Проходя по залу аэропорта Шереметьево Катерина, чувствуя обращенные на нее мужские взгляды, загадочно улыбалась. Мужчины действительно обращали на нее внимание. Стройная шатенка с длинными волосами и зелеными глазами, она притягивала их не только своим выразительным лицом — слегка продолговатым, с высокими скулами и прямым носом, но и длинными ногами, с тонкими щиколотками и красивыми икрами. Катерина знала о своей-привлекательности, но кривить душой не хотела. Ловить взгляды восхищения ей нравилось и поэтому, чтоб подчеркнуть изгибы своего великолепного тела, сегодня она оделась как бы простенько но со вкусом в джинсовую юбку на две ладони выше колен и белую футболку которая обтягивала достаточно большую, даже крупную грудь в белом лифчике.
В начале июля, я проработав на фирме у своих родителей ровно год, после окончания университета взяла отпуск на два месяца. Первый месяц запланировала встретиться со своей подругой по Лондонскому колледжу Мишель в Нью-Йорке и уже вдвоем отправиться на машине в Майами в мою квартиру, подаренную мне отцом по поводу моей помолвки с самым чудесным мужчиной на свете Алексом. С ним мы встречались уже три года, познакомившись в Лондоне, где я проходила практику. Оказывается мы жили в Москве недалеко друг от друга, к тому же наши семьи хорошо друг друга знали и поэтому неделю назад с радостью восприняли решение о нашей скорой свадьбе. Алекс на несколько дней улетел в Японию с целью открытия представительства филиала уже нашей семейной фирмы, а затем собирался прилететь ко мне в Лос-Анджелес, куда я планировала отправиться после отдыха из Майами.
И так пройдя паспортный контроль, побывав в зоне беспошлинной торговли и купив солнцезащитные очки, меня буквально атаковали два толстых хачика, неопределенного возраста. На все их заигрывания, попытками разговорить я промолчала и с внутренним чувством полного презрения прошла дальше.
Вот я уже у окна иллюминатора, теперь чуть более половины суток и буду Нью-Йорке.
— Привэт красивая дэвушка-сказали присаживаясь в два соседних кресла, приставучие хачики.
Этож надо было так вляпаться, бизнес класс был выкуплен заранее и мне достался эконом класс, теперь ведь не отстанут. Такие мысли пролетели в моей голове.
— Ашот, а ето мой брат Гиви — Это опять, попытался со мною разговориться мой сосед.
— Лена-подумав, после небольшой заминки ответила я, представляться своим настоящим именем мне не хотелось.
Еще на взлете, одев на глаза солнцезащитные очки и вставив в уши наушники, отстранилась от своих соседей. Просто живя в Москве с детства наслушавшись про хамство представителей кавказского региона не люблю хачей.
Постепенно, слушая свою любимую музыку, погрузилась в сон, из которого меня бесцеремонным образом разбудил Ашот.
— Дорогая кушать будэшь? — сказал он, после того, как погладил мою ногу и от возмущения я проснулась, положив на колени наушники.
— Слышь, ты, нечего меня трогать — ответила я достаточно грубо.
— Извини, извини... Лэна, сказал он, причем при взгляде на него мне показалось, что он действительно искренне раскаивается.
Поэтому, уже смягчившись ответила: — Есть не буду, а воды обыкновенной стакан буду.
Гиви подал стакан с водой, который он взял у стюарта.
Отглотнув немножко удивилась странному сладковатому вкусу воды, но решив, что там просто какие-то добавки выпила его полностью.
Постепенно я опять расслабилась и задремала.
В слабом золотистом свете, струящемся из экранов мониторов установленных в спинках кресел пассажиров, мои стройные длинные ноги с поднявшейся к бедрам юбкой казались совершенно голыми. Ашот и Гиви перестали оживленно спорить, музыку я уже давно выключила, но наушники не снимала. Понимая, что они любуются моими ногами, ну и пусть — смешно было бы натягивать на них юбку, да к тому же она была и не такая уж длинная. Да с чего бы вдруг мне стыдиться своих колен? Мне, которая так любит выставлять их! Я знала, как волнующе выглядят мои коленки: загорелые, цвета подрумяненного хлеба, с ямочками. Когда сама, из под приоткрытых век смотрела на них и чувствовала, что сейчас в этом рассеянном свете они кажутся более вызывающими, чем если бы я выходила в полночь из ванны под мощными лучами прожектора. Представив себе это, я почувствовала, как кровь все сильнее стучит в моих венах и как набухает кровью низ живота. И вот я смыкаю веки и вижу себя совершенно обнаженной. Отдаюсь соблазну этого нарциссического любованья, перед которым, я уже беззащитна. Они приближаются, минуты наслаждения в одиночестве: расслабляющая истома охватывает все мое тело. Какие-то неясные желания пробуждаются — это совсем не похоже на то, что испытываю, вытянувшись на нагретом жарким солнцем пляже. Постепенно, по мере того, как мои губы становятся влажными, соски твердеют и ноги напрягаются, готовые вздрогнуть от легчайшего прикосновения, в моем мозгу возникают образы, бесформенные, неясные, но это именно они покрывают испариной кожу и выгибают мою поясницу. Незаметно, но уверенно подрагивания корпуса лайнера передаются всему моему телу, и оно содрогается в этом же ритме. Какая-то теплая волна поднимается по ногам, раздвигает колени — именно там находится как бы центр всех этих непонятных пока содроганий, — неумолимо заставляя трепетать мои бедра и всю дрожать, как от озноба.
И вот смутные образы начинают приобретать очертания: губы прикасаются к коже, какие-то неведомые отростки фаллической формы стремятся прижаться ко мне, трутся, стараются проложить себе путь от колен выше и выше, раздвинуть бедра, раскрыть расщелину раковины, проникнуть туда; с трудом, с усилием, но им удается это. И вот эти неудержимые фаллосы уже там, один за другим они движутся все дальше и глубже.
Стюард, решив, что я заснула, прикрывает легким кашемировым одеялом длинные ослабевшие ноги, которые при движении открылись еще больше. Я вся погружена в свое сладкое забытье, словно не замечая всех этих маневров моя рука медленно ползет по животу, останавливается, добравшись до лобка, — это движение нельзя скрыть и под покрывалом, но кто его может увидеть? Кончиками пальцев берусь за подол юбки, узкая юбка мешает широко раскинуть ноги. Но, наконец, пальцы нащупывают сквозь тонкую ткань то, что искали, и маленький бутон плоти напрягается под их нежным, но настойчивым прикосновением. Некоторое время я позволяю своему телу быть в покое. Я пытаюсь отдалить завершение. Но сил не хватает, и с приглушенным стоном начинаю двигать указательный палец, погружая его все глубже и глубже в себя. И почти тотчас же на мою руку ложится мужская рука.
Дыхание перехватывает, словно меня окатило потоком ледяной воды, чувствую, как напряглись все мускулы и нервы. Фильм прервали на середине, у меня не остается ни чувств, ни мыслей. Я замираю. Но это не шок, не ожог стыда. И преступницей, застигнутой на месте преступления, я себя ничуть не чувствую. По правде говоря, не могу себе объяснить своего собственного поведения. Что-то произошло, и все тут, а что именно — об этом не хочу и думать. Сознание снова в тумане, но только теперь уже жду осуществления своих смутных грез.
Рука мужчины неподвижна. Но сама ее тяжесть прижимает мою руку еще теснее к влагалищу.
И так продолжается довольно долго.
Потом я почувствовала, как другой рукой он решительно отбрасывает в сторону покрывало, рука тянется к коленям, внимательно ощупывая все выпуклости я углубления.
От прикосновения к голой коже я вздрогнула, словно пытаясь прогнать оцепенение, сбросить с себя эти чары. Но то ли не зная в точности, чего же мне хочется, то ли понимая, что моих слабых сил не хватит на то, чтобы вырваться из мужских рук, я лишь неловким движением приподняла грудь, прикрыла, как бы защищаясь свободной рукой свой живот и повернулась чуть набок. Проще всего — понимаю это — было бы крепко сжать ноги, но этот жест показался мне слишком смешным, он отдавал такой недостойной жеманностью, что я, конечно же, не решилась на него. Будь что будет! И я снова опрокинулась в ту сладкую неподвижность, в какой пребывала до этого.
А руки мужчины тут же расстегнули молнию юбки от бедра до колена. Затем поднялись выше. Одна скользнула под мне трусики, легкие, прозрачные, как все, что я носила.
Моё тело было теперь в таком положении, что всякая попытка высвободиться оказалась бы невозможной. Жирный Ашот, скорее всего это был именно он, гладил мой крепкий живот, как гладят по холке разгоряченную лошадь, и постепенно спускался все ниже и ниже. Пальцы пробежали по всему паху, потом ладонь принялась как бы разглаживать все складки, и вот пальцы уже на гладком лобке, двигаются, словно измеряя площадь треугольника.
Нагулявшись вволю по животу, рука пытается теперь раздвинуть мои бедра. Юбка мешает этому, но все мои бедра раздвигаются, и вот уже под рукой горячая, вздрагивающая моя расщелина. Ладонь ласкает ее будто бы успокаивая, ласкает не торопясь, поглаживает лепестки губ, чуть-чуть раздвигает их и так же медленно приближается к бутону плоти. А он уже ждет, выпрямившись и напрягшись. Кусая губы, чтобы сдержать стоны, подступающие к горлу, я выгибаю спину. Задыхается от ожидания спазм. Скорее, скорее! Но хачик никак не хочет торопиться.
В игре участвует только его рука. Сам же он остается совершенно спокойным и безмолвным. я верчу головой во все стороны, с моих губ срываются чуть ли не слова мольбы. Сквозь выступившие на ресницах слезы стараюсь хотя бы разглядеть своего партнера.
Но вот рука, по-прежнему прижатая к тому месту, где она зажгла столь жаркое пламя, замерла. И снова движение: мужчина склоняется ко мне, берет мою руку в свою и тянет к себе, к предусмотрительно расстегнутому клапану брюк и дальше, пока моя рукой не натыкаюсь на твердый толстый член и сейчас же обхватываю его цепкими пальцами. То убыстряя, то замедляя темп, мужчина начинает руководить движениями моей руки, пока не убеждается, что может вполне доверить мне действовать по ее собственному усмотрению; теперь он видит, что моя детская уступчивость и покорность скрывали достаточный опыт и умение.
Я подалась вперед — так рукам удобнее справляться с порученной им работой, а Ашот, расположился так, чтобы как можно щедрее оросить мое тело тем, что вот-вот брызнет из него. Но пока он все еще сдерживался, и мои руки двигаются вверх и вниз, все более смелея, и теперь уже перехожу к более утонченным приемам: поглаживаю взбугрившиеся вены члена, стараюсь даже, несмотря на тесноту брюк, добраться и до яичек. Сжимая кулачки, я чувствую кожей, как набухает эта твердая и нежная плоть, готовая вот-вот взорваться горячей струей.
И вот они потекли, эти длинные, белые струи на мои руки, на футболку, на лицо, на волосы. Казалось, поток их никогда не иссякнет. я чувствовала, как он течет в горло, и пила, чуть ли не захлебываясь. Дикий хмель, бесстыдство наслаждения овладели мною. Я опустила безвольные руки, но мужские пальцы вновь прижались к моей девочке, и я застонала от счастья.

Поделиться в: