Дыханье мое участилось и задрожало в такт телу. Напор изнутри отмел робость и дал рукам абсолютную свободу. Я будто вырвался из клетки, и руки оказались внизу у Аленки под платьем. Она дышит мне в ответ — тепло, прерывисто, нежно, как легкий шум весеннего ветерка. Обвила меня ручками, словно сплела сеть, и я знаю, что запутался в ней окончательно. Отрываю губы от ее шейки и смотрю вниз. Голые ноги — самое опасное место у девушки — приоткрылись, наполняя меня желанием, а Аленку — стыдом. Пальцы уже нащупали ее трусики. Я краем глаза вижу, как краснота окатила изумительно красивое личико. Глаза Аленки закрыты, она сама же — открыта и доступна. Для меня.
— Ну не надо, Владик... — шепчет она, но сама сомневается, что эта просьба стыдящейся первого секса девчонки — ее. Я же не могу себя выключить. Мы одни, на диване в ее квартирке, и мир вокруг исчез, оставив нам кайф от шанса быть вместе. Никто не мешает нашим желаниям — моему — дойти до конца, а ее — принять меня. Опять вид ее открывшейся от сброшенной бретельки платья голой груди и стройных до умопомрачения ножек сдавил во мне какую-то пружину, которая вот-вот выскочит. Внизу все затвердело — как обычно, когда Аленка рядом, наедине, и когда не пускает меня дальше. Я целую ее грудь, обводя языком коричневатый сосок — упругий и острый как маленькая скала. Это она позволяла мне делать и раньше, но непослушные для ее просьбы пальцы тянут трусики вниз. Трусики красного цвета, в каких-то журнальных тестах написано, что женщина в них ищет близости. Я хочу снять их и увидеть, наконец, ее голое лоно. Я никогда не касался ее там...
— Влад, ну я сказала — нет, — уже настойчиво повторила Аленка. Ее ручки расплели сеть, в которой я барахтался секунды назад, и отталкивают меня. Все как всегда. Она снова показала мне «стоп». Пограничная точка — снятые трусики, и новая территория — оголенная промежность Аленки, опять не преодолены мною. О сексе с ней я вообще молчу. Хотя признаться, именно на него и рассчитывал.
— Ну почему? — никаких других слов мое «Я» не в состоянии сказать. Тупой вопрос, заданный девушке, у которой есть свои принципы. Тупой, потому что ответ на него известен. Я снова разбит, отвергнут, и взгляд, скользящий по закрывающейся платьем груди и ногам Аленки, подтверждает приговор — сегодня снова ничего не произойдет. Она поправляет платье, распущенными волосами закрыв свои синие глаза. Член в брюках разочарованно ослабевал.
И все же я люблю ее. Как никого на свете. Давно, еще с пятого класса, я рос и взрослел с этой любовью. Я закрывал перед сном глаза и звал ее образ к себе. Как фея из детской сказки, она помогала мне уснуть и проснуться, чтобы снова увидеть ее в школе. Я был терпелив, и следил, как косички сменили длинные роскошные волосы, а на туфельках выросли каблуки и выросли ее ножки, на которые уже засматривались пацаны со двора. Да чего там говорить, взрослые мужики притормаживали свои тачки, когда она шла по улице. Может даже цеплялись, о чем она, зная меня, не хотела признаваться. Даже в техникум я поступил в тот же, что и она. Поначалу был ей другом, ухаживал, охраняя ее девичью свободу. Цель достигается, когда ты этой цели достоин, так говорил мой папа. И уже полгода, как мы с Аленкой встречаемся. Она ответила взаимностью, во всяком случае, душевной. Я был счастлив. Но очень хотел большего. У меня еще не было секса, хотя большинство пацанов со двора и техникума с кем-то успели переспать, а кто-то делал это регулярно. Меня постоянно цепляло слушать их «подвиги», когда вечером собиралась пацанячья тусня во дворе. Девчонкам я нравился, и не будь в моей жизни Алены, уже нашлась бы какая-то — симпатичная и уступчивая. Другая.
Но другой мне не было нужно.
— Ну почему?
— Не готова я, Владик... Пока не готова.
Она держала мою руку в своей, заглядывая мне в глаза, читала в них обиду и улыбалась, будто в насмешку, над мужским разочарованьем. Наверно, я и впрямь вызывал сочувствие.
— Ты выглядишь, как котик, которому дали понюхать рыбку, и не покормили, — весело проговорила она. Вот это сравнение рубануло меня полностью.
— Сколько ты можешь мною играть? — говорю я, плещу плохо скрываемой злостью и нетерпением. — Алена, ты же говорила, что любишь меня.
— И сейчас могу повторить, — отвечает моя фея, снова обнимая меня. Тепло ее тела рядом согревает, отгоняет холод и тоску. Я опять в ее власти, но такой любимой и долгожданной. А насколько она — в моей?
— Все обязательно получишь, — снова шепчет она мне на ухо. Звучит как тихая, приятная песня, обнадеживающая, дарящая волю ждать. Я чувствую себя маленьким мальчиком, которому обещают «киндер-сюрприз» в обмен на хорошее поведение. Я и вправду веду себя с Аленкой хорошо. Но маленьким, в роли просителя лакомства быть уже ой как надоело. Во мне бушевал мужик — взрослый, готовый брать ответственность. Во всяком случае, таким мне хотелось казаться.
— Обещаю. Покормить тебя, мой котенок? — смеется Аленка.
— Ага, вот так, — соглашаюсь я, и запускаю свой язык ей в ротик. Она отвечает нежным страстным поцелуем, ее мокрота приятно сливается с моей. Ножки Алены снова раздвигаются, и я наваливаюсь на нее с торчащим концом. Пусть хоть через брюки, но коснется ее...
Мы слышим звук открывающейся двери. Аленкина мама пришла с работы. В обоюдном рывке отталкиваемся друг от друга.
Ирина Сергеевна Сомова вежливо приветствует меня. Она хорошо ко мне относится, наверно полагая, что крепкий и отлично учащийся парень сможет защитить ее дочь от шпаны и положительно повлиять на результаты в учебе. Они с Аленкой живут одни, ее мама давно развелась с мужем — отцом моей девушки. Свои отношения с мужчинами Ирина Сергеевна предпочитала вести на стороне, никого не приводя в их маленькую в квартирку, и Аленка признавалась мне, насколько она ценила подобное поведение матери. Я был единственным мужчиной, которому вход в их женское жилище был открыт.
— Влад, обедать с нами будешь? — доброжелательно уточнила мама.
Она выглядела молодо, реально моложе своего возраста, хотя Ирине Сергеевне не было и сорока. Я часто ловил себя на мысли, следя за ней, что вижу повзрослевшую Аленкину копию. Если поставить их рядом, можно было бы предположить, что это ее старшая сестра, но никак не мать. Стройная фигура, отточенная всякими там (Аленка рассказывала) новомодными диетами, подтянутая грудь, красивое, как у Аленки лицо без единой морщинки с тонкими чертами, обрамленное длинной ухоженных волос. Только глаза, такие же синие, как и у моей возлюбленной, блестели какой-то холодной синевой. Еще раз отметил эту разницу — теплый Аленкин взгляд против холодного Ирины Сергеевны. Чего не хватило ей в жизни, из-за чего эти прекрасные глаза замерзли, подумал в очередной раз я? Также, оценив ее внешнюю форму, мысленно отмечаю, что Ирину Сергеевну обсуждают пацаны с моей компании, стараясь делать это корректно — в знак моих отношений с ее дочерью. Обсуждают, конечно же, как женщину.
Ирина Сергеевна планирует, что Алена после окончания техникума поедет учиться в Москву, в МГИМО, где по словам Аленки, у нее были какие-то завязки. Она постоянно строила планы касательно будущего дочки, там были и заграничные поездки, и блестящая карьера дипломатки, и все, что угодно. Слушая это, я наливался тихим негодованием. Все мне нравилось в Ирине Сергеевне, как в матери моей любимой, кроме этих вот бесед о планах.
Потому что меня в этих планах — не было!
Она знала, что я останусь здесь и буду работать со своим отцом. Я переживал, если Аленка уедет, мы будем редко видеться, пытался однажды даже спорить с Ириной Сергеевной, убеждая ее, что в нашем городке перспективы не хуже. Кроме насмешки у ее мамы моя позиция реакции не вызвала. Аленка же реагировала ровно, сказав мне однажды, будто залив успокоительное:
— Да не переживай, я и сама не хочу ехать в эту Москву. Я еще отговорю ее. Все равно не поступлю, — и добавив то, что я больше всего хотел услышать. — Мы будем вместе.
Ничего ... Читать дальше →

Поделиться в: