Она была в злоченом крепе,
В ее глазах грустили степи,
Когда она из церкви вышла
И вздрогнула, я застонал,
Но голоса ее не слышал
Но имени ее незнал...
И. Северянин Глаза чайного цвета и чайные розы в руках, вот и все что он запомнил о ней, девушке котрая была создана из дымного парижского воздуха, веселого смеха и молока с медом. Самолет уносил его из города любви, навстречу туманным невским долинам и балтийским холмам.
 — — Этот пакет был оставлен для Вас на томожне — шелестяшим голосом пропел стюарт, протягивая ему что-то вроде большой папки обтянутой желтой бумагой. Он быстро разорвал обложку, и уведел ее...
Он вышел из отеля «Империал» и ушел в ночь. Париж. После посещения этого города остается сделать только одно, и наверно именно это застовляет всех кто бывал здесь, именно в последнюю ночь, уходить из гостинницы и по темным кривым улочкам, или залитыми светом проспектам, идти почти бежать, за чьим-то силуэтом во мгле. Он шел и старался ниочем не думать, когда мысли отступают, то ты очищаешся. Все происходящее перед глазами начинает напоминать кино, и чем дальше ты идешь, тем быстрее мелкают кадры и тем дольше хчется продолжать эту гонку. Но всегда есть финишь, какая-то маленькая деталь, возвращает тебя в реальность. Это, может быть, запах, блик света на стене или тихая мелодия, льющаяся из распахнутого окна, главное, что у каждого это что-то свое, то, что ему необходимо именно в этот момент. Его остановили ее глаза, глаза чайного цвета.
Монмартр всегда прекрасен, в любое время года и в любую погоду, эта улица всегда дает путнику пристанище и покой. Несмотря на многолюдность только здесь можно почюствоать себя понастоящему одиноким и вместе с тем счасливым. Художник в темно-синем берете, рисовал ее портет, рядом стояли его работы, не слишком талантливые, но ее, ее он рисовал, как гений. Наверно прекрастное нельзя искозить...
Они бродили по ночному городу и молчали, незная друг-друга, незная даже имен, и, пожалуй, это было бы лишним, ведь у мечты недолжно быть имени. Желтые фонари надменно смотрели им вслед, безучастно и слегка тоскливо.
Сидя в уютном кафе и медленно вдыхая сигаретный дым, такой густой, что сквозь него было так сложно видеть ее лицо, он думал, что именно таких женщин имел в виду Блок, когда писал о своей незнакомке. Тонкие черты лица, белая кожа и бархотный голос, и пронзительный взгляд. Бокал в токой руке играл зветами заката, отбрасывая блик на небольшие серебристые часы...
В номере отеля, на белых простынях лежа сама нежность, сладкий карамелный запах шелковистых волос — дурман, сковывающий разум и наполняющий тело странной тяжестью. Изгибы тела скрытые плотной тенью от прикрытой лампы. Губы косаются губ, шеи, медленно опускаются и обволакивают мраморную грудь с пунцовыми цветами лотоса, которые дарят жизнь и забвенье. Тяжелое дыхание, срывающееся на стон, а губы сколзят по животу, полукруг которго является последней преградой перед наступлением вечного блаженства. И вновь губы касаются губ...
Густые волосы прикрывают лицо, ее рука скользит по бедру, шея медленно движится верх и вниз.
Тело упруго, как у дикой кошки перед прыжком, в предвкушенние добычи, его стоны лишь усиливают желание наслодится страстью. Язык как змея обвивается вокруг своей жертвы и наносит последний укус...
Он выгибается и медленно опускается на кровать...
Лепестки чайных роз отрываются от цветов и падают на кружевную вязь салфетки. Движение в едином ритме, биенье двух сердец, танец наполненый чарующей музыкой любви. Невыпуская его рук она засыпает прижашись к нему своим хрупким телом. Ее дыханье умиротворяет, и застовляет забыть обо всем...
Утренний будилник — высстрел в висок. Пустота. Это был сон... И только чайные розы на столе, судьи и свидейтели, молчат и осыпаются. Цветы умирают.
Утренний город, ничего не оставляет от ночной сказки. Шум и суета наполняют все вокруг. Хочется закрыть глаза, и вернутся обратно, в прошлое, вот только в чье прошлое?
Самолет медленно оторвался от земли. Теперь он жалел, что так ничего неузнал о ней, и думал, пожалеет ли об этом она.
Глаза чайного цвета и чайные розы в руках, вот и все что он запомнил, о ней, девушке котрая была создана из дымного парижского воздуха, веселого смеха и молока с медом. Самолет уносил его из города любви, навстречу туманным невским долинам и балтийским холмам.
 — — Этот пакет был оставлен для Вас на томожне — шелестяшим голосом пропел стюарт, протягивая ему что-то вроде большой папки обтянутой желтой бумагой. Он быстро разорвал обложку, и уведел ее глаза.
Они улыбалась ему. « Paris St. Mari avenue 34—12—2, Lia» было начертано ее рукой в нижнем левом углу картины.

Поделиться в: