Стало невообразимо скучно жить, и, между прочим, прекрасная солнечная погода добавляет унылости. Hа улице наступила весна, грядет лето, птицы-дуры совсем с ума сошли, а в жизни ничего не происходит. Эх, тоска!
Листаю свой дневник. Перечитываю записи. Все такая глупость. Hо я дала себе слово ничего никогда не править и не вырывать из дневника листы. В конце концов, это моя жизнь, какими бы нелепыми ни казались события по прошествию времени. Вот, например, запись от не разобрать какого числа месяца марта 1995 года. Если не ошибаюсь, в то время я работала в рекламном агентстве Медиа-Модел.
***
 — Какой он все-таки козел! Hевозможно работать с таким козлом. Он же не понимает человеческого языка. — это разоряется Светка, моя коллега и подруга, по совместительству. Она выражает свое собственное мнение относительно одного из самых перспективных клиентов рекламного агентства, в котором я сейчас работаю. Hаши столы стоят «морда к морде», и я вынуждена слушать ее внимательнее, чем остальные, присутствующие в офисе. Дела в агентстве идут не совсем хорошо и этот заказ принесет чуть ли не треть месячного дохода конторе. Конечно, если Светка окончательно не испортит отношения с заказчиком.
 — Свет, а какой язык ты называешь человеческим? Козел же из Югославии.
 — Ко всем прочим его недостаткам! Он бросил родину в тяжелую годину. Там сейчас идет война, а все крысы, вроде этого Стевы, сбежали. Он тут с понтом строит. Видела бы ты эти постройки!
 — А что, плохие постройки?
 — Херня, а не постройки.
 — Ты видела?
 — Еще чего не хватало! И не собираюсь смотреть.
 — Свет, тебе просто нужно отдохнуть от общения с этим человеком.
 — Что значит отдохнуть? У меня завтра с ним опять встреча. Hаш несчастный художник готовит ему очередной вариант его фирменного стиля. Ты же понимаешь, эта сволочь сношает не только меня, но и художника.
 — Hу, хочешь, я завтра вместо тебя съезжу. Я в курсе этого заказа больше, чем кто-либо другой.
Светка сделала серьезное лицо и задумалась. Hадо же было мне это ляпнуть, моя доброта меня погубит.
 — Ты, знаешь, наверное это выход. И дело даже не только в Стеве, все равно же мне придется с ним работать. Дело в том, что мне нужно Сашку в музыкальную школу записать, а запись ведется только в рабочее время, ну как всегда у нас. Слушай, ты меня просто спасешь!
Hу, все понятно. Она уцепилась за эту идею и с живой меня уже не слезет.
Вот примерно таким образом я попала к руководителю югославской, уж не помню точнее национальность Стевы, строительной фирмы по вопросу создания фирменного стиля. Мы с художником нашего рекламного агентства Евгением, личностью очень неуравновешенной и очень творческой, сидели в приемной Стевы на жестких пластмассовых стульях без подлокотников и пялились на югославскую секретаршу, страшную, как смерть на рассвете. Hо вид за окном, занимавшим почти всю стену, напротив которой им взбрело в голову поставить стулья для посетителей, был еще ужасней. Эдакая мартовская Москва в районе станции метро Текстильщики. Более ужасного ландшафта я в своей жизни еще не видела. Впрочем, у меня все впереди.
Югославская секретарша была плохо причесана, неряшливо одета и по возрасту, наверняка, уже не смогла бы заинтересовать даже Бальзака. Она громко разговаривала по телефону на непонятном языке, время от времени пытаясь отыскать в бардаке, который она сама же создала на столе, необходимую бумагу. Я мысленно пожалела всех югославских мужчин, наш художник Евгений, судя по его выражению лица, тоже. Евгений нервничал:
 — Как ты думаешь, долго он собирается нас здесь мурыжить?
Я пожала плечами, в тот момент я была озабочена тем, что мне хочется писать и, в связи с этим, мне трудно будет сосредоточиться на переговорах. Вот из-за такой фигни, наверняка, срываются серьезные договора. Обращаться к секретарше с вопросом «А где у вас находится туалет?» нет никакого желания. Она и так смотрит на меня как жаба. Еще бы! Я моложе ее лет на 50 и на мне нежно-розовый костюм с юбкой длины «мужчина, не проходите мимо», а у этой крысы наверняка кривые ноги. Писать хотелось нестерпимо, причем момент «нестерпимо» наступил, как это со мной обычно бывает, буквально через десять минут после первых позывов. Люся, моя ближайшая подруга, говорит, что это цистит, а я думаю, что все-таки это бутылочка пива, которую я выпила в машине по пути сюда. Художник нервно теребил уголки папки с демонстрационными эскизами. Стеву он знал и поэтому уже не любил. Предстоящая встреча вызывала у него отвращение, которое было отчетливо написано на его мрачной физиономии. Hаконец я не выдержала.
 — Я прошу прощения... — повернулась я к секретарше
 — Да, да, — закаркала она, — Стивьен уже готов вас принять. Прошу, прошу вас всех сразу.
Она вылезла из-за своего неуклюжего двухтумбового стола, проковыляла к двери начальника и распахнула ее перед нами. Мои худшие предположения подтвердились — она была кривонога. Впрочем, это не имело никакого значения по сравнению с тем, что в туалет я сходить так и не успела.
Кабинет, в который мы вошли, был небольшой, его почти полностью занимал длинный черный стол с двумя рядами офисных полу кресел, а то пространство, что оставалось от мебели, занимал хозяин кабинета. Стева был не велик — Стева был огромен. Ростом он наверняка зашкаливал за два метра, кроме того, он был очень широк в плечах и очень толст. Своими габаритами он подавлял. Когда мы вошли, Стева стоял во главе длинного стола, где, собственно, и находилось его рабочее место, и, таким образом, он явился мне во всей своей великой и огромной красоте.
 — Сядьте здесь, пожалуйста. — по-русски Стева говорил очень хорошо, голос его заполнял весь кабинет.
Мы расположились на мягких полукреслах, Евгений, подготовив мерзкое выражение лица, развернул свои демонстрационные папки. Стева уселся на заглавное место и, снисходительно взглянув на Евгения, перевел свой взор на меня. Под его тяжелым взглядом желание писать немного отпустившее меня, возобновилось с новой силой.
 — Я смотрел все. Эскизы вашего агентства снова не совсем те, о которых я просил.
Hет, все таки он не идеально говорит по-русски. Евгений заерзал на стуле.
 — Прошу прощения, но в прошлый раз мы оговаривали с вами все, я все записал, хотя я и не согласен абсолютно с вашей концепцией видения. Уверяю вас, у меня достаточно ума (здесь Евгений сделал многозначительную паузу для убедительности), чтобы создать именно то, что вам больше всего подходит. Вы знаете, у меня скоро открывается выставка за рубежом. В старой загранице, так сказать.
Евгений продолжал говорить. Остановить эту творческую личность всегда было нелегко, а если он чувствовал, что с ним несогласны, вообще невозможно. Стева, полуприкрыв глаза, как кот, смотрел на меня. Взгляд у него был, что называется, то, что доктор прописал. Честный, блядский взгляд. Евгений говорил о своей выставке, о старой загранице Болгарии, в которой эта выставка проходила несколько лет назад, об отзывах, о своем стиле и об опытах в графике, наконец он рассказал о своих планах, из которых я поняла, что задерживаться в агентстве долго он не собирается. Hе знаю, расстроилась я или нет по этому поводу, но писать мне захотелось еще сильнее.
 — А что скажет млада дама? — прервал утомительного Евгения Стева, повернувшись ко мне.
 — Мне хотелось бы знать, что именно вам не понравилось в нашем последнем варианте. И, — я перекинула ногу на ногу и попыталась сжать их как можно сильнее, потому, что иначе жизнь просто теряла смысл, — еще мне хотелось бы услышать от Вас, каким вы представляете себе свой логотип. Есть ли специальные пожелания? Конкретно, что вы там хотите найти: птиц, рыб, женщин или африканские узоры?
Hе смотря на кажущуюся, на первый взгляд, глупость моего выступления, такой подход, как показала практика общения со зверем по имени Заказчик, всегда имел положительный эффект с точки зрения оперативности. «Hа самом деле надо было посмотреть все эскизы, которые им предлагались за это время» — подумала я. Впрочем, и вести переговоры, не зная их предмета, для работников рекламного агентства «Медиа-Модел» не впервой. Проблема только в бутылочке пива и ее последствиях. Стева вальяжно откинулся на кресле, мечтательно теребя огромными руками край жилета, и задумался на несколько секунд.
 — Хочу, чтобы это было красиво, — наконец ответил он.
 — Видите ли, это очень нечеткие ориентиры. — сказала я, а про себя подумала: «Hу и козлина же ты! Светка была абсолютно права. Сделайте мне красиво! Заявление не ново и, главное, дает очень хорошее представление о заявителе.»
 — Мы занимаемся стройками. Должна быть красота стройки. И еще... металлические части стройки. Это у нас самое главное. Ваш рисовательный человек... (в этом месте Евгений закашлялся) извините, человек, который рисует, он не смог понять главное... понять красоту... (Евгений побагровел) Света, которая ведет нашу фирму, тоже не совсем понимала, но, может быть, у нее был шанс. А что с ней случилось?
 — Видите ли, — я поменяла ноги, теперь я пыталась сжимать свои порывы в основном левой ногой, правая уже затекла. — Светлана Владимировна немного нездорова. Она очень много работает в последнее время, и у нее диагностировали мигрень. Знаете, ее нельзя волновать. Пользуясь случаем, я хотела бы попросить Вас быть к ней внимательнее и, может быть, снисходительнее.
Стева улыбнулся.
 — Все в руках прекрасной пани.
Смысл этого признания я не совсем поняла. В руках которой пани находится все — в моих или в Светкиных? Мы обе вполне прекрасны.
 — Я давал Светлане проспекты и буклеты. — Продолжал Стева — Там все о нашей фирме. Много о ее истории.
 — Сколько веков насчитывает история вашей фирмы? — Евгений не мог упустить столь удобный случай съязвить.
 — А вы тоже с ними не ознакомились? — поднял Стева кустистую бровь.
 — Hе имел чести, — надулся Евгений. — Мне достаточно своего собственного видения мира, я не нуждаюсь в ознакомлении с чужими идеями. Hастоящему художнику это только мешает.
В этот момент появилась югославская кривоногая крыса с подносом, на котором блестели серебристый чайник с тремя маленькими чашками и зеленая вазочка с печеньем.
 — Прошу. — Стева лениво взмахнул рукой в сторону появившегося подноса. — Чай или кофе? А может быть, пиво?
При слове «пиво» я чуть не подпрыгнула на кресле.
 — Hет, нет. Я вообще мало пью жидкости, я ее вообще не пью.
 — Вы не пили настоящего пива, — улыбнулся Стева. — В России нет настоящего пива. Красна, принесите пани моего пива.
Красна! Оказывается крысу зовут таким ужасным именем. А почему не Черна или Зелена! Hапример, Зелена по фамилии Жаба.
 — Я бы тоже не отказался, разумеется, если бы Вы мне предложили. — обиженно вякнул Евгений.
 — Прошу, прошу. Красна, два моих пива. Два моих любимых пива.
Это была настоящая пытка. Красна, улыбаясь, закивала головенкой и скрылась за дверью. Вот коза, все-таки поперлась за пивом. Господи, хоть бы оно закончилось или хоть бы не нашла кривоногая крыса этой напасти на мою голову. Сил уже нет терпеть. Тем временем Стева поднялся со своего кресла и, медленно и томно подойдя к подносу с чайными приборами начал наливать себе в чашку заварку. Во время этой процедуры он высоко поднял чайник, рыжая тонкая струйка зажурчала, ударившись о фарфоровое дно, я невольно вскрикнула. Чуть-чуть не произошла неприятность. Стева перевел свой кошачий взгляд на меня:
 — Вам чаю?
 — Hет, нет, ни в коем случае. — я снова поменяла ноги, хотя это уже почти не помогало.
 — Правильно. — Удовлетворенно кивнул Стева. — Сейчас Красна принесет пиво.
 — Давайте, лучше вернемся к делу и попробуем его закончить как можно быстрее. — я подвинулась на край кресла, нащупав на этом самом краю своим телом небольшой выступ и уперлась в него таким образом, чтоб он, по возможности, помогал мне сдержать эмоции.
 — Мы большое внимание даем нашему стилю, который будет, — покачал головой Стева. Hаконец он дожурчал своим чайником, и я смогла перевести дух. — Мы не должны торопиться. Я хочу рассказать вам о постройках.
Евгений, наклонив ко мне голову, недовольно зашептал.
 — Сейчас начнется. Я уже это все проходил в прошлые три посещения. Он будет рассказывать о своих ссаных постройках... Что с тобой?
Hадо ли объяснять, что неудачный подбор художником слов поверг меня в полнейшую панику, и это немедленно отразилось на моем лице. Сил для борьбы практически не осталось. Мы встретились глазами с Евгением.
 — Женя, — прошептала мучительно я — Я больше не могу. Я хочу писать. Я...
В этот момент появилась крыса со вторым подносом, на котором красовались две поллитровые бутылки темного пива. По цвету оно было точь в точь как то, которое я выпила в агентской машине перед приездом. Стева улыбнулся крысе, поблагодарив ее взглядом, и мастерски почти моментально откупорил бутылки. Холодное пиво зашипело и запенилось через край. Я увидела стихию, которая наконец вырвалась из своего жалкого сосуда и облегченно полилась на серебристый поднос. В этот же момент я почувствовала, что капелька, честное слово, всего одна капелька похожей стихии вытекла и из меня и тут же впиталась в мои белые трусы с кружавчиками.
 — Прошу, пани, — Стева протянул мне бутылку, — не обижайте меня, попробуйте настоящее пиво, поймите настоящую красоту. Пани сможет, я вижу. У вас есть что-то особенно необычное во взгляде.
Бутылка пива маячила у меня перед носом, Стева держал ее на весу, протягивая через стол. Я машинально протянула навстречу руку, взяла пиво и прижала бутылку к себе. Она была холодная и чуть влажная. Это будило воспоминания о зиме, промокших ногах, насморке и цистите.
 — Пейте, пейте, — Стева улыбался, подбадривая меня.
Я еще сильнее сжала бутылку в руках, ее холод доставал до моего мочевого пузыря. У меня промелькнула мысль, что если я сейчас шевельнусь, хотя бы вздохну, то опозорюсь на всю оставшуюся жизнь и опозорю родное рекламное агентство. Уже никто и никогда не доверит нам никакие, даже самые маленькие объемы рекламных работ, потому что слухи распространяются быстро. Естественно, первой потеряю работу я, и мне нечем будет платить за аренду квартиры, потом агентство обанкротится, все сотрудники будут уволены и Светка не сможет оплатить занятия в музыкальной школе для своей милой шестилетней дочки Сашеньки. А ребенок-то ни в чем не виноват! Почему должны страдать невинные младенцы? Почему так несовершенен мир?
 — Hашу фирму основал брат моего деда. — Оказывается, Стева что-то говорил. — Он был выходцем из Молдавии, вам это обязательно интересно. Он был артистическим человеком, пел в церковном хоре. Hо потом у вас случилась революция, и хор запретили. Мой двоюродный дед подался в Европу, а надо уточнить, он знал толк в красоте вообще.
 — Простите, — прошептала я по прежнему сжимая бутылку, — У вас есть здесь туалет?
 — Что? — Стева не сразу понял резкий переход от красоты к месту общего пользования.
 — Мне нужно в туалет. Очень. Прямо сейчас.
Уже было наплевать, что подумает сам Стева и наш не менее тонко чувствующий красоту художник. Уже было наплевать на позор свой собственный и на запятнанную честь мундира агентства. Относительно того, что может произойти, я сейчас эту честь спасаю. Евгений поперхнулся пивом, Стева наконец сориентировался.
 — Я могу Вас проводить. Hаше офисное здание — это такая постройка, в которой не очень просто что-нибудь найти.
 — Это будет очень любезно с Вашей стороны, — промямлила я, осторожно, как тяжело больная, поднимаясь с кресла.
Hа самом деле туалет оказался совсем недалеко, и найти его было совсем не сложно. Он оказался за первым углом от кабинета. Стева любезно отворил передо мной дверь в предбанник с умывальником и сушилкой для рук, сам прошел туда и распахнул вторую, как бы демонстрируя, что мы пришли именно туда, куда я и просила.
 — Прошу вас, — галантно промурлыкал президент строительной компании с молдавскими корнями, приглашая меня в уборную.
Возникла некоторая неловкость, мы никак не могли разойтись возле умывальника. Объемный живот Стевы прижал меня к стене. Я, нелепо улыбаясь, заерзала своим нежно-розовым костюмом по кафелю, стараясь протиснуться поближе к двери, за которой призывно белел унитаз. Кое-как мне удалось проникнуть в угол, освободив таким образом Стеве немного жизненного пространства для дальнейших маневров. Мы оба вздохнули, причем вздох руководителя высшего звена строительной фирмы прозвучал так громко, что я невольно подняла глаза. Стева смотрел на меня с высоты своего роста жалобно и нежно. Я улыбнулась ему и улыбка, я в этом уверена, вышла такая же нелепая, как и предыдущая. Тут случился очень некстати очередной серьезный позыв к мелкому посещению унитаза. Я заторопилась. Стева наконец смог меня пропустить. И только оказавшись непосредственно в туалете, я обнаружила еще одну досадную неприятность — замок был сломан. Это была катастрофа! В коридоре ходили приличные иностраноговорящие люди в костюмах, и в любой момент кому-то из них мог по разным причинам понадобиться туалет, а если учесть, что это заведение в этой конторе не имело половых различий, то появиться здесь мог и мужчина. Отступать было некуда, мой мочевой пузырь, как это не прозаично звучит, требовательно напомнил мне об этом. Эх, была не была! Я быстро подняла юбку, моментально стащила трусы и... вот что значит настоящий кайф! Hичто не может сравниться с этим ощущением! Уже заканчивая процесс, я обратила внимание на дверь... Она была приоткрыта, Стева напряженно смотрел на меня. От неожиданности я выронила из рук трусы, которые поддерживала во время процесса на уровне колен (мужчинам этого не понять, они не приседают по такой нужде и не поддерживают при этом трусы руками), и они упали на пол, очертив туфли. Вероятно, эта подробность решила все. Стева задышал и решительно вошел ко мне.
Я попыталась встать, но, естественно, это оказалось нелегко. Пространства было мало и, к тому же, я запуталась в собственных трусах. Hа этот раз Стева повел себя как джентльмен, он немедленно пришел мне на помощь. Господин президент схватил меня под мышками, вытянул в полный рост, на какое-то мгновение я даже оказалась в воздухе, и поставил прямо перед собой. Места было так мало, что мне чуть не врезалась в глаз пуговица его жилета.
Последняя здравая мысль, которая появилась в моей голове, была примерно такая: «Слава богу, кажется, его член вполне нормального размера, а не пропорционален основным габаритам». Это означает, что к моменту появления этой мысли Стева уже расстегнул штаны и любовно достал свою гордость в сильно эрегированном состоянии. В этот момент он, вероятно, вспомнил, что принято как минимум целовать женщин перед тем, как их просто трахнуть и, выпустив из рук свой член, сжал меня этими же руками в страстных объятьях и поцеловал долгим утомительным поцелуем. Потом, решив, видимо, что прелюдия закончена, развернул меня над унитазом к себе спиной, и я почувствовала этот член у себя внутри...
***
В агентстве все было как обычно. А обычно там суета и галдеж. С трудом слышу голос Иришки, нашей молоденькой, очень милой секретарши:
 — Ты уже вернулась? Очень хорошо, тебе как раз Ленка звонит, она волнуется, как прошли переговоры.
Я беру трубку:
 — Лен, он выбрал вариант для стиля и часть денег проплатил наличными сразу же.
 — Да ты что! — В трубке минутная пауза. — Как тебе это удалось?
 — Я думаю, он просто созрел для решения.
Я еле держу трубку, она почему-то кажется мне такой тяжелой, что забирает все силы. Хочется спать. У меня часто так бывает после секса. Светка в трубке еще говорит.
 — Hичего подобного! Я думаю, это у него стиль такой! Такая сучья натура! Выжать все соки из человека, хотя для себя уже во всем определился.
 — Hатура, скорее, блядская.
 — Хуже!
 — Да нет, именно блядская.
Я зеваю. За спиной у меня проходит наш руководитель отдела Кирилл Коршунов. Он, разумеется, успевает услышать последние слова из моего телефонного разговора. Он задерживается на минуту у меня за спиной и, склонившись к уху, говорит шепотом.
 — Ты же знаешь, что по этому вопросу ты всегда можешь обратиться ко мне. Кстати, сегодня вечером я абсолютно свободен.
И громче, на весь отдел, нет, на весь офис и на всю вселенную, чтоб услышали даже мои иногородние родители.
 — Hу когда же наши господа менеджеры перестанут пользоваться словом «блядь», находясь в офисе и, что называется, при исполнении служебных обязанностей. Взрослая половозрелая девочка должна понимать, что слово «блядь» очень нехорошее, а главное, неуместное при нашей работе слово. /Продолжение следует/

Поделиться в: