... Вспышка щелкнула в темноте, как точный выстрел, и я зафиксировал снимок. Парень с девчонкой, крепко обнявшись, стояли у кафе, увлеченные обоюдным поцелуем. Я поймал их сцепившиеся губы, закрытые глаза. Страсть оставила мое вмешательство для них незамеченным. Они не отвлеклись и не глянули в мою сторону, я же получил то, что хотел. Фото чужой любви. Он мне было нужно, в мою фотоколлекцию.
Потому что своей любви у меня не было.
Мысленно завидую этой парочке, по-доброму, белой завистью, улыбаюсь и иду дальше. Поздний вечер, граничащий с ночью — мое время. Оно позволяет мне создавать и быть свободным. Самим собой. С собственным «Я», незаметным для окружающих. Гуляю по ночным улицам и ищу интересные сюжеты, в который люди выражают главное — свои чувства. Вот, замечаю еще один поцелуй. Опять усмехаюсь — у входа в парк, перед темнотой аллеи нежно, взасос целуются две девчонки. Я не могу это пропустить, подбираюсь совсем близко, и моя камера нацелена на них. Отмечаю их стройные тела в коротких юбках, оттопыренные попки, еще не изуродованные лишним весом. Девчонки отвлекаются, ощутив свет вспышки, вторжение в свою интимную зону, и отрываются друг от друга, дав возможность второму снимку поймать всплеск смущения, даже стыда. Но увидев с фотоаппаратом меня, незнакомого им парня, расслабляются, даже веселеют. Одна из них, брюнетка с блестящими во тьме глазами, делает шаг в мою сторону.
— Прикольно подсматривать? — обращается она ко мне легко, со смешком. Девчонок явно позабавило, что парень с камерой стал свидетелем их женского поцелуя. Или чего-то большего — чувства, взаимной зависимости, наслаждения.
— Фото хоть можно будет получить?
— Пленку — нет, распечатку — пожалуйста, — так же легко и добродушно отвечаю я.
— Телефончик дашь? — брюнетка подходит уже ближе.
Я достаю из кармана клочок бумаги с напечатанным домашним контактом, их я использую как визитки. Всегда даю тем, кто просит, и отдаю фотографии после изготовления. От денег тоже не отказываюсь. Брюнетка подходит почти вплотную, любопытно всматривается в мое лицо, затемненное ночью. Ее веселый горящий взгляд меняется, перечерченный ужасом. Испуганно вскрикивает. Развернувшись, хватает ничего не понимающую подругу, и обе спешно уходят вглубь парка. Мне остается лишь рассмеяться этому брезгливому бегству, похоже, это фото будет только в моем альбоме. Подобной реакцией меня не удивишь.
Реакцией на мое лицо.
... Это случилось в детстве. Баловство с бутылкой, наполненной бензином, костер, мальчишеские игры, которыми набита в этом возрасте голова. Половина лица напоминает изрытое поле, обожженное осколками разорвавшейся бутылки и смесью. Изрытое осколками моей детской глупости. Лицо не смогли исправить, и таким обожженным оно и осталось, вызывая у окружающих разные чувства и мысли. Самые простые из них о том, что с огнем шутить нельзя. Более сложные — сочувствие, жалость, наконец то, что было написано в глазах у сбежавшей девчонки. Я привык, что глядя на меня, глаза окружающих меняются, наполняются чем-то, что эти люди мысленно соотносят с собой. Сколько таких глаз я поймал на камеру, фиксируя эту человеческую эмоцию. По разному люди называют тех, кто не похож на них.
— Урод! — закричал кто-то с мальчишек, когда я, тогда десятилетний паренек, переехал с мамой в этот район и появился во дворе. Просто хотел погулять, подружиться с местными пацанами, с интересом, перемешанным с отвращением, меня рассмотревшими. Обозвал меня самый крепкий и задиристый рыжий Вован. Сходу вмазал мне по уху, потом подключились все. Я их не виню, они лупили меня от страха, что могут быть похожими на меня. Хотя я был такой же, их сверстник, просто не слишком красивый. Частенько вспоминал этот день. Не потому что было обидно и больно. Но потому что впервые увидел ее.
— А ну, отвалили от него! — услышал я грозный, злой женский возглас, когда сбитый с ног, валялся в дворовом песке. Нападавшие ребята опешили от подлетевшей, старшей лет на пять девчонки, что есть силы влепившей школьной сумкой Вовану по голове. Остальным тоже досталось, и мои обидчики быстро разгруппировались по сторонам.
Она. Эля. Моя спасительница.
— Тебе больно? — заботливо, с жалостливым участием спросила девчонка, помогая мне встать. Я отвернулся, не хотел, чтобы она меня рассматривала. Но все же не вытерпел и посмотрел ей в лицо.
Не увидел в нем никакой новой реакции, взгляд выражал то же участие. Реакция была у меня.
Как же она была красива. Яркие голубые глаза сочувственно хлопали огромными, как опахала ресницами. Я увидел в ее глазах отражение своего лица, до того они были большие и глубокие, наполненные небесной чистотой, по-доброму горящие. Заставляющие замереть в восхищенном любовании.
— Тебя как зовут? — спросила очаровательница, помогая мне отряхнуться, как маленькому.
— Саша, — отвечаю я, наполняясь восторгом от близости этого создания. Она старше меня, но я чувствую, как хочу повзрослеть. Чтобы дотянуться до нее.
— Тебя больше никто не тронет, — пообещала она. На следующий день во дворе появился Стас, крепкий десятиклассник, ухажер и поклонник Эли. Он за минуту построил детвору — Вована и прочих моих обидчиков, и объявил им правила отношения ко мне, особым тоном отметив последствия их нарушения. Вован угрюмо насупился, но не смел перечить. Авторитет Стаса был сильнее его амбиций. А вскоре мы с Вовкой стали хорошими товарищами.
Не могу сказать, что после этого мы с Элей подружились, слишком пока велика была разница в возрасте. Но она всегда находила время пообщаться со мной, относилась ко мне по-особенному, не замечая моего уродства. Относилась как к равному. И первые мои фото были, конечно же, ее.
На 12-летие мама подарила мне фотоаппарат. Классный, профессиональный. Я знал, от чего маме приходилось отказываться, чтобы скопить при ее скромных доходах на мою мечту. Я принял подарок как свою новую судьбу, потому что фотоискусство захватило меня полностью.
— У тебя классно получается, — отметила Эля, получив мои первые ее фото. Она позировала мне во дворе и в парке, позволяя объективу втягивать в себя ее взрослеющую красоту. Одно фото ей особенно понравилось, где она стояла, выставив обнаженную, великолепно стройную ножку на фоне цветущей весенней сирени. Тогда же она меня впервые благодарно поцеловала в щеку. В щеку обожженной половины лица. Ощутил, как заливаюсь краской стыда.
— Занимайся фото, это — твое, — сказала она. И я продолжал. Мог бродить целыми днями по городу, отмечая игру света и тени, ловил интересные ракурсы, добиваясь в фотоснимках совершенства. После школы я решил никуда не поступать, да и денег в семье уже не было. Мама зарабатывала копейки, начались 90-ые, когда многим приходилось пересматривать род своих занятий, по-новому находить себя в новом времени. Я же закончил школу и устроился проявщиком пленки в наше местечковое фотоателье. Фотографу студии понравился уровень моих фото, а я теперь мог тянуть наш с мамой семейный бюджет.
Все же хотелось большего. Стать фотографом-профи. Уже появились на прилавках магазинов глянцевые журналы, где таким как я предоставлялось счастье демонстрировать свое искусство. Я по-мальчишески мечтал, что когда-то мои фото окажутся на обложках. На меньшее я был не согласен. Первые толчки тщеславия в душе. Мне ни в чем не доводилось добиваться успеха, только в фото, когда мои работы вывешали в школе на выставке юных талантов. А после окончания школы и появилось это увлечение — ходить по вечерам и делать снимки в темноте. Исподтишка, выискивая и фиксируя занимательные ситуации, случаи, позы людей и выражения их лиц. Меня часто замечали, реагируя на свет вспышки, относились по-разному. Многие позитивно, особенно когда получали от меня потом качественные фото, где люди выглядели по-другому, необычно для себя, в отдельных случаях смешно. Платили, порой даже щедро, ну и забирали пленку. Не хотели, чтобы эти фото еще где-то оказались. Иногда спрашивали, что ... Читать дальше →

Поделиться в: