу удобнее.
Так Егоровых стало двое.
Мутный Азот, пытавшийся пошутить на эту тему, что, мол, даже паспорта Егоровым менять не придется, чуть не получил по зубам.
Вася тоже чудом избежал расправы, предложив взять двойную фамилию. «А что», — говорил он: «Татьяна Егоровна Егорова-Егорова — это же почти как «тридцать три корабля лавировали-лавировали... « Башкир прямолинейно выдвинул версию, что Егоров все уже обтяпал, а сейчас просто непонятку включил, чтобы на свадьбе не проставляться. И вообще — хуй его знает, кто там на самом деле Егоров, надо девичью фамилию проверить у обоих. Егоров только скрипел зубами в бессильной злобе.
Самое ужасное случилось, когда милиционер ... Егорова спросила бандита Егорова — а чем он, собственно, по жизни занимается и на какие шиши живет? Совершенно правильный для женщины вопрос, который, между прочим, надо задавать до переезда, а не после, застал Егорова врасплох. Не будешь же правду рассказывать о веселых злодействах и милых негодяйствах. Не подумав о последствиях, Егоров брякнул, что работает у Васи на студии. Идея изначально казалась здравой — Вася, если что, подтвердит.
«Ой!» — сказала Таня: «Как здорово! На настоящей студии? А можно посмотреть? Когда мы поедем? Давай сегодня!» Когда отговариваться больше стало невозможно, Егоров набрал Васю по телефону и попросил помощи, обещая быть вечным должником в этой, следующей и позаследующей жизни. Звонил Егоров из собственного туалета, говорил шепотом, что показывало всю глубину его падения.
Блядей, намазанных маслом, перепуганный Вася успел отмыть и разогнать со студии ровно за пять минут до прибытия очаровательного капитана милиции.
«Ой!» — сказала Таня: «Так это вы моего Петьки начальник»? Вася осторожно посмотрел на Егорова и неуверенно кивнул головой, Егоров чуть не зарычал. «Смешно-то как» — говорила Таня, бродя по студии: «Василий Иванович, и его Петька». Васе было не смешно, ибо в глазах Егорова, вместо благодарности, пылало обещание кровной мести «Василий Иванычу» минимум на три поколения.
«Ой!» — сказала Таня, увидев забытый на стеллаже фаллоимитатор лошадиного размера: «А это что? Это тоже для съемок?»
«Это искусственный член импортного производства», — вдохновенно сказал честный Вася: «Я их на прокладки для оборудования режу. Ели как колбасу резать, то примерно нужные по размеру шайбы получаются. Там же силикон высшего качества, его же специально для контакта с телом изготавливают, прилегает к деталям плотнейше. Технический силикон такого качества у нас не достанешь. Дешевле вот это покупать, и потом самому резать, чем по каталогу из заграницы заказывать. Видите, чем в нашей стране приходится заниматься вместо творчества? Самому стыдно, а выбора-то нет... « — Таня с сочувствием покивала головой и положила прозрачный хуй на место. Егоров медленно отвел руку от пистолета.
Вряд ли он собирался стрелять в безвинного Васю или любимую Таню. Скорее всего, намеревался застрелиться.
Так и жил Егоров двойной, черно-белой жизнью. Наслаждаясь и мучаясь. Ночью он яростно мял своего маленького капитана милиции с двумя ямочками на щечках, и двумя ямочками над попкой, а утром покорно чистил зубы, брился, одевался, и уходил «на работу». На два этажа выше, в том же подъезде — на съемную квартиру, где и заваливался дальше спать до обеда.
Один раз он чуть не провалился на явке, как профессор Плейшнер, во время миграции в майке и трениках между своим любовным гнездом и тайным лежбищем, когда Таня внепланово вернулась с работы за какой-то дребеденью. Спасла профессиональная реакция. Егоров стоял, вжимаясь в стену, и старался дышать тихо, пока Таня не клацнула замком его же, Егоровской квартиры, в которой он сам стал изгоем и рабой любви.
Жить двойной жизнью для злобного Егорова было невыносимо тяжело. Теперь он спал на полу в собственной квартире, изгонялся по утрам оттуда «на работу», а по ночам его с визгом и азартом трахала милиция. Милиция засовывала язык ему в рот, теребила яйца, снисходительно называла «Петькой», а потом поворачивалась спиной, требуя не храпеть на ухо.
При этом Вася был его «начальником», — такой молодой, а уже босс, не то что ты, балбес, Петька...
Вася старался не шутить на эту тему. Сочувствуя приятелю, он даже как–то предложил пристрелить Егоровское горе. На что Егоров только вздохнул и сказал: «Не поможет...»
ГЛАВА ВТОРАЯ, ПРО МУЖЕЙ
В такие дни, как этот, Вася любил свою работу.
Постановочное порно он снимал редко, поскольку таланта особого к этому не имел. Ограничивался видеовизитками экспортных шлюх для Ибрагима и его компаньонов, благо заказов хватало. Но в этот раз на студию заехала веселая компания из Питера — каким ветром их занесло в Васин город из северной порностолицы, он так и не понял, однако заказ поступил, аванс был оплачен и пришлось браться за работу.
Три девулечки-симпатюлечки и двое развеселых небритых ебак, глушивших пиво и почесывавших яйца. Яйца, кстати были бритыми. Через час работы Вася сам начал улыбаться, а через три — откровенно ржать.
Ему действительно нравились эти молодые, смешные, чистые, вкусно пахнущие симпатюлечки, и их веселые ебаки, комментировавшие процесс съемки так, что Вася иногда чуть не ронял камеру. «Мораль...», — думал Вася: «Ну вас нахуй, с вашей моралью. Люди трахаются себе на здоровье, им это нравится. Не на цепи же они в подвале у Хаши сидят, и не выламываются через силу на продажу перед камерой. Девки вон вообще зашлись, попами друг к другу, хоть за хвосты их растаскивай, как барбосов».
Девкам тоже нравилось у Васи. Когда веселые ебаки в перерыве между сценами оделись и пошли за бухлом, Вася не удержался, и лизнул мармеладный сосок одной из симпатюлечек — Маринки. Беспутные девки тут же с писком набросились на Васю, поволокли его на диван, стоявший в окружении резиновых рельсов для тележки с камерой, и начали стаскивать с него штаны. В ответ на неуверенные протесты Васи, они с хохотом поясняли, что оральный секс супружеской изменой не считается, а является просто формой расслабляющего массажа. Вася девкам был симпатичен, как человек продакшна с оной стороны, но явно свой распиздяй с другой.
Две из них устроили Васе «хот-дог» из влажных целовашек и Васиной сосиски, а третья разместилась у Васи на голове, мотивируя это сексуальным равноправием и социальной справедливостью. Писька была у нее плотная, свежая, пахнущая молодым и здоровым человеком, которому не нужны совсем парфюмы и дезодоранты, только чистая вода, утренняя зарядка и самое простое детское мыло. По комсомольски задорная писька, с триммингованной полоской шерсточки, ведущей прямо в светлое, влажное и сочное будущее.
«Видел бы меня сейчас Егоров», — отстраненно подумал Вася: «Это же пиздец по всем понятиям». Потом Вася решил, что не Егорову, еженощно трахаемому милицейским капитаном, читать ему уголовные морали, и вкусно прищемил у наездницы выпуклый клитор в гладком капюшончике кожи губами. Девчонка взвизгнула, крепко сдавила Васины уши загорелыми бедрами. Легко приподнялась над Васей, просунула голову себе между ног, и, радостно скалясь, посмотрела на Васю из-под своей румяной попы и пипы.
— Ты чего кусаешься, бармалей? Маринка, а ну, цапни его за перец, он кусается, гад такой.
Вася раздвинул упругие питерские полужопки, любуясь тем местом, где обычный цвет человеческой кожи переходит в невообразимый, не определяемый «пантоном» колор. Где женская шкурка, через тонкий перламутр спайки, переходит во внутренний пурпур. На грани щелки, которую сколько не трахай, все равно никогда не поймешь полностью, и не опишешь словами.
Потому что именно от пизды, например, — размышлял Вася, — Происходит слово «пиздец», которое отличается от других слов необъяснимостью, невозможностью точного семантического позиционирования и отсутствием синонимов. Вот как хочешь — так и понимай. «Это пиздец», — решил Вася и потянулся к нему губами.
Тут Васю, действительно, мягко и плотно тяпнули за хуй и потащили на себя, Вася взвыл и кончил, как бахчисарайский фонтан.
А потом пришли веселые ебаки с чудовищным ассортиментом шампанского, коньяка и пива в полиэтиленовых пакетах, увидели это безобразие, и с хохотом к нему подключились. «Ребята, давайте хоть что-то снимем», — жалобно упрашивал их Вася, с трудом отрываясь от комсомольских прелестей: «Мне же аванс потом возвращать придется».
— Давай снимем, — радостно соглашались ебаки, — только с девок уже снимать нечего, кроме чешуи.
Девки ржали и прыгали ногами на Васином студийном диване. А потом, в голом виде, с визгом и писком, начали катать друг друга вокруг дивана на тележке камеры. Полупьяный Вася снимал эту ... оргию второй камерой, называя всех комсомолок «Маринками», отличая их только по стрижкам на лобках — «треугольничек», «полосочка» и «голенькая». Трио Маринычей.
Ебаки пили коньяк, травили анекдоты, и иногда ловили девок, катающихся с воплями на тележке.
Конечно, это не работа, это порнография какая-то.
Вася сидел с ебаками на диване, передавая по кругу бутылку коньяка, и обсуждал великих людей современности. Вот, говорил он одному ебаке, Дженни из Сочи, которая с нарисованными бровями, ей же можно электричку в жопу загнать! Это же талант! Блядь, я бы хотел ее снять в историческом фильме, как триста спартанцев защищают проход...
— Да, — говорил старший ебака, — То есть, нет. Женька может и электричку принять. Но она хорошая девчонка, добрая и ласковая. Ты нихуя про нее не знаешь. Триста спартанцев там ничего не сделают. Там линия Маннергейма нужна, с минными полями и колючей проволокой, а не триста голых греков в кожаных стрингах. Вот такая там жопа... — ебака глотнул коньяк и передал бутылку Васе. — Если бы ты знал, какая там жопа, то другое кино снял бы. Оперу, блядь. Симфонию. Анально-героическую! Она нормальная вообще девушка. Ее вообще все хотят. Ради нее столько спермы в кулаки пролилось, что можно Аральское море восстановить! Ты просто поговори с ней... Коля, а набери-ка Женю, пусть Вася с ней поговорит. Пусть поймет, что это за золотой человек.
Вася робко отнекивался, но младший ебака потыкал кнопки на смартфоне и передал его Васе, ободряюще подмигивая. «А Женю можно?» — робко спросил в трубку Вася. Из смартфона мужской голос послал Васю нахуй и пообещал оторвать ему яйца, если он еще раз позвонит на этот номер. Вася вежливо сказал: «Спасибо» и вернул смартфон.
— Вот, ты понял! — торжествующе сказал старший ебака. — Я же говорю, баба — золото! Такие где попало не валяются. Это национальное достояние!
Голые Маринки под ликующие вопли с грохотом повалили тележку с камерой набок. Съемочный день был закончен.
В итоге, кое-как набрав материал на монтаж, преимущественно в стиле «behind the scenes», Вася на студийном бусике с водителем повез питерских комсомольцев на вокзал, провожать. Долго обнимались возле поезда, пьяная Маринка (кажется, «треугольничек»), не выдержавшая смеси коньяка с шампанским, плакала Васе подмышку. Ебаки братски хлопали его по плечам и звали в гости («Ты ахуеешь, Вася, бля буду»). Потом компания погрузилась в купе, девулечки-симпатюлечки расцеловали окно вагона изнутри, испачкав его помадой, затем задрали майки и размазали крепкими грудками помаду по стеклу. Поезд лениво тронулся.
Провожающие на перроне со злобой и завистью смотрели на Васю, медленно идущего возле уплывающей порновитрины с расплющенными о стекло сиськами и машущими на прощание веселым ебаками. Какой-то гражданин с лицом бывшего полковника внутренних войск сказал Васе: «Вообще уже распустились, управы на вас нет». Вася миролюбиво ответил ему: «Иди нахуй», и пошел дальше рядом с поездом, провожая друзей
Потом фирменный поезд разогнался и понесся в свой далекий Питер, а Вася пошел к бусику, думая о том, как хорошо, в принципе, жить, если все в жизни по любви и согласию. В кармане внезапно зазвонил телефон.
— Але, Вася, — сказал один из ебак. — Пока мы не тут отъехали на роуминг, тебе Маринка хочет два слова сказать.
— Давай, — сказал Вася.
— Вася, ты точно приедешь? — спросила одна из Маринок, судя по голосу то ли «полосочка» на лобке, то ли «гладенькая».
— Точно приеду, — сказал нетрезвый Вася.
— Свою ляльку тоже бери. Когда она разгрузится. Я ее занямкаю. Всю, до косточек. Если это та, что на видео была. Я вообще ее всю съем. И вторая Маринка тоже ее съест, она сама сказала, и третья Маринка. Ты приезжай к нам, и свою ляльку бери обязательно.
— Хорошо, возьму, — ответил Вася, и сел в студийный бусик. — Доедьте только там нормально, ладно? Поезд не переверните. Поебитесь тихонечко, и спать бегом.
— Хорошо, Вася, поебемся тихонечко. Маринка уже ебется тихонечко, а Маринка в вагон-ресторан пошла, — сказала Маринка. — Фотки пришли ваши, ладно? Вконтакте дай. Свои и лялькины тоже. Пока. Целую, творческих успехов, — и сбросила звонок.
— Поехали, — сказал Вася водителю. Ему захотелось домой, к Бьют. Занямкать ее до косточек. Пока другие не занямкали. Много вас тут развелось, желающих нямкать...
***
Бьют дома не было. Вася набрал ее номер, но абонент был недоступен.
Ослепительная Александра Борисовна никогда не соизволяла отчитываться о своем месте пребывания, как и во времена своей бурной молодости. Есть же у человека свои принципы, что ни говори, а это всегда вызывало уважение у Васи.
Вася залез в душ, помылся, затем засел за компьютер. Безалаберная Бьют хорошо знала о своей безалаберности, которая мешала ей зарабатывать деньги, поэтому научилась вести в компьютере таск-менеджер, спрятав его от любопытного Васи за секретным паролем «12345678», оберегая свою приватную свободу, тайну переписки и прочие ужасные девичьи секреты.
Вася ввел секретный пароль и уставился в планы Бьют на сегодня. Ничего важного на вечер, кроме «купить Курецу и Маинез», запланировано не было. Вася задумался. При всей своей непутевости, Бьют крайне серьезно относилась к собственной беременности, обещая в будущем стать злобной рысиной мамашей, свирепо рычащей над своими слепыми мохнатыми детенышами. Такие исчезновения были не в ее стиле. Совсем.
По идее сейчас она должна была валяться с журналом на диване, нудить Васе на ухо или с сопением поднимать пятки, укрепляя пресс. Вася однажды заикнулся о кесаревом сечении, и чуть не откусил себе язык, зализывая вину по всему телу полуобморочной жены. После бокскаттеров Хаши Бьют нельзя было резать. Ничем. Даже близко нож не подносить. Так что рожать приходилось через одно место.
Вася зашел в свою почту и с недоумением уставился на гигантское вложение в письмо, отправленное с неизвестного, явно одноразового адреса. В заголовке было написано «Beaut $$$». Вася автоматически удалил этот спам, потом вздрогнул и полез доставать его обратно из корзины. Закачал несколько мегабайт видео, и клацнул по кнопке воспроизведения.
И время-пространство свернулось в сингулярность.
***
— Привет, Вася, — сказал мертвый человек. Мертвый настолько, что должен был уже даже перестать разлагаться, превратившись в песок и нефть. — Не ждал? Я сам не ждал, если честно, да. Но вот так получилось. Ты не виноват, ты хорошо старался. На, смотри, — мертвый человек повернулся к Васе спиной, демонстрируя затылок.
— Я тебя понимаю, Вася, — сказал Звонимир, застреленный Васей два года назад в Албании, на дороге во Влеру. — Я даже не обижаюсь сильно, хотя ты почти прострелил мне голову, да. Мужчины иногда убивают друг друга, да. Но ведь ты меня обманул, да? Ты всех обманул. Никуда тебя Хаши не посылал, он к тому времени уже углем был. Ты из-за сучки своей нас всех убил, да. И меня тоже. Зачем? Разве нельзя было договориться, да? Ты же хотел договориться? Или мы тебе твою сучку не отдали? Мы же ее отдали, да? Эй, покажи... — Звонимир обратился к кому-то другому, находившемуся в помещении.
Вася сидел перед монитором, как кролик перед удавом. Кто-то повернул камеру, и он увидел лежащую на полу голую Бьют, притянутую за одну руку к какой-то трубе, с кровью под носом и синяком на бедре. Один глаз у нее заплыл. Камера вернулась на место.
— Вот так, Вася, да. Я купил у тебя мотоцикл, а ты меня застрелил. Разве это честно? Нет, это не честно. Я думал, что откупаюсь от Хаши, а на самом деле откупался от тебя. Кто ты такой, чтобы я откупался от тебя? Пиздюк в шортах, да. Но я ведь не просто заплатил тебе, и получил за это пулю в голову. Это только начало, да. Еще труднее было выжить потом, когда Ибрагим начал копаться в трупах. Понимаешь, как это было трудно — выжить? Ты понимаешь меня, Вася, да?
Вася непроизвольно кивнул головой, не соображая уже, что общается с видеозаписью.
... — Я бы вытащил ей сейчас потроха из брюха, вместе с твоим ублюдком. Ты же любишь страшное кино? Да ты большой специалист в этом! — Мертвый Звонимир пожал плечами. — Но я не такой как ты, Вася, да. Я добрее. Бегать от Ибрагима стоит дорого, это расходы, а жизнь хочется всем. Поэтому я предлагаю тебе сделку, да. Сумма, счет и сроки указаны в текстовом приложении. Контакт для ответа тоже там. Сам понимаешь, если бы я хотел просто отомстить, ты бы другое кино увидел. Но мне деньги нужнее. Зачем мне твоя блядь? Она только тебе нужна. А чтобы ты не думал, что я шучу... Эй, покажи, — опять повторил Звонимир
Камера снова отъехала назад, захватив пристегнутую одной рукой к стене Бьют общим планом. Звонимир резко встряхнул черный продолговатый цилиндр, зажатый в кулаке, выбрасывая телескопическую металлическую дубинку с набалдашником на конце, ткнул ею в лицо Бьют. Она, защищаясь, рефлекторно вскинула свободную от наручников руку к лицу. Звонимир примерился, и с оттяжкой, из-за спины, ударил по предплечью девушки, ломая кость.
Бьют и Вася заорали одновременно. Потом Бьют на видеозаписи замолчала, прижимая искалеченную руку к животу. Вася продолжал скулить.
— Вот так, Вася. Потом я ей поломаю вторую руку. Потом третью. Знаешь, где я у нее найду третью руку, да? — Звонимир поставил ногу на выпуклый животик Бьют и покачал его ногой туда–сюда, как футбольный мяч в центре поля перед распасовкой. — Кстати, после перелома руку можно просто оторвать. Если хорошо дернуть. Можно подрезать. Ее же больше ничего не держит, кроме мяса, да. Все, Вася, принимай решение. Видео можешь отнести в свою полицию, или как там она у вас сейчас называется. Мне не жалко, да. Расскажешь им, как ты убил трех граждан Евросоюза. И чем ты занимался в остальное время. Блядь свою тогда ты больше не увидишь, а ублюдка я тебе пришлю. В формалине. Это небольшая посылка будет, да. Трехлитровая банка, в которых у вас раньше березовый сок продавался. Я же помню эти банки, я у вас учился, да. Как раз влезет, если плотно затолкать. Пока, Вася.
Вася сидел молча, оглохший и ослепший. Видеопроигрыватель доиграл файл до конца, и завел запись сначала.
« — Привет, Вася...»
Вася кулаком разбил монитор, пустив по нему белую паутину трещин. Проигрывателю было все равно, потому что он находился не в мониторе. Проигрыватель продолжал читать:
« — Мужчины иногда убивают друг друга, да. Но ведь ты меня обманул, да? Ты всех обманул?»
Вася полез к системному блоку и угомонил сволочь. Долго сидел, глядя в мертвый монитор. Потом набрал номер на телефоне. Терпеливо слушал гудки.
— Але. Да, знаю который час. Они Сашку мою украли. Лицо ей разбили, руку сломали. Живот хотят разрезать. «Кто они», Егоров, не еби мне мозги, кто же еще? Денег хотят. Только они ее все равно, наверное, не отпустят, — Вася всхлипнул. — Егоров, приезжай.
***
Военный совет состоялся на рассвете, как и положено всем военным советам. Когда голова полководца ничего еще не соображает, но тянуть с решением уже нельзя.
— Деньги мы найдем, — сказал Егоров. — Ибрагим даст. В конце концов, это и его дело тоже. Более того, прежде всего — это его дело. За его отца ты отвечаешь своим ребенком. Ибрагим их после этого на дне моря достанет. Вася, не дергайся так. Три дня уйдет на перевод. Выходные, блядь, банковские дни, тут ничего не поделать. Тяни время. Потом рассчитаешься, как-нибудь с Ибрагимом. Но ты прав — они ее не отпустят. Я бы не отпустил, например, если бы ты мне в голову выстрелил. Извини, Вася, — с логикой у Егорова было неладно.
— Отобрать, — сказал Башкир. — Приехать и нахуй всех поубивать. Я пойду. Азот пойдет. Он уже выехал из Полтавы, отзвонился, через три часа будет здесь. Тяжеляк есть, два «шмеля», два «пе-ка» есть. «Корд» есть, только его монтировать надо, на раму ставить. До обеда можно управиться, сварка тоже есть. Как его по улице везти, я пока не понимаю, клеенкой, что ли накрыть? Мелкой стрельбы тоже много. Даже один «инграм» есть. Какого хуя вообще? Если тебя застрелили, так лежи, отдыхай спокойно, а не ползай по поверхности. Говорите куда ехать, я поеду.
— Не знаю куда, — грустно сказал Лисовский. — Тысяча прокси. Если бы просто позвонили, и было время подготовиться, может быть, что–то нарыл. Я аппарат подвез, подключил, будем ловить. Надо поговорить с ними, с этими пидарасами. Пусть Вася хоть о чем-нибудь поговорит, хотя бы «бэ... мэ... « Только у меня возможности не те. Мне помощь официалов нужна. Егоров, у тебя, говорят, родственные связи в милиции. Может, ты поднимешь там вопрос?
— Она меня убьет, — мрачно сказал Егоров. — Застрелит нахуй. Даже хуже. Она меня заарестует, посадит в тюрьму и будет приезжать ко мне на долгосрочные свидания в форме. — Егоров скосил глаза на Васю, сидевшего в углу стола. Вася тоскливым, волчьим взглядом смотрел на Егорова.
— Ну, хорошо, ладно. — Егоров прокашлялся. — Чо спрашивать-то у нее надо?
— Не знаю, — сказал Лисовский. — Что-нибудь спрашивай. Их же там учат, как людей искать? Нахуя тогда они вообще нужны, эти мусора? Пусть хотя бы меня в свои закрома пустят, дальше уже будет почва для размышлений.
Егоров перекрестился, выдохнул, и полез за телефоном.
***
— Сукин сын ты, Егоров, — сказала капитан Егорова, примчавшаяся на «Микре», приходя в себя после невероятного рассказа. Она бы не поверила в этот потусторонний бред, но обморочный Вася, угрюмый Башкир и покаянный Лисовский гарантировали реальность страшной сказки — Значит, Башкир тоже не олимпийский чемпион, а Васька не кинорежиссер? То есть вы вообще не те люди, да? А может вы вообще не люди? Мутанты с Марса?
— Васька настоящий режиссер, — поспешно сказал Егоров. — Просто у него все фильмы про любовь. Честное слово. А Башкир кандидат в мастера спорта, а то, что он не олимпийский чемпион — так это дело времени. Он тренируется. И я не врал, а приукрасил. А Васька — точно режиссер, новый Тинто Брасс. Вася, ну скажи ей.
Вася, сидевший в прострации, механически кивнул головой.
— И что мне теперь делать? — спросила Таня. — Как ты себе это представляешь? Вы сейчас заявление напишете? В милицию?"Мы тут немножко поубивали людей, торгуя оружием и проститутками за границу, а потом у нас беременную девочку в заложники взяли. Которую мы нелегально в страну ввезли». Ты понимаешь, что это заявление надо не в милицию везти, а в литературное издательство? Вас, гавнюков, всех сажать надо. Пожизненно. Без права на УДО. Я сейчас, вообще-то, должна опергруппу вызывать. Я присягу давала.
Егорова поморгала карими глазами.
— Скоты вы все, мне только Сашульку жалко, зачем она с вами связалась, бедная девочка? Вася, ты в курсе, что ты ей не муж по закону, если она с тобой по фальшивому паспорту регистрировалась? Ты мошенник. Брачный аферист. Черт, что я несу... — Таня помотала волосами, — Какой мошенник?... мошенник — это комплимент в твоем случае. Почему вас Интерпол не ищет, вообще?
— Я напишу заявление, если надо — робко сказал очнувшийся Вася. — А отцовство экспертиза докажет. Я кровь сдам. Сейчас по крови определяют.
«Вася, не пизди», — сказали хором, одним голосом Егоров, Лисовский, и Башкир. Егорова отозвалась лишь секундой позже. — Не пизди, Вася.
— Минимум их двое, — сказала маленькая капитанша. — Это ясно сразу, даже дебилу. Максимум — не знаю, от трех до пяти, думаю. Больше — смысла нет. Деньги небольшие, на самом деле, при таком раскладе. Люди четко понимают Васькины финансовые возможности, даже учитывая кредит. Обычно запредельно больше требуют, оставляя поле для торга. Значит, точно, живой не отдадут. Лисовский, скинь этот ролик мне на мыло. Сиди на связи постоянно. Вася, любой контакт с ними держи, сколько сможешь. Клянись, божись, землю ешь. Не бойся, думаю больше ее наглядно калечить не будут, чтобы не вызвать у тебя окончательного понимания ситуации. Это «гештальт» называется. Им не надо его закрывать, чтобы у тебя крыша не зафиксировалась, и ты не стал ... непригоден к переговорам. Им надо, чтобы ты трепыхался и разваливался постоянно, а не собирался в злую кучу.
Егорова грозно посмотрела на Васю, но там грозить было уже некому, Вася был сделан из промокшего папье-маше с отчаянием вместо пластилина внутри. Он поднял на нее такие глаза, что маленькая Егорова вздохнула и погладила его по голове, как кота.
— Я что вам, генерал контрразведки? Терминатор? Сейчас щелкну пальцами — и «оп»? Все, я поехала что-то делать. Не знаю пока что. Телефоны чтобы у всех работали. Егоров, ты, сукин сын, вещи мои собери на выезд. И колесо свое сраное подарочное тоже забери. А ты, Вася, долбоеб, если честно. Якудзы доморощенные. «Коза-ностра» с водокачки.
Егорова пошла на выход и лязгнула входной дверью, Егоров горестно смотрел ей вслед. Кажется, ему «гештальт» уже закрыли. И «коза-ностра» с водокачки» было уж совсем несправедливо.
Васин мобильный телефон на столе внезапно запрыгал и затрещал. Вася цапнул его и прижал к уху. Слушал, отвечая одними «да» и «нет», потом посмотрел слепым взглядом на Егорова.
— Что там? Эти?
— Ибрагим звонил, — мертво сказал Вася. — Говорит, денег не даст. Все равно ее не вернут, значит, нет смысла деньги дарить. Зачем, чтобы им легче прятаться было? Но он обещал отомстить. Памятью отца клялся. В гости приглашал, футбол смотреть.
— Ебал я его отмщения, — проворчал Башкир, — Я сам за Санечку отомщу так, что все ваши Ибрагимы охуеют. Мститель нашелся, неуловимый. Небось, венок только пришлет с надписью «От Ибрагима, скорбим, помним»...
Вася сложился вдвое и потек со стула.
— Башкир, ну вот нахуя такое вслух говорить при родне потенциально усопшего? — укоризненно спросил Егоров. — В доме повешенного про веревку не говорят. Совесть имей.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ, ПРО ДРУЗЕЙ
Вася лежал на кровати, лицом в бьютикову подушку.
Он видел Бьют, которую знал. Сопливую заразу в белой мужской рубашке, с мокрыми пятнами от купальника, которую ему показывал, как кобылу, Хаши. Голую и милую, пробравшуюся к нему в номер с гигантским махровым полотенцем, единственной своей любимой вещью. Пьяную в хлам, хрипящую и слюнявую, с членом черного натовского полковника в заднице. Злобную и когтистую, вломившуюся к нему в окно, располосовав противомоскитную сетку. Бьющуюся в истерике, в салоне залитой кровью машины, стоящей на обочине пыльной дороги. Обстриженную и погасшую, с подбитыми глазами, на пороге своей квартиры. Гордую и снисходительную, купившую Васе в подарок первый магнит на холодильник, за собственные деньги. Смущенную и неуверенную, с кастрюлей жуткого варева из плохо очищенной рыбы и моркови, которое она впервые в жизни соорудила на кухне, явно собираясь отравить им Васю.
Он видел Бьют, которую не знал. Малолетку в интернате, пущенную по кругу «старшаками» в мальчиковой спальне. Девчонку, которую драфтер Хаши вез через Румынию «на хорошую работу за границу», с маленьким рюкзачком, где лежали только трусики-недельки и дешевая косметика. Забившееся в ужасе в угол бетонного подвала существо, напротив которого истошно выла вчерашняя подруга с обугленной головой, подвешенная за ногу к потолку. Плывущую «по-собачьи» по бликующему Адриатическому морю, в краденом спасжилете, с безумной мыслью доплыть до берега, подальше от своих кошмаров.
Не была она глупой, просто ее не интересовали разные вещи, важные для других. Не была она жадной, просто за деньги ей приходилось подставлять рот и задницу кому попало. Не была она лживой, потому что за правду ее били, отнимали имя и прошлое. Жила она, как могла, как умела.
От глагола прошедшего времени «жила» Вася содрогнулся и перевернулся на постели лицом вверх.
— Боже, за что ей все это? — спросил Вася. — Нам-то с ней за что? Мы же нормальные люди. Не хуже других. Живем, как можем. За ты что нас так?
— Вася, ты что, дурак? — ответил бог. — Я тебе потом объясню за что. В свое время свидимся еще. «Нормальный» ты мой нашелся. Вас вообще пиздить надо гантелями за ваши проделки. Это я пока тебя так, шутя, приласкал.
Вася тоскливо вздохнул, и разорвал связь с небесами. Помощи оттуда не предвиделось.
В спальню заглянул Азот. Он приехал утром с туристическим рюкзаком, из которого вытащил разобранный «мамкин хуй» — укороченный ментовский АКСУ. Сладил его, набил четыре рожка патронами из того же рюкзака, и попросил у Васи раскладушку. Егоров объявил военное положение, и теперь в гостиной жил Азот, за столом трещал клавиатурой Лисовский, иногда обмениваясь звонками с капитаншей Егоровой и изъясняясь с ней на каком-то электрическом языке будущего, состоявшем, преимущественно, из цифр и интернационального мата.
Сам Егоров с Башкиром мотались где-то по таким мрачным и черным делам, что Вася старался об этом даже не думать. Бесполезность Васи на фоне этой кипящей, хотя явно обреченной работы, была настолько выразительна, что Васе хотелось прыгнуть в окно.
— Идем на кухню, — сказал Азот. — Я яичницу приготовил.
— Не хочу, — вяло ответил Вася. — Аппетита нет.
— Не гони, Вася. Егоров велел тебя кормить. И поить. Блядь, может быть тебе завтра в бой идти, а ты не ел ничего. Как ты «вальтер» свой поднимешь? Кстати, до чего ты его довел? — Азот укоризненно покачал головой. — Башкир когда увидел, как ты оружие содержишь, сказал что тебе в жопу надо его засунуть и выстрелить за такое отношение. «Вальтер» все равно не выстрелит, но заикой ты станешь. Я все понимаю, но кто ствол пластилином забил? Ты что, пистолет в детсад носил?
— Бьют забила, — вздохнул Вася. — Ей надо было круглые дырки в пластилиновом макете наделать. Именно такого размера. Вот она их моим пистолетом и делала. Она ложку для соусов проектировала.
— Ложки с дырками не для соусов, а для пидарасов, — строго ответил Азот. — Идем, а то я сковородку сюда принесу, и буду тебя кормить в постели, «за папу, за маму». Вася, держи бодрость духа. Все держат, и ты держи. Ты что, думаешь, что один переживаешь? Санечка — наша общая. У тебя только одно маленькое преимущество, что ты ее трахаешь. Цени это, и веди себя соответственно. Все, иди жрать, пожалуйста. Не зли меня.
***
— ... так вот, — сказал Азот, наливая Васе водку в рюмку. — Если Егоров за это взялся, то он все организует. Он знаешь какой организатор? Он, блядь, организавр юрского периода! Его надо в специальной клетке под электрическим напряжением держать, а то он сбежит, и вообще все на свете организует, мало никому не покажется. Он милицию безнаказанно дома на полу ебет, а милиция пищит, и просит еще. Он может стволы достать, из которых Ленина ранили и Леннона убили. Так что ты не кисни, Вася, Что-нибудь мы найдем.
— Мне не надо «Что-нибудь», — уныло отозвался Вася, заедая водку яичницей. — Мне надо все целиком, как раньше было. Зачем мне «Что-нибудь»? У меня и так всю жизнь было «Что-нибудь».
Вася с тоской смотрел на магниты, прилепленные к холодильнику. Если Бьют не вернется — как дальше жить с этими магнитами? И смотреть на них нельзя, и снять их рука не поднимется...
На кухню заглянул Лисовский с красными глазами.
— Вася, — тревожно сказал он. — Там тебе письмо со здоровенным вложением. Примерно тем же курсом пришло. Я трассировать буду, но не открывал пока, иди сам посмотри сначала. Тебе же прислали.
Вася сорвался с места, опрокинул табуретку, оттолкнул Лисовского и чуть не выломал дверь.
Хороших новостей в письме не было. Бьютику плоскогубцами раздавили палец на ноге. На левой. Самый маленький из пяти. Для начала.
***
— Вася, — сказал злобный Егоров, и отвесил Васе оплеуху. — Вася, ты меня слышишь? Вставай, давай. Блядь, глаза открой... Азот, я же просил тебя, как человека, напоить его, а не спаивать в торф. И что теперь с этим мясом делать? Поднимайте его за руки и ноги.
Башкир и Азот подняли Васю, как носилки, и поволокли из спальни.
Вася протестующее мычал и сучил конечностями, пока его тащили по квартире. Как сквозь вату до него ... донеслось: «Куда ногами вперед, примета плохая». Затем Васю уронили в ледяную воду и придавили ко дну за загривок. Вася попытался всплыть, но локти упирались в какие-то стенки, он пустил пузыри и вдохнул холодную воду. После этого Васин организм уже бессознательно заколотился в ванне руками и ногами. Васю выдернули из холодной купели и посадили на задницу, дав возможность вылить все изо рта. Расплывающийся в Васиных глазах Башкир зажал его в борцовский захват, а мутный Азот ткнул чем–то болезненным в плечо. Вася дернулся, но Башкир держал его мощно, как панфиловцы свой рубеж.
— Ч-что это? — пуская воду, прокашлял Вася.
— Гидропиздат гидропиздина, — хмуро ответил Азот. — Какая тебе разница? Очухивайся, давай. Ты у нас важный свидетель по делу. Полотенце дать? Или так пойдешь? — Азоту из коридора передали чудовищное розовое махровое полотенце Бьют, он набросил его на Васю.
— Нахуй все идите. Утопите уже меня совсем. Мне все равно, — сказал Вася, обнял полотенце и полез с ним обратно в воду.
— Вася, — сказал из коридора Егоров, — Надо чтобы ты это увидел. Я тут кое-что нашел, но сомнения пока остаются. Ты потерпи немножко. Мы же все понимаем. Будь мужиком еще полчаса. Потерпи, а потом топись себе на здоровье.
***
— Стоп, — сказал Егоров, уставившись в монитор. — Отмотай назад. Вот эта труба, смотри. Васька... Ну, еб твою мать! Не смотри на лицо, мне ее тоже жалко... На трубу смотри. Извини... видишь, к чему Сашулька пристегнута? Ничего в голову не приходит? А теперь, Лисовский, мотай на два-ноль восемь. Стоп. Вперед чуть-чуть. Стоп. Вот решетка вентиляции. Просто гипсокартон сняли. Три-тридцать. Хорошо, стоп. Розетка. Ты понимаешь, что это такое, Вася?
Мокрый Вася, замотанный в розовое махровое чудовище, ничего не понимал. Потом Азотовы «гидропиздаты» торкнули его изнутри, вытеснив алкоголь и сняв отупение.
— Егоров... это же...
— Да, — сказал Егоров. — Это там. Сука, ну не смешно ли? Первое, что нам должно было в голову прийти. Я, когда увидел, подумал — дежавю. Я даже не понял сразу — что это. Потом Танька с Лисовским результаты набросили, так и есть, тот район захватывается. Нет, ну логично, Звонимир же бывший человек Хаши, домом этим они уже пользовались. Для Хаши там веселые порошки в подвале делались и хранились, я же тебе рассказывал. И Звонимир бывал там. Первое письмо с видео к тебе почти сразу пришло, значит, недалеко они Сашку отвезли. Да и не так просто найти дом для заложника, это тебе не сауну на два часа снять. Только дети думают, что трудно украсть. Спрятать труднее, любая росомаха тебе подтвердит.
Вася смотрел на Егорова, как Моисей на пылающий куст.
— Звонимир просто ничего не знает про наши... х-м-м... художества. Вот и воспользовался знакомым адресом. Откуда он мог знать, что его явка нам хорошо знакома? Кстати, Вася, Танька тоже про наши «художества» не знает, учти. Не надо ей знать. Меньше знаешь — крепче спишь.
Егоров задумчиво вздохнул.
— Видишь, вот тебе и «избыточная жестокость», философ домотканый. Эта Алена Шнеллер жила как карликовый пинчер, глупо и бессмысленно. А теперь ее бессмысленное существование, обретает смысл, хотя она померла. Хорошего человека теперь спасает... из этого же подвала... Даже двух человек... А вот если бы мы тогда ее не... Вася! Васька!!! Азот, блядь, срочно вколи ему что–то!
Вася ватно, как мишка тедди, повалился на пол.
***
Сначала войска плотно пообедали, завалив Васину кухню картонными коробками из-под пиццы. Егорова отказалась от нездоровой пищи, ограничившись ржаным тостом и оливками, которые она наковыряла из пицц остальных бойцов. Бойцы отдавали свои оливки безропотно, признавая ее авторитет и заслуги. Алкоголь командор запретил.
Насытившись, перебрались в гостиную, где находился штаб армии. Егорова согнала взглядом с единственного дивана Башкира и развалилась вдоль.
— Итак, — внушительно сообщил Егоров, — Объявляю о начале подготовительной стадии операции «Пиздюляция».
— Заговор умалишенных, — грустно прокомментировала с дивана Егорова.
Остальные умалишенные расселись на полу и двух стульях, которые достались командору Егорову и Лисовскому — начальнику штаба.
— Информирую. Цель операции — уничтожение нахуй живой силы противника, освобождение заложника, и желательно съебаться оттуда по-тихому. Учтите, если кто-то попадет в плен, Родина от него откажется. Это вам не Энтеббе, девочки. Поняли?
Умалишенные синхронно кивнули головами.
— О противнике известно чуть больше, чем нихуя. Численность — от трех до пяти. Прямо, как у писателя Корнея Чуковского «От трех» — это потому что именно такое количество мы обязаны считать минимально допустимым при планировании операции. Будет меньше — хорошо, но ставить деньги на это мы не будем. «До пяти», потому, что в их машину больше не влезает. Это даже допуская, что Сашульку они везли в багажнике.
— Откуда про машину известно? — спросил Азот.
— Каштылян срисовал. Он сейчас там наблюдение ведет. Один из будущих покойников за едой ездил. Планы дома у всех есть, Лисовский раздал?
Умалишенные опять согласно закивали головами.
— Вход в гараж, под которым подвал, не считая выезда, есть прямо со двора и дома сзади, через общий тамбур. Почему так... к деталям операции не относится. То есть, зайдя в гараж через заднюю дверь, мы занимаем ключевой пункт, откуда есть доступ в дом и подвал, который нас так интересует. Надо объяснять, почему противник держит свои основные силы в доме, где есть свет, душ, кабельное телевидение и холодильник с пивом, а не в подвале, где зассаный матрац... — Егоров посмотрел на Васю и осекся, — ... где нет кабельного телевидения?
Умалишенные снова согласились.
— То есть в подвале может быть один упырь, а может быть ни одного. Больше — маловероятно, только в особом случае. Вася, извини. Теперь прошу взять слово пана генерального писаря.
— Я вырубаю свет на этой линии поселка, — сказал Лисовский. — Учите, такую поломку исправят за час, так что времени будет в обрез. Хорошо бы по всему поселку ток отключить, но у меня таких возможностей пока не имеется. В поселке есть электрик. Я гашу свет, и время пошло.
— Они что, темноты боятся? — непонимающе спросил Башкир? — Сразу выбегут на улицу и будут плакать?
— В доме есть генератор. Всегда исправный и заправленный. Вот на этот генератор, как на блесну, мы их и будем ловить, — сказал Лисовский, — Вернее, вы. Я остаюсь у щита и пресекаю, по мере возможности, попытки его починить.
— Эй, — тревожно сказала Егорова, — что значит «пресекаю»? Вы еще мирных электриков собрались убивать? Командор, у вас с головой все в порядке? Может, сразу весь поселок вырежем, чтобы свидетелей не осталось? Чего уж мелочиться?
— Танька, ну не гони, — вздохнул Егоров. — Почему «электриков убивать»? Это ж не плиточники, в конце концов. Лисовский будет вооружен нелетальным оружием типа «брызнул-убежал». Спасибо, пан генеральный писарь, позвольте я продолжу. Итак, задняя дверь гаража...
***
— ... отрубается свет, сразу заходим в гараж, к генератору. Сидим тихо как мыши. Тем самым перехватываем всех, кто туда попрется, и блокируем возможные попытки войти–выйти из подвала. Нет, выйти оттуда можно, только сразу в верхнюю тундру. Зайти нельзя. Входить в гараж надо быстро, очень быстро и тихо. Пока первые знатоки генераторов туда не зайдут. Серебряной медали за второе место здесь нет. Первая группа — я и Азот, остаемся в подвале и прореживаем поголовье активных любителей электричества. Заодно, если повезет — если очень повезет! — тех, кто выползет из подвала. Вторая группа — Башкир и Васька, поднимаются через гараж в дом, и разбираются с пассивными и ленивыми любителями.
Умалишенные заговорщики внимали и переглядывались.
— Фонарями светить не надо. Пусть сами светят, вы прочесывайте и просто валите всех. ПНВ будут у второй группы. Фактор полнейшей неожиданности и то, что нам ... известна планировка дома, да еще в темноте — это хороший козырь. Это даже не козырь, блядь, это джокер! И еще, ключи все есть, на месте у Каштыляна комплекты получите, так что возиться с замками не придется. Сразу бирки к ключам просмотрите и по карманам разложите, чтобы не бренчать ими у дверей, как пьяная жена после корпоратива.
Умалишенные опять покивали головами, на этот раз к ним присоединилась и милицейская Егорова.
— Итак, Башкирия зачищает дом, рапортует нам по тихой связи вниз о количестве жмуров. Мы суммируем своих с вашими, если получается три, или больше трех — идем в подвал. Там уже как вывезет. Хули вы смотрите на меня так? Что, есть лучше варианты? Тогда давайте. Продолжаю. Танька на машине и с удостоверением держит вторую линию обороны, от лишних зевак. Каштылян в резерве и уборка квартиры. Есть вопросы?
— Есть, — сказал Вася. — Я с тобой пойду. Там моя женщина и ребенок. Я должен быть к ним ближе. Егоров, я в полном порядке. Я уже отошел. Меня сорвало, но я вернулся. Ты за меня не ссы. Я не смогу тихо по дому ходить, зная, что она, вот тут рядом, на трубе висит.
Умалишенные помолчали.
— Егоров, — сказал Азот, — Я пойду с Башкиром. Я с ним давно работаю, мне проще будет. А Васька дело говорит. Это его семья. Это его кровь. Он, вообще должен первым убить. Это его право.
— Ладно, — сказал, подумав, Егоров. — Тогда Башкир, Азот — броники и сферы. Из убивачек тихое возьмите. Для штурма — то что-то посерьезнее, только не фантазируйте про огневую мощь, рембы, рикошеты по подвалу нам не нужны. Еще зацепим кого-то не того. Мы с Васькой налегке. Вася, у тебя к «вальтеру» сайленсер ведь тоже был?
Вася кивнул головой.
— Эх, Вася, Вася. Все ты никак в Джеймса Бонда не наиграешься... — вздохнул Егоров. — Ты бы лучше галстук научился завязывать, как Джейс Бонд. Все. Через четыре часа выступаем. Пока зубрим планы, проверяем снарягу, штурмовая группа... — Егоров осторожно посмотрел на Егорову, — хм... Звоним Каштыляну, подбираем вечерние костюмы. Азот, бери аптеку. Ну, если кому надо — завещания, исповедь, причастие и сто грамм «на коня», — закончил брифинг командор Егоров.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ, ПРО ВРАГОВ
Зашли очень быстро. Если бы не ключи, выданные Каштыляном, не получилось бы так хорошо зайти. Ключи сняли со связок, зазубрив бирки, и разложили по карманам. Хотели еще до отключения света занять место на территории, но видеокамеры... Кто его знает — пишут ли они на винт, который никто никогда не просмотрит, или кто–то излишне исполнительный пялится сейчас, зевая, в этажерку мониторов.
Как только по обе стороны улицы погасло освещение, Егоров легко открыл знакомую дверь, врезанную в огромные въездные ворота, и орки просочились во двор крепости. Утиным шагом, друг за другом, пригибаясь под окнами, вокруг дома, к задней двери гаража, к тамбуру, из которого был ход и в подвал, и в дом.
Егоров открыл знакомую дверь. Вторая была уже открыта, служба на территории неслась из рук вон плохо.
Башкир и Азот, утяжеленные броней, с буркалами ПНВ на лице, похожие на громозек из мультфильма, бесшумно скользнули налево, на кухню, и через нее в гостиную, выставив перед собой толстые палки глушителей. Егоров осторожно вставил ключ в третью дверь, главный сезам, ведущую в гараж, легонько провернул его — и замер. Да, опоздали. Или здешние обитатели службы вообще не несут, или это второе место в забеге. Дверь была отперта.
«Открывай» — одними губами сказал Вася, поднимая «вальтер» с трубой сайленсера. Егоров кивнул, стал по другую сторону, чтобы не стоять на линии огня между Васей и генератором, и потянул дверь на себя.
Человек с фонариком на лбу копался возле генератора, подсвечивая инструкцию, отпечатанную на корпусе.
Получилось все очень просто. Человек, не отрываясь от инструкции, раздраженно сказал: «Да сейчас, блядь, сейчас. По-немецки ничего непонятно», и Вася хлопнул ему в голову, чуть ниже фонарика. Человек ударился о генератор, скатился и лег рядом с ним. Вася быстро переместился к потерпевшему, хлопнул из «вальтера» еще раз, в упор, и замер, присев на колено и водя стволом по темным углам. Больше Вася стрелять не стал — даже с глушителем получилось довольно громко. Потом снял с мокрой от крови, простреленной головы фонарь.
— Все, теперь по углам, мыши — тихо сказал Егоров, — И не шуметь. А этого — под машину.
***
Угол у Васи была никудышним. Металлическая дверь из подвала открывалась так, что заслоняла выходящего. Поэтому Вася держал на прицеле вход в гараж, а в противоположном углу растворился в темноте злобный Егоров, в черном «чоповском» комбинезоне со споротыми нашивками и набитыми амортизацией коленями и локтями.
— Боже, — сказал про себя Вася. — Один — ноль. Ну, хоть что-то мне ответь. Пусть их будет трое, пожалуйста. Тебе что, жалко? Я же сейчас за тебя, типа. А в таких бьютиков ты и сам, когда–то, первый камень не бросал. Ну, давай, отпизди меня гантелями, а ее отпусти.
Бог подумал, и немножко улыбнулся. Пятном света от открывшейся из подвала двери. Вот это было бинго, это был мизер, который ходит парами и джек–пот.
В дверь протиснулся бритый человек с диодным фонариком в руках, осветил генератор, потом повел им в сторону Васи. Из темного угла в спину ему метнулся черный паук — Егоров, и муху-цокотуху в уголок поволок. Фонарик покатился по полу. В углу что-то хрюкнуло и плеснуло. В почку, понял Вася, чтобы болевой шок не дал заорать, потом под ухом, и подержать. Затем из угла появился сам Егоров, освещенный снизу лежащим на полу фонарем, и похожий на японского демона из-за теней на лице. Приложил ко рту красный, лоснящийся нож — тихо, мол, Вася
Еще пять минут.
В Егоровском углу опять вспыхнул свет. Злобный Егоров показал два пальца, чиркнул себя по горлу, показал на дверь и по диагонали пересек ладонью перед собой. Затем вылез из своего паучьего угла, и положил фонарик на крышу машины.
«Вот и все. Слава тебе, боже. Я потом все, что хочешь, для тебя сделаю. Четыре — ноль. Девяносто процентов дела сделано. А может быть, и все сто». Возвращалась штурмовая группа, предупредив, чтобы не стреляли, а два тела уже лежали наверху, в доме, протекая красным. «Только бы не пятый», — подумал Вася.
Дверь наружу бесшумно открылась, и тенями вошли Башкир и Азот, снимая сферы и поднимая ПНВ на лбы, превращаясь из громозек в рогатых чертей. Егоров показал им на дверь в подвал, и завозился над генератором. Это была последняя фаза операции «Пиздюляция». Включить свет. Если кто–то есть в подвале — пусть моргает. А его товарищ, устранивший поломку, топая ногами, спустится по лестнице вниз. Вполне естественно. Не сидят же они там круглосуточно, приставив к голове Бьют минометы, огнеметы, бомбометы и пулеметы. Какая от нее опасность? Никакой. Да и вообще никакой опасности
Башкир снял ПНВ, вытер лоб, опять натянул на мокрую стриженую голову сферу, сгорбился, превратившись из почти двухметрового амбала в квадратного гнома в бронежилете, качнул Васе стволом дробовика, — отойди с дороги, — и открыл дверь в темный подвал.
Хороший немецкий генератор вздрогнул, и почти бесшумно заработал. Гараж налился светом, сначала неярким, потом почти домашним и уютным. В подвале тоже прояснилось. Башкир аккуратно, по кошачьи, двинулся вниз, из-за его плеча выставил ствол «ксюхи» Азот.
И тут внизу что-то оглушительно грохнуло, раздался женский истеричный вопль, потом грохнуло еще два раза. Вопль оборвался.
Четыре–один. Конец матча. Гол в раздевалку. Ваша команда не проходит по сумме встреч.
— А-а-а! — заорал белый и бешеный Вася, ломая весь план операции, продираясь мимо бронированного Башкира и хищного Азота, в бетонную преисподнюю, где все началось и кончилось.
Поскользнулся на крутых ступенях, и поехал вниз, прыгая на заднице и тормозя ногами. Внизу еще раз грохнуло, и напротив Васиного живота в стене выбило здоровенную дыру, засыпав его бетонной крошкой. Вася взвизгнул и ... засучил ногами, стараясь затормозить. Грохнуло второй раз, между Васиными ногами в деревянных ступеньках лестницы образовалась еще одна дырища в острых щепках, хоть кулак просовывай. Затем какая-то сила схватила Васю за шиворот и поволокла наверх, уводя из–под обстрела.
— Башкир, блядь, отпусти! — хрипел Вася. — Сука, опусти меня. Гранату! Егоров!
Башкир, сопя, тащил Васю по ступенькам, за ним пятился Азот, держа на прицеле «ксюхи» выход из подвала.
— Не надо гранату, — донесся из подвала плачущий голос. — Васька, это ты что ли? Не надо гранату, пожалуйста. Я же не специально. Я не знала что это ты. Извини, Вась...
Остолбеневший Башкир разжал захват, и Вася покатился по ступеням вниз.
***
И вытянулся на полу, глядя снизу вверх на голую Бьют, упершуюся спиной в противоположную стену. Пузатую, исцарапанную, так и не побритую снизу, с тяжелым пистолетом в правой руке с ободранной вокруг запястья каймой от наручников. И с посиневшей, висящей плетью второй рукой. Стоявшую, как цапля, поджав ногу.
— Васька, — плаксиво сказала Бьют. — Я тебя чуть не пристрелила. Если бы с двух рук стреляла, точно бы положила. Тут отдача такая, что я себе чуть зубы не выбила.
Здоровую руку ей оттягивал чудовищный «Десерт Игл», таким и с двух рук можно себе зубы выбить, если с непривычки.
Трясущийся Вася поднялся на четвереньки, затем встал в полный рост, подошел к жене, и замер, не зная — можно ли ее обнять, ничего дополнительно не повредив.
— Дайте накрыться чем–то, — жалобно попросила Бьют. — Холодно. А у этого мудака пиджак весь в кровище.
Под стеной, лицом к побелке, неподвижно лежал человек со спущенными штанами. Лужа крови вокруг него подтверждала негодность пиджака.
— Это ты его? — пересохшим ртом спросил Вася.
— Ну а кто еще? Сам, что ли? Вася, ты меня простишь? Я ему отсосала. Пока Звонимир наверх бегал. Он мне руку отстегнул, чтобы я ему дрочила, потому что второй не могу, не получается. Когда он прикуривал, увидела — куда пистолет положил. Ну а потом свет включился. Я и стрельнула. Извини меня, пожалуйста. Я больше не буду. Прости, милый. Я только тебя люблю. Одного.
Непонятно было — что она больше не будет — стрелять в Васю или отсасывать кому попало, но уточнить не удалось, пистолет из рук Бьют лязгнул о бетон, и она поползла вниз по стенке на пол. Подхватил ее Башкир.
Башкиру из-за броника снять с себя было нечего, и Вася потянул через голову черный «чоповский» реглан. Когда он стащил реглан с головы, Азот уже впечатал в плечо Бьют шприц–тюбик и выдавливал содержимое. Затем выдернул из сумки второй, посмотрел на Васю.
— Я не уверен, Вась. Она в положении. Может, пусть потерпит чуть-чуть? Лучше не перебирать. Сейчас я ей временную шину на руку наложу.
— Я сам наложу, — хрипло сказал Вася. — Я санинструктор, между прочим. А ты ей ногу посмотри, только осторожно.
— Башкир! — рявкнул сверху Егоров. — Поднимись, дверь подежурь. Хватит на сегодня неожиданностей. Не дай бог там кто-то неучтенный в огороде посрать присел, а Каштылян заснул, старый пердун. Я результаты хочу посмотреть, и по Сашульке соскучился.
Башкир, как гигантский жук в броне, полез по ступеням наверх, расшатывая перила. Сверху скатился Егоров, покрутил головой.
— Привет, маленькая, — сказал он Бьют, — Как ты тут без нас?
— Заебись, — слабо сказала Бьют, — Как в сказке. И страшно, и оторваться нельзя. Где вы лазили столько времени? Опять бухали, что ли?
— Да мы просто так заехали, тебя проведать. Может, надо чего, патронов подвезти. Ты и сама, вижу, неплохо справляешься. Васька теперь тебя бояться будет. Правильно, пусть боится, пусть свое место знает. Это в семье всегда полезно. По себе говорю. Ну все, все... не плакай, маленькая. Сейчас мы тебя заберем отсюда... Вася, а я же говорил тебе, что в подвале курить вредно для здоровья?
Егоров подошел к телу, лежащему под стеной, светя голой задницей, перевернул его ногой на спину, затем присел над ним на корточки.
— Ага, — сказал Егоров, — Угу... Вот оно как. Кто куда пошел — тот дойдет. Вася, ты глянь, кто к нам пожаловал.
С оторванной макушкой лежал младший Тырбу, любитель-патологоанатом и собиратель украшений, снятых с мертвых женщин.
— Готов спорить, один из тех, кто в доме — это его комплектующий старший брат-дебил. Третий и четвертый — неизвестные солдаты, одного из них Каштылян срисовал. А пятый, которого я расписал — твой слишком живучий друг из Албании. Вася, знаешь... мы с тобой невеликие мыслители, конечно. Я лично на нобелевскую премию не претендую. Но как эти тупые Тырбы могли не сказать твоему живучему другу, что ты знаешь этот схрон? Вася, мы с тобой на конкурсе идиотов всегда будем занимать вторые места. Нас всегда кто-то обходит. Даже обидно.
— Мы с тобой только третьи места занимать будем, — ответил Вася, трудясь над рукой Бьют. — Второе достанется Звонимиру. Который не объяснил этим «братьям-из-торбы», с кого они деньги трясут. Им-то знать было откуда? Это Звонимир со секретностью перестарался. Все, у меня готово. — Вася поднялся на ноги. — Давай, я тебя подниму, Бьютик. Цепляйся за меня здоровой рукой, за шею. Осторожненько, лисичка. На ножку не опирайся, на шею вес переноси.
— Я с Азотом ее понесу, — сказал Егоров. — А ты замыкающим иди. Не хватало, чтобы ты ее еще выронил на радостях. С тебя станется. Тебя вообще перед строем надо расстрелять, с твоей самодеятельностью. Только ребенка безотцовщиной оставлять не хочется. Хотя — еще хуй его знает, что для ребенка будет лучше, с таким папой...
— Я спать хочу, — мутно сказала Бьют. — И писять. Несите уже меня быстрее, куда-нибудь.
— Стойте, — хрипло сказал Вася. — Нет, я понесу. Лапы уберите.
Азот и Егоров с недоумением переглянулись, держа Бьют под колени и подмышки, как манекен. Потом вместе посмотрели на Васю. Шустрый Азот догадался первым.
— Сейчас я из машины покрывало принесу, замотаем. Держи, ее Егоров. Я быстро.
Егоров сел на ступеньку лестницы, посадив обмякшую Бьют себе на колено.
— Что, Вася, все так серьезно? — Вася кивнул головой. — Блядь, она же мне как дочка... Вася, пистолет убери, пожалуйста. Не дури. Ох, Вася, Вася, дурная ты голова... — Бьют бессмысленно смотрела в пол, подпираемая Азотовыми снадобьями, — Мы из-за нее под пули сегодня лезли, не из-за тебя. Ладно, я понял. Но понесем ее все равно мы с Азотом. На покрывале. Теперь уже из-за тебя. А ты иди за нами, и прикрывай нас.
***
Поднялись по лестнице в гараж и понесли Бьют через тамбур. Вася задержался возле тела распотрошенного Егоровым Звонимира, подумал, и выстрелил ему в лоб. Сделал пару шагов на выход, крикнут Егорову и Азоту: «Стойте!», вернулся и высадил в бритый череп остаток магазина из «вальтера», при каждом выстреле говоря «да! да! да!» Превратив голову в огрызок, поменял магазин в пистолете.
«Ну тебя нахуй», — подумал Вася: «Шустрый ты сильно. Пять — ноль. Слава тебе, господи. Извини, конечно, боже, что всуе поминаю».
ГЛАВА ПЯТАЯ, ПРО ДЕТЕЙ
— А со жмурами что будет? — спросил Башкир, ведя машину. — И гильзы тоже. И щприц-тюбики Азот повыбрасывал, там кровь есть. Нехорошо.
— Каштылян займется завтра. Сам расплодил нечисть, сам пусть и убирает. Хотя лично я так бы оставил, чтобы хозяин на будущее подумал — с кем дружить. — Егоров вздохнул. — Но Танька моя лютует. Говорит, если на нее это дело повесят, то она его закроет за час. Потому что таких, как я, вагон и тележка, а у нее отчетность и премии, и лишний висяк ей не нужен... как вы там? — спросил Егоров оборачиваясь.
— Ой, — сказала Бьют. — Башкир, извини. Мы тебе потом машину помоем.
Башкир вдавил педаль тормоза и тоже обернулся.
— Мы тут рожаем немножко, — пояснил Вася. — У нас воды отошли и схватки начались. Не знаю, почему так быстро, химия Азота, наверное, какая-то неправильная.
— Блядь! — сказал Егоров. — Этот вечер, вообще, закончится когда-нибудь?...  Ох уж эти людишки, одних поубиваешь — другие лезут. Башкир, помигай передней машине, чтобы остановилась, и сворачивай за посадку.
***
— Так нельзя, — сказал Вася — надо или везти ее куда-нибудь, или останавливаться и рожать. Сразу и одно, и другое делать не получится. Это только потомственные ромалы умеют, на ходу, в кибитке рожать. А нам надо воду и свет. Я курсы проходил. Учебное кино смотрел. Если еще Егорова поможет...
— «Скорую» надо вызывать, — сказала Егорова. — А пока — рожать. Как получится. И не зыркай на меня так, Егоров. Я из-за тебя присягу один раз преступила, ты хочешь, чтобы я теперь вообще в оборотни в погонах записалась? Сдавайтесь, блядь. Добром прошу. Капитулирен, тогда нихьт фершисен. Чистосердечное признание облегчает даже изжогу. Получите какие-то сраные пятнадцать лет, еще бодрыми старичками выйдете.
— Какую нахуй «скорую»? — угрюмо спросил Егоров. — Она в эти ебеня приедет только к крестинам. И ваши тоже не приедут, у вас опять бензина нет. У вас даже патронов никогда нет. Ты что, думаешь, я не знаю, сколько ты у меня за последние три дня припаса нагребла? Егоровна, умерь свой правоохранительный пыл, иди роды принимай. Займись бабским делом, наконец. Айн-цвай, полицай. У вас же тоже курсы по этому делу проводились. Никакой «скорой» не будет, делаем все тихо и незаметно. Рожаем в поле, все, я решил.
Егорова рванула из тактической кобуры табельный «макаров», Егоров тут же ткнул ей в лоб ствол «беретты». Вася взял на прицел Егорова, а Башкиров приложил к уху Васи «бенелли». Азот, поколебавшись, поднял тупой пятачок «ксюхи» и взял на прицел всех. На всякий случай.
— Дети — наше завтра, — сказала сквозь зубы Егорова. — А ты — мое вчера. А ну пошел нахуй отсюда. Бери машину, любую, кроме моей, и беги. Шесть часов тебе отпущено, в память о прошлом. Слово мужика тебе даю, а ты беги, займись бабским делом, наконец. Или я таки стрельну. Егоров, ты меня знаешь.
— Вы что, ебнулись совсем? — грустно спросил седоватый, грузный Каштылян, стоящий в стороне со «стечкиным» в опущенной руке. Девчуха рожает. Первый раз, между прочим. Давайте, блядь, поубивайте здесь друг друга. Кто потом мамку с дитем до дома довезет?
В подтверждение его слов из салона машины заполошно взвыла Бьют.
— Егорова, — ласково сказал Егоров. — Ты можешь просто помочь Сашке ребенка родить? Ты же сама женщина и мать, у тебя сын в Канаде учится, я же все про тебя знаю. Не дергай так лицом, я твоего малого пальнем не трону. Богом клянусь. Я ждал, что ты нас познакомишь, вообще-то, а не прятать его от меня будешь. Убери свой пугач. Он не стреляет. Я же не дурак, держать в доме злую бабу с пистолетом. Не обижайся. Я тебе потом другой куплю, с таким же номером. Или у этого деталь заменю. Извини, пожалуйста. Ну что мы, из-за такой хуйни поссоримся насмерть, что ли?
Егорова направила пистолет вверх и лязгнула бесполезным оружием.
— Сукин сын ты Егоров, — грустно сказал Егорова. — А я же тебе верила. Фамилию твою взять хотела...
— Давай не будем при людях отношения выяснять, ладно? Неудобно, — серьезно ответил Егоров — Дома спокойно поговорим. Я тебе все объясню, без посторонних. Вася, убери нахуй свой дырокол для пластилина, не нервируй меня. Что нам дальше делать, Егоровна? Говори, командуй. Там из Сашульки человек наружу лезет, жить хочет.
Егорова подумала и заткнула ПМ обратно в кобуру.
— Башкиру — на бусике воды привезти, из ближайшего ларька. Десяток бутылок. И водки одну-две бутылки. Извини, Башкиров, твоя машина пока служит роддомом. Бери бусик. Каштылян пусть свой тарантас в поле загонит, фарами на нас развернет, не видно же ничего. Васька, просто рядом стой. Азот, аптеку. Телефоны не выключать. Лисовский, иди в поле гуляй, нечего тут пялиться. Все.
— Воды какой привезти? Сладкой или обычной, газированной? — спросил Башкир, опуская ствол «бенелли».
— Башкиров, — сказала Егорова. — Ты что, Петросянович по отчеству? Время нашел шутить. Просто чистой воды. В бутылках, не из канавы. Вася, может, ты с ним съездишь? От греха подальше? Он же сейчас, действительно, коньяк с соком привезет. И шпроты. Роды принимать.
— Никуда я не поеду, — буркнул Вася, убирая «вальтер» и ставя его на предохранитель. — Как она — так и я. Вместе рожать будем. Я тоже доктор немножко. Таня, ты извини, но я от нее на шаг больше не отойду. От нее как только отвернешься на минуточку, так сразу гора трупов. Хватит уже сокращать население, давайте его понемножку увеличивать.
Бьют с заднего сидения взвыла так, что Башкир метнулся в бусик, и чуть не перевернув его, вмявшись в дверь.
***
— Зачем ты бусик помял? — спросил Егоров Башкира
— Спереди? Это не я. Я только дверь погнул. Ларек закрыт был. Никто в этих селах работать не хочет по графику. Дисциплины никакой нет. Водку я в соседнем доме попросил, так мне сразу дали, две бутылки. А воды у них столько не было. Пришлось ларек бусом открывать.
— Ты прямо так и просил, в бронежилете и с дробовиком? — задумчиво поинтересовался Егоров. — Да-а-а... нам теперь долго сюда за грибами не ездить... Что у вас там, Вася?
— Чавкаем, — солидно ответил Вася.
— Эй, погодите, много не чавкайте, — забеспокоился Егоров и потащил телефон. — Азот, але! Твоя химия через молоко не передается? Ну его нахуй дите с пеленок к наркоте приучать. Что значит «через какое молоко»? Которое в сиське находится, не в пакете же! Ага... ага... хорошо, понял.
— Теперь чавкайте, — снисходительно разрешил Егоров. — Там барьер какой-то есть, гадость не передается. Сашулька, а ты же говорила, мальчик будет?
— Сашка специально на УЗИ палец подсунула, чтобы типа как как хуек был. Чтобы Ваську наследником порадовать, — предположил Башкир.
— Не матюкайся, Башкиров — строго сказал Егоров. — Тут дети в машине.
— Так она же ничего пока еще не понимает...
— Все они понимают. Вот ты сейчас матюкаешься при детях, а потом из них хуй знает что вырастает.
— Тогда ты тоже не матюкайся, — угрюмо сказал Башкир. Егоров засопел, поискал контраргумент, потом, все-таки, нашел.
— А ты тогда окно закрой. Простудишь еще. — Башкир послушно закрыл окно.
— Одни неприятности у тебя из-за меня, — сонно сказала Бьют, пытаясь обнять Васю рукой в шине.
— Этого тоже хватает, — честно сказал Вася. — Но и счастье все у меня из-за тебя. Неприятности, они всегда будут, из-за кого угодно. А счастье надо ловить и держать. Ты это, дай ей еще пожрать, и спи, я маленькую подержу. Я же специально тебе в живот разговаривал, чтобы она к моему голосу привыкла и не боялась. А ты тогда еще смеялась. Дети, Бьютик, они хитро устроенные. () Я потом тебе книжку дам эту почитать, где я нашел.
Бьют уже спала, открыв рот. Вася дождался, пока ребенок замяукает, и осторожно взял его на руки. «Джаст э перфект дей», — тихо пел Вася дочке: «дринк сангрия ин зе парк..." Девочка тут же успокоилась. «Вен ит гетс дарк, уи гоу хоум...»
— Вот, блядь, — сказал Егоров. — Ой! Извините, пожалуйста... беру свои слова назад. Башкир, тормози. Что-то там опять неладно. Сейчас схожу, узнаю.
Идущая впереди «Микра» Егоровой включила стоп-сигналы, завиляла ими в потемках, и приткнулась к обочине. Егоров вылез из машины и ушел в ночь. Тут же зашипела рация, укрепленная под торпедой.
— Тихо, — полушепотом сказал в рацию Башкир, — Хули... э-э-э... в смысле, чего вы орете как танкисты после контузии? По телефону звоните, если ничего левого. Тут ребенок спит, между прочим. Все нормально, сейчас дальше поедем. Бус вперед. Танька Егорова, небось, опять на гвоздь наехала. Пороблено ей, что ли на этом месте?
— Танька Егорова опять на гвоздь наехала, — сказал вернувшийся Егоров, заглядывая в окно. — Пороблено ей, что ли на этом месте? Вы езжайте, я колесо поменяю. Не бросать же ее в чистом поле с поломанным пистолетом. А если люди какие-нибудь злые будут ехать? Дурпаков же хватает. Пусть бусик вперед выходит ведущим. И дуйте в БСМП, там ждут уже, кому положено. Сзади заезжайте, они твою машину встретят. Только стволы уберите к ебеням, когда зайдете в больницу. Не надо больных пугать, им и так хуево. И, блядь, чтобы не матюкались мне при ребенке, животные, а то из маляки хуй знает что вырастет, как из вас хуй пойми что повырастало.
— Хорошо, Петр Егорович, я прослежу за нормами употребляемой лексики, — вежливо сказал Башкир, закрыл все окна, и плавно, чтобы не дергать, тронул машину вперед.
Вася держал на руках дочку, закутанную в «чоповский» черный комбез, нюхал ее макушку, и думал, как тогда, на вокзале, с маринками и ебаками — о том, как хорошо, в принципе, жить, если все в жизни по любви и согласию. В кармане внезапно завибрировал телефон.
Вася достал трубку, посмотрел на входящий питерский номер, и со вздохом, сбросил звонок.

Поделиться в: