Я их не видела, просто услышала шум. Нащупав в сумке освежитель для рта (вместо газа CS прекрасно работает), я поднялась на чердак. Там что-то дымилось и кого-то ругали нехорошими словами. Когда дверь с моей помощью открылась, за порогом оказалась парочка. Он, присев на одну ногу, завязывал шнурки на ботинке. Она трясущимися руками пересчитывала тысячерублевые купюры.
— На, сволочь, авось не подавишься! Впервые вижу такого жмота. Это ж надо, сдачу требовать за небритые подмышки! Знал ведь, не в Палас-отель идешь, где мне тут подмышки брить, пиздастрадалец недотраханный! А не нравится, так катись и дорогу забудь. Ясно? — Дама в ярости вытолкнула вспотевшего от волнения мужичка за дверь и с усмешкой посмотрела на меня, все еще сжимавшую в сумочке баллончик-дезодорант.
— Ну, а вам — чего? С бабами не трахаюсь. И с детьми, между прочим, тоже. Когда я объяснила, что пришла на шум, она подобрела и стала упрашивать:
— А ты меня не засветишь? Не надо никому об этом. Я сюда редко прихожу! Пообещав, что не буду стучать «оперу» и угостив Фифу (так она представилась) сигаретой, я услышала следующее.
Фифочка бомжует сознательно, игнорируя имеющийся у нее официальный статус беженца и общагу, где живут ее сородичи-беженцы.
Живет она не на чердаке, а в тихом переулке, в выселенном доме вполне комфортно: без газа и электричества, но с горячей водой и отоплением.
Даже соседи имеются, москвичи-молодожены, сбежавшие от заботливых родителей. Соседи подарили Фифе кресло-качалку. Они ссорились, кому сколько в нем сидеть, и решили не испытывать судьбу-злодейку. Взамен Фифа им подарила свою любимую и единственную акварель «Летят утки». Акварелью она писала сама, а сейчас вышивает скатерти на продажу. Из-за плохого освещения встает в восемь утра, работает, пока светло, а вечерами гуляет. В самом прямом смысле. Говорит, что не боится. Да и чего бояться, одета она стильно, но бедно, денег, ну если бывает, то не больше десяти тысяч, а выебут, так наздоровье! Благо, общежитие к медсанчасти прикреплено, профилактические осмотры поощряются, и что бы ты не подцепил, все лекарства бесплатно выдают.
Я сказала, что Фифа стильная, и не оговорилась. Хороший вкус позволяет иметь стиль при малых доходах. Просторная длинная юбка из черного крепа (осталась с похорон мужа), приталенный жакет, расшитый черным стеклярусом, дешевые тряпичные туфли, стеклярусом же расшитые. Из-за этих тапочек ее Фифой прозвали, а жакет она смастерила, уже переехав в скват.
Нравится Фифе Москва, только одиноко бывает без мужа. А с сексом вообще проблемы. Соседи, уважая ее жизненные принципы, предложили познакомить с приятелем, но приводить мужиков к себе в гнездышко она не хочет, а идти к незнакомым дядькам разум не велит. Вот и ходит она по вокзалам и ищет мужчин, вернее, они сами ее находят, а Фифе остается определить, насколько это безопасно для жизни и здоровья. Между прочим, справка, что она здорова, имеется, и кажется, не фальшивая.
Охотится авантюристка по схеме. Сидит на лавочке, покуривая и нервно поглядывая на часики. Примерно через 10—15 минут к ней начинают подсаживаться.
Если ее опытному взгляду что-то не нравится, отшивает сразу, вежливо, но безоговорочно. Ну а если объект «правильный», завязывается беседа.
Я — бомж, говорит Фифа, живу на чердаке, но не заразная, и показывает справку. Если дядя сразу не убегает, договариваются о цене.
Фифа — женщина молодая, симпатичная, а элемент разврата на чердаке многих возбуждает и торг не затягивается. Да и берет она недорого, в среднем пять долларов в час, и то из принципа, а не корысти ради.
Если отвлечься от запаха гниющего голубиного помета, на чердаке даже уютно. В дальнем углу красуется койка, застеленная облезлым ковром, к стене приколочено чучело ворона, явно из школьного кабинета зоологии с надписью на постаменте: «Ворон. Птица семейства вороновых отряда воробъиных. Длина до 65 см. Свыше ста видов: ворона, ворон, галка, грач, сорока, сойка, кукша...»
Перед койкой на перевернутом ящике из под пива — тюлевый лоскут в качестве скатерти — глобус на сломанной ножке и пепельница в виде черепа, полная окурков. Фифа любит, проводив очередного клиента посидеть в логове одиночества и водя пальцем по островам и озерам, помечтать о теплых странах, где под каждой пальмой тебе дом и все море — ванна джакузи.
Я напомнила беспризорной мечтательнице, что один такой товарищ в поисках счастья добрался до Таити и живя среди пальм и красивых безмятежных женщин вместе с райскими плодами вкусил все прелести сифилиса, а в расцвете сил отдал богу душу. Правда, успел создать живописные шедевры, посмертно его прославившие.
Нет, Фифа не собирается болеть ни сифилисом, ни СПИДом, и даже банального триппера у нее не было. Везучая она и осторожная. К тому же, секс — ее единственная радость в жизни, а оргазмы дают ощущение полета, а ведь человечеству не давала покоя мысль, почему люди — не птицы. Вот она нашла свои крылья на чердаке, и так ей эти полеты нравятся, что все равно, одна или с кем-нибудь вдвоем.
Я спросила, если все равно, не проще ли мастурбировать и «летать», пока крылья не отвалятся?
Нет. Ей, как истинной женщине нужно, чтоб сильные руки разгладили перышки, зарядили энергией, и сами зарядившись ответно, тоже захотели взлететь. Но такое случается не часто. Большинству из ее мужчин для полетов не хватает либо смелости, либо терпения, и ограничившись элементарным спермовыделением, не расслабляют мозг и до конца полового акта остаются зажатыми волей упрямого самца.
Однажды на чердаке случилось нечто трагикомическое. Бодренький дедок, воспылавший страстью, перевозбудился и не состоялся в качестве парящего в небе орла. От расстройства он раскапризничался и стал нудить: «Я тоже хочу! Войну всю прошел, с медсестрами в окопе через бруствер харился, а не знал, что так летают!»
Пришлось Фифе сложить крылья и потрудиться над ветераном ВОВ. Дед взлетел. На радостях старый вояка решил сбацать"яблочко» и скрючился в приступе радикулита.
Чтоб не засветить уютный бомжатник, дед согласился поболеть на ивановском ковре, благо, старикан был одинокий. Фифа оказалась хорошей сиделкой. Настолько хорошей, что выздоровев за неделю, дед Потап Савельич предложил Фифе переехать к нему в квартиру, а чтоб не скучать по чердаку, обещал устроить в спальне нечто похожее, даже глобус вызвался починить.
Оценив по достоинству благородный порыв, она отказалась, но адрес на всякий случай записала.
Слегка смущаясь от своей недогадливости, я поинтересовалась, что же это за полеты, смысл которых чем дальше, тем менее мне понятен, а особенно после истории с дедом. Ну да, заулыбалась Фифа, это мой покойный муж придумал. Давно хотелось похвастать перед женщинами. Фифа подняла повыше свечку и осветила балку с хорошо вколоченным крюком. Виселица. Она садистка, догадалась я и снова полезла в сумочку за дезодорантом.
Нет, не виселица — улыбнулась, видя мою тихую панику блудница, и достала из темного угла блок с капроновой веревкой, странную большую корзину, похожую на бельевую, но с низкими бортами и широкими отверстиями, и подвесила корзину над кроватью.
«С помощью блока я регулирую высоту — объяснила, хитро улыбаясь распутная птичка — Ну а дальше показать?»
— Да, — я все еще не догадалась.
— Вот вибратор среднего размера, от мужа остался. Я укладываюсь в корзинку, партнер привешивает ее на удобном уровне, и одной рукой теребит мои прелести вибрашечкой, а другой — вертит корзину, как штурвал! Я ими не управляю, каждый мужчина действует по-своему, и каждый раз я искренне думаю, что этот последний — самый умелый, самый хороший. Сама понимаешь, в таких условиях не очень помастурбируешь, без мужской силы не обойтись, иначе никакого полета не будет — чуть виновато улыбнулась Фифа.
— Ну, хорошо, — я была непробиваемо недогадлива, — а как же они летают, мужчины?
— Да все так же, только просовывают мне навстречу свой интимный член, а я его и ласкаю ладошкой или в подмышке, если длинный. А другой рукой корзину каруселю...
— И что, действительно похоже на полет?
— Хочешь попробовать? — вкрадчиво спросила чердачная гетера...
И в самом деле почему люди — не птицы, подумала я, зажмурившись по привычке: я с детства боюсь высоты.