У меня есть юбка на пуговицах спереди, так что можно расстегнуть — и уже без юбки. Иногда, особенно долгими осенними вечерами, мне становится грустно и хочется немного встряхнуться, вытворить маленькую глупость. Так вот, тогда я сажусь в машину и езжу, езжу по пустынным вечерним улицам нашего респектабельного, скучного городка. Расстегиваю застежку и таким образом остаюсь без юбки, только в чулках и поясе с подвязками. Останавливаюсь на светофоре, а кто-нибудь подъезжает и стоит рядом.
Он не видит, что на мне снизу почти ничего нет, поглядывает на меня, я поглядываю на него — интересное, возбуждающее чувство. Только ездить надо осторожно — не дай бог остановит полиция, вот ужас-то, что будет! Я представляю себе, как я превышу скорость где-нибудь в тёмном безлюдном переулке. Откуда ни возьмись полицейская машина — мигалки, сирена. Я останавливаюсь и сижу — двигаться нельзя, а юбка на полу машины, сразу и не найти. Полицейский подходит, а я не могу открыть окно — сижу, обхватив коленки и прячу голые ляжки. Он стучит мне и приказывает выйти из машины, я не шевелюсь. Он вытаскивает пистолет, я, вся красная от стыда, в слезах, открываю дверь. Я вынуждена подчиниться, выйти, раздвинув ноги стать, нагнувшись и опершись на капот машины. Тут он подходит со своим фонариком ближе, и наконец замечает в каком я виде. Он молчит, а меня колотит мелкой дрожью.
 — «Так, превышение скорости, сопротивление полиции, и появление в общественном месте в неподобающем виде... Оружие есть?» — говорит он, подходит ко мне вплотную, проводит руками у меня под мышками, приседает, проводит по внешней, а потом по внутренней стороне бёдер. Его лицо так близко от моей белой, обнажённой и беззащитной попки. Он встаёт, упирается полицейской дубинкой мне в спину. Я дрожу уже не мелкой дрожью — меня колотит не на шутку, я вся мокрая от страха и возбуждения. Он опускает свою дубинку ниже, ещё ниже, вот она уже у меня между ног. Он сильно упирает её мне в промежность, раздавливая и раздвигая широко мою горящую, пышущую огнём вульву. Мой набрякший, горячий клитор касается холодной дубинки и ужасно зудит, но мои руки на капоте машины и убрать их нельзя, и я начинаю сначала медленно, потом быстрее и быстрее двигать задом навстречу его дубинке. Он некоторое время стоит неподвижно, потом убирает дубинку и говорит:
 — «Мадам, за ваши проделки вы заслужили хорошей порки, давайте-ка сюда вашу задницу» — с этими словами он снимает ремень и очень больно порет меня им по голому заду. Я вздрагиваю от каждого удара, стараясь увернуться от обжигающей ягодицы боли, но не произношу ни слова, только сдавленные стоны вырываются из моей груди.
 — «Ну вот, вы наказаны достаточно.» Говорит он, застегивая свой ремень. Я всё еще надеюсь, что это только прелюдия, и он сейчас овладеет мной, вот так, стоя, сзади, грубо и никак не могу поверить, что это всё, он уходит, садится в машину, выключает мигалки и уезжает. Я в изнеможении поворачиваюсь, обессилено приседаю на корточки, касаясь мокрым, горячим задом холодного асфальта...
Тут я наконец разрыдалась, вслух, не стесняясь. Вот так сидела на асфальте и размазывала солёные слёзы и косметику по щекам...

Поделиться в: