Час пробил. Сегодня или никогда. Настало время выполнить свой план. Сегодня после работы он приступит к его выполнению. В последнее время, он казалось, мог думать только о своей матери и своем неутолимом сексуальном голоде. Приближалось Рождество и погода стояла холодная и сырая. Дрожа от пронизывающего ветра, он думал, как изгнать Демона овладевшего его матерью. В последние годы ее депрессия все более усиливалась. Почти все свое время когда она не работала в банке, она спала. Он делал по дому почти все, а она лежала в постели свернувшись калачиком безразличная ко всему. Мама становилась все более угнетенной — он видел это по ее запавшим глазам, осунувшемуся лицу. Казалось что — то тревожило ее, то о чем она не решалась никому говорить. Ее сон был вынужденным средством спасения, бегства от этого.
Ее депрессия требовала от него все больше и больше сил для поддержания их семьи.
Уделяя ей все больше времени, он не мог найти время и силы для утоления собственного сексуального голода. Он не ходил на свидания с девушками, на проституток у него не было денег. Он был здоровым восемнадцатилетним парнем в пике своей половой потребности, неутолеенной из — за беспомощного состояния его матери. Однажды, в одну из одиноких долгих ночей ему в голову закралась идея, которую он сначала отверг, как совершенно дикую и постыдную. Но чем больше он думал о ней, тем более сооблазнительной она ему казалась пока полностью не овладела им. Он размышлял о том, что было корнем его проблемы, причиной теперешнего состояния его матери Эллы. Если бы его мать была счастлива ничего этого бы не случилось. Как была она счастлива прежде, пока отец не погиб в автомобильной катастрофе. Бренту было пять лет, когда призошла эта трагедия, потом она вышла замуж еще раз, но удача покинула ее — два года назад она развелась с отчимом. Элле было сорок лет, она работала в Межгосударственном банке кассиром. Теперь работа, казалось, отнимала ее последние силы. Злобный демон грызущий мать, выпивал все большее ее жизненных сил, и теперь она была на пределе.
Брент перепробовал все, чтобы вытянуть ее из этого состояния, но ничего не получалось. Недавно он обнаружил письмо из ее банка: матери дали тридцать дней, чтобы улучшить свою работу, в противном случаее ее ждало увольнение.
Это только усугубило ее состояние. Нужно было предпринять что — то по настоящему сильное, чтобы, как следует встряхнуть ее и вывести из этой проклятой депрессии. Это было последней каплей, и он наконец решился. Размышляя так, Брент вошел в свою маленькую двухконатную квартирку. Скинув свой плащ он встряхнул его и повесил сушиться. Затем достал склянку с сильным снотворным и высыпал несколько белых таблеток на ладонь. Потом он прошел на кухню и достал бутылку заранее купленного вина.
Высыпав таблетки на стол, он тщательно истолок их в тонкий белый порошок. Затем вытащил пробку из бутылки и осторожно высыпал порошек в вино, как следует встряхнул бутылку, чтобы снадобье как следует растворилось в вине. Наконец, осмотрев он поставил ее на место и принялся готовить ужин. Вытащив из морозильника пиццу, он поместил ее в микроволновку, разогревая ее до тех пор, пока она не подрумянилась. Наконец все было готово.
Посмотрев на часы он увидел, что сейчас 5. 30 вечера, и мать должна прийти через полчаса. Он занялся растопкой камина. В последнее время они почти не разжигали его, так как дрова были очень дороги. Но сегодня он разорился на это, выделив средства из своего маленького приработка. Дров должно было хватить на три — четыре часа и этого было достаточно для того, чтобы исполнить задуманное.
Вскоре небольшой костер весело загорелся в маленьком камине. Теперь все было готово не хватало только главной героини. Брент подошел к окну раздвинул занавес и стал всматриваться в темноту ожидая увидеть знакомый силуэт.
Сюрреализм, гротеск ситуации был в том, что сейчас он с мамой словно поменялся ролями. Он был словно заботливый родитель ожидающий своего ребенка: не опоздает ли она, будет ли она в настроении, когда вернется, не случилось ли у нее неприятностей на работе.
Наконец ее маленькая фигура показалась из — за угла.
Мать закутанная от дождя и ветра медленно тащилась по улице словно несчастная побитая собачонка. Она выглядела побежденной и униженной и слезы жалости медленно потекли из глаз Брента.
Он так сильно любил ее. Он готов был сделать, что — угодно, лишь бы она вновь стала счастливой. Что — угодно. Его сердце разрывалось от жалости к ней.
Наконец, он вытер слезы и отвернулся от окна. Надев фальшивую улыбку, он подошел к входной двери, чтобы встретить мать. Ключ заскрежетал в замке и дверь медленно открылась.
 — О, Брент, малыш, я так счастлива видеть тебя, — улыбнулась Элла, когда увидела его в прихожей.
 — Я тебя тоже мама, — он улыбнулся ей в ответ, подходя к ней сзади и помогая ей снять пальто.
 — Что за день! — пожаловалась мать. — Что — то случилось? — c тревогой отозвался Брент. — Нет я говорю о погоде, милый. Мне так приятно чувствовать твою заботу, сынок! — Элла ласково и нежно обняла его.
 — Спасибо что ты встретил меня, — прошептала она, — Иногда мне кажется, что ты единственное, что еще удерживает меня от сумашествия.
 — Aх, мама, — он покраснел, — Ты же знаешь как я люблю тебя.
 — Да, знаю — сказала она, улыбнувшись, — Я тебя тоже очень люблю
 — Дорогой мой, ты ангел, — проворковала мама, когда увидела накрытый на кухне ужиин.
 — Ведь ты не должен готовить ужин для меня — это моя обязанность.
 — Maма, — он ворчал, — Ты же знаешь, что я готовлю тебе ужин каждый вечер, ведь ты так устаешь на работе.
 — Господи, но у тебя же есть и свои дела, своя жизнь! — воскликнула Элла, подходя к раковине и открывая воду. — Я не хочу чтобы твоя жизнь стала похожа на мою.
 — Не волнуйся за меня, мам.
Глядя как она моет руки, Бренту захотелось подойти к ней, и нежно обняв, сказать ей, что все будет хорощо, что он нашел лекарство от ее депрессии. — Мама, я кое — что хочу приготовил для тебя сегодня вечером. А именно прекрасный ужин и теплый камин.
 — О! — она улыбнулась снова, вытирая руки.
 — И что у нас на ужин?
 — Пицца и хорошее вино. А затем ты сможешь посидеть перед камином, а я сделаю тебе массаж.
 — Спасибо.
 — Если бы только... — мать запнулась
 — Если только, что? — улыбнулся Брент.
 — Если бы только я смогла найти человека, который бы так внимательно заботился обо мне — сказала Элла нежно — я бы вышла за него замуж нераздумывая.
 — Зачем? — спросил Брент — у тебя же есть я!
 — Да, но... — она запнулась снова.
 — Но, что?
 — Ничего, не обращай внимания... — мать смущенно отвела взгляд. — Так что ты хотела сказать мама?
 — Ничего, дорогой, но возможно скоро тебе встретится девушка, которая станет твоей женой. Ты будещь замечательным мужем. — 
 — Правда? — Да, и я могу только позавидовать ей.
 — Ты обязательно встретишь такого человека, мама, я уверен.
 — Уверен, — Элла горько усмехнулась, — Хорощо. Я подожду.
 — Ужин будет подан как только ты скажешь — Дай мне несколько минут, я приведу себя в порядок — вздохнула мать и отвернулась, глядя в окно на моросящий дождь.
Короткая деловая юбка плотно облегающая строиные бедра Эллы, открывала взору ее сына изящные ноги, обтянутые черными нейлоновыми прозрачными чулками. Она была в черных туфлях на высоком каблуке и от того казалась выше и стройнее.
Такие ноги созданы для того, чтобы услаждать мужской взор думал про себя Брент, любуясь ими.
Наконец мама отвернулась от окна и стала расстегивать свой жакет.
 — Я собираюсь освежиться немного перед ужином, — сказала Элла. Она развязала свои стянутые узлом золотисто — коричневые волосы.
 — О, конечно! — отозвался Брент, провожая выходящую из кухни мать, сладострастным взглядом. Его взор скользнул по мягкой выпуклости ее грудей, выступающей под белой атласной материей маминой блузы. Он видел, как они волнующе всколыхнулись, когда мать подняла руки к своей прическе. Затем его взгляд скользнул вниз на полные округлые бедра матери. Она шла мягко покачивая их из стороны в сторону. — Господи, как она прекрасна! — с вожделением подумал Брент.
Затем он снова вернулся к грызущим его сомнениям.
 — Mожет быть я сошел с ума? — взволнованно вопрошал он сам себя. Возможно удволетворив свое безумное желание я окончательно погублю ее...
Но он мог потерять мать и без этого — ведь она таяла прямо на его глазах. Он должен был что — то сделать. Он должен был разорвать эту смертелную спираль, что сжималась вокруг его матери все сильнее. Он должен был выполнить свой план.
Еще еще раз он задавался вопросом: — Имелся ли другой путь? — Другой путь решить эту проблему? Она говорила о своем одиночестве. Но ее определение одиночества могло бы отличаться от его. Для него это означало отсутствие секса. Но для женщины одиночество — это возможно просто недостаток общения, невозможность быть все время рядом с тем, кто бы разделял ее радости и беды, поддерживал и заботился о ней. Но все это он делал для нее, и тем не меннее он чувствовала себя одинокой. Возможно она нуждалась в близости другого рода, чем та что была между ними, но она никогда не давала ему повода думать так. Мать всегда соблюдала определенную дистанцию в их отношениях. Она никогда не ходила при нем в фривольном белье и когда переодевалась, то всегда закрывала дверь, ее материнские ласки никогда не переходили границ дозволенного. Если у нее и были какие либо запретные мысли относительно сына, Элла скрывала их достаточно глубоко в себе. Брент знал что его мать любит его и готова для него на многе, но рассчитывать на то, что она добровольно вступит с ним в половую связь Брент не мог. Поэтому остовался толко один путь — овладеть ей тайно, когда она бдет не всилах помешать ему. А затем, поставив ее перед уже свершившимся фактом, попытаться продолжить. Он знал, как сильно он рискует, но другого выхода не было. Во всяком случае это должно будет вывести ее из теперяшнего состояния.
 — Я вернулась — услышал он голос матери, вернувший его к действительности. Элла подошла к столу. Сейчас она была уже без своего жакета и туфель, ее прекрасные льняные волосы каскадом спадали по ее плечам, подобно золотистому водопаду...
 — Мне нравятся распущенные волосы — улыбнулась мама.
 — Мне тоже, — он сделал ей комплимент — садись, я буду прислуживать тебе.
 — Ты такой милый — сказала мама, садясь за стол и наливая себе стакан вина со снадобьем, — Что бы я делала без тебя?
 — Возможно ты никогда не узнаешь об этом. — подумал Брент со вздохом, зная, что вывод мог бы быть слишком очевиден.
 — Обещания, обещания, — она вздохнула и... быстро выпила вино свого забвения.
Брент почувствовал, как коготки страха щекочут его живот, поскольку он видел, что она снова наполняет свой стакан. Что, если она почувствует снотворное?
 — Хорошее вино, — проворковала мать. У Брента отлегло от сердца. Он быстро устанавил перед нею тарелку с пиццей...
Посмотрев на дымящуюся перед ней блюдо Элла улыбнулась.
Он был счастлив видеть, что мать была довольна. Брент быстро поставил собственную тарелку и сел рядом.
 — Ты не хочешь есть? — спросил он, заметив, что мама не притрагивается к еде.
 — Извини дорогой, — сказала Элла мягко, — я не голодна.
 — Хорошо — он снова наполнил ее стакан вином.
 — А теперь иди в гостинную и наслаждайся огнем камина, а я пока приберусь.
 — Хорошо, милый, — вздохнула мама, медленно встала и покачиваясь вышла из кухни.
Он быстро очистил стол, и прихватив бутылку с остатками вина, присоединился к матери в гостинной комнате.
 — О, мой малыш, ты пришел, — она улыбнулась сонно, когда он сел около нее на кушетку.
 — Мам, как ты?
 — Немного спать хочеться.
 — Хорошо, почему бы тебе не отдохнуть, а я помассирую тебе ноги.
Он нежно поднял ее ноги на свои колени, затем начал мягко тереть и
массировать их, a она смотрела с тоской в огонь камина, слушая как потрескивают дрова.
Он возбудился чувсвуя как его пальцы медленно скользят по нежному шелку ее чулок. Бренту все труднее становилось скрыть свое нетерпение. Он решил несколько приблизить развязку.
 — Мам, хочешь выпить еще?
 — Да милый.
Откупорив бутылку, он опорожнил ее в мамин стакан.
 — Пей
Медленно поглаживая мамины ноги, Брент чувствовал как мускулы ее стали расслабляться.
 — Не пролей! — он предупредил ее, поскольку он увидел, что мать начала клевать носом...
 — Не бойся.
 — Допивай все, Mam, — он подгонял ее, видя что она засыпает.
 — Да, да хорошо! — бормотала Элла сонно. Ее непослушные руки покачнули стакан и хоть большинство вина попало в ее рот, часть вылилась и потекла по ее подбородку на белую атласную блузу.
 — Оххх ты!, — Элла пьяно засмеялась.
 — Дай мне стакан, Мам, — сказал Брент, забирая пустой стакан из рук матери. — Спасибо, — прошептала она. — Все хорошо, только расслабся и наслаждайся, мама.
 — Хорошо.
Брент нежно массировал ее ноги в течение нескольких минут.
 — Мне так одиноко... — пробормотала мама и ее подбородок уткнулся в грудь.
 — Mama, Брент спросил ее, — Ты слышишь меня?
Элла молчала.
 — Мама ты слышишь меня? — он повторил громче и мягко потряс ее за плечо.
Она не отвечала.
Медленно, он положил руку на ее ногу, погладив ее лодыжку. Тишина... Ее узкие точеные икры... Никакого движения. Его пальцы легко скользнули по ее колену, но она не двигалась. Слегка пощекотал ее... Безрезультатно. Мать отключилась полностью! Брент медленно опустил ее ноги и встал с кушетки Взяв пустой стакан, он подошел к окну. Густой, плотный туман окутал всю улицу непроницаемой ватной пеленой.
Казалось весь мир был погружен в него.
Глядя на него он задумался не было ли это предзнаменованием. Теперь вся его судьба была покрыта таким же туманом из — за того, что он собирался сделать.
То, от чего он уже не смог бы отречься, когда он переступит запретную грань.
Выбрав свою судьбу, он никогда уже не сможет ее изменить. Их отношения с матерью больше никогда не станут прежними.
Сексуальная лихордка разгоралась в нем все сильнее. Он все больше терял над собой контроль, пожар похоти уже бушевал в его чреслах.
Брент смотрел на свою мать беспомощно распростертую на кушетке.
В его глазах, она была самой красивой женщиной в мире.
Во сне, ее ангелоподобное лицо расслабилось, печать страдания на нем исчезла — она покоилась с миром.
Его ноги словно приросли к полу от напряжения. Он чувствовал что у него не хватает сил сделать роковой шаг к матери. Наконец он нашел в себе силы и двинулся к кровати. Он шел медленно, с трудом переставляя ноги, словно они были отлиты из цемента. Возле самой кушетки Брент остановился, чтобы позволить его совести, предоставить заключительный аргумент.
Но приговор был уже вынесен, и он медленно нагнулся, обнимая тело матери. Когда он сжал ее в своих руках она показалась ему легкой, как перышко. Она не двигалась, когда он нес ее в свою спальню.
Осторжно он положил свою драгоценную ношу на пастель, и еще раз взглянув на маму понял, что устоять перед своим внутренним демоном — искусителем уже не сможет. Монстр между его ног требовал вознаграждения.
Каждый день, набдюдая все более углубляющуюся депрессию своей матери, он расходовал слишком много сил, защищая ее от внешнего мира. Чем более угнетенной она была, тем он чувствовал себя все более сильным и уверенным. И вот теперь, он ее защтиник и хранитель, не может уберечь маму от собственной похоти... Мощное торнадо сексуального желания властно затягивало его, и он не мог уже остановиться, скатываясь вниз к своему грехопадению к запретной любви между матерью и сыном — к Инцесту.
Он должен был погасить бушевавший между его ног пожар не смотря ни на что, даже если это приведет его мать к безумию.
Слезы катились по его щекам, когда он начал медленно расстегивать ее блузку.
Негнущимися пальцами, он возился и боролся с каждой кнопкой. Одина за другой, они выскакивали из отверстий... наконец, ее блуза была полностью расстегнута. Он остановился и вытер слезы.
Затем, затаив дыхание он распахнул ее белый атлас. Кружевной узкий бюстгалтер прикрывал ее прелестные мягкие груди, сводя их белую нежную плоть вместе. Цветочный его рисунок доходил почти до самых ареол маминых сосков, оставляя верх ее груди обнаженным. Скользя взглядом по ее бюстгальтеру, он увидел, что он закрывался спереди между ее грудями.
Он схватил тонкую ленточку, словно маленький ребенок развязывающий бант на рождественском подарке, и затаив дыхание медленно потянул за нее.
Лиф распался на две половинки и он сбросил его с материнской груди. О, ее груди были прекрасны! Он не мог оценить их настоящий размер, так как мама лежала на спине, да это и не имело значения в тот миг.
Он сидел и глядел на них, вптитывая их красоту. Они не были большими и слегка обвисли от ее возраста, но они были все еще красивы в его глазах. Ее изящные ареолы были розовыми, шокирующе розовыми по сравнению с сосками большинства женщин ее возраста. По крайней мере на всех картинах он видел взрослых женщин, с темными кругами ареол, окружающей их соски. Мамины же соски были маленькими, круглыми розовыми жемчужинами плоти. Дрожащим пальцем, он нежно коснулся одной горошины. Она была мягкой и эластичной — от этого прикосновения он вздрогул — словно электрический разряд прошел через его палец.
Он мягко провел руками по чашевидной поверхности ее грудей, наслаждаясь их мягкой упругостью. Лаская груди своей матери, он чувствовал как волны похоти прокатываются по его телу, болью отзываясь в его перевозбужденном члене.
Он стал лихордочно раздеваться, сбрасывая свою одежду, особенно долго он возился с застежкой пояса. Казалось она никогда не расстегнется. Наконец, пальцами, ослабленными волнением, он неистово рванул молнию своих брюк вниз, cтянул трусы, освобождая свой истомившийся член. Он выпрыгнул вперед во всей славе.
Набухший, твердый он торчал семью дюймами гранита, дрожа от нетерпения... Наконец полностью обнаженный он склонился над маминым телом. Его рука скользнула под нее, приподнимая мать с кровати. Торопливо он скинул
блузу и бюстгальтер с ее плеч. Когда он опускал ее на кровать, он увидел, как сексуально заколыхались ее мягкие груди, раскачивая маленькие твердые шарики сосков.
Монстр внизу становился все более нетерпеливым, поскольку он долго возился стаскивая с матери ее короткую тесную юбку.
Наконец он справился с этим. С волнением, он спускал ее платье вниз по ее красивым ногам. Вниз по мягким, кремовым бедрам, прекрасным округлым коленям, вниз по выпуклым икрам, мимо тонких свечей ее симпатичных лодыжек и наконец по ее маленьким, изящным ступням.
Когда он сбросил его на пол, он наконец смог увидеть треугольник золотых волос внизу ее живота — ниже линии шелковистых чулок.
Другой взрыв похоти потряс его член и яички — он глядел на запретную долину ее женственности.
Теперь только один последний барьер, стоял между ним и объектом его Желания. Он мягко поддел резинку ее колготок и деликатно стал спускать липкий шелк вниз по ее животу. Мягкий и округлый от ее возраста и недостатка упражнений мамин живот дрожал и колыхался. Когда он стянул ее трусики вниз по бедрам, путь к ее мягким вьющимся волосам, покрывающих мамин лобок, был открыт.
Дрожа от охватившего его вожделения Брент стягивал цепкий нейлон ее колготок все ниже и ниже пока не скинул их на пол. Мать была раздета полностью. Голая, беззащитная и уязвимая, она лежала перед его сладострастным взором.
Ее нагая красота была так ослепительна, что у него перехватило дыхание. Брент мягко и любовно погладил нежное шелковистое бедро матери. Ее кожа была такая теплая и пушистая, что его член подпрыгнул вверх словно от удара. Когда он медленно провел вниз по ее прекрасной ножке, cладострастная дрожь предвкушения потрясла все его тело. Потом он медленно стал раздвигать ее ноги.
Дюйм за дюймом, он раскрывал их все шире и шире. Он пристально смотрел вниз на открывающееся перед ним зрелище.
Сначала, расщелина мягкой, розовой плоти в центре зарослей ее мягких, золотых волосков была только длинным швом розовой плоти.
По мере того как ее ноги медленно раскрывались продольная складка ее полового органа открывалась словно глубокая алая рана пролегающая между ее ног. Подобно прекрасной розе, раскрывающей свои лепестки навстречу солнцу, ее женственность медленно разворачивала тонкие нежные складочки своих внутренних половых губ, скрытых внутри толстых, пухлых наружных губ
Брент мог только смотреть на изящное ущелье тонкой нежной плоти сверкающее в мягком свете комнаты.
Его рот пересох его сердце билось так неистово, что оно сейчас разорвется в его груди. Никогда до сих пор он не испытывал такого сильного сексуального желания. Прекрасное устье материнского влагалища обрамленное чудесным вецом нежной розовой плоти было полностью раскрыто перед ним. Обезумев, полностью загипнатизтрованный открывшимся перед ним зрелищем, Брент склонялся все ниже над материнским телом не сводя глаз с ее лона. Медленно, он опустился на колени между ее
мягких внутренних бедер. Теперь его лицо было только в дюйме от самого центра ее женственности. Глубоко вздохнув через нос, он погрузился в тяжелый мускусный аромат ее секса.
Дрожь извращенного наслаждения пробегала через его тело когда он приближался все ближе и бдиже к сверкающим горячим вратам ее святыни. Теперь он мог чувствовать горячее, влажное излучение исходящее от нее своим открытым ртом.
Осторожно он легонько пробежал самым кончиком своего языка по мягкой липкой плоти ее розового бутона. Затем его язык скользнул вверх к мгякой мясистой пещере скрывавшей ее клитор. Он почувствовал почти незаметную
дрожь ее бедер когда кончик его языка нашел твердый крохотный узел ее клитора. Словно электрический разряд прошел через женское тело. Он отдернул голову далеко от ее прмежности. Взглянув на ее лицо, он не обнаружил никаких проблесков ее пробуждения. МАМА по — прежнему спала.
Успокоенный, он медленно нагнулся, и приник ртом к ее влагалищу, утонув в тяжелом аромате ее секса.
Сгорая от желания, он погрузил все свое лицо вниз в горячую бездну материнского лона. Он тер свое лицо о горячие нежные лепестки ее плоти, он лакал ее влажную Сладость. Для большего удобства он схватил руками ее ягодицы слегка приподнимая ее и еще силнее раскрывая ее прелестную розу. Он держал мать как огромную торжественную чашу и присосавшись к ее промежности пил и пил из нее волшебные соки любви. Круг за кругом он вращал своим ртом припав к материнскому щедрому источнику, и казалось нет силы способной оторвать его от него.
Наконец, чтобы вздохнуть, он поднял свое лицо
над горячей влажностью ее женственности. Все его лицо от носа до подбородка было покрыто теплой солоноватой влагой сильно пахнущей ароматом ее секса. Брент взглянул на свой член тяжелый, толстый, лиловый от переполнявшей его крови он требовал встречи с вожделенной подругой. Страсть пульсировала в нем он был готов осквернить Храм собственного созидания. Наконец он обхватил рукой ствол своего заряженного орудия. Он чувствовал, что сейчас произойдет самый важный поворот его судьбы. Обезумев, он медленно поднес свою твердыню к ожидающей его могиле своей невинности. Наконец разбухшая истомленная головка его члена мягко коснулась восполенной женской плоти и лениво заскользила вверх — вниз по мягким лепесткам.
Все мысли об излечении матери от депрессии, теперь казались такими далекими и незначительными, и лишь одна цель теперь имела для него значение — его собственное освобождение.
Головка его члена вскоре была вся покрыта густыми липкими соками — он был готов к завершению кровосмесительного ритуала. А, его прекрасная невеста, была также готова принять его чудовищное супружество.
Медленно и нежно он начал погружать голвку своего члена в пылающее кольцо липкого и горячего материнского влагалища.
Дюйм за дюймом он погружался в ласковую пещеру, туго обхватывающую твердое древко его мужества. Он вновь смотрел на лицо матери и невидел ни малейшего проблеска сознания — она спала как убитая.
Собрав последние остатки своей воли он сдерживал из последних сил все нарастающее напряжение в своей мошонке. Его яички окаменели, став тяжелыми словно чугунные ядра.
Котел его кипящего семени был готов взорваться, не выдержав давления. Он никогда не чувствовал такую страсть.
Как будто все его тело скользило вниз в ее напряженную, сосущую дыру.
Извращенное желание, которое он испытывал, словно увеличило его член до размеров огромного члена Кинг Конга, а влагалище его матери стало Безграничной Бездной горячей, кипящей плоти. Глубже и глубже в запретные глубины ее киски и в омут разврата погружался его член.
Сражатся за то чтобы остановить свое семяизвержение больше было невозможно. Это было подобно попытке сдерживать фонтан безудержной, кипящей лавы.
Затем его тяжелые, полные шары коснулись мягкой долины среди ее приподнятых ягодиц. Его живот опустился на ее — мягкий и нежный. Он полностью погрузился внутрь самой священной из Cвятынь.
Он был полностью внутри горящего Сада Своего Рождения. Он был внутри своей матери.
Это — началось, выкипая из его яичек, подобно извержению лавы разедающей плоть.
Это — прорвалось через его член, словно лопнула тонкая ткань внутри и полилось наружу.
 — GGGGAAAAAAAAWWWWWWWDDDDDDDD — ! Он кричал фонтанируя, как гигантский гейзер раскаленного добела семени извергающегося из его конвульсирующего члена в тесно — сжимающие стенки ее влагалища.
Вдруг он почувствовал рябь волн проходящих по материнскому органу. Так независимо от мозга ее нервная система реагировала на половое возбуждение. Бросив взгляд на ее лицо он не заметил ни малейшего проблеска сознания, потом его член исторг вторую струю бурлящего семени. Когда стенки материнского влагалища были омыты раскаленным потоком его семени, ее вагина начала сжимать и обхватывать погруженный в нее член, словно доила его.
Прошлое, настоящее и Будущее лилось из его дергающегося, извергающегося члена. Жизнь кончилась. Это был один, гигантский поток, взрывающий член, выливающий смертельное семя на сад плоти, который однажды взлелеял его.
Не было бы смысла в его дальнейшей жизни, если бы он смог оплодотворить свою мать в этом единственном, прославленном взрыве необузданной страсти. Воссоздаться внутри матки собственной матери было его единственным желанием. Он должен был опустошиться в волшебном тайнике своего зарождения, заполнив его плодородные чресла своим семенем. Затем, когда его орудие, измотанное и ослабевшее, дало последний залп в ее лоно, он почувствовал ответный поток хлынувший из глубин материнского чрева, покрывая его обвисшие яица горячими липкими соками.
Затем комната потемнела, и он почувствовал как его уносит, засасывает целиком в горящую пучину материнского лона...
Внезапно, он погрузился в темноту. На мгновение, он потерял всякие ощущения. Затем он обнаружил себя плавающим в великом бассейне ее секса.
Извиваясь своим длинный reptilian хвостом, он плыл и исследовал темные глубины в поисках родного сигнала. Внезапно, он увидел Сотни, Тысячи, миллионы себе подобных, точно так же как он искавших Ее. Но, он был должен быть тем единственным, кто поронзит ее. Тем, кто погрузит свое колючее мужество глубоко в плодотворное ядро ее сущности и соединтся с ней, чтобы создать новую жизнь.
Затем он почувствовал это. В начале только слабое дуновение ее покорности. Сердито хлеща своим хвостом он искал в море мускусный след ее призыва к нему. Подобно песне сирены, это притягивало его к ней. Ближе и Ближе. Затем он увидел ее...
Наконец, Брент очнулся... Весь в поту он все еще лежал на мягкой перине материнского тела. Он понял, что они больше не были единым целым. Его член, сьежившийся и опавший выскочил из ее лона и теперь бессильно свисал между ее мягкими, гладкими бедрами. Застонав, он откатился от матери. Она не подавала признаков жизни. И если бы не равномерное вздымание и опускание ее груди он подумал бы что она мертва.
Брент дотронулся до нее и мягко потряс ее за плечо, наблюдая как ее маленькие, мягкие груди дрожат подобно каплям розового желе. Мама не двигалась.
Перевернувшись, он сел. Посмотрев на часы, увидел, что уже 4 часа утра. Поднявшись, он поплелся в ванную. Подойдя к унитазу он взял свой обвисший член и начал мочиться направляя струю прямо в круглое отверстие. В тишине его безмолвной квартиры звук льющейся мочи почти оглушил его.
Закончив, он направился назад в свою спальню, останавившись посмотреть в окно. Туман был даже более плотным, чем ранее. Не удивительно, что в комнате было так тихо, ничто не нарушало тишину этим ранним утром.
Взглянув в гостиную комнату, он увидел, что огонь угас. В камине оставлось только несколько пылающих углей. Тогда он увидел их одежду разбросанную на кушетке и полу. Он быстро собрал одежду матери и отнес в ее комнату.
Вернувшись в спальню, он увидел, что мать все еще лежит на спине с широко разведенными ногами, как будто ожидая возвращение своего возлюбленного. Его глаза немедленно скользнули по ее широко разверстному лону. Оно было словно большая жгучая рана открывшаяся между ее ног. Он чувствовал как щекочащая искра волнения, пробежала через его член. Забравшись на кровать, он опустился между ее широко раскрытыми ногами. Он почувствовал как его мужество медленно твердело, когда он смотрел вниз на плачущую глубокую рану нежной розовой плоти, рассекающая мякоть ее промежности.
Первое покушение на материнскую святыню, только усилило его притяжение к ней.
Он был целиком захвачен воспоминанием о том, какое безмерное, мощное и сильное удовольствие он только что испытал.
Млея от мысли, вновь повторить все это во второй раз, он вновь почувствовал как его член наполнился свежей горячей кровью. Он вновь хотел обладать ею.
Быстро скользя между мягкой белизны ее длинных ног, он схватил головку своего члена и направил его в раскрытое устье маминого влагалища. Дрожа от потока хлынувшего удовольствия, он нетерпеливо продвигал свою твердую мужественность вниз в его горячую влажность.
Наконец он погрузился полностью, до самого предела. Он лежал неподвижно, погрузившись глубоко в родные недра кипящего материнского источника.
Осознание собсвенной власти над ее беспомощным телом делало его безумным от страсти. Мать снова была полностью беззащитна против его нападения.
Подтягиваясь, он медленно начал двигать своим членом. Согнув локти, он парил над ней, раскачивая свои бедра вперед и назад, сношая ее длинными, глубокими ударами. Брент загонял свой огненный молот, полностью до рукоятки, с каждым мощным толчком в ее нежные и влажные глубины.
Туда — сюда, вверх — вниз, он вспахивал ее плодородный сад своим плугом. чувствуя все нарастающее напряжение в глубине своих раскачивающихся яиц, когда они мягко шлепали мягкие теплые ягодицы матери.
Кровать качалась и скрипела под напором его тела. Это было грубо, это было дико и это было уже превыше его понимания. Он совокуплялся со своей матерью уже во второй раз, и вместе с тем в глубине его души уже рождалось чувство вины.
Но это еще не могло остановить его распаленной похоти, и он вновь и вновь погужал свой член в пылающие глубины.
Его возбуждение все возрастало он уже чувсвовал в своих яйцах зарождающуюся щекотку оргазма. Задыхась и торопясь, он трахал мать все сильнее и сильнее, атакуя ее бессильное и беспомощное тело. Он поднимался все выше и выше к вершине своего торжества и ликования...
 — FUUUKKKKKKKKKKKKKKKKKK — !, застонал он, его бедра качнулись вперед направляя его извергающийся орган глубоко в материнское лоно.
Еще раз, ее священный храм был заполнен его толстой плотью, а его член дергался и изрыгал липкую густую струю спермы в ее глубины... Время от времени он еще содрогался выплевывая все новую порцию своего смертельного груза. Вскоре материнское влагалище было до краев заполненно его безумным семенем. Даже тогда его член продолжил молотить в глубине ее чрева.
Наконец, его молот содрогнулся в последнй раз и обессиленно замер в глубине материнского лона.
Вскоре он почувсвовал, что член начал сьеживаться и сжиматься, выскальзывая из заполненного канала ее женственности. Он наполнил ее восхитительное Лоно во второй раз.
Со стыдом, он медленно вытащил свой член из нее и откатился далеко от ее тела
 — Какой монстр смог бы овладеть своей усыпленной матерью? — спрашивал он сам себя. Внезапно, со всей своей холодной ясностью он осознал какой страшный грех, какое страшное зло он совершил.
Он осквернил свое собственное место рождения. Он посеял свои собственные
Ядовитые семена в запретном саде. Он съел
Запрещенный плод и был теперь заполнен стыдом и отвращением.
Слезы хлынули у него из глаз и он зарыдал от боли и стыда. Так плача он незаметно заснул возле своей матери.
Когда он медленно открыл свои глаза, он увидел что его kомната была заполнена мягким, туманным светом. Должно быть туман все еще висит подумал он сонно. Протянув свою руку он вдруг прикоснулся к чему — то мягкому и теплому. Что за... ?!! Затем он вспомнил.
О, Бог!. Он действительно сделал это. Он трахнул свою мать Нет, он изнасиловал ее. Это было тот же самое, что Насилие. Она была бессильна остановить его. Теперь он должен заплатить за свое отвратительное преступление. Медленно, он повернул к ней свою голову.
Ее радужные синие глаза смотрели на него с непередаваемым ужасом.
 — Что ты сделал? — прошептала мама, ее голос задрожал, а ее прекрасное лицо исказилось в муке...

Поделиться в: