Он спустил босую ногу на пол. Бррр, как холодно, но лежать под одеялом больше невыносимо... Спустил вторую, отогнул край и вылез. Стал на пол. В голове гудело, к горлу подкатывал комок. Голый зад мёрз, поэтому Руслан вприпрыжку поскакал включать горячую воду... Чудесный поток обрушился на голову. Сначала тёплый, потом горячий... Минуты летели, двигаться не хотелось совершенно. Глаза открывать тоже. Но надо, время идёт, хочешь, не хочешь, а на работу идти надо... Решительное движение руки, и струя иссякла... Вялые мысли, вялые вождения щёткой по зубам, вялое растирание полотенцем. Бедная головушка... Кофе! Вот он спаситель, но его же надо ещё сварить. Лан, прорвёмся.
Прошло где-то 40 минут, когда обновлённый Руслан, уже в джинсах, вошёл назад в прокуренную комнату. Вытащил из-под спящей девушки майку и повернулся к окну. Там был виден серый двор, голые ветки деревьев, невидимый дождик пузырил лужи. Никого, ни единого человека там, на воздухе. Свинцовое небо и вопли телевизора за стенкой. Нигде не оказалось сигарет, даже в потайном месте, за солидным томом механики... Зажигалок недобитых штук восемь, а сигареты ни одной... Пустые бутылки, коробки из под сока. Жуткий запах перегара и перевернувшаяся пепельница на полу... Обычное утро в привычной комнате. Но кроме похмельного синдрома, что-то ещё не так... Так, но что же это Руслан обвёл ещё раз глазами комнату. Вон в углу полотенце грязное — надо в машинку кинуть... бумажки какие-то рассыпались (это не те, что на работе так и не нашёл?)... подушка одна на полу валяется, рядом с ковриком. Вторая на месте, на ней, подсунув руку под щёку, спит... как там её зовут? Валя... Надя... Света... а, какая разница. Надо записку не забыть написать, куда ключ повесить... Так, дальше, стул, на нём висит синий свитер, на подоконнике карандаш и разряженная телефонная трубка... Ладно, где тут куртка? Ага, вот, всё, написал, пошёл... Ключ, зажигалка... Похлопал себя по карманам. Деньги есть, ну и всё, потопал, а то уже в ушах звенит без курева...
Щёлкнув замком, он затопал вниз, без лифта. Семь этажей — каждая ступенька в голове отзывается... Дверь наружу — и вот он, день, вернее утро. Холодное, серое... Ближайший ларёк на углу. Перепрыгнуть ту лужу, под деревом, потом налево, обойти облезлый москвич, вот тут обойти грязь. Улица! Сорванные ещё сто лет назад ворота валяются беспомощно под дождём. Кто их вообще сюда прилепил когда-то, в проходном-то дворе? Загадка социализма. Вроде разбитых лампочек в открытых настежь подъездах... Девушка с синем плащике с мокрой собакой, бабуля со злобным взглядом. Голову даже не хочется отрывать от асфальта. Ларёк конечно забрызган, но какая на фиг разница, главное тут дёшево. Всё, какое блаженство! Это так просто — отрываешь полосочку упаковки, открываешь, вытаскиваешь белую трубочку — и вот он, губительный горький свинцовый вкус! Сигарета так быстро закончилась! Зато дождь вроде не такой и противный уже. Время... Ага, ещё час. Вот колбасит, это ж надо так рано на работу выйти! Значит, можно пройтись.
Шагнув в сторону, Руслан пошёл в сторону аллеи. По утреннему времени там никого не было. Только груды мокрых листьев на земле и лавочки с грязными сиденьями. По привычке, выработанной годами, он сел на спинку, облокотился на колени, опустил голову. Она кружилась, но уже не болела при каждом движении... Как хорошо, главное, ни души тут нет. Только девчонка какая-то сонная с собакой ходит на той стороне. Собрав волосы в руку, он перебросил их через плечо. Теперь долго сохнуть будут. А уши-то как мёрзнут! И пальцы. Уставившись тупо на носки туфель он опять задумался. Не выключил что-то? Да нет вроде, всё проверил. Печка залита кофе, но он её точно выключил. Видимо это всё-таки тёмноволосая девушка в постели. Её имя, оно какое-то странное, необычное. Такая маленькая, живая. Почему он не помнил её тела? Только лицо? Широко открытые глаза, такие насмешливые, горящие? Он улыбалась, а он пил. Вчера она что-то рассказывала ему, смешила всё время. В синих джинсах, в свитере. Ага, она ещё опрокинула на себя сгущёнку. Пошла переодеваться. Он дал ей майку, даже чистую! Свою любимую, с котом спереди. Этот кот ещё дразнил его, вздыбившись непривычно на мягкой девчоночьей груди... Ему стало грустно. Угар вчерашней вечеринки, посиделки до двух ночи. Друзья бегали за пивом раза три. Пять пачек сигарет на трёх курящих... Но это бывает, хоть и не часто. Это как раз нормально. Не нормально то, что болеющий организм отозвался на воспоминания о майке на голом теле девушки... Она отказалась курить, а ещё попросила щётку. Чтобы расчесать. Господи, как же это он доверился? Свою гриву он не отдавал никому! А она стала расчёсывать, так умело, ласково распутывая пряди. И всё время щебетала что-то. Он чувствовал жар её тела спиной. Молчал, погружаясь в темноту опьянения. А потом не выдержал, повернулся и схватил её за пояс... Дальше всё, полная темнота и белый потолок утром. Что было между этим событиями — неизвестно. Хотя определённо было — она же лежала рядом с ним, раздетая. Правда, укутанная в одеяло по самый носик...
Оказывается дождь всё идёт, да ещё и сильнее. Так уже надо лететь. Полчаса не заметил как прошли. Ну конечно, попробуй вспомни! Это не так легко, когда спал всего два с половиной часа, а пил с шести вечера... Ограда была рядом. Он соскочил с лавочки, обогнул её и в два счёта преодолел полуметровое ограждение. Машин здесь мало, проскочил быстро. На углу сел в маршрутку и поехал. Голова была совершенно пустой, мысли закончились ещё там, на улице. От волос пахло сыростью. Под расстёгнутой курткой виднелось мокрое пятно на свитере. Руки пахли никотином. Крашенная мадам неопределённого возраста недовольно косилась напротив. Её мелкие искусственные кучеряшки тряслись вместе с машиной на безобразно большой голове. Толстые ручки с облезлыми ноготками вцепились в ручку сумки, похожей на мешок. Маленькие серые глазки злобно сверлили его лицо. Руслан нагло уставился в ответ. Тогда она быстро отвернулась и стала смотреть через соседа в окно, поджав ноги под сиденье. Девушка рядом надушилась так сильно, что ему захотелось открыть люк на крыше. Но кто же даст в октябре ехать с открытыми окнами? Хотя, надо заметить, девушка славненькая, пухлые губки, носик маленький. Волосы по плечам завитые и залитые лаком. Вся такая ухоженная, как пудель. Только ленточки не хватает.
Соскочив с подножки, он чуть не ушиб голову. Какой идиот придумал низкие двери в машинах! Как будто их строили японцы. Куда тут человеку со средним ростом спокойно зайти и выйти. Заросший водитель отдал сдачу и покатил дальше. Дождя временно не было. Но опять вспомнилась Амина. Да, точно, ей так и звали. Какое-то дикое имя. Но красивое. Она бы спокойно вышла из такси, даже не пригнувшись. У ней такие маленькие, аккуратные ступни! Она вчера ходила в его тапочках, но всё время выскальзывала из них. Поэтому сняла их, когда села в кухне. Холодно-то было. Она подсунула их под табуретку, крест-накрест. Что-то в ней понравилось сразу. Наверное глаза. Сияющие, искренние. Неужели, он смог поступить с ней так же, как с другими? Не сдержался, дурак! Но ведь и она наверное, была не против! Наверное, потому что дальше он не помнил. Зато припоминалось всё в мелких подробностях до того. Её шутки, движения. Она вчера вымыла всю посуду, которая стояла у него, скопившись за два дня. Так ещё нашла полотенце и деловито расставила на нём стаканы по столу. Сказала, должны стечь. Мама так делает после праздника. Никто из девчат, который обычно приходят, позвонив в дверь и впечатавшись долгим поцелуем с воплями , не заходит на кухню. Они по-свойски располагаются в зале, закинув обалденно длинные ноги на табуретку и закуривают какую-то тонкую белую лабуду. Они пьют, изысканно и не много, требуют музыку, двигают в разговоре накрашенными губами, но НИКОГДА не заходят на кухню. Правильно, он же сам их не пускает! Там всегда не убрано. В том-то и фишка, что убирает он только когда точно знает, что никто не придёт. Не отвлечёт от подвига. Они, белокурые мадонны и темноволосые Клеопатры не опускают своих холёных ноготков в мыльный раствор, их пальчики, такие ловкие в определённые моменты, никогда не возьмутся тереть сковородку или пригоревшие кастрюльки. Они умные, томные, весёлые подружки. Они наливают выпивку лучше барменш. Они играют на синтезаторе, поют отличными голосам. Они играют в бильярд. Они не делят его с друзьями. Они редко приходят в его постель. Они шикарные, редкие кошки. С цепкими коготками, запросто вытряхивающими шелестящие бумажки. Он безумно любит их. Но иногда. Когда достаёт работа.
Правда, была одна. Её звали Оля. Она жила с ним. По-настоящему. Он очень любил ей. Она не умела готовить, но так старалась! Она убирала постель каждый день, все четыре месяца. Она вставала раньше него и пила чай на кухне, не включая света. Она будила его, стянув с себя халат. Он понимал, что пора вставать, когда уже она неровно дышала, отходя от страсти. Он носил её на руках по дому, он обожал эти утренние вставания. И не замечал кругов под глазами под вечер, когда она возвращалась домой, на час позже него. Руслан грезил ею наяву. Он думал о ней целыми днями, придурошно улыбаясь в монитор. Он готовил ей мясо с приправами, перчил и солил его на глаз и жарил в оливковом масле. Ему нравилось, что она не курила и никогда не пила. Нравилось, что её душистое розовое полотенце висит в ванной. Нравилось, что она ходит в его вещах. Она много работала. Только он не догадывался где. Говорила, в фирме, называла адрес. Но он никогда бы и не подумал проверить правдивость её слов. Она не просила у него денег, всё для себя покупала сама. Потрясающе одевалась. Но потом, однажды утром она не пришла к нему будить. Он не проспал, но долго лежал в кровати, зная, что опаздывает. Она ушла раньше обычного. И тогда, проведя ужасный день с удушающей ревностью в голове, он намеренно задержался на работе, пришёл поздно, совершенно трезвый. Онa уже ждала его, улыбаясь, сидя как всегда на кухне. Уже без косметики, в шортиках и его майке. С короткими рукавами. Тогда он увидел это. Крохотные чёрные дырочки на сгибе рук. На венах.
Как долго она была наркоманкой, он так и не узнал. Он тогда ничего не сказал, сразу лёг спать, буркнув, что пьяный. И долго слушал, как она переключала каналы телека в соседней комнате. Утром её опять не было, хотя она ложилась спать, он точно видел. Тогда он собрал все вещи, позабыв в ванной многое, и вызвал такси. На работу он пришёл с двумя спортивными сумками. И целый день искал квартиру. До конца месяца за предыдущую он заплатил, так что ничего с ней не случиться. Вечером он уже умывался и курил в той, в которой живёт сейчас. Оля не искала его, не звонила. Сотовый молчал. Рабочий тоже. Огромный город разделил их также внезапно, как и познакомил.
К двум дня заныл желудок. Он уже чувствовал себя здоровым. И хотел есть. Глаза невыносимо болели от напряжённой работы. Всё утро он работал на автомате. Гул голосов хорошо был слышен через открытую дверь. Начальник долбал как обычно, в меру. Только Руслан был необычно спокоен. Визжащая бухгалтерша позвонила насчёт премии. Он безрадостно потушил компьютер и пошёл за получкой. Очень хотелось домой, не покидала надежда, что Амина там ждёт его... Но он знал, что не ждёт. Хотелось, что бы придя домой, он увидел сияющую от чистоты квартиру и чудесный запах картошки из кухни. Но пока только было отвратительное растворимое пюре с хрустящими кусочками сухарей, размеров с булавочную головку. Полпачки сигарет он забыл на столе в кабинете. Но курить хотелось не сильно. Впрочем, на улицу тоже не хотелось. Там опять наверное дождь. Болело горло, простуженное ещё три дня назад. Скреблось там что-то, не давая сосредоточиться на безвкусной пище. А работать ещё долго. И уйти не получиться сегодня раньше...
Амина проснулась как в тумане. В чужой кровати, под чужим одеялом. Раздетая. Беспорядок вокруг она заметила не сразу. Сначала она долго лежала, уставившись в потолок и пыталась припомнить, как она сюда попала. Ведь ещё вчера вечером он уснула дома, в кресле перед ящиком, она точно помнила! Было часов восемь вечера. Она жутко устала днём, и села переключать каналы так, без ужина, как только пришла. Мама ругалась, как обычно. А потом всё, ничего не помню, ничего не знаю. И потом, здесь, за чужим окном капает дождь, а дома было солнце и не так холодно. Она вылезла из-под одеяла и подошла к окну, обхватив себя руками. Стесняться тут всё равно похоже некого. На окне нет занавески, но тут высоко, никто не увидит... Серый день, люди в плащах. А дома из окна видно море и люди ходят раздетые. Октябрь — её любимый месяц, бархатный сезон. Жары нет, море прозрачное, синее, как мамины глаза. А листья уже желтеют кое-где... Как мог этот сказочный праздник осени так преобразиться за одну ночь? В каком районе находится этот дом? И вообще, как она могла попасть сюда? Как?
Привыкшая ничему не удивляться Амина автоматически оделась, думая о странностях происшедшего. Через некоторое время стала нарастать тревога. Лихорадочные мысли атаковали мозг. В конце концов, с кем она спала? Это явно мужская комната, судя по скоплению хлама в каждом углу комнаты. По идее, должна быть инструкция, записка какая-нибудь, чего делать то... Но в такой ситуации она впервые. Сам факт того, что этой ночью она была с мужчиной был невероятен. Уже почти полгода после окончания института она живёт с мамой, ходит на работу и переписывается с друзьями по электронной почте. Но она никуда не ходит! У ней нет подруг и друзей. Вернувшись домой через пять лет учёбы она обнаружила, что её некуда пойти. Поэтому работала допоздна и ходила гулять по выходным в компании с парой сигарет. Глухая пустота одиночества стала постепенно привычной. Уже не тянуло завоёвывать города и покорять мальчишек. Она стала взрослой и уже никто не заставит её страдать от беспомощности. Последний раз, а это было в июле, у неё был курортный роман. Он уехал через неделю к жене, и она по нём не скучала. И вот теперь...
Что ж делать? Телефон не работает, или заблокирован. И теперь игрушкой валяется на подоконнике. Путая квартира, полная потеря во времени и дезориентация. Природное любопытство вязло верх над непониманием происходящего, и Амина открыла дверь из комнаты. В коридоре было лучше, во всяком случае, не стоял такой ужасный запах. Нос учуял только сырость и пыль. Записки нигде никакой нет, ни в кухне, ни в большой комнате. В этих комнатах был даже относительный порядок. Только никакого уюта, смятое покрывало на диване, полные пепельницы и забытая кем-то барсетка из дорогой кожи. Телевизор молчал, пульта нигде не было видно, а магнитофон включать не хотелось. Голые полы, дешёвая мебель и хорошая техника плохо сочетались вместе. Эту квартиру явно снимали. И явно она принадлежала мужчине. Хорошо бы найти фотографии, хоть как-то чтобы сориентироваться.
По ощущениям, было около двух дня. Голода не было, вот и замечательно, потому что интуиция подсказывала, что тут с едой не очень. Когда придёт обитатель жилья — неизвестно. Ни книг, ни газет тут нет. Хорошо, хоть оказалась в сумочке запасная зубная щётка, она её стала носить недавно, вычитала в журнале, что может пригодиться. Зеркало было только в ванной. Запотевшее, оно отразило невесёлую мордашку. Хорошо, хоть не накрашенную, а то подмазать нечем. Кроме помады с собой ничего нет. Пусть так. Решившись, Амина стянула с себя одежду и залезла под душ. И даже помыла голову. Стало значительно лучше. От нечего делать, она посыпала ванну стиральным порошком и подраила её несколько минут. Результат превзошёл все ожидания! Она засверкала всеми цветами радуги, переливаясь в свете обычной шестидесятиваттной лампочки. От этого даже повысилось настроение. Решив, что чего-чего, а времени у неё предостаточно, Амина постирала своё бельишко и носки. Завернулась в полотенце и потопала на кухню. Шеренга стаканов и рюмок украшала стол. Печка сияла белоснежной чистотой. А губка целомудренно лежала в углу мойки.  — подумала она. — . Ну конечно, никаких цветов на подоконнике. Пустые полки в отключенном холодильнике. Зато шкафчик был напичкан всякими макаронами, кетчупами. И овощей было много. При виде еды, хоть и сырой, сразу заурчал живот. В голове было пусто совершенно, и хоть домашнее хозяйство никогда не было любимым занятием Амины, она стала не спеша перекладывать кастрюли, чистить картошку и лук.
Когда дожаривающаяся картошка томилась под крышкой, Амина расставляла флаконы в ванной. Весело улыбалась зеркалу и напевала под нос. Как ни нелепа была ситуация, она просто завораживала своей необычностью, отодвигая в немыслимую даль обыденную приевшуюся скуку. Рано или поздно придёт хозяин, выпустит её на волю, и она потащится домой, невзирая на странно переменившуюся погоду. Хорошо хоть на ней свитер, а не маечка. Слопав полсковородки картошки, она откинулась спиной к стенке и прикрыла глаза. Потом улыбнулась, вспомнив свою борьбу с трусиками, которые упорно не хотели сохнуть над конфоркой. Теперь они сушились на трубе, частично протёртой от пыли, рядом с носками и лифчиком. В джинсах на голое тело было неудобно, но даже приятно. Блестевшая от воды пепельница напомнила о том, что в мире существуют сигареты, спасающие душу от всяческих нелепостей жизни. Но, кажется, искать их просто бесполезно. Зато попытки розыска фотоальбомов увенчались успехом, и теперь Амина пялилась на незнакомые смеющиеся лица, больше обращая внимание на незнакомые здания и улицы, чем на лица. Этот дурацкий, маразматический день становился просто безумием. С ужасом Амина поняла, что находится не только в незнакомо доме, но и, похоже, городе. Ни на одной фотографии не было моря. Зато была широкая речка с незнакомой растительностью на берегу. Огромный корпус какого-то ВУЗа, ни разу не виденного Аминой. И что самое ужасное, лица повторялись не только на этих фотографиях, но и во дворе этого дома, посреди этой квартиры. И видно было, что некоторые из них сделаны в один день, по одежде широкоскулых парней и весёлых девчонок. Амина точно знала, что на расстоянии дня пути от дома нигде нельзя встретить подобную местность.
Хозяина определить не удалось, хотя Амина надеялась на интуицию. Ну не могла же она не помнить в лицо того, в кровати кого проснулась! Но сознание подсказывало неприятную правду. Шок не желал уходить. Лицо пылало, её терзал невыносимый стыд. Ведь она же должна сегодня была работать, и вообще, когда наступит вечер, что будет делать её невозмутимая мама, поняв, что ни в восемь, ни в десять, ни в двенадцать её приличное чадо не вернётся домой? А ведь именно так и будет. А если хозяин этих хором не появиться сегодня вообще? Что делать? Что? Взломать дверь у неё не хватит сил. Останется только открыть окно и орать, надеясь, что кто-нибудь её спасёт. А если это наркоманское гнездо? И сюда вечером завалит обкуренная толпа? Что тогда? По крайней мере, беду нужно встречать одетой, и она надела на себя недостающую, правда, ещё мокрую одежду.
Солнца не было видно весь день, шёл дождь не переставая. Но вечер приближался. И Амина, не включая света смотрела в окно. Она сейчас сидела в комнате, где проснулась. До того, чтобы смести пыль из углов, дело конечно, не дошло, но вещи она по крайней мере рассовала по своему усмотрению так, чтобы они по крайней мере не мозолили глаза. Тупое созерцание мокрой осени принесло определённую пользу. Она успокоилась, расслабилась и просто ждала, не думая ни о чём. И даже когда из прихожей послышался щелчок замка, она не оглянулась.
Под конец дня Руслан уже полностью убедил себя больше так не пить, или по крайней мере, закупиться продуктами посолидней орешков к следующей посиделке. Привыкнув к мысли, что случайная знакомая уже давно покинула его дом, он подошёл к двери. И, уже повернув ключ в замке два раза, он заметил, что его утренняя записка торчит в двери СНАРУЖИ! Странное предчувствие, смешанное с непонятной радостью, потянуло его рывком открыть дверь и войти внутрь. Квартира была тёмной, в сумрачном свете ещё было видно очертания вещей и мебели. Тишина и тревога чувствовалась здесь. Не включая света, он пошёл прямо в спалню. У окна сидела она, и чувствовалось напряжение в её отвёрнутой от двери фигуре.
 — Амина...
Ответом было вздрагивание плеч и тишина. Тогда он подошёл ближе.
 — Солнышко, я так рад, что ты осталась!
На повернувшемся вдруг лице застыли два бездонных колодца, полных непонимания. И вдруг так захотелось опять закружить её и бросить на кровать! Такое красивое личико, не накрашенное, милое. Но этот страшный взгляд останавливал его! Глаза сверлили его, вытягивая душу. В них бился ужас, чёрный, немой. Она осталась сидеть и только жестом показала на карман куртки, из которого выглядывала пачка. Он достал её, дал ей зажигалку и сел на кровать. Она опустила глаза, подкуривая. И до тех пор, пока сигарета не превратилась в пепел, она смотрела в пол. А потом подняла глаза и произнесла.
 — Привет... ответь мне только на один вопрос — где я? Нет, подожди, я не так спросила. Где ты меня взял? Скажи!
 — Но ты пришла ко мне сама...
И тут его осенило, что он не помнит вообще, как она появилась в его квартире. Он не открывал ей дверь, её никто не знал из друзей. Она просто оказалась в зале и протянула ему ладошку, сказав как её зовут. Откуда она попала сюда, он не только не помнит, но и не знает. Потому что вечер для него на этом закончился. Он сидел с ней в кухне, а друзья только заглядывали туда, чтобы забрать из холодильника пиво. Потом дверь опять закрывалась, и они оставались втроём. Он, Амина и бутылка водки.
 — Нет, прости, я не помню. Я просто был пьян. Делай со мной, что хочешь, но я ничего не скажу тебе. Я скотина конечно, но я правда не знаю, как ты попала сюда!
 — Ладно, но тогда скажи мне хоть как тебя зовут... И откуда ты знаешь моё имя.
 — Ты мне сама вчера сказала. Знаешь, мне нелегко тебе это говорить, но я так рад, что ты осталась тут, никуда не ушла!
 — Нет, я ничего не понимаю. Понимаешь, я не помню ничего, абсолютно. Но я же не дура, конечно, я не исключаю тот вариант, что банда идиотов обколола меня и притащила сюда, но в таком случае я вряд ли бы была в состоянии произнести своё имя...
После некоторой паузы она добавила.
 — Скажи, мы спали с тобой?
Ошарашенный Руслан молчал. Давно известный принцип, что с ума сходят поодиночке, сейчас отказывался работать. Он только тупо произнёс...
 — Меня зовут Руслан. Я тут живу. И я понимаю только одно, что я сошёл с ума. И причина этом — ты.
Амина смотрела на него, правда теперь без ужаса, взгляд смягчился, но оставался осторожным. Уже совсем стемнело, но никто из них не решался включить свет. Тогда она встала и произнесла.
 — Там на кухне картошка осталась. Пойдём, поедим...
Конечно, полсковородки остывшей картошки на двоих было мало. Но по крайней мере, за этим несколько молчаливых минут Амина хотя бы чуть-чуть расслабилась. Всё-таки, когда из одной посуды выковыриваешь кусочки, касаясь вилками друг друга, это несколько сближает. Опасаясь прямо рассматривать его лицо, Амина разглядывала руки. Широкая ладонь, розовые ногти, обычная мужская рука. Выпуклые вены на тыльной стороне говорили о силе, которая таилась в них. И что расслабляло больше всего, это непонятно откуда взявшаяся симпатия с его стороны. Кончено, если отбросить всё происшедшее, интим, определённо имевший место прошлой ночью, не мог не повлиять на положительные эмоции со стороны незнакомого Руслана. Но ведь он сам кажется, не слишком помнит происшедшее вчера.
Когда тянуть больше было невозможно, даже чайник был долит до верха и поставлен на плиту, они заговорили вновь.
 — Мне нравиться твоё имя. — Руслан легко произнёс эти слова, любуясь сверкающими в слабом свете глазами девушки. Он был буквально очарован ею, вновь знакомясь с ней.
 — А мне твоё. Но ведь бессмысленно сейчас говорить друг другу комплименты. Хочешь ты мне помочь или нет, но я должна выяснить, что происходит. Руслан, я же работаю, за меня волнуется мама. Я не думаю, что лично ты каким-то образом повлиял на моё появление в этой квартире, но я в такой растерянности.
Руслану навилась прямота, с которой она говорила, а ей — внимание, с которым он слушал её. Ей больше не было страшно, и паника пропала. Она вдруг упокоилась, чувствуя внутреннюю силу сидевшего перед ней парня. Она уже была достаточно взрослой для того, чтобы не смущаться факта случайной физической близости. Кроме того, прекрасно себя зная, она подозревала, что не смогла бы этого сделать, не испытывая бешенного желания со своей стороны. Обычно пряча в себе животную страсть, она не могла её сдержать, если чувствовала, что можно, никто за это ругать не будет. А теперь она ещё думала, что никакого насилия над ней никто не совершал. И каким бы абсурдом не был внезапно наступивший склероз, он в чём-то даже облегчал ей жизнь сейчас. Она в любой момент могла прикрыться им, как щитом, просто сказать, что ничего не знает и не помнит. И поэтому, частично задурив свою совесть, свыкнувшись с нелепой ситуацией, она просто разглядывала его. Красивое лицо, внимательные, умные глаза, с бесившимися в них бесовскими огоньками, эти волосы, текущие по плечам длинными, красивыми локонами. Любая девчонка позавидовала бы таким! Они были такими необычными, как у рок-звезды. Захотелось прикоснуться у ним, проверить, жёсткие они или мягкие. Ухоженные, блестящие они завораживали, и на некоторое время даже иные мысли вылетели из головы.
Так они и молчали, познавая друг друга. Это было не тяжкое молчание, а спокойное, уверенное. Двое совершенно чужих друг другу людей сидели в этой не слишком уютной комнате и пытались понять друг друга. Весь мир сосредоточился сейчас на этой комнате, заполненный звуками закипающей воды и ровного дыхания. Амина перебирала холодными пальцами прядку волос, всё время спадавшую на глаза. Её терзало любопытство, так хотелось узнать мысли этого человека в простой одежде, свободно сидящего напротив неё. То неприятие, к которому она подготовила себя, ожидая незнакомого хозяина квартиры, куда-то пропало. Всё вдруг встало на свои места. Чужие вещи стали близкими. Немыслимые глупости, которые хотелось произнести — вполне уместными. Как будто это был сон, уже не пугающий невозможностью своей реальности. Другого города не было, как не было и желания поскорей попасть домой. Внезапно захотелось забыть о времени. Страх, которым она мучалась весь день, заключавшийся больше всего в боязни попасть в плохую историю, пахнущую криминалом, куда-то ушёл. Ей казалось, что он может доверять этому ясноглазому парню, худощавому, но сильному. Появилась уверенность, что он сможет справиться с её проблемой. Никогда в жизни она не доверилась бы никому чужому, а теперь — вот она перед ним, как на ладони. Оттаяла, ожила. Улыбается.
 — Скажи, Руслан, а как отсюда я могу попасть домой? Я не имею представления, даже какие здесь ходят поезда. У меня совершенно нет денег. Я просто сошла с ума, так мне кажется... — расстроено произнесла она. — Что делать? Я не могу же вот так, остаться у тебя. Хотя... я думаю... ты не выгонишь меня ближайшие два часа...
Сказав это, она вдруг замялась. Как будто в её словах было что-то постыдное. Сказала, и сникла, опустила глаза, уставилась на поцарапанную столешницу. Закипел чайник, Руслан выключил его и не стал заваривать чай. Он ждал, он просто не знал, что делать дальше. Он больше всего боялся женских слёз. Не пьяных или истеричных, а таких вот, горьких, тяжёлых. Если бы она сейчас заплакала, он ничего бы не смог сделать. Но она подняла глаза и измученно продолжила.
 — Понимаешь, я правда не знаю, что и как произошло на самом деле. Может, меня обкололи чем-то. Но я уверенна, что вчера в восемь вечера заснула в кресле у себя дома, а сегодня около дух часов дня проснулась здесь. Я работаю, живу с мамой, и она наверняка дёргается, куда я пропала. Но за такое время сюда можно было попасть, как я понимаю, только на самолёте. Я живу немыслимо далеко отсюда. И никогда в жизни не была дальше, чем в пятистах километрах от города, где родилась. Если ты сейчас скажешь, что тебе не нужны мои проблемы, я встану и уйду, конечно, но я всерьёз рассчитываю на тебя. И ни в коем случае не прошу у тебя денег! Сейчас возможно не только почтовым переводом их получить, но и телефонный разговор заказать за счёт того, кому звонишь! Ты проводи меня туда, откуда можно позвонить...
И она опять замолчала, на этот раз не опуская взгляд, а моля смотрела прямо в его душу. Руслана прошиб пот, он мучительно пытался поймать у себя в голове хоть какую-нибудь ничтожную мысль. Но они пробегали мимо, не считая нужным остановиться или повернуть в нужное русло. Он похлопывал пальцами по коленке, и никак не мог сосредоточиться. Ох, совсем не в планах было это явление, которое он наблюдал сейчас. Если бы то, о чём он думал утром, произошло, он бы уже лежал с ней в спальне! Но весь фокус в том, что оно-то произошло, но совсем не так, как он предполагал. И теперь эта красивая игривая кошечка почему-то просит его помочь, а не повернуться на спину...
Нет, безусловно, он не был такой сволочью, чтобы думать о девушке только как о приятном или не очень приятном партнёре, но не в его привычках было решать, остаётся она у него, или идёт домой. Как хочет сама, пусть так и поступает. А в этот раз ситуация совсем ушла из-под контроля. Последний раз он так смущался, ещё когда начинал учиться в институте. Когда девчонка, за которой он очень долго наблюдал, никогда не смотревшая даже в его сторону вдруг пришла к нему домой поздно вечером (тогда ещё он жил с родителями), попросила войти в его комнату, закрыла дверь и сделал то, чего он меньше всего ожидал в такой ситуации. Она попросила у него иголку с ниткой, объяснила, что её сейчас пятеро огромных идиотов затолкали в подъезд и разорвали юбку почти до самого верха. Единственный шанс, который у ней был, это взлететь на этаж, где жил Руслан (откуда она знала, где он живёт, история умалчивает) и позвонить в дверь. Она не плакала, не билась в истерике, не просила проводить. Она просто перевернула юбку разорванной частью вперёд и стала сшивать эти чудовищно разорванные куски ткани. А Руслан только ошарашено смотрел на её неуверенные движения.
И теперь вот опять. Невыразимо прекрасная девушка не падает в его объятия, ища в нём поддержку и понимание, а просто просит помощи. Если бы это была одна из его подруг, он конечно сразу же знал, куда бежать, кому звонить, у кого достать денег. Но Амина была незнакома ему. Приятна, очаровательна, очень сексуальна, но совершенно чужда. Кроме того, ему не особо нравились девушки с короткими волосами, такого маленького роста. Сам бы он вряд ли предложил пойти с ним, она сама... А что сама-то? Ведь она только сидела с ним на кухне, а вовсе не накинулась на него в безумном порыве. Ну и конечно, с большим трудом верилось в то, что её слова — правда. Он всю свою жизнь был реалистом, гасил в себе любые прозаические порывы. Жизнь могла быть удобной или не очень, но она не могла быть сказочной. Никакой самолёт не могу доставить её сюда.
И всё равно сомнения дали трещину в логическом построении мыслей. Действительно, она слишком легко одета для октября. И откуда у девушки, не принадлежащей элитным слоям общества мог быть такой загар. Обычный, неброский загар. И самое главное, совершенно нелепо занимаясь искусственным загаром, подставлять только лицо и руки. А это было именно так. Узкая полоска живота, открывающаяся при движении между свитером и джинсами была совсем белой, не такой как ненакрашенное лицо. Конечно, это слишком маленькие причины для того, чтобы поверить прямо фантастическим словам девушки, но ведь они существовали, и вот, прямо перед глазами режут по стройности слепленной теории.
Спавшее было напряжение нарастало. Вода в чайнике стыла, голод был забыт. Состояние невесомости окутывало их обоих. Они ждали, надеясь, что случиться чудо, они посмеются, попьют чаю и разойдутся в разные стороны. Но этого не происходило. Амины была околдована Русланом, а он — ею. Если бы не идиотские обстоятельства их знакомства, это могло бы стать началом любви. Только вот на мысль о романтическом свидании скованные позы сидящих никак не могли навести.
И в этот момент Амина, решившая, что положения хуже, чем есть сейчас просто не может быть, и более того, оно же когда-нибудь разрешиться, поднялась на ноги. Её желание в этом момент она объясняла только одним — не сделаешь сейчас, всю жизнь потом будешь жалеть. И взяв Руслана за руку, одним движением подняла его. Он оказался намного выше, но это она вполне ожидала. Прожить столько лет такой, какая она есть, означает смотреть на всех мужчин снизу вверх, а это очень большое и полезное искусство. Встав на цыпочки, она потянулась у нему всем лицом, не закрывая глаз дождалась, когда он коснётся ей губами и страстно, сильно стала целовать его. Не забивая свою голову ничем больше, она заставила себя ни о чём не думать. Только бы продлить этот миг. И конечно, он не смог удержать себя, весь этот день думавший об Амине, живший запахом её кожи и
волос. Его руки сжимали её, боясь, что она одумается и отступит от него назад, в протесте протянув руки. Он держал её одновременно и как пушинку, стараясь не смять, и так, чтобы ей теперь не было дороги к отступлению.
Элька споткнулась между пятым и шестым этажом. Упасть не упала, но папки рассыпала. И, под нос бурча ругательства присела их собирать. Как назло, по лестнице туда-сюда сновали люди, и конечно, совершенно случайно норовили наступить на разлетевшиеся листки. Ноги мелькали, волосы выбились и падали на лицо. Но Эля собирала бумажки машинально, думая о другом. Сегодня в их с Симкой лаборатории кто-то ночевал. Это пахло большим скандалом. И Симка, вернее, Серафима Борисовна, ещё об этом не знала. Весь институт говорил о том, что она делала. А она, бедняжка, сидела тут ночами напролёт, бесконечно отлаживая бессовестную технику. И только Элька знала, чего стоили эти суточные посиделки. К утру, когда она приходила на работу, выходила Симка с чёрными кругами под глазами и просила кофе и сигарет. И у Эльки сжималось сердце и хотелось подойти и погладить её по голове, посюсюкать с ней, как с ребёнком. Хотя она и правда ребёнок, гениальный, впечатлительный ребёнок, так и не усвоивший к тридцати годам, что женской гениальности нет, а есть только упорство, настойчивость и трудоголизм. Во всяком случае, ни один из этих расфуфыренных профессоров ни разу не признал её достижений, и более того, лично Эльке хотелось иногда расцарапать кое-кому рожу, когда он прошёл мимо Симки и просто не поздоровался с ней, как будто не заметил.
Симка занималась странной работой. Никто не хотел признавать её достижений, но Эля точно знала, чего они стоят. Она сама входила в камеру и одевала шлем с электродами на голову. Через минутного покалывания в висках она оказывалась то на берегу моря, то в горах, то посреди толпы в Москве. И не так, как будто её там и не было вообще, а по-настоящему. Ветер поднимал юбку, прохожие толкали, дождь поливал. Всё реально. Но только Симка строго-настрого запретила говорить об этом. Она любила её по-своему, Эльку. Прикармливала печеньем, прекрасно зная о полуголодной студенческо-лаборантской деятельности. Приносила толстые журналы, когда нужно было ночевать тут. Поила дорогим кофе, рассказывала смешные истории. И Элька обожала свою начальницу, расчитывала по формулам бесконечные цифры, перетирала электроды, раскладывала провода. Что там было в её личной жизни, Эльку мало волновало, потому что работа — это работа, а что кроме — совсем другая история. Сима была очень умная, старательная, не заносчивая. И вот теперь... Как ей объяснить, что означает погром в лаборатории. Ничего не пропало, но столько испорчено. Даже за целый день не разобрать все эти осколки, выдранные с мясом кусочки стендов. И она решила взять вину на себя. Пусть так, но Симке легче будет пережить, что она такая неряха, чем то, что посторонний пользовался трудами многих лет, уникальными открытиями в области перемещения в пространстве...
Эля догадывалась даже, кто это сделал. Её звали Людмила, по-простому — Люська. У неё было кукольное личико, чёрные волосы с лёгкими завитками. Она была неглупой девочкой, но очень избалованной. И то, что она нат

Поделиться в: