Уже не один час пушистые хлопья декабрьского снега с церковной безмятежностью падали за окном, раздувая своей белой ватой голые деревья, извилистые дороги и покатые крыши домов. Словно растворяясь в нем, вдали едва вычерчивались контуры высоких кавказских гор. Воздух же, казалось, и вовсе застыл в незримо витающей застенчивости тишины.
«Вот и прошел целый месяц, как я здесь окопался, — подумал Илья, задумчиво следя за опадающим белым пухом зимы. — Уже через какой-то час Новый год вступит в свои права...»
Предвкушая предстоящее празднество, он допил в бокале оставшееся вино, и, с новой разливающейся теплотой, удовлетворенно оглядел комнату — к прибытию матери было все подготовлено. Белоснежные стены красовались пушистыми огнями разноцветных гирлянд. Почти двухметровая елка (с сияющим голубым мегандавидом на макушке и серебристой мишурой) была навешана разноцветными стеклянными шарами. И, наконец, главный стол был сервирован огромной сырной пиццей и лучшим «танкистским» вином «Саакашвили».
«Это всё приготовил я... — чуть ли не с гордостью констатировал Илья. — Мама будет вполне довольна...»
Он, действительно, в этот предновогодний вечер, практически в одиночку проделал великолепную работу — от поиска ели в местных лесах (её порубки и подготовки), до самостоятельного «ваяния» пиццы! И всё это для любимой мамочки, известной эстрадной певицы Изольды Аслановны, которая вот-вот должна была прибыть сюда в С. — в свой уютный охотничий домик, после очередного концерта на банкете какого-то из местных мафиози.
«Да, мама будет довольна...» — ещё раз произнес в мыслях Илья.
Сытый, приятно опьяневший, он лениво отошел от окна, положил на стол выпитый бокал и остановился у шкафного трюмо. Того большого трюмо, в которое смотрелась его знаменитая мамаша, делая на себе последние штрихи перед каждым выходом в свет.
В отражении на него смотрел высокий стройный парень, с бледным готически вытянутым лицом, небольшой копной гладко-прилизанных черных волос, усталыми карими глазами, длинным ровным носом и припухшими бледно-коричневыми слоями губ.
«Типичный студент" — лишь усмехнулся про себя он, заметив, что голубая джинсовая куртка (под которой была только белая майка) да такие же голубые джинсы, лишь больше очерчивали ему стройность тела. Однако, его вдруг больше привлекли черты своего долговязого лика, которое, после прошлогодней атаки угрей, казалось ему уже значительно повзрослевшим.
«На кого же я больше похож, — подумал Илья, внимательно всматриваясь в зеркальное отражение. — Верно, что глаза у меня отцовские, как и нос... А вот губы и подбородок материнский... То есть, у меня еврейские «лупы» и обоняние, но грузинское осязание!»
От этой забавной мысли его пухлые губы растянулись в пьяной улыбке. Теперь он четко видел в зеркале наглядное творение отца — российского субтильного офисного еврея, и эффектной матери — прелестной грузинской дивы. И этому «творению» было уже два десятка лет.
«Я лишь наполовину грузин, — лыбился он. — Всей иной частью я — иуда!»
Он вновь усталым взором осмотрел приготовленную комнату. Вино, в честь легендарного грузинского танкиста Григория из старого многосерийного польского фильма «Четыре танкиста и собака», сильно расслабило тело и тянуло его возлечь на роскошный белоснежный диван, расположенный тут же в зале. Однако, он понимал, что стоит ему лишь прилечь, как уснет блаженным сном, а ведь после всех усилий к предстоящей встрече Нового года, это было бы для него потрясающим огрехом!
Илья снова подошел к окну: ни просвета ярких фар, ни гудение серебристого материнского «мерса» так и не было слышно. Лишь густой снег так и продолжал тихо шелестеть во мраке предпраздничной ночи.
Опять гипнотизируясь им, Илья подумал о том, что этот Новый год видимо, будет самым спокойным в его жизни. Без городского шума, ярких салютов и людских криков, боев курантов с ТВ и мелькания одних и тех же «голубо-розовых» звезд поп-сцены. Не будет и той суматохи, с которой он провел встречу нынешнего года в одной из студенческих общаг Тбилиси, вместе с сокурсниками вначале чуть ли не галлонами лакая медицинский спирт, а после, в сем угаре, всю ночь якшаясь на скрипучих койках с прокуренными угрястыми студентками!
«Эх, надо было взять Леопольда с собой... — подумал Илья, о своем пухлом студенческом друге. — А то вполне возможно, сегодня мне вообще придется встречать Новый год одному».
Он опасался не без основания. Изольда Аслановна часто пропадала на банкетах целыми ночами напролет, и лишь под утро возвращалась с них в свое охотничье гнездышко. Возвращалась вся распаленная, подуставшая, но с блеском в глазах и несколькими сотнями тысяч свежих баксов в своей дорогой сумочке.
Он понимал, что у матери такая работа (ведь отец, когда ему ещё и не было десяти лет, с концами смотался куда-то в США), и что лишь благодаря ей он обучается в институте, носит модные вещи и вообще питается. Однако, будучи уже не маленьким, невольно впитывая в себя те слухи, что якобы мать получает гонорары не только от концертов, но и от своих многочисленных мафиозных любовников, он испытывал в своем сердце зачатки настоящей ревности. Ревности, увеличивающейся в нем вместе с его половой зрелостью.
Илья не раз ловил себя на той мысли, что ему очень симпатична собственная мать как женщина. Однако, это не вызвало в нем никаких смущений или терзаний. Воспитанный матерью, ему естественно нравилась и она, и остальные женщины зрелого возраста. К одной из таких, а именно Джулии Владимировне, которая являлась директрисой его института, он уже давно испытывал неразделенную любовь, смешенную с настоящей внутренней страстью. Эта армянка, наделенная милым моложавым кукольным личиком, неизменной златой косой на макушке, упругой широкой попкой да сногсшибательными ножками — просто сводила его с ума! В одних только сновидениях он наверно якшался с нею тысячу раз, сотни раз изливался белыми поллюциями в кровать, мыслил каждые десять минут, но в реале... В реале лишь трепетал возле неё у кафедры, видя её в привычных стильных светлых костюмах (с неизменно обтягивающими юбками-карандашами), и в ступоре уписанных восторгов, балдел от её нежно звучащего голоска, так сексуально завораживающего отзвуком металлической строгости!
И с этой Королевой Джулией (как её величали в общаге) во вкусах Ильи могла сравниться лишь только его мать Изольда — мать, благодаря известности которой, он все время чувствовал от преподавателей всякие поблажки в учебе, хоть и сам был далеко не дурак.
«Интересно как будет отмечать праздник Джулия? — подумал Илья, так и глядя на снег за окном. — Она бы очень подошла бы на роль Снегурочки...»
В миг представив «бальзаковскую» милашку-директрису в бело-голубом бархатном одеянии, да ещё и отпустившую свою златую косу из-под соответствующей шапочки, он почувствовал легкое возбуждение, прошедшее приятным теплом по его итак горячим юношеским сосудам.
Вместе с сим повеявшим бризом возбуждения, он вдруг подумал, что в этом есть какая-то насмешка судьбы. Ибо и прелестная Джулия Владимировна, и звездная красавица мать Изольда Аслановна — видные «вкусные» женщины, но при этом обе до сих пор разведенки! Не замужем! Да, пусть у директрисы есть вполне взрослая дочь Анжела, а у певуньи, он, молодой студент 2-го курса биологического факультета, но официальных мужей так больше и нет! Любовников да, массы! Но мужчин, своих мужчин так и нет! У таких красавиц, да в «самом соку» и нет!
Эта мысль всколыхнула в Илье уже некую волну негодования, которая, пройдясь по его телу, заурчала в животе и отдалась напрягом в мочевине — после произошедшего вино питья, он, наконец, ощутил, что хочет поссать.
С этим естественным чувством, он и направился в туалет, впрочем, мимоходом успев заглянуть и на большие настенные часы, которые уже показывали около половины двенадцатого.
«Осталось всего полчаса, а мамы как след простыл, — с досадой подумал он, расстегивая ширинку своих джинсов перед раскрытым лоном изящного белого унитаза. — Точно буду сегодня один!»
Обнажив кудрявый черно-власяной пах и вытащив с него 27-ми сантиметровый бледно-коричневый пенис толщиной в добротный кабачок, он, (продолжая мысленно досадовать по данному поводу), гулко зашумел бодрым потоком прыснувшей струи. Эта струя его мочи лихо окатила эмаль унитаза светлой янтарной жидкостью и сразу заблагоухала неким миндально-вязким ароматом.
С закрытыми глазами благоговейно испуская из себя теплые струи отработанной жидкости, Илья, чувствуя наплыв облегчения, вновь подумал о Джулии Владимировне. В его полупьяном мозгу любимая директриса опять всплыла в образе русской Снегурки: блистая уже парой золотых толстых кос, она, с томным стоном поглотив алую «шишку» «чупа-чупса», игриво подмигнула ему!
При виде этой сцены, изливающийся мочой Ильин «кабачок» стал медленно распрямляться, а широкая клубника залупы тут же вздулась всей венозной сизостью!
Объевшийся пиццей и разгоряченный вином, Илья, обхватив пальцами внушительную палку своего достоинства, хотел уже было механически по мастурбировать на прекрасный образ Королевы Джулии (как обычно спустив очередные сливки спермы в канализацию!), но неожиданно замер, уловив из прихожей какой-то шорох.
— Илюшшш! — услышал он зычный голос родной матери, ворвавшийся в дом, словно лихой ветер из самих высокогорных вершин. — Илюш, ты дома?!
«Мама приехала! — тут же радостно вспыхнуло в голове Ильи. — Мама!»
Последними толчками выплеснув из слегка возбужденного члена остатки янтарной мочи, он, в мгновенье ока сложил своё «добро» обратно в штаны и, застегнув джинсы, поспешил к вернувшейся матери.
— Генацвале... — увидев её, только и смог выговорить Илья, с раскрытым ртом просто застыв в сенях.
Он ещё никогда не видел её такой необыкновенно красивой! Сняв с себя обильно запорошенную снегом черную шубу, Изольда Аслановна стояла перед ним в соблазнительном красном платье, артистично обняв свои обнаженные плечи руками в изящных кроваво-красных бархатных перчатках! Необычайно короткий подол этого интимного платья едва закрывал и половину её крутых бедер снизу, а сверху, чуть ли не обнажал белоснежный зефир её пышной груди!
С благоговейным трепетом, Илья как-то смог сообразить, что нагло глядит на сии, некогда вскормившие его «зефиры», и, не без некого смущения, сразу перевел взор на её лицо. Прелестное цветущее лицо зрелой женщины, с эффектно подведенными большими серо-зелеными глазами, блистающими серебром теней веками, и сочно накрашенными пухлыми губами!
— Илюш! — вновь произнесли эти маковые губы его имя, интимно вытягиваясь в трубочку. — Как я рада, что ты здесь! Это значит, мы будем вместе в эту Новогоднюю ночь! Но я так устала, Илюш, сегодня был длинный концерт — одной только песней «Вперед, герой, вперед!» меня четырежды вызывали на «бис»! Я так устала, сынок! Прости, всё свое праздничное настроение я сполна выплеснула на зрителей! Я выдохлась и сейчас хочу только одного, хоть присесть на диван!
— Я понимаю, мама, я все понимаю, — все-таки захлопнув свою пасть, с неожиданной дрожью в голосе проговорил Илья, уже привыкший к таким её после концертным тирадам. — Я всё сам подготовил. Как обещал...
— Вижу, сынок, вижу, — удовлетворенно глядя на преображенную комнату своего «гнездышка», проговорила Изольда Аслановна, и благодарственно чмокнула его в щечку. — Какая прекрасная елка! Какой стол! Ты молодец у меня! Настоящий джигит! Ничего, мы ещё успеем поднять тост за Новый год! Я только передохну немного...
— Конечно мама, — проговорил Илья, смотря на неё во «все глаза» щенячьего восхищенья. — Как ты только скажешь...
Статная Изольда Аслановна одарив сына усталой улыбкой, грациозно про цокав по мраморному полу блестящими красными сапогами на высоченных каблуках (хорошо выделявшие её красивые ноги, обтянутые темным прозрачным капроном колготок), блаженно опустилась в ласковые объятия мягкого дивана. Подол её короткого платья, невольно задрался в вверх, ещё более обнажив всю красоту «кобыльих» ног.
Илья же, ощущая на своей щеке прохладный ожег материнского поцелуя, чуть ли не с придыханьем смотрел на неё — любую иную женщину, одетую столь откровенно, он бы принял за обычную придорожную шлюху — но родная сорокалетняя мать в таком одеянии в его глазах виделась в ослепительном божественном свете! Он глядел на неё как на соблазнительную красотку!
Весь внутренне млея, он так некоторое время праздно и разглядывал Изольду Аслановну (коя вольно распласталась на диване, закрыв свои дивные глаза), но затем с неизвестно откуда подступившей робостью все же спросил:
— Мам, ты точно ничего не будешь есть? Я приготовил сегодня сырную пиццу. Она вроде бы у меня получилась.
— Нет, не буду сынок... — на мгновенье блеснув глазами, ухнула грузинская дива. — Но я рада, что ты постепенно учишься готовить. Ибо любой настоящий восточный мужчина должен уметь готовить.
— Для своих женщин...
— Не только сынок, также для своих матерей и сестер.
— А из вин я достал «Саакашвили». Правда, уже почти выпил его, съев половину пиццы...
Изольда Аслановна весело покосившись на него, тут же затряслась своими роскошными телесами от смеха — задорного льющегося смеха истинной горской женщины.
— Ох, сынок, вижу, ты совсем уж измаялся, что даже опустошил вместе с бравым «Саакашвили» полпиццы! Хахахахаха! Ну ничего-ничего, я уже говорила что не хочу ничего есть. Да, я и не итальянка, чтобы расстраиваться по этому поводу! Хахахахахаха!
Смех матери, начал раззадоривать робость Ильи. Ему вдруг захотелось до боли стиснуть эту черноволосую хохотунью в своих руках, и, наконец, прильнуть к её пошлым губам в наглом поцелуе!
— А что же мы будем пить уже через десять минут? — с удивленьем обратился он к ней как заправский джентльмен. — Подать к столу нового «Саку»?
— Нет, сынок! Хахахаха! — взорвалась новым грудным смехом Изольда Аслановна. — Новый Год в своем С., я обычно встречаю не с «Сакой», а с бокалом «Цинандали»! Хахахаха!
— Как скажете, о, прекрасная мадам! — с улыбкой, ещё скрывая вспыхнувшую смелость за шутливостью, проговорил Илья и, под новый грохот материнского смеха, направился в бар.
Вскоре, элитное светлое грузинское вино было умело им откупорено и, в небольших дозах бережно разлито в два больших хрустальных фужера с великолепно выгравированными в них лебедями.
— Вот мадам, — тем же шутливым тоном проговорил Илья, давая матери один из бокалов, а с другим, присаживаясь возле неё. — Но должен предупредить вас, хоть запах у него действительно изящный, цветом он с мою саку!
— Хахахахаха! — всколыхнув пышные волны груди, снова затряслась Изольда Аслановна. — Ну ты сынок скажешь так скажешь! Это вино — настоящее грузинское элитное вино, а никакая там твоя сака! Да и перестань называть меня «мадам», я хоть и пою не мало французских баллад, но, как и прежде являюсь грузинкой! Называй меня своей Сулико, мой славный джигит! Своей Сулико!
— О, моя Суликооо! — подчиняясь материнской игривости, напевно воскликнул Илья. — Произнесите же, произнесите же тост! Новый год же уже витает как орел над нашими горами! Произнесите его нам, и мы встретим его как дорого гостя, скрепив наши бокалы в брудершафте!
Темные стрелки настенных часов уже действительно практически слились в единое целое на верху циферблата. Тут же в одном из
глазниц окон вспыхнула зеленая звезда выпущенного кем-то салюта. И, словно ему в ответ где-то полыхнуло веселое эхо застольного гула.
Действительно, Новый год, как стремительный орел, уже кружил над С. и всем остальным Кавказом, осеняя его земли знаменитыми тостами и обильными винными возлияньями!
— Сынок! — сверкнув серо-зелеными звездами глаз, обратилась к единственному отпрыску Изольда Аслановна, держа в руке бокал любимого «Цинандали». — У меня всё было в жизни, но главное что в ней есть это ты — мой драгоценный Илюша! И поэтому, в этом
Новом году я желаю тебе приобрести то, что будет только твоей драгоценностью! Я желаю тебе Илюша, встретить свою любимую девушку! Ты хороший парень и достойный хорошей любви! С Новым годом, мой драгоценный!
— Спасибо, мама! — в свою очередь влюблено смотря на неё водами темных глаз, взволнованно проговорил Илья. — С Новым годом!
И, под доносящийся отдаленный радостный гул людей и взвивающиеся за окнами зелеными огоньками салютов, они переплели свои руки в дружественном брудершафте и, весело глядя друг на друга, медленно отпили из бокалов невесомую жидкость элитного вина!
Спустя минуту — он и дива откинулись на диване, сполна придаваясь приятно разливающейся по телу неге.
Ощущая медленно расползающуюся по нутру сорокоградусную теплоту, Илья, поглядывая на мать, почувствовал веянье мелиссы духов, смешенных с далекой примесью каких-то вин: по её частому смеху, он уже давно догадался, что она пришла «навеселе», но только сейчас лично учуял это.
«Как же, предновогодний концерт и без банкета! — с некой горчинкой ревности подумал он, жадно блуждая взором по родным чертам женского ренессансного лица. — Наверно вдоволь нахлебалась из рогов всяких изысканных вин очередного мафиози. А возможно и кое-чего иного вдобавок нахлебалась...»
Он остановил взгляд на её пылком цветке красных губ (на мгновенье представив, как их лепестки раскрывались в обхвате жесткого охотничьего рога, окрашиваясь струйками винной крови!) и вновь почувствовал в себе острое желанье соприкоснуться с ними в поцелуе! Одурманенный пряным янтарем вина и воздушным дыханьем мелиссы, он уже просто балдел от лицезрения роскошной красоты звездной матери!
— Может потанцуем сынок? — заметив его взгляд, игриво
подмигнула Изольда Аслановна.
— Конечно, мам! — с радостью отозвался Илья.
Поднявшись с дивана, она тут же подскочила к неподалеку стоявшему музыкальному центру, вставила первый попавшийся диск и нажала на плэй. Буквально через несколько секунд, могучие динамики центра окатили всё «охотничье гнездышко» прекрасной льющейся музыкой, под которую нежно заструился очаровательный вокал Николь Хайланд — дивной белокурой певицы из немецкой группы «Highland».
— Илюш, теперь я тебя приглашаю на белый танец! — воскликнула зрелая дива. — Иди же ко мне, мой кавалер!
С неожиданным чувством смущения, Илья подошел к ней, и, они медленно закружились по залу.
— Мам, а ты у меня самая красивая... — вскоре признался ей он во хмелю, нежно дурея от льющихся красивых звуков и запахов. — Самая красивая на свете...
— Ой-ой-ой, Илюш! Какие комплименты! — рассмеялась Изольда Аслановна, являясь ведомой в их танцевальном дуэте. — Ты, сынок, похоже, сегодня хорошо перепил, перепелка!
— Нет, правда, мам! Ты настоящая дива! Красавица! Мне даже твой запах кажется особенным...
— Зато ты всегда пахнешь или одеколоном или водкой! Хахахаха!
— Ну мам!
Плавно двигаясь с нею в танце под композицию «Angelo», он вдруг придвинулся к ней ближе и их бедра соприкоснулись. Вскоре, как бы «непроизвольно», его руки, лежавшие у неё на талии, принялись ласково поглаживать гладь её полуобнаженной спины, обоюдно опускаясь всё ниже к крупной соблазнительной заднице.
В свою очередь, всё явнее ощущая на себе прикосновения сына, Изольда Аслановна видела, что он едва ли не находится в трансе.
— Сынок, а ведь ты стал у меня совсем взрослым, — призналась она, с нежностью глядя на него. — Я это заметила ещё на балу, устроенном вами по случаю окончания института. Ах, как же я тогда натанцевалась, что потом просто не чувствовала ног!
Однако, он никак не отреагировал на её слова, продолжая двигаться в танце будто зомби.
— Ты что соснул, Илюш?! — тут же рассмеялась дива, принявшись ласково гладить его темные волосы.
— А?! — сразу встрепенулся Илья. — Нет, я не сплю бля... мам...
Посмеиваясь над ним, Изольда Аслановна хотела продолжить разговор, но вдруг ощутила, что ей что-то явно мешает двигаться. С вмиг возникшим предположением она повела бедром и, действительно убедилась в том, что у Ильи в джинсах вырос внушительный холм!
В ту же секунду он уже «постреливая» глядел ей прямо в глаза, и, она ответила ему долгим пристальным взглядом.
Так, не отрывая от него чарующих очей, она в какой-то момент танца ловко сделала шаг вперед, от коего её бедро тут же поддело всю его эрегированную выпуклость!
— Ох... — словно обжегшись об нечто, сразу же охнул Илья.
— Что сынок? — хитро блеснув глазами, спросила его зрелая дива. — Что-то не так?
— Да, просто... — замялся он в новом смущении. — Просто я вдруг вспомнил один анекдот...
— Какой?
— Думаю, тебе будет не интересно...
— Но всё же, Илюш...
— Ну... На глазах у своих девчонок, играют пацаны в футбол. Вот один малый несется в атаку на ворота соперника, и, со всего маха бьет по мячу, который... впечатывается прямо меж ног вратаря Васьки!"Мои яйца!" — мысленно вопит он, корчась от боли. «Мои будущие дети!" — в шоке его подруга Наташка.
— Хахахаха! Странный анекдот, сынок!
— Зато верный. Не так ли, мам?
— Верный... А ещё знаешь какой-нибудь?
Она снова нарочито прижалась к нему, вновь проехавшись бедром по его верно стоячему «колу».
— Кха-кха... — уже непроизвольно «кашлянул» он, но, опять взял себя в руки. — Да мам, знаю... Спросил как-то один мальчик у своих родителей, мол, что такое минет. Те, переглянулись и решили — уж лучше он об этом от нас узнает, чем где-то на улице. Мама: «Нууу... это когда в рот берут». Папа на неё: «Дура! Не берут, а дают! Ведь у нас все-таки сын растет!»
— Хахахаха! И, где это ты такой пошлятины нахватался?! Тоже мне «интеллигент»! Хахахаха!
— Ну, я знаю и почти интеллигентные анекдоты про это...
— Да не ужели?! Например?!
— Париж. Вечер. Монмартр. Из раскрытого окна одного дома слышится жалобный мужской глас: «Луиза, а как же наш вечерний минет?!» Та: «Ах, дорогой, у меня так болит голова. Надой в стакан, я утром выпью...»
— Хахахаха! Вот ты «жжешь» Илюш!
— Да, что я... это уже давно не новые анекдоты.
Музыка смолкла и их танец окончился.
Дабы скрыть своё выпирающее желание Илья быстро опустился на кресло и закинул ногу за ногу. Изольда Аслановна же, весело смотря на него, вновь взялась за бутылку любимого «Цинандали» и
разлила его в чету хрустальных бокалов.
— Продолжим, сынок?! — с улыбкой спросила она, подавая ему
игристый напиток.
— Конечно, мам! — в ответ улыбнулся ей он.
В очередной раз скрепив руки в неизменном брудершафте, они, сдерживая пьяные смешки, не спеша опрокинули горячительное содержимое в свои глотки и, вскоре предались расслаблению, «полусонно» глазея на мерцающие огоньки.
— Ах, Илюш, как же хорошо... — пьяным мурлыканьем проговорила Изольда Асланова, серебристые веки которой сверкали в унисон сим вспышкам гирлянд. — Илюш, правда, у мамочки очень хорошо?
— Хорошо, мам... И ты вся хорошая... Ты... ты королева...
Стараясь скрыть разыгравшееся стеснение, он встал на ноги и внезапно направился к сверкающей ёлке. Развалившаяся на диване дива, вновь, лишь растянув обильно накрашенные губы в довольной улыбке, лениво следила за ним.
Илья же, быстро выбрав на новогоднем дереве самую пышную серебряную гирлянду, вскоре воротился к ней, и подрагивающими руками водрузил на её темновласую голову.
— Вот мама, это твоя корона... — восторженным шепотом проговорил он, возбужденно глядя, как блестящие иголки гирлянды переливчато засияли в её волосах, словно мелкая россыпь драгоценных камней. — Сияющая корона царицы...
— Спасибо, мой заботливый верный паж... — ласково поблагодарила Изольда Аслановна. — Воссядь же рядом со своей царицей Тамарой.
Слово заколдованный Илья беспрекословно повиновался ей, ибо, в его глазах она действительно предстала перед ним сияющей сексуальной грузинской царицей!
— Сынок, ты наверно сегодня очень устал?
— Нет, мам... Я рад был всё это сделать для тебя...
— В моем гнездышке уютно, сынок?
— Да мама...
Сквозь заволакивающую глаза пелену хмельного тумана, он, ловя с её сочных уст каждое слово, снова безумно возжелал прикоснуться к ним в поцелуе!
— Мама... — дрогнувшим голосом произнес он, просто впиваясь взглядом в эти «зовущие» губы. — Мама, прожив тут два месяца, я понял, чего мне не хватало в жизни! А именно тебя, моя любимая мама! Я так счастлив, что ты сейчас со мною!
— А как же иначе, Илюш? Что-то ты сегодня какой-то странный.
— Ты такая красивая мама! Ты всегда была настоящей красавицей, но я лишь недавно осознал это!
— Сынок, ты же знаешь, мой статус артистки просто обязывает меня всегда выглядеть красивой. К тому же я сегодня думала, что к нам приедет Гиви. Но видимо он все же не смог закончить все свои дела в Германии.
— Если бы я был дядей Гиви, я бы всё равно нашел время приехать!
Он впервые, с настоящей ревностью произнес это, хотя и раньше знал о том, что их друг семьи, успешный бизнесмен и ресторатор дядя Гиви, был одним из «стабильных» любовников его «царицы». Более того, он был и главным спонсором всех её концертов.
— Мой бедный Илюша, — уже с некой грустной улыбкой проговорила Изольда Аслановна, томно косясь на него. — Ты, наверное, очень одинок. Или какая-то девочка у тебя все-таки есть?
— Мам! — ещё более возмутился Илья. — Я же тебе говорил, что все современные девушки для меня сууу...
— Илья! Всё же ты не должен так выражаться о дамах, ведь ты все-таки из нашей интеллигентной семьи!
— Прости, мама. Обещаю, что больше не буду... Но все-таки как повезло дяде Гиви...
— Почему повезло?
— Потому, что у него есть ты...
— Ох-ох-ох, сынок! С твоих слов я прям Мисс Удача!
Изольда Аслановна пристально посмотрела на него, и снова принялась гладить по голове.
— Илюша-Илюша, какой же ты у меня молодец.
Ничего не говоря, Илья взял её руку, медленно снял с неё красный бархат длинной перчатки, и поцеловал её пальцы (с хорошо налакированными красными длинными ногтями), а затем теплую ладонь.
В свою очередь, Изольда Аслановна, видя, в его глазах лучистое сиянье безмерной любви, придвинулась поближе и поцеловала его в лоб. С минуту, застыв в таком родительском поцелуе, она иною рукой (так и находящейся в чехле перчатки) обняла Илью за плечо.
Вот тут уж горячая кровь окончательно ударила того в голову, и он, больше не в силах противостоять естественному мужскому желанию, обнял её правой рукой и... прикоснулся мокрыми губами к её прохладной бархатной шее! Дива не сделала никаких протестных движений, и, вскоре, он стал смелее осыпать её шею поцелуями, двигаясь все выше и выше.
«Словно драгоценный сосуд, я целую её золотоносную глотку! — обслюнявливая материнскую шею, вдруг вспыхнула мысль у возбужденного Ильи. — Глотку эстрадной артистки Грузии!»
С легким вздохом, Изольда Аслановна все же отстранилась от него, сложив голову на мягкую спинку дивана. Однако, уже хорошо заведенный Илья и не думал отступать — с колотящимся в груди сердцем он вновь попытался обнять её, но неожиданно ухватил одну из её крупных сисек!
— Илья! — тут же по-мужицки недовольно пробасила зрелая дива. — Что это ты делаешь? Решил Казановой прикинуться?
Ещё не осознавая того, что своей сексуальностью непроизвольно распалила собственного сына, она ещё более отодвинулась от него и бессильно покачала головой.
— Ох, чего-то я сегодня совсем опьянела. Ведь ещё на банкете я выпила не мало вина... Как обычно из рога... Илюш, а давай ляжем спать прямо здесь. Давай будем спать...
— Хорошо, мама... — воссиял пьяной улыбкой Илья, расценив её предложение как, согласие переспать сию новогоднюю ночь вместе.
Он снова овладел её правой рукой, и, сильней возбуждаясь, с новым благоговением принялся за лобзание. Изольда Аслановна не воспротивилась — прикрыв божественные глаза, но, приоткрыв створки своих страстных губ, она расслабленно лежала на диване. В полутьме комнаты всё её прелестное лицо чарующе переливалось разноцветными огоньками гирлянд: уже без всяких слов, она просто следила за его действиями, взирая на него сквозь длинную поросль черных ресниц.
Илья же, (тяжело сопя от нарастающего давления внутренней страсти) опустил её руку, и, чуть привстав на диване, нагло потянулся губами к её лицу.
— Мамочка... — горячо шепнул он, медленно принявшись покрывать поцелуями уже её мерцающий лик.
Хоть ещё до конца так и не осознавая происходящего, Изольда Аслановна, все же попыталась оказать сопротивление, но Илья крепко обнял её за голые плечи и... все-таки слился с её губами в поцелуе!
Всё, в один миг, будто застыло: словно низвергаясь в какую-то сладкую пропасть, всей юношеской любовью, всей своей неудержимой страстью Илья целовал маковые уста матери! Он целовал её, мягко сося их полные теплые лепестки, жадно облизывая её крупные зубы, десна, и лаская патоку языка! Он целовал её, будто вкушая нектар — всасывая в себя все её божественные слюнки! Он целовал её, вероломно овладев языком всем её райским ртом, и... вместе с нею растворялся в нежном турмане овеивающего любовного самозабвения!
— Мммм... — покорно отдавшись проникшему языку сына, невольно издала сладкий стон Изольда Аслановна.
Опьяненная алкоголем, уставшая с работы и вконец добитая его страстью, она в одно мгновенье потеряла всяческое сопротивление наплыву неожиданного удовольствия.
Илья же, чувствуя, что она охотно отвечает ему движениями своих губ, лишь с более нарастающей жадностью впивался в них! Он впивался, и балдел от неописуемого вкуса её рта, наполненного теплом, коньячно-винными слюнями и женским грогом страстности! Его толстые губы словно таяли в её не менее пылких устах! И, ноздрями судорожно вдыхая в себя шелковистые ароматы мелиссы, он, вскоре, стал впадать в такое головокружительное пике блаженства, которого до этого ещё не испытывал ни с одной из своих институтских девиц, с коими он спьяну иногда перепихивался в грязных прачечных общаги!
— Мамочка... — смотря на мать обезумевшим взором, выдохнул Илья, через минуту все-таки оторвавшись от её влажных охмеляющих губ. — Ты божественна...
Произнеся в порыве чувств, сей комплимент, он вновь впился в её губы, но уже стал гладить руками всю ширь её статной спины. Однако, наконец, почувствовав то, что давно наполненный кровью член едва не разрывает ширинку джинсов, он быстро переметнул руки к полным шарам материнских сисек, и, тут же принялся грубо надаивать их!
— Мммм! — с неким недовольством промычала Изольда Аслановна, вмиг отлипая от его неутомимых губ и отстраняя его руки. — Илюш, что ты делаешь?! Ты совсем спятил?!
— Я люблю тебя мама! — смачно щелкая языком, на кураже залепетал он. — Ты самая прекрасная мама на свете! Я безумно люблю тебя! Люблю-люблю-люблю!
— Перестань... Ведь ты сын... Я... я...
Вся расцелованная и нагло помятая им, она вновь было
попыталась подняться с дивана, но тот опять навалился на неё, уже уткнувшись лицом в ложбинку её роскошной груди!
Внезапно ощутив не меньший прилив разгоряченной крови, сладостным эхом ударившим по её сиськам, да током отдавшимся в низу живота, Изольда Аслановна, почувствовала и потрясающее смущение — сын, родной сын, довольно умелыми поцелуями и невинно ласкающими прикосновеньями, сумел возбудить её так, как она никогда в своей жизни ещё не возбуждалась даже с опытными любовниками!
Однако осознание того, что это именно сын, придало ей новый импульс к сопротивлению — упершись руками в сиденье, она опять попыталась подняться, но, вскоре, поняв, что всё уже бесполезно,
окончательно опустила лицо.
— Мама... Моя любимая, неповторимая мамочка... — вновь пройдясь россыпью поцелуев по её шее, опять горячо зашептал Илья. — Ты самая дорогая женщина, что есть у меня!
И, эти его поцелуи, вольные прикосновения, да горячие искренние признания, все же тронули её материнское сердце — находясь уже просто в каком-то наваждении, Изольда Аслановна сама подняла к нему лицо и... вновь отдала губы затяжному поцелую!
Лаская уста родной дивы, Илья сызнова отыскал её грудь, но уже с тактичной неспешностью стал мять сие вымя. Неотрывно чмокаясь, он, почувствовал, как ноздри матери возбужденно вздулись, а дыханье стало горячим: не сбавляя своего натиска, он тут же стал приподнимать ей сиськи, сжимать и щупать пальцами, а вскоре и вовсе попытался освободить их из-под плена откровенного красного платья.
Однако, как он не был упорным в последнем, платье, словно не хотело выпускать их! Тогда, уже больше не сдерживая себя в клокочущем желании, Илья сам схватил его, резко дернул вниз и... будто две крупных дыни, материнские сиськи наконец встопорщились на него всем своим очарованием!
С минуту, зачарованно глядя на сию роскошь пятого размера (белую как снег с контрастно растопыренными ягодами аппетитных темно-коричневых сосков!) он нежно обхватил её снизу руками и, в порыве захлестывающих чувств, прикоснулся своими губами! Вот, он поглощает одну из затвердевших «ягодок», ловко ласкает её языком и слегка оттопыривая губами... начинает посасывать!
— Оййй... — тут же всколыхнулись страстные губы Изольды Аслановны первым томным оканьем.
Охваченная настоящим пеклом страсти, она впервые, спустя два десятка лет, почувствовала грудное сосание сына — почувствовала своими сосками, рефлекторно вытягивающимися ему в рот!
Илья, сам чувствуя то, как во рту стремительно набухла её шершавая «ягодка», готовая будто вот-вот разрядиться пряным молочком, сам, едва не вскрикнув от удовольствия (кое, у него начало перемешиваться с тупой болью — ибо член, истекая соками желания, уже так возбудился в штанах, что не только натянул их, но и расстегнул ширинку джинсов!), с двойным усердием всосался и во второй сосок!
— Ойййй... Охххх... — усилились глубокие вздохи полулежащей на диване Изольды Аслановны.
Уже не на шутку взведенная от присосавшегося сына, она даже стала непроизвольно подрагивать своими крутыми бедрами.
И, Илья, уловив сей рефлекс желания, словно залихватский самец, грубо развернув родимую диву набок, уже навалился на неё всем телом, осыпая её новыми поцелуями и елозя руками под её мини-юбкой!
Искусно действуя языком во рту у тяжело сопящей матери, он, скользя пальцами по её ногам, наконец, отыскал резинку её трусиков, тут же проник ими под их гладкую ткань, и, с невероятным вожделением сжал пышную ягодицу обладательницы!
— Мммм... — вырвался из груди стон у обоих, сквозь затянувшийся нектар глубокого поцелуя.
Немного помацав сдобу ягодицы Изольды Аслановны, разгоряченный Илья, принялся ритмично поглаживать переднюю часть её больших бедер, сими ласками быстро уложив её на спину с... уже чуть-чуть приоткрытой «калиткой»!
И, именно в этот момент, сквозь нескончаемый бешеный стук крови и окутывающего смога тактильного блаженства, в его голове громыхнула емкая канонада: «Всё — она твоя! Она твоя!»
С чувством тягучей исступленности, он, наконец, оторвался от сладостных материнских уст, почти в безумии зашарил руками под её юбкой и, едва не покинул сознание, от обнаружения того, что ТАМ у неё всё уже влажно и горячо!
Не помня себя, он мгновенно «соскользнул» вниз и уткнулся в трусики Изольды Аслановны — уткнулся, с невероятной жадностью вдыхая как пряность её женских выделений, так и густые черно-жесткие завитушки волос на лобке!
Весь охваченный дикостью неистового желанья, он стал быстро стаскивать с неё её эти трусики — Изольда Аслановна же, неожиданно для себя, сама приподняла свои бедра помогая ему в этом деле!
Вот, её белые трусики отлетели в угол дивана, и Илья, тут же выпрямившись солдатом, лихорадочно снял с себя свои джинсы и разорванные штаны: наконец он перед родной красавицей с обнаженным половым членом!
Не без страха в прелестных глазах смотря на его вытянутую «дубинку», зрелая дива бессильно лежала перед ним с обнаженными сиськами и зияющим черным треугольником меж розоватых бедер!
Тяжело дыша, Илья, будто пикадор почти был готов проткнуть дородную тёлку своим внушительным «копьем», но неожиданно застыл от той мысли, что в сию праздничную ночь нужно бы отключить телефон, дабы никто (в том числе и дядя Гиви!) своими поздравлениями не нарушили начавшееся меж ними это интимное волшебство! Однако, уже с вслед вспыхнувшей иной мыслью — что и любая медлительность может сейчас и вовсе покончить со всем — он все же сиганул к матери на диван!
Оказавшись н

Поделиться в: