В Сан-Франциско было холодно. И скучно. И как-то противно. И я полетел в Техас к моему приятелю, молодому фермеру Тому, с которым познакомился в Праге прошлым летом. Я сразу выделил в дискотечной толпе полупьяных чехов мускулистого парня. Мне подумалось тогда, что он не может быть чехом. И я не ошибся — он был самым настоящим техасским ковбоем, вернее, ковбойским начальником. На нем был джинсовый костюм, плотно облегавший великолепную фигуру. Нельзя сказать, что Том был каким-нибудь шварценеггером, здесь всего было в меру. Но штаны на бедрах чуть не трещали. Скорее, не от самих бедер, а от плотно набитого пространства спереди.
Само собой, полупьяные чехи облепили этого красавца, как слепни ходячую тушу, и жужжали, жужжали, жужжали по-своему, по-чешски. Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы увести великолепного самца от назойливого роя. В Праге он был всего три дня, но уже успел нахвататься похотливых словечек типа «я хочу взять тебя сзади». Подобные вещи я могу преспокойно делать и с мужем, а вот трахнуть молодого ебливого кобеля всегда было моей мечтой. И я разложил его на своей кровати по всем правилам чешской кама-сутры.
Я почти не взял с собой шмоток, трезво рассудив, что у ковбоев мне будет жарко. Или с ковбоями. Или под ковбоями. В общем, шмоток было мало. Если бы я в Праге знал, в какой заднице Том живет, я б ни за что на свете не стал обещать нанести ответный визит. Но теперь было поздно.
До этого я никогда не был на юге Штатов, и об этом диком крае кое-что знал только из многочисленных вестернов и от Майна Рида, да и то не лично. До Душтауна я добрался нормально. Путешествие до Саншайн-Брайтли было похуже: несмотря на усердно вырабатывавший прохладу кондиционер, яйца мои взмокли и, казалось, вот-вот если не превратятся в глазунью, то уж в кроссовки стекут точно. В Саншайн-Брайтли автобус выплюнул меня из своей пышущей жаром клоаки, я добрался на такси до Рейн-Гоуэя, побродил там немножко и, не обнаружив никаких признаков цивилизации, побрел искать такси до Хоттауна (это, понятно, была еще бОльшая задница, чем вышеописанные). Мне объяснили, что переезд на такси через горы обойдется в несколько раз дороже, и я, пожмотившись, решил идти пешком. В надежде на автостоп. В округе должны были быть фермы, а там, где фермы — там и фермеры со своими машинами.
Природа была ошеломляющей. Небольшие горы и холмы сменяли друг друга, периодически открывая виды на красивые маленькие плато с бедной растительностью. Часа через два я прошел мимо местечка под названием Рио Нафинг. Как ни странно, фермеры особо не торопились ехать на свои фермы. Да и в городе я не встретил ни одной живой души. Нет, вру, пара собак пробежала, даже не удосужившись поприветствовать лаем. Псы являли собой жалкое зрелище. (На счастье, я не ношу с собой зеркальце, иначе я б проиграл им любые сравнения). Жара становилась все невыносимее, но я ее по-прежнему выносил. Уже давно снял с себя всё, что можно было снять, и шел только в кроссовках и джинсах. Попытался разуться, но дорога была горячее адской сковородки. Не было ни ветерка. Абсолютная, потрясающая, закладывающая уши тишина! Бедная растительность мерцала в жаре. Cola давно находилась в моем чреве и постепенно пробиралась на волю через потовые железы, делая меня липким и противным самому себе. Сначала я проклинал Тома за то, что он не предупредил меня о таких испытаниях, но потом понял, что он здесь не при чем. Только русскому пидору придет в голову экономить на такси! И я совершенно справедливо начал проклинать этого самого русского пидора, смачно ругаясь на всех более-менее знакомых языках.
Дорога пошла в гору, и я замедлил ход. Подумалось даже, что это будет последняя покоренная вершина в моей жизни. На камнях сидели стервятники и косились в мою сторону, тонко прочувствовав мое состояние. Нет, суки, вам я точно не отдамся! Уж лучше доползу до хижины Тома и исполню его желание, озвученное в Праге по-чешски...
Передо мной открылось фантастическое по красоте плато. Вдалеке виднелись горы, похоже, уже мексиканские. Я услышал какое-то потрескивание. Обернулся — мотоцикл! Мне было уже все равно, на чем ехать. Хоть на самокате, лишь бы не идти пешком. Мотоциклист был в кожаной куртке (и это в такую жару!), без шлема, и только огромные очки красовались на его блондинистой башке. Полировка «харлея» переливалась на солнце. Я остался стоять посреди дороги. Он стремительно приближался, волоча за собой огромное облако пыли. Длинные волосы развевались на ветру, как флаг армии спасения. Я сделал знак рукой и в довесок закричал что есть сил: «Остановись! Возьми меня с собой!» Но рокер проскочил мимо, обдав вонючей пылью. Я отчаянно жестикулировал и выбирал для выражения своих чувств самые смачные американские словечки. Не уверен, что у них в Техасе хорошая акустика, но минуты через две он вернулся. Резко тормознул, опять окатив пылью, и уставился на меня. Неожиданно для себя я глупо спросил: «Это не ты сейчас проезжал мимо?» и получил достойный ответ: «Нет, это была кобыла».
 — Мне нужно до Хоттауна, я еду к своему другу. Нам случайно не по пути?
Он сдвинул очки на лоб. Посреди двух светлых пятен от очков на меня смотрели небесно-голубые глаза. Он засмеялся:
 — И сколько ты уже идешь?
 — Да вот... от Рейн-Гоуэя...
 — Ты что, двинутый? У тебя нет машины?
 — Есть, но я ее в карман спрятал, — я пытался отомстить за «кобылу».
 — О'кей, но тебе придется пристроиться на багажнике.
Я посмотрел на небольшой металлический багажник. Вряд ли и половина моей задницы могла там примоститься (это багажник был маленький, а не то, что вы подумали). Но выбирать было не из чего.
Я обхватил своего спасителя. Пока еще нежно, но это до того мгновения, пока «харлей», резко дернувшись, не рванул, как мустанг из вестерна. Я вцепился руками в массивный брюшной пресс, а хер мой сам по себе вдавился ему в задницу, защищенную, правда, горячей кожей.
 — Так не пойдет, — услышал я сквозь треск мотоцикла. — Ты отдавишь мне живот. Обхвати пониже. Будет лучше, если возьмешь за бедра. Так. А теперь держись!
«Харлей», едва не встав на дыбы, в один момент развил бешеную скорость. Я блаженствовал. Отчасти причиной этому был притный ветерок, но это лишь отчасти. Мало того, что я был плотно прижат хером к его классной заднице, руками я не мог (и не хотел!) не касаться его яиц. У меня моментально встал. И он это мигом почувствовал.
Он был настоящим американским пидором. Это стало ясно после того, как его хозяйство увеличилось в размерах и теперь нервно, но все же покоилось в моих руках. Прохладный ветерок породил мурашки по спине. Они зарождались от места, где, по идее, должны были быть мозги, ползли через всю спину, одна их часть уходила прямиком в задницу, другая же плавно огибала талию и забиралась в растянувшуюся в джинсах во всю длину передницу. Это были мурашки желания. Мурашки похоти. Мандавошки вожделения. Они неспокойно сновали по всем моим отверстиям и конечностям, приводя в движение конечности верхние. Я откровенно дрочил его через джинсы, кусая за шею. Мой рокер не нашел ничего лучшего, как прибавить газу.
Где-то рядом прогремела гроза, и дождь грозил охладить мой пыл. Через пару минут с момента начала нашей сверхзвуковой суходрочки я поймал рылом первую каплю. Кобель в последней надежде проскочить дождь выжимал газ, наверно, уже из ничего. Через минуту вместо живописных пейзажей перед нами стояла стена ливня. Вода текла по спине, смывая мандавошек вожделения. Я уже ничего не видел, кроме его светлой головы. И тут-то это случилось. Впереди был поворот. Я только успел услышать его «Держись!», а затем появилось странное сладкое ощущение, что я парю в невесомости. Потом — легкий шлепок...
Когда я пришел в себя, первым делом почувствовал на себе тяжесть. Странно, но совсем не было больно. Зато я явственно ощутил, что меня сношают в самый что ни на есть задний проход. Я лежал на животе, пошевелиться не мог, но рукой там провел. Так и есть, меня ебут. А мне не только не больно... мне... никак... Но дышать полной грудью это мешает.
 — Хорошо, что ты пришел в себя. Всё было не так уж плохо. Ты меня так раздразнил... Не обижайся, что я тебе засунул. У нас здесь туго с женщинами, да они нам особо и не нужны. Полежи немного спокойно, я скоро вытащу.
Мне надоел монолог ёбаря. Я лежал, молча наслаждаясь сначала резвыми толчками, а потом и ощущением того, как обильно и хлестко он в меня спускает. Эта американская свинья разорвала мне джинсы и теперь не могла отделаться столь дешевой компенсацией. Я сделал вид, что надулся, когда он натягивал куртку, но это на него не подействовало.
 — Как тебя зовут и откуда ты? — неожиданно вырвалось из меня.
 — Я Марк, живу на ферме Бергера. А ты?
 — А я Димка, я живу на большой ферме Бэрри Эльцина, а сейчас направляюсь к своему другу Тому.
 — Тому Финну?
 — Ага.
 — Ни хрена себе!
 — А откуда ты его знаешь? — я продолжил цепь своих тупых вопросов.
 — Во-первых, его ферма в пяти милях от той, где живу я, ну а во-вторых, я его бой-френд... Так это что, у моего малышки Тома была связь на стороне, да еще в красной Москве?!
 — Не в красной Москве, а в золотой Праге. И вовсе не связь... Мы только болтали, а потом я показывал ему всё, что он не успел увидеть.
 — Да уж, судя по твоей жопе и хую, тебе было, что показать. Ну и сука же этот Том! Я поговорю с ним, как только мы приедем. А теперь соси, русский педрила!
Странно, как мне не было больно, когда эта елда сновала у меня внутри. Она была преогромна! Ощутив знакомый с детства привкус толстой кишки, я всосал в себя эту образину. Немного потаранив пищевод, Марк положил меня на мокрую землю, навис надо мной, развернулся и тоже взял в рот. После головокружительного падения и обморока я быстро прибалдел. Да и сосал он виртуозно. Глотал, покусывал, массировал, щекотал, втягивая всё вместе с яйцами. Я бросил ковбойский хрен и присосался к заднице. Буровые работы еще больше раззадорили Марка, он вонзил палец в мою еще не остывшую лоханку и вращал им в бешеном темпе. Ничего удивительного, что я быстро разразился обильной струей в его пасть.
 — О'кей, теперь и у тебя на одну порцию меньше. Всё — едем!
Через полчаса мы подкатили к большому дому из какого-то странного кирпича. Хижина Тома выглядела романтически заброшенной. Я думал о том, куда бы мне слинять во время сцены ревности. Марк просигналил три раза, и ворота открылись. Вышел парень. Мне подумалось, что следы обморока прошли не окончательно: на нем была футболка... и всё. Больше я ничего, как ни щурил глаза, не увидел. Я чуть не грохнулся с мотоцикла и теперь стоял, глупо пялясь на неведомый хер.
 — Привет, Марк!
 — Привет, Брэд!
 — Кого это ты подобрал по дороге?
 — Это новый старый друг Тома.
 — Ну тогда входите. Тома пока, правда, нет, но ты можешь подождать с нами.
Брэд развернулся и игриво показал красивую задницу. Да-а, чего-чего, а найти настоящий ковбойский бордель посреди почти что пустыни я не ожидал. Нет, это вовсе не плохо, но странно как-то. Том мне рассказывал в Праге, что у них женщинами мало кто балуется, но чтобы так откровенно...
Но это было только началом приятных шоков. В просторной комнате оказалось еще четыре парня. И все они были почти голыми. «Почти» — это потому, что у каждого какая-то хреновина была. У кого-то майка, у кого-то носки, а у одного — только кожаные ремни, поддерживающие его за яйца. Я стоял в дверях, выпучив глаза. Наверно, в этот момент я был похож на Крупскую. Слава богу, необразованные ковбои не могли уличить меня в столь поразительном сходстве. Мудак Марк уже начал рассказывать, как сношал бесчувственное тело. Парни пили по кругу виски.
Тут я заметил еще одного парня, блондина, валявшегося без движения в углу задницей кверху. Я бы его и не заметил, если б Брэд не склонился над ним. Он запросто раздвинул половинки блондина и вылил внутрь остатки виски. Я невольно поморщился, вспомнив, как мы с мужем перепутали кремы, и он смазал мне задницу каким-то кремом на спиртовой основе. И я с час летал по комнате, как пчелка Майя.
А блондин даже не пошевелился. Только его задница издала странный звук, а потом виски потекли обратно. Теперь они были больше похожи на молоко. Видимо, эти кобели прошлись по бедному блондину не один раз. Знакомые мурашки засновали по спине, но теперь они не были мандавошками вожделения. Это были мурашки страха. Мурашки страха от предчувствия нового траха.
Брэд, громко срыгнув, изрек: «Ну вот как здорово! Минут через пять мы снова сможем ему засунуть. Виски хорошо стягивают жопу, да и к тому же она у него теперь стерильна». Марк поддержал мои предчувствия неминуемого соития, начав хвастаться, что никто, кроме него, не трахал русских пидоров. А потом еще один, черноволосый, прямо так и спросил, хочу ли я, чтобы меня накачали так, как Зайчика. (Он кивнул в сторону недвижимого блондина). Я проглотил весь свой английский. «Выручил» Марк, толкнув меня в руки черноволосого. Тот вонзился языком в мой рот и, посверлив немного, перебросил в руки Брэда. Гандбол продолжался недолго. Трое парней взяли меня за руки и ноги, подняли вверх и положили на Зайчика. Стыковка «Союз» — «Аполлон» прошла донельзя удачно. Все эти непритворные грубости возбудили не только изнеженную русскую душу, но и тертую русскую плоть. Я был наполовину в Зайчике. Прежде всего меня волновало, не будет ли неприятностей от остатков виски. Тут кто-то сильно ударил по заднице, и я вошел в Зайчика по самые русские яйца. Черноволосый подошел спереди, грубо дернул за подбородок и приказал: «Соси!» Кто-то смачно укусил меня в дупло, а потом начал всасывать. Мне казалось, он всосет в себя с полметра кишок. Я потел над елдой черноволосого, вернее, он грубо напяливал мою голову на свой конец. И тут какой-то суперхуй полез в меня сзади, ах дыхание перехватило. Я попробовал соскользнуть вниз, но якорь, брошенный в Зайчика, прочно меня удерживал.
Грубые толчки далеко за простату заставляли и меня немного двигаться. Зайчик очнулся и пытался посмотреть, кто на сей раз обрабатывает его клоаку. Марк, видя удивление Зайчика, поспешил сообщить, что в него впендюрили СС-20 среднего радиуса действия прямо из Кремля. Но тот, так ничего и не поняв, опять отключился. Черноволосый усилил аллюр. Когда он вынимал даже наполовину, мне казалось, что он вытягивает своей суперелдой все мои жизненно важные органы, включая диафрагму. Когда же он оказывался весь во мне, я чувствовал его конец где-то между миокардом и перикардом. Постепенно я вошел в раж и начал орать: «Разорви меня, ебаный ковбой!». И вместе с третим призывным лозунгом слил в Зайчика. Почти тотчас черноволосый, как мустанг, заржал надо мной, и я почувствовал прилив новой силы внутри. Черноволосый не стал долго мучить ни меня, ни Зайчика и сразу слез, попутно вытерев все еще сочившуюся сперму о мои половинки. Я отвалился в сторону. Брэд сделал полшага и оросил меня своими неудавшимися зародышами. В глаз попал.
Я всегда мечтал о таком трахе, но мне казалось, что подобное может происходить лишь в мечтах. Или во сне. Размышления о сущности бытия прервал возглас Марка: «Шухер, Том идет!». Кто-то бросил мне платок. Марк, обернувшись, оглядел свежевыебанного меня и предупредил: «Вытри хорошенько, если Том узнает, нам настанет пиздец». Полутруп Зайчика куда-то уволокли. В комнате за несколько секунд стало чисто.
Том вошел в комнату, подгоняемый словами Марка: «Я подобрал по дороге твое пражское завоевание». Сильные руки мигом сгребли меня в охапку и не отпускали, казалось, целую вечность. Еще немного, и губы бы посинели от нескончаемого поцелуя. Ебливые ковбои посмывались по рабочим местам, и никто не мешал нам наслаждаться друг другом. Том повалил меня на кровать, я полуоткрыл рот и закрыл глаза...
... Этот его поцелуй был каким-то особенным. Я открыл глаза и не поверил им: мы были в моей пражской квартире. Поигрывая языком с его зубами, я вспомнил, что мы провели чудесную ночь у меня дома, и только когда жаркий день был уже в разгаре, Том пошел ополоснуться, а я задремал... Теперь он снова проводил грубыми лапищами по моим плечам, не выпуская меня изо рта. Руки создавали волны, от которых рождались мандавошки вожделения. А я, благодаря стремительному сну, знал, что они предвестницы классного траха.
(с) 1997

Поделиться в: