Введение
Школа — место, где у большинства из нас проведено 11 лет жизни, у кого-то лучших, а у кого-то худших. Все мы, будучи маленькими, с нетерпением ждали — когда же в школу! Завидовали другим ребятам, которые уже начали обучение, а потом, отучившись месяцок-другой, изумлялись, какими были дураками, что завидовали! И с гордостью говорили маленьким «пятилеткам» — а я в школу хожу! Всем нам хорошенько доставалось от родителей каждый раз после собрания (а кому и чаще). И у каждого в классе был свой «Славик» над которым потешались все, вплоть до учителей, у каждого был свой плохиш «Серега», тихоня «Настена» и первая красавица «Алена». Одиннадцать лет мы вставали в 7 утра и брели к этому унылому зданию с рюкзаками за спиной, неизбежно рвущимися в первый же месяц обучения из-за «большой биологии». И у каждого с этим «унылым зданием» связаны свои теплые воспоминания — кто-то там встретил верных друзей, кто-то в его стенах вкусил прелесть первого поцелуя, а кто-то, как я, — впервые в своей жизни влюбился. Об этом светлом чувстве я сегодня вам и поведаю — точнее о человеке, который явился причиной этого чувства. Для начала, наверное, надобно вам его представить...
Вы будете смеяться, но я верю в имена и в знаки зодиака, и в их влияние на человека. В моей жизни всегда фигурировали три мужских имени — Алексей, Андрей и Александр, и два знака зодиака — рыбы и раки. А я имею оставшийся знак той же стихии, что и уже названные.
Алексей — переводится как «защитник», мужчина с таким именем имеет твердый стержень внутри, но для окружающих предпочтет быть более тактичным и сдержанным. Андрей — в переводе «муж» — жесткий и непоколебимый, как внутри, так и снаружи. И Александр — имя, составленное из двух выше описанных, удачно сочетающее в себе качества и того, и другого. Именно об обладателе этого имени сегодня и пойдет речь. О парне, а сейчас уже мужчине — сильном, смелом и обольстительном. Я имела опыт близкого общения с очень малым количеством мужчин, а достойных из них было еще меньше. И этот человек из числа «достойных».
Предыстория
Я в школе не обращала на парней, как на парней, внимания ровно до последней четверти 8-го класса. Что изменилось в этой самой последней четверти? Меня посадили с ним. Точнее — его со мной. Я была единственной отличницей в классе и со своими «заморочками». Одной из них было то, что я всегда сидела на одном месте и никогда не пересаживалась — на последней парте первого ряда, у окна. Все, кто со мной сидели — приходили и уходили, я же была верна этому месту с 5 по 11 класс. К тому времени со мной уже успели посидеть, наверное, все без исключения, а некоторые и по несколько раз. Кроме него. Толи моя классная руководительница каким-то непонятным образом чувствовала, что этот человек может стать для меня пропастью, в которую я кинусь без оглядки, и по возможности оттягивала момент, толи это просто «ирония судьбы».
Он у нас был «переростком» — значительно крупнее других. Именно крупнее, а не просто выше — не из числа тех «худющих и длинных», нет... Он был сильным, самым сильным. И относился к разряду «плохишей». Но не тех, которые вечно всех донимают, обзываются, подножки ставят и т. д., нет. У Сашки всегда была другая линия поведения. Он всегда стремился выглядеть взрослее, чем есть — очень рано начал курить, так что к тому злополучному 8 классу его голос приобрел небольшую хрипотцу, общался всегда с ребятами из старших классов и пытался им соответствовать — отсюда гулянки, драки, алкоголь, девушки. Мы же имели счастье лицезреть его общество исключительно на уроках, на переменах он либо зажимал в коридоре старшеклассниц, либо курил. В наши «классные» разборки практически не ввязывался, ну а если и ввязывался, то его слово было решающим. И до того, как нас посадили вместе, мы, по-моему, даже и здоровались то не всегда. Меня больше интересовало то общество, в котором я варилась, а его я считала «выпавшим звеном». Он же вспоминал обо мне и здоровался исключительно в тех случаях, когда рядом с ним была его «взрослая компания» — меня природа внешними данными не обделила, поэтому он таким образом не мне вежливость оказывал, а себе «честь и славу».
И вот, волоча небрежно по полу свой портфель, с довольно-нагловатой усмешкой и словами «хорошо это мне подфартило!» он обходит ряды и бухается за мою последнюю парту, показушно по-дружески пытается меня приобнять за плечо, не обращая внимания на мое недовольство, и констатирует, довольно откинувшись на спинку стула — «ну... теперь отличником стану!»
А я, я естественно сделала совершенно безразличный вид. Но мне было интересно с ним посидеть, узнать его хоть немного — он для меня был «диковинкой», нечтом непонятным и неизведанным. Пересадка эта случилась после уроков, поэтому соседство наше началось со следующего дня. А следующим днем была суббота, он прилично опоздал, я просидела пол урока одна, и уже успела расстроиться к тому моменту, как он зашел — весь в белом, прошагал вальяжно ко мне, и с улыбочкой поздоровавшись, уселся. Я ответила на его приветствие и впервые в своей жизни влюбилась в запах, в запах его духов. Я до сих пор узнаю этот запах — бывает, почувствую в автобусе из-за спины и боюсь обернуться, и сердце колотится, и руки холодеют, будто он там сзади стоит. Но вернемся — Сашка в тот день с сюрпризами заканчивать не спешил, задание нам тогда на уроке дали: написать небольшой стишок. Все заныли, запричитали — жутко неохота было. И пока мы уламывали учительницу оставить нам это задание на дом, он по быстрому накатал пару четверостиший и вызвался прочитать. Все в шоке — нас выручает человек, которому всегда все было «до лампочки», и впадают в еще больший шок, когда он говорит, что этот стих про меня. И, собственно, зачитывает — громко, почти что не запинаясь и почти что с выражением. Столько комплиментов, да еще и в стихотворной форме, я в свой адрес еще не слышала! Мне было жутко приятно, и я была жутко смущена. Удивленная учительница вкатила ему пятерку сгоряча, сказав, что я на него хорошо влияю. А он сел и шепотом спросил, понравилось ли мне. А сам наблюдает, пристально так — сверлит прям, и глаза — хитрющие-прехитрющие! Я улыбнулась и ответила, что сроду бы не догадалась о наличии у него такого таланта к «стихоплетству». Надо сказать, что это с его стороны был ход конем — так он за один день сумел мое настороженно-отрицательное к нему отношение заменить на расположенно-положительное, и к тому же еще заставил все время вспоминать о нем и думать.
Одним этим днем он сумел изменить все во мне. В понедельник прошлой недели я была для себя, а в этот понедельник стала для него. Для него умной, для него красивой, для него — лучшей. Да, именно так, если раньше я все делала из побуждений личных, то теперь все было только лишь ради одного единственного его восхищенного взгляда. И он был щедр на такие взгляды, и на комплименты, и просто на разговоры. О чем мы с ним только не болтали! С ним было жутко интересно. Я просто ненавидела уроки английского, где он был в другой группе, или труды. Я жила только ради одного — чтобы побыть с ним те пять или шесть часов за школьной партой.
И вот месяц нашего с ним соседства близился к концу и скоро его должны были пересадить. Я с ужасом осознала, что очень к нему привязалась и не хотела даже думать об этом. Все ходили довольные — скоро пересаживать будут. Что радовались, спрашивается? Все равно детки уже все взрослые, и пока «классная мамочка» не видит, сидели, как хотели. Все, кроме нас. Или не кроме?... Мы ведь тоже не без обоюдного желания и интереса сидели вместе. Тоже, потому что так хотели. Подруга Анька с завидным постоянством предпринимала попытки занять место подле меня, сместив обосновавшегося там Сашку. И все безрезультатно. Но я думала, что вот — пересадят, и закончится эта наша «любовь». А решилось все просто — он сказал, что пересаживаться больше не собирается. Вот так — все приходили и уходили, а он остался. Я получила в его лице очень многое — защитника, помощника, друга, просто доверенное лицо. Но сама вела себя по-идиотски. Да-да, именно так. Меня конечно можно понять — он слыл «бабником», я просто-напросто боялась ему доверять и вела игру одной мне понятную. Частенько издевалась над ним, когда он ко мне был «со всей душой», не всегда помогала ему с учебой, хоть и была у меня возможность. Списывать — пожалуйста, твое дело, но просить меня сделать что-то, это уже под настроение. Да он и не просил потом. Я сама могла предложить помощь, если считала это действительно нужным. А так, ему и без меня помощников хватало — он мог к любой подойти и попросить что-то сделать за него, и ни одна на моем веку ему еще не отказала. Особенно классно с ним было на лабораторных — он все припрет, расставит, сделает — а я только смотрела, ну иногда участвовала непосредственно в опыте, если желание такое изъявляла. Он был по складу ума практик, а не теоретик — мог совершенно не слушать преподавателя на уроках, но как лабораторные делать всегда знал. Да и «смастерить что-то» — это было по его части. А еще он мне циркуль все время ремонтировал! И искренне считал, что я к нему обращалась, потому что сама не могла его отремонтировать — наивный. Словом, к лету все мои мысли были только о нем, я как губка поглощала и анализировала каждое его слово, каждую реакцию. Дошло до того, что совершенно посторонний человек мне о чем-то рассказывает, а я представляю, как он бы на это отреагировал, какое лицо бы сделал, что ответил. Я просто не знала, куда саму себя деть! Каникулы немного помогли — стала чуть реже вспоминать. Да, самую малость...
Потом прошло лето, начался девятый класс, а он не пришел. Не пришел на 1 сентября, и на следующий день тоже не пришел, и через неделю. Ну, свято место — пусто не бывает, на первое же сентября сел со мной новенький. Как позже выяснилось — его хороший друг, с которым он подружился тем же летом в лагере. А он сам, как выяснилось, болел менингитом, который подхватил в том же лагере. Тогда же у нас сменилась преподавательница по физике. Молоденькая пришла — замужняя, но муж на севере, на заработках был. На первом же ее уроке мы с этим новеньким так разговорились, что она в совершенном негодовании прервала занятие и попросила моего собеседника от меня пересесть. Он ответил, что сидит с дамой, и если и уйдет с этого места, то только в ее сопровождении. Ну а дама, как уже известно, верна своему местоположению — поэтому мы заверили ее, что будем тише воды, и на том разошлись с миром.
Спустя месяц мой герой выздоровел, и явился на учебу прямо посреди занятий. Прошел и поздоровался со всеми пацанами за руку, в том числе и с тем, что сидел рядом со мной, одарив нас при этом хитроватой усмешкой. Я замерла в ожидании. Уйдет? Стерпит? Выгонит его? Кстати говоря, другие парни дружелюбно предупредили новенького, что сидеть ему со мной не долго, но тот отмахнулся — да, мол, мы же с ним друзья. И вот, Сашка стоит над нами и спокойным голосом говорит «Леха, вали давай отсюда, тут я сижу». А новенький — я даже не ожидала, что он упираться начнет. У него девушка была, про которую он мне много и с теплотой рассказывал. Какой ему резон был вступать с другом в перепалку из-за меня? Наверное, его просто оскорбил тон. Ну, в общем, тот не ушел, Сашка раздосадованный уселся неподалеку, сверля нас взглядом, и кинув Лешке напоследок злобное «ты там все равно сидеть не будешь!». А я — вы меня, наверное, осудите — но я была просто счастлива! Такой напор был в его словах! Такая свирепость! И все ради меня. Далее события развивались довольно предсказуемо — Сашка просто в наглую уселся, и Лехе ничего не оставалось, кроме как уйти. Ну и наш интерес друг к другу вспыхнул с удвоенной силой. Учителя уже не говорили, что я хорошо на него влияю, а наоборот — сидят, мол, болтают, пошла девчонка в разнос! Даже предпринимали нешуточные попытки разъединить наш союз, но все без толку. А с учительницей по физике вообще отдельная история получилась. Она меня просто возненавидела. Ей с первого же дня понравился Лешка, и в первый же день он ей заговорил зубы из-за меня. И ей понравился Сашка, не успел тот появиться (а появился он, кстати говоря, именно на ее уроке и там же устроил ту разборку). С его приходом она даже уроки вести перестала — он мог подойти, прошептать ей на ушко «Н. С., давайте мы сегодня просто посидим, поговорим, к черту эту физику», и она, мило улыбаясь, всякий раз покорно повиновалась ему. А если такое не срабатывало, то закрывались они ненадолго в лаборантской — и тогда срабатывало. Слухи ходили всякие по этому поводу, но я склоняюсь к мысли, что ничего они там криминального не делали, в этой самой лаборантской. Ну, или я слишком наивна. И не надо много ума, чтобы догадаться, кого она ненавидела больше всего — ту, от которой он практически не отходил. А он — он смеялся над ней. А я считала, что и надо мной тоже — знал же ведь, что она меня из-за него ненавидит, и все равно провоцировал. Он даже спорил со мной на нее частенько, не обращая внимания на мои отговоры. Я всегда была человеком жалостливым, и мне было ее жалко. Даже после того, как в оценках за четверть в моем дневнике стала красоваться единственная четверка по физике. Мне все равно было ее жалко, жалко, что она унижалась перед ним, а он над этим смеялся. Он мог сказать «спорим, я сейчас ни слова не говоря поманю ее пальцем, и она подойдет?», и когда я говорила «Саш, ну не надо, зачем оно тебе?» он уже со своей коронной хитрой улыбочкой это делал. И она шла. А он чтоб еще сильнее показать свое превосходство рывком усаживал ее к себе на колени, и мог раздвинуть, к примеру, ее декольте со смешком и словами «а ну ка, Н., покажи, что у тебя там?», или еще что-нибудь в том же духе. А она, кстати, не спешила вскакивать и возмущаться. Мне даже кажется, что я была больше удручена ее унижением, чем она сама. Если она вообще была им удручена. Вот так мы с ним год и отсидели. А потом я очутилась в классе «умных» и т. д. и т. п. (читай «Клин Клином»).
Встреча
Первый курс университета закончен, экзамены сданы, и 1-го июля я прикатила в родной дом. И все бы ничего — но после общаги сидеть дома кажется скукой смертной. В связи с этим решила я развеяться и прошвырнуться по магазинам. Соседи просветили, что в центре построили какую-то новую «бандуру», в которой имеется ночной клуб, спортзал и солярий. Туда я и направилась. Доброжелательный молоденький охранник из этой самой новой «бандуры» меня вежливо осведомил, что здание не окупается, тренажеры привезли, но не стали даже распаковывать, ночной клуб проработал пару месяцев и опять же не оправдал надежд — спецэффекты и качественная музыка местным алкоголикам ни к чему, поэтому все как ходили в старый добрый клуб за 30 рублей, так и ходят. И я ушла оттуда ни с чем. Нужно было мне еще в канцелярский заглянуть. И я пошла в самый дальний. Неспроста. Было воскресенье, и я знала, что если он в городе, то он может быть лишь в одном месте — в бильярдном клубе. И не ошиблась. Но не сразу мне удача улыбнулась. Я шла и думала, а что если он там? Что если встречу? Как я отреагирую?... Нет, у меня не может быть к нему чувств. Со мной ведь уже столько произошло, без него, и я о нем совсем не вспоминала... Если только иногда... Да, иногда... Редко, очень редко... представляла его косую усмешку со словами «Шарлотта-Шарлотта... И как же тебя угораздило?»
Нет! Все прошло, определенно прошло. Я не почувствую ничего, не должна почувствовать. Я два года о нем практически не вспоминала — какие могут быть чувства?! Это же смешно! Но вот, я приближаюсь к заветному магазинчику, а у соседней двери — никого. Никаких привычных сборищ с сигаретами в зубах, ни души, я даже подумала, что эта контора закрылась. Но нет, машинок много стоит, народ определенно там. Я разочарованно прошагала мимо, купила акварельной бумаги, и, пытаясь справиться с замком на сумке и одновременно удержать пакет, не помяв его, вышла из магазина и сразу повернула к дому.
— Шарлотта! — услышала я за спиной.
Оооо! Я этот голос узнала тот час. Он как током меня прошиб! Я замерла на месте как вкопанная. Не в силах пошевелиться. В голове застучало, руки и ноги онемели, я никак не могла собраться с силами. Я как будто рассыпалась вся по кусочкам, разлилась мелкими капельками. Он окликнул еще раз, и я, сделав над собой огромное усилие, обернулась. Он уже шел в моем направлении, я успела лишь улыбнуться и пробормотать что-то невнятное до того, как оказалась в его объятиях.
— Шарлооотта, — повторил он более протяжно и с невероятной нежностью. Потом немного отстранился, осмотрел мое лицо и, заглянув прямо в глаза, продолжил, — А ты изменилась... — выпустил, предоставив мне возможность немного опомниться, — Ну, как жизнь? Рассказывай.
— Бьет ключом, да все по голове... — произнесла я то, что первое пришло на ум, наверняка с очень растерянным видом. Он, раскусив мое смятение, перенял инициативу разговора — порасспрашивал меня немного, про себя порассказывал. А я стою и рассматриваю его — лицо, губы, глаза, брови. У него очень красивые губы — не тонкие и не толстые, и очень чувственные, а брови — брови темные и «в разлет». И думаю — черт, ведь я же с ним даже не целовалась ни разу, даже в щечку, ну откуда у меня эти эмоции?! Почему меня так колотит? Почему все так, будто и не было этих двух лет? Будто мы вчера попрощались...
Сашка тем временем опомнился и пригласил меня все в тот же бильярдный клуб (и среднестатистическую забегаловку по совместительству). Уселись мы за столик, провожаемые сальными взглядами в мою сторону. Женщин в этом заведении не оказалось, кроме меня. Он мое смущение в связи с этим почувствовал, потому усадил в дальний угол спиной ко всем. Сам сел рядом, а не напротив. Извинился за неприглядный вид заведения и сказал, что очень желал бы исправить положение сегодня же вечером. Я рассмеялась:
— То, что ты желаешь, это конечно хорошо! Похвально. Но имеется одно но — в нашем захолустном городке больше и пригласить то некуда.
Он хитро улыбнулся и произнес заговорщическим тоном:
— Знаю я одно местечко...
Я, подыгрывая ему, чуть прищурилась и наклонилась поближе к его уху:
— Расскажешь о нем, или это секрет?...
Он тоже наклонился ближе, и, убрав мои волосы за ухо, ответил почти шепотом:
— От тебя у меня секретов нет, обязательно расскажу. Только если согласишься сыграть со мной разок в бильярд.
—???, — мой изумленный взгляд, — Александр, вы меня компрометируете!
— А это плохо? — ответил он уже совершенно серьезно.
Я немного помедлила, а потом расслабленно откинулась на спинку стула, доброжелательно улыбнулась и, глубоко вздохнув, заговорила:
— Значит вот так ты со мной поступаешь, да?! Соблазнять взялся?
Он тоже чуть смутился, криво улыбнулся и также откинулся назад, продолжая смотреть на меня из под своих широких немного вскинутых бровей:
— А ты не только внешне изменилась... Я вообще-то на твое смущение рассчитывал, думал покраснеешь, глазки опустишь, — на этих словах на моем лице невольно потянулась улыбка, — Вот-вот-вот! — рассмеялся он, — Да! Именно! Или заулыбаешься — ты улыбаешься, когда бываешь смущена!
— Хех... Доволен, да? — продолжаю улыбаться, — А я еще бывает просто улыбаюсь!
— Но сейчас ты была смущена!
— Нет!
— Да!
— Нет!
— Ладно, еще раз как-нибудь подловлю, и не отвертишься!
— Договорились.
— Так как на счет партейки?
— На что играть будем?
— На раздевание.
— Нет уж! С учетом того, что ты из этого заведения не вылазишь с тех самых пор, как его построили, согласиться на это — это все равно, что согласиться раздеться без игры.
— То есть ты заранее решила, что проигрыш за тобой, а я сиди и придумывай, на что бы такое ты согласилась и без игры, так?
— Ну да...
— Знаешь, если б я не знал, что у тебя шикарная логика, я бы сейчас сказал, что у тебя ее нет!
— Я знаю. Если б ты не знал, что у меня шикарная логика, я бы не дала тебе повода сомневаться в ее присутствии.
— Короче, играть будем?
— Нет.
— Тогда разбей просто, а я доиграю с кем-нибудь.
— Ладно. Подержишь мой пакет с сумкой?
— Да оставь ты их тут на стуле. Ни твой пакет, ни сумку, ни саму тебя здесь никто и пальцем не тронет — будь уверена.
Он всегда любил пантоваться своими физическими данными и влиянием на других людей — одна из его слабостей.
— Ну, если что, ты будешь в ответе, — проговорила я шутливо.
— Заметано! Пошли?
— Пойдем.
Он встал, подал мне руку, и, убедившись, что я на земле стою крепко, указал рукой куда идти. Я простучала своими высоченными каблучками к бильярдному столу, под общие восхищенные взгляды. Я хоть и из числа скромниц, можно сказать, но впечатление произвести люблю. Сашка это знал еще по школе — по моей манере «дефилировать» к своей последней парте. Даже как-то говорил, что я ее именно потому и облюбовала — к ней идти дольше всего — через весь класс. Вот и затеял это шоу, зная мои слабости. Я медленно обошла бильярдный стол, пройдя к противоположной стенке, и взяла кий, к ней прислоненный. Пока я шла, аудитория скучковалась поближе в ожидании удара от единственной посетительницы «в юбке». Я окинула их взглядом, взяла «синенький мел», не торопясь потерла им свой инструмент и направилась к столу, где кто-то уже заботливо снимал треугольник. Сашка стоял сзади и чуть сбоку, а остальные все за его спиной в ряд и с поворотом, загораживая сплошной стеной мне выход и какой-либо путь к отступлению. Я медленно прогибаюсь. На мне была узкая юбка с разрезом, но длина ее позволяла быть грациозной без развратности, чем я и воспользовалась. И вот, убрав волосы на один бок, прогнувшись как кошка, бью я с одной лишь мыслью в голове — попасть бы! Смеху то будет, если промахнусь — опозорюююсь! Но нет, попала. Два шара в угловых лузах — я в полнейшем шоке, т. к. такой удачи точно не ожидала. Все-таки давненько не играла, да и вообще опыта не особо. Порадовалась про себя, что не согласилась на дальнейшую игру — зачем портить впечатление? И под общее улюлюканье повернулась к Сашке:
— Ну как, хороший старт я тебе организовала?
— Отличный, но думаю играть я не буду, — хитренько проговорил он.
Я вопросительно вскинула бровку, а он потянул меня снова за наш столик.
— Ты была великолепна! — услышала я жаркий шепот над своим ухом.
— Спасибо, — прошептала я также жарко в ответ.
— Пошли куда-нибудь в другое место?
— Саш, меня дома ждут, и куда я с этой бумагой?
— Давай я тебя до дома довезу, отсчитаешься, что жива-здорова, оставишь все лишнее и подаришь мне на вечер свое общество.
— Довезешь?
— Да, мне ж папаня тачку подарил.
Я не любительница «ломаться», потому сразу заявила:
— Тогда пошли, довезешь. А на счет остального — я подумаю.
Он по-доброму усмехнулся и уже привычным жестом подал мне руку. «Тачкой» оказалась белая семерка. Ну, я никогда не заморачивалась по поводу машин, главное, что обладатель мне по вкусу. Доехали быстро, он осведомился, не требуется ли его помощь. Я ответила, что моя мама его всегда недолюбливала, и лучшей помощью будет не показываться ей на глаза. Он удивился, поинтересовался, отчего такая нелюбовь, а я честно ответила — «она говорит, что ты на 30-тилетнего мужика похож, а не на молодого парня». Посмеялись, и я направилась в дом. Долго себя ждать не заставила — всего лишь минут двадцать. Мама дома читала нотации, говорила, что я выше себя прыгаю, что плакать потом буду. А я — я была счастлива. Честное слово! Впервые за последние несколько лет я была счастлива! И все внутри у меня цвело и ликовало. Это не объяснить словами — интуиция можно сказать. Знаете, вот бывает чувство, что скоро произойдет что-то плохое, а бывает чувство, что скоро произойдет что-то хорошее. И вот у меня было последнее. А к нему еще примешивалось чувство совершенной эйфории, ведь в тот день он был восхищен мной как никогда, и, наверное, адреналина. Одна девушка, упомянутая в конце моего «Клин Клином» (и которая, думаю, еще удостоится отдельного рассказа), сказала мне однажды, что любовь — это когда два человека могут друг другом гордиться. Я не берусь судить о верности сего суждения, потому как оно по меньшей мере однобокое — но в чем-то она была права. Я всегда гордилась его вниманием. А он гордился мной, и в тот день особенно. Я снова была для него, для него одного — для него наряжалась, для него прихорашивалась. И ничего мне больше было не надо. Я натянула легкий белый сарафанчик — он смотрелся просто великолепно на моей загорелой коже, собрала волосы в «шишку» чуть выше затылка, и воткнула в уши белые пластмассовые кольца, получился этакий летний, воздушный и чуточку легкомысленный наряд. Не успела я, счастливая, выпорхнуть из подъезда, как тут же наткнулась на свою «первую любовь» бывшего одноклассника, и похитителя на этот вечер в одном лице. Он нервно докуривал уже вторую сигарету.
— Я уж думал тебя не отпустили.
— Пусть только попробуют! — козырнула я своей придуманной самостоятельностью.
Воспоминанья дней минувших
Я попросила побыстрее отъехать, зная что под окнами мама неизбежно будет сверлить нас своим взглядом, или того лучше — выйдет с него какие-нибудь обещания на мой счет брать. Что мы и сделали незамедлительно. Время было часа 3 — самая жара, в машине сидеть просто невыносимо, и помогают только открытые окна в купе с хорошей скоростью, иного кондиционера в большинстве русских машин просто-напросто нет (или есть, но ситуацию он не спасает). Хотя хорошая скорость и «семерка» — тоже довольно смешное словосочетание. Мы немного отъехали и порешили, что лучше всего нам удастся спрятаться от солнца у него дома. Кстати он его и подразумевал, наглец, под тем интригующим «местечком». Доехали быстро, никуда по дороге не заезжая. «Домом» оказалась хатенка абсолютно непонятного назначения — подсобка не подсобка, может сторожевая. Ну, в общем, квартиры в том доме начинались на площадку повыше, а это — сразу как заходишь в подъезд, сбоку дверца такая. В плане эта «квартира» образовывала квадрат, разделенный стеной напополам, одна половина — продолговатая кухня-прихожая, а из нее два входа на другую половину, в спальню и в туалет. Таким образом, кусок спальни был отрезан «сан. частью» и она получилась не настолько кишкообразная, как кухня, а даже более менее приближенная к квадрату. Но больше всего мне понравилась обстановка этой комнаты — открываешь дверь и входишь в практически пустое помещение, точнее не входишь, а вваливаешься, потому как на входе запинаешься об матрац, и только впоследствии понимаешь, что эта комната представляет из себя одно большое спальное место. Мне, слава богу помогли косяки и дверь, в которые я судорожно вцепилась, чтоб не плюхнуться лицом вперед и не стать предметом периодически накатывающего смеха на ближайший час.
Он этого и не заметил — был занят устранением грязной посуды со стола в скорых темпах. А я, оправившись, захлопнула дверь в то место, из которого впоследствии не вылазила все лето напролет, и констатировала:
— Ну и трахадром ты там организовал!
— Нет, ты определенно изменилась!
— Да чего ты раздуваешь?! Я всегда была чуточку пошлой.
— Ты? Нет, ты раньше стеснялась и просила меня замолчать — я помню! Просто, как бы это правильнее выразить... пить что-нибудь будешь?
— А что есть?
— Да с выбором не густо, надо было в магазин заехать. Пиво... коньяк... водка. И все, — констатировал он, задумчиво вглядываясь в недра холодильника.
— Коньяк. Ты сейчас скажешь, что я ОПРЕДЕЛЕННО изменилась, — улыбнулась я.
— Ну да, кто-то помнится раньше не пил даже квас, — хихикнул он, доставая бутылку и стопки.
— Ты что-то хотел сказать.
— Да-да, я помню, сейчас сформулирую, много наливать?
— Одну четвертую.
— Издеваешься?! Я дроби всегда у тебя списывал! — хихикнул он, уже налив мне все как надо.
— Не прибедняйся.
— Так вот, — он поставил бутылку и уселся напротив, — раньше ты будила во мне по большей части «покровительственные» чувства, а сейчас... Что, пьем?
— Давай. За сенокос! У нас в общаге обычно за него пьют, если достойного повода не имеется.
Коньяк у него был просто ужасен. Плюс, мы оба только после того как выпили, заметили, что закуски на столе не имеется. Я поморщилась и опустила голову, в ожидании когда же «отпустит», а он быстро пришел в себя и сориентировался:
— Надо зацеловывать!
— Иди ты! — процедила я не по-доброму.
— Ну, попробовать стоило, — усмехнулся он, направляясь к холодильнику. — А помнишь, как я тебе порно-ролик на телефоне показывал?
— На химии?
— Ага. Я тогда просто ох... ел! Я думал, отвернешься или скажешь выключить на первых же секундах, а у тебя даже ни одна скула не дрогнула.
— А там было что-то из ряда вон?
— А ты что, не помнишь? — уставился он на меня изумленно, поставив на стол тарелку фруктов и попутно их нарезая.
Я отгрызла дольку яблока, и жуя ответила:
— А мне отсвечивало...
— Вот черт! — рассмеялся он, снова разливая по стопкам эту ужасную жидкость, — А я думал, тебе понравилось.
— Ну, звуки то я в наушниках слышала — по звукам мне понравилось, — подытожила я с коварной улыбкой, проглотив, наконец, яблоко и взяв в руку стопку, — твой тост!
— Ну, за меня! Ой, тьфу блин... за тебя, конечно же!
— Вот гад, — съехидничала я, а он быстро приблизился, и, придерживая рукой мою голову, поцеловал. Даже не то, чтобы поцеловал — просто один раз облизнул своими губами мои, выразительным долгим взглядом посмотрел в самые глаза, и отстранился, тут же вкинувшись второй стопкой. «Вот так номер» подумала я, и последовала его примеру.
— А почему ты, кстати, после 10 тогда в город уехала?
— А ты не знаешь?
— Нет, там каких только версий не было. Кто на что горазд.
— Представляю... — задумчиво ответила я, — и, наверное, ни одной хорошей.
— Ну да, как выяснилось, врагов у тебя было больше, чем друзей...
— Ну, с врагами ты загнул — скажем, недоброжелателей. И большая часть из них, кстати, — твои поклонницы.
— Ну так что там за история была? — вернул он разговор, разливая еще по стопке.
— Ну, если в двух словах — то с Пашкой мы не ужились.
— С П... ным что ли?!
— Угу.
— А в каком плане не ужились?
— Ну, если говорить школьными выражениями без оглядки на цензуру, то др... чил он меня! — констатировала я с улыбкой.
— Ни х... я себе! А что мне не сказала? — произнес он после некоторого раздумья.
Здесь мы уже без тостов, просто чокнувшись, выпили третий стопарь. И я, заедая долькой апельсина, продолжила:
— Вы с ним друзья были. Да и не могла я у тебя помощи попросить — ты же знаешь, моя гордость вперед меня родилась.
— Да, это знаю... А с чего решила, что друзья?
— Ну вы часто вместе ходили.
— Блин... Не были мы с ним друзьями. Просто много было общих знакомых, вот и общались. Он, сука, доебистый и трусливый!
— Я знаю... На себе испытала, — улыбнулась я.
— Ааааай! Шарлотта! Ну вот что ты за человек?! Неужели нельзя было сказать? Я б ему так мозги вправил, что он бы и смотреть в твою сторону боялся.
Саня на этих словах до жути раздосадованный моими откровениями нервно начал наливать себе четвертую. Этот человек просто шикарен в гневе! Скулы сжаты и иногда подрагивают, брови нахмурены и сведены к переносице, а взгляд грозный такой и испепеляющий!
— Саш, — улыбнулась я как можно доброжелательнее, положив свою руку на его, — Все же хорошо, я даже в какой-то мере благодарна ему за этот опыт. Я стала просто чуть сильнее. А пожаловаться тебе — это было все равно, что спрятаться.
— Уехать — тоже.
— Я уехала, когда конфликт был уже практически исчерпан, уехала, потому как просто не хотела там быть, а не потому, что не выдержала. Давай закроем эту тему?
— Ладно... закрыли. Тебе наливать?
— Да.
Еще стопка, и гробовое молчание. Мой собеседник нахмурен и зол до предела. Чувствую, что он бы еще много чего мне сказал, если б тема не была мной закрыта. Надо было срочно исправлять обстановку, и я, не долго думая, выпалила первое, что пришло в голову:
— А ты знаешь, что я видела твой... ?
— Что мой?
— Ну... его...
— Х... й, что ли?
— Да, — ответила я еле слышно, окончательно засмущавшись слова, примененного им.
А Сашкино лицо мигом из хмурого превратилось в удивленное, а потом и вовсе расплылось в улыбке:
— Спасибо, что хоть не тогда, когда я пил сказала, а то я бы захлебнулся. Ты что, подглядывала за мальчишками в мужском туалете? — уже смеясь, спросил он.
— Неееет!!! Как ты мог такое подумать???
— Ну... мало ли!
— Помнишь, Н. С. к тебе в штаны за плеером полезла?
— Неа.
— Неужели она туда так часто лазила, что ты и не запомнил?! — поинтересовалась я наиграно раздосадовано.
— Ну да, частенько, — усмехнулся он.
— Ну а я такие «картины маслом» смотрела не часто, потому запомнила на всю жизнь, наверное! Урок она тогда не вела, а что-то весело обсуждала с парнишками на первой парте, все время косясь на тебя. И, в итоге, не выдержала, подошла и сказала, что если ты не уберешь наушники, то она заберет у тебя плеер. Но твой ответ на ее ультиматум был просто великолепен! Не помнишь?
— Припоминаю, но интересно тебя послушать, — ответил он с улыбкой.
— Ты выдвинулся на стуле, в позе полулежа-полусидя, и махнув руками в область паха, где проводки уходили под джинсы, сказал — Забирай! Она сначала была явно шокирована, но потом оправилась и приняла вызов — Я ж ведь залезу! А ты воткнул наушник назад и сделал вид, что ее вообще рядом нет. Ты бы видел, как вспыхнули ее напудренные щечки! Она немного помялась, потом наклонилась, оттопырила твои джинсы с трусами и принялась шарить там рукой, причем довольно долго — видимо плеер далеко завалился. Ну и я тогда украдкой взглянула...
— Я помню, но я тогда наблюдал за тобой, ты либо не смотрела, либо смотрела по переменке мне и ей в лицо.
— Знаю, ты с самого того момента как она наклонилась, и на протяжении всего действа смотрел на меня взглядом «ну как тебе?».
— Да, и ты сидела смущенно отводя глазки.
— Да, но когда она все таки выудила оттуда то, что хотела, ты повернулся к ней, и между вами там диалог какой-то состоялся, который я не помню, потому как увлечена была рассматриванием твоих волосатых причиндалов.
Судя по его взметнувшемуся на последних словах взгляду, с подробностями я перегнула. Я прям всем своим существом почувствовала, как он с трудом сдержался, чтоб не выкрикнуть возмущенно мое имя, и не спросить, что же, черт возьми, я себе позволяю?! Но вместо этого он подуспокоился, не без помощи следующей порции горячительного напитка, распитой на двоих, и продолжил игру:
— Да уж, как это я пропустил! И как, понравилось?
— Что?
— То, что увидела.
— Вполне.
— Еще раз хотела бы взглянуть?
— Саш, я так быстро не пьянею.
— И не надо, так хотела бы?
— Не дави на меня.
— Не давлю. Чего ты напугалась — я не собираюсь сразу же спешить исполнять твое желание. Просто интересно.
— Хотела бы.
— И зачем я сказал, что не собираюсь исполнять это желание?... — изобразил он досаду.
— А хотел бы?
— Что?
— Исполнить это желание?
— Конечно.
Грехопадение на школьной парте
И снова между нами зависло молчание. Мы, наверное, оба боялись какого-нибудь продолжения. Оба хотели, и оба боялись. Он вышел покурить, а я по-быстрому поправила прическу и вернула косметику на лице к идеальному виду, и не успел он зайти в дверь — выпалила:
— А пойдем в нашу школу!
Прочитала удовлетворенно совершенное изумление на его лице «в школу???», и продолжила:
— Мой сосед там вроде сейчас охранником устроился, пропустит поди по старой дружбе. Идти тут недалеко.
— Ну... пойдем... — кинул он, прихватив с собой зачем-то куртку.
До школы мы дошли минут за 15, и практически с каждым уголком и закоулком у нас были связаны какие-нибудь воспоминания, которыми мы и делились друг с другом. Постучали в школьное окно, и в скором времени в нем показалась пропитая рожа соседа-уголовника (тоже вам уже знакомого по «Клин Клином»). Он быстро нас запустил. Объяснять долго не пришлось, мы получили ключ от нужного кабинета, А Саня ему сунул деньжат, чтоб в обиде не оставить. Не без труда справились с раздолбанным замком и с пьяным хохотом ввалились в кабинет. Я тут же прошла к своей парте, а он чего-то там у доски возился в шкафу. Я запрыгнула на стол, и со смелостью, присущей пьяным людям, начала свою провокационную речь с такого вопроса:
— А у тебя были фантазии с моим участием?
Он повернулся в мою сторону и озадачено посмотрел:
— Какие фантазии?
— Те самые!
— Ну... были, конечно. Ду

Поделиться в: