О львах без названия
Весь текст написан в жуткой депрессии НЕИЗВЕСТНЫМ под музыку группы «Dust Brothers».
Цель, смысл и название текста автору НЕИЗВЕСТНЫ.
Все персонажи и события, упомянутые в тексте, являются вымыслом НЕИЗВЕСТНОГО. Совпадения с реальными людьми, львами и прочими животными, если таковые имели или будут иметь место, просьба считать случайностью.
Текст некоммерческий; т. е. его свободно можно распространять (но не изменять) в общедоступных бесплатных изданиях и по сети Internet/FIDO/Gopher. Коммерческое распространение и публикация запрещены.
Прошло уже много лет с того дня, как люди покинули Планету, признав ее непригодной для колонизации. Странные психо-волны, источник которых так и не был обнаружен, губительным образом влияли на человеческий разум — поначалу снились кошмарные видения, которые позже перерастали в галлюцинации, сводящие с ума, а иногда приводившие к смертельному исходу. Никакая защитная одежда не помогала — в течение тех шести месяцев, которые две тысячи колонистов провели на Планете — погибло 650 человек, еще 900 потеряли рассудок. Именно поэтому было принято решение срочно покинуть Планету в кратчайшие сроки с минимальным грузом. Опытные образцы с Земли в этот груз не входили, и все топливо с Ковчега было перемещено на Главный корабль. Люди уже не думали о братьях своих меньших, коих оставляют они в нескольких тысячах световых лет от родной планеты...
Но для животных чужбина оказалась куда приветливее, чем для людей. Видимо, некий Планетарный Разум решил прогнать со своего тела двуногих паразитов, способных за пару сотен лет высосать из него все жизненные соки и превратить кровь в яд. Планета не хотела принимать на себе тех, кому помимо поддержания жизни путем еды, сна и размножения, нужна еще и Власть, получаемая путем истребления ближнего своего и разрушения окружающей среды. Животные с Земли чувствовали себя не хуже, чем на родине, и вскоре стали являть собой население Планеты. Обширную долину на юге облюбовали львы. Двое самцов и три самки быстро освоились на незнакомой территории — благо пищи хватало: на Планете обитали травоядные млекопитающие, очень похожие на антилоп, да и земные представители травоядных оказались весьма неприхотливыми на чужбине, посему тоже хорошо размножались и становились объектом охоты хищников; воды было немного, но вполне достаточно для выживания. Вскоре в долине образовался львиный прайд, численность которого постоянно увеличивалась. Львы не знали никаких бед: они жили, охотились, играли, спаривались, отдыхали — вобщем вели типичный для себя образ жизни.
Однако была в прайде одна львица, которая старалась держаться от своих соплеменников отдельно. Откуда она появилась и к чьему роду относится — пожалуй, не знал ни один член прайда. В отличие от других животных, ей не доставляли удовольствия охота и игры с остальными львами. Львица целыми днями лежала на большом белом камне под палящими лучами Дневной Звезды; ее взор был устремлен в никуда. Под вечер она спускалась со своего каменного ложа и бродила по долине в поисках падали и объедков, оставшихся после дневного пиршества львов. Все члены прайда обходили странную львицу стороной; для них она как бы не существовала — «не хочет жить в семье и разделять ее законы — не надо». У самцов было достаточное количество самок; и то, что одна из них не желала «вписываться в коллектив», не являлось трагедией, поэтому у одинокой львицы никогда не было потомства. Кто знает — может быть, так бы и прожила львица до конца своих дней одинокую, пресную жизнь на одних объедках, если бы не случай, который изменил все.
* * * * *
Приближался очередной сезон появления на свет нового потомства. Беременные львицы подыскивали себе идеальное убежище для родов, защищенное от ярких лучей — днем, и холодного ветра — ночью. Судя по их вздутым животам было ясно, что самцы в этом году постарались на славу, и приплод будет большим. Некоторые львицы с трудом передвигались — таким тяжелым было бремя в их утробах. Львы же в это время беззаботно резвились в долине, состязаясь в охоте и стремясь показать друг другу свою силу. Те, кто уже не первый год спаривались с самками, знали, что почти на полгода будут лишены даже присутствия в прайде самок.
Об одинокой львице не вспоминал никто. Ее словно не было. Никто не высказывал ни малейшего желания хотя бы подойти к ней и справиться о ее жизни. Она по-прежнему лежала на камне и всех игнорировала, равно как все игнорировали ее. В ней словно отсутствовали все основные львиные инстинкты — страсть к охоте, тяга к противоположенному полу, стремление к воспроизведению потомства. Может быть, именно поэтому львы игнорировали ее, считая представительницей другого вида?
Прошло несколько дней. У большинства львиц родились детеныши. Как и предполагалось, в этом году их было много — несколько самок разродились шестью, а то и восемью, львятами. Несмотря на такой большой приплод, практически ни у одной львицы не было проблем с родами. И только самая молодая львица, которая рожала впервые, принеся в мир двух детенышей, продолжала чувствовать себя дискомфортно. Спустя сутки, львица родила еще одного детеныша. Видимо, из-за задержки с родами, львенок родился очень слабым; он не мог найти сосок матери, а когда наконец-то нашел, то никак не мог понять, что с ним делать. Но инстинкт все-таки проснулся в этом маленьком существе, и Судьба подарила малышу шанс на выживание.
Время шло. Все львята быстро росли, но запоздавший заметно отставал от них. Хоть он и выжил, хоть глаза его открылись (правда, спустя неделю после того, как это произошло у всех других львят), и он бегал не хуже остальных львят, но во всех отношениях он был гораздо меньше своих сверстников. Казалось, что львенок был моложе их на пару месяцев. Когда же львицы вернулись в прайд со своими детенышами и представили их львам, все львята постоянно нападали на самого маленького, по всяческому задираясь к нему и кусали за все возможные места. Для них он был не соплеменником, и даже не представителем львиного семейства — а всего лишь маленьким пищащим зверьком, с которым можно позабавляться. Маленький львенок пытался всячески избегать остальных львят, и держался рядом со своей матерью, для которой он всегда оставался родным. Двое его братьев погибли, не прожив и года — одного из них ужалила ядовитая змея, второй же умер спустя два месяца, оказавшись на пути бегущего стада зебр. Малыш же практически не отходил от матери, взрослел, и терпеливо внимал ее урокам охоты. Через два года он превратился в молодого льва, замечательного охотника. Но все равно он выглядел моложе своего возраста. Повзрослевшие сверстники оставили молодого льва в покое, но избегали его, считая слишком молодым. Его же это нисколько не задевало — он был достаточно сильным, что бы прокормить себя. Но с некоторых пор молодой лев начал чувствовать странную тяжесть, которую никогда не чувствовал раньше, когда был львенком. Эта тяжесть исходила от его половых органов, и застилала все инстинкты. Ему не хотелось есть, охотится или спать, он только хотел избавиться от гнетущего ощущения. Только вот как — молодой лев не знал. Не знал он, что в нем проснулся основной инстинкт — сексуальный, что его тело требует самку. Часами молодой лев сидел под раскидистым деревом и смотрел на свои непомерно вспухший половой член, как факир в глаза змеи, словно пытаясь избавиться от непонятной тяжести. Иногда он в экстазе катался по земле, но и это не помогало. Вскоре тяжесть практически полностью овладела им — если раньше эрекция проходила так же внезапно, как и наступала, то теперь она не проходила сутками. Лев полностью потерял сон и желал только одного — что бы все было, как раньше, как в те времена, когда он был львенком.
Наступил сезон спаривания. Молодой лев начал замечать, что остальные львы ведут себя несколько странно — так же, как и он, катаются по земле, спят меньше, чем раньше. Львицы тоже изменились — они повсюду ходили за львами, обтираясь мордами об их тела и слегка приподнимая хвост. Затем куда-то убегали вместе со львами, а через пару суток возвращались — и те, и другие выглядели вполне счастливыми. Когда молодой лев спросил мать, что происходит, она ответила: «Сезон спаривания. В следующем году узнаешь», — и убежала вслед за одним из старших львов.
Молодой лев почувствовал себя отвратительно. Значит, та тяжесть, что не отпускает его, и что сделала его гениталии такими большими, в этом году его не покинет? Вот только доживет ли он до следующего года? Уже почти трое суток он не спал, и кто знает, что с ним будет дальше. И почему ему надо ждать еще год? Что случится в следующем году такое, что избавит его от тяжести? Неужели это никак не может произойти в нынешнем году? Теперь, помимо тяжести, молодой лев чувствовал еще и боль — словно что-то распирало его гениталии изнутри — так бывало после сытного обеда, когда те же самые ощущения возникали в желудке. Вот только боль в желудке проходила после нескольких часов отдыха, а гениталии словно пухли с каждым днем все больше и больше.
Молодой лев понуро опустил голову и в очередной раз попытался забыться, прогулявшись по долине. Он шел, сам не зная куда, направив свой взгляд на желтую траву. Дневная Звезда обжигала его, ему хотелось есть и пить. Но больше всего ему хотелось избавиться от всепоглощающей тяжести и боли... Так молодой лев дошел до самых северных границ прайда, где почти никто не обитал — те немногие львы, что жили там, в сезон спаривания ушли на юг в поисках самок. И лишь на большом белом камне лежала одинокая львица, по-прежнему глядя в никуда. Ее спина, выжженная яркими лучами, была почти белой и сливалась с цветом камня. Молодой лев даже не заметил львицу, и прошел бы мимо нее, если бы она вдруг не повернула голову в его сторону, и не спросила:
— Эй, львенок! Ты откуда?...
Молодой лев остановился и посмотрел на одинокую львицу.
— Я не львенок, я молодой лев, — ответил он, пытаясь не показывать свою боль.
— О, извини меня, молодой лев! Как же я сразу не заметила! У львенка не может быть таких огромных яиц. Небось, пользуешься популярностью среди самок?
— Ничем я не пользуюсь! — раздраженно произнес молодой лев. — Старшие меня даже замечать не хотят!
— А-а-а, — задумчиво протянула одинокая львица. — Так ты одиночка... Тебя что-то беспокоит?
— Почему ты так решила?
— Увидела это в твоих глазах. Они полны боли и отчаяния.
После некоторой паузы молодой лев ответил:
— Да, ты права. Еще до сезона засухи я начал чувствовать тяжесть между своих задних лап. Раньше никогда такого не было. Тяжесть росла с каждым днем, а вот теперь я ощущаю еще и боль. Мать сказала, что в следующем году я узнаю, что мне надо делать.
— По-о-оня-а-атно, — зевнула одинокая львица. — Вобщем, ты окончательно превратился из детеныша в молодого льва. Тебе спариться с самкой надо, вот что. И мать твоя не права — до следующего сезона ты можешь просто не дожить. Может ты и выглядишь меньше своих ровесников, но твое тело так не думает... и оно желает, что бы ты исполнил свой долг самца.
— Но как? Ни одна львица из прайда ко мне и близко подойти не хочет, все меня игнорируют. Даже мама убежала с одним львом!
— Ну, мама здесь тебе не поможет, — произнесла одинокая львица, и со вздохом добавила: — Эх, самцы... им бы только свою страсть удовлетворить, а что потом нам, самкам, пережить приходится — так это их не волнует!
Молодой лев вопросительно посмотрел на одинокую львицу. Она продолжила:
— Вот спарится самец с самкой, избавится от своей тяжести, а самке потом еще большую тяжесть в своем брюхе таскать!... А потом еще детенышей выращивать. Самцам же до этого никакого дела нет... Знаешь ли ты, почему я живу здесь, вдали от прайда?
Ответа не последовало.
— Потому что с того самого времени, как я начала ощущать себя в этом мире, я чувствовала, что не принадлежу ему. Словно эта долина не моя родина. Я прекрасно понимаю, что родилась здесь, я помню свою мать — она погибла, когда я была еще почти львенком... Но... мне постоянно кажется, что я не отсюда. И поэтому мне не хочется жить, как все. Не хочется охотиться, не хочется продолжать свой род — тем более, в жестоком одиночестве. Уж лучше прожить свою жизнь, не оставив никакого следа...
Молодому льву было неинтересно слушать свою собеседницу — он тоскливо смотрел вниз и думал о том, что ему гораздо больше не повезло в жизни, чем кому-либо. Одинокая львица заметила, что он не слушает ее, и произнесла:
— Что же, я вижу, тебе неинтересно меня слушать. Возможно, ты даже не понимаешь, о чем я говорю.
— Верно — не понимаю. Ну ладно. Хорошо, что сегодня я хоть с кем-то пообщался. А теперь я, пожалуй, пойду, — с этими словами молодой лев направился было дальше на север, но одинокая львица крикнула ему вслед:
— Ты что, не понял? Ты не доживешь до следующего года! Если ты не спаришься до конца сезона, ты наверняка умрешь!
— Перестань! — не выдержал молодой лев. — Я же тебе уже говорил, что ни одна самка...
— А я разве не самка?
— Но ты же говорила, что ненавидишь самцов.
— Понимаешь, молодой лев, когда тебе кажется, что живешь в чужом мире, где ты всего лишь часть столь же чужой семьи, то начинаешь ненавидеть саму жизнь. Но когда встречаешь такое несчастное существо, как ты, и понимаешь, что ему нужна помощь, без которой оно погибнет — то хочешь помочь ему всеми силами...
Молодой лев не мог поверить в то, что сказала одинокая львица, поэтому он спросил:
— А ты... ты вообще когда-нибудь... это... ну...
— Спаривалась? — подсказала одинокая львица. — Да, дважды. Но оба раза мне повезло, и детенышей у меня не было. Первый раз был два сезона назад — один лев, что осеменил чуть ли не всех самок прайда, добрался и до меня, но на меня ему видно, не хватило. А второй раз — в прошлом сезоне — какой-то старый лев напал на меня, когда я спала, и взял меня. Но он был слишком стар — и поэтому я не забеременела. Может, мне и с тобой повезет?
— Значит, это... — молодой лев был в замешательстве, — ... можно мне... ?
— Но сначала, — в глазах одинокой львицы сверкнули искорки, — не мог бы ты мне оказать одну услугу? Я очень голодна — уже четыре дня ничего не находила. Можешь прямо сейчас поймать мне кого-нибудь?
— С радостью! — воскликнул молодой лев. В нем снова проснулся охотничий инстинкт. — Сейчас принесу!
Молодой лев изо всех сил побежал назад, а затем свернул на запад долины — там, у реки всегда паслось множество травоядных, но при малейшей опасности они тотчас же бросались в бегство. Вот и на этот раз — несколько зебр пили воду из реки, но, едва заслышав льва, бросились врассыпную.
Однако лев, хоть и был молод, но хорошо понимал поставленную перед ним задачу. Он знал, что если накормит ту странную самку, то она избавит его от мучений. Поэтому, мгновенно оценив ситуацию, молодой лев бросился за самой крупной зеброй — она бежала медленнее остальных, и, судя по сильно выдающимся бокам, несла в себе плод страсти. Тем более, зебра бежала в северную часть долины, а молодому льву это было как раз кстати. За пару минут он догнал свою добычу, прыгнул на нее, и впился зубами в шею. Его пасть тут же наполнилась теплой кровью; зебра упала на траву, и, несколько раз конвульсивно дернувшись, замерла.
Молодой лев осмотрел свою добычу. О да, она огромна — одинокой львице понравится наверняка. Только вот тяжело ее будет дотащить до белого камня... ну да ладно, чего ни сделаешь ради освобождения от мук! К тому же, охотничий азарт прошел, и тяжесть вновь начала охватывать молодого льва, поэтому, схватив добычу зубами за шею, молодой лев медленно потащил ее к одинокой львице. Дневная Звезда уже начала заходить, когда молодой лев добрался, наконец, до белого камня. Похоже, одинокая львица и не думала уходить с него, и по-прежнему глядела в пространство. Услышав тяжелое дыхание молодого льва, она обернулась.
— Не могу поверить! — воскликнула она. — Ты пришел! И... о, сколько еды ты принес мне! Ко мне еще никто не проявлял такого внимания.
— Ко мне тоже, — сказал молодой лев. — Ты ешь давай, а то голодная как-никак.
— Давай поедим вместе!
— Нет. Эта зебра целиком твоя.
Одинокая львица спрыгнула с камня, потянулась, и обошла тушу.
— Она такая большая... А я такая голодная... !
С этими словами одинокая львица вонзила зубы в брюхо зебры. Кожа на нем тотчас лопнула; все внутренности вывалились на траву, а вместе с ними и недоношенный плод страсти. Львица посмотрела на молодого льва:
— Да ты принес мне сразу двух зебр! Как же я тебе благодарна! — и принялась за еду.
Минут через сорок одинокая львица наелась. Зебра была практически полностью съедена, остались лишь кости, обрывки несъедобной даже для львов, шкуры, и немного мяса, которое львица была уже не в силах съесть. Она легла на спину, подставив свой распухший живот прощальным лучам заходящей Дневной Звезды, потянулась, зевнула; затем перевернулась на живот, задрала хвост и чуть приподняла зад. Бросив прищуренный взгляд на молодого льва, одинокая львица произнесла:
— Ну, львенок, я твоя! Возьми меня!
Молодой лев медленно подошел к одинокой львице — его гениталии причиняли ему боль при ходьбе — обнюхал ее, и почувствовал, что его сердце забилось столь быстро, словно он пробежал через всю долину от южной границы до северной и обратно. Обоняние подало сигнал его телу, что львица готова к спариванию, но молодой лев этого еще никогда не делал, и он тихо спросил одинокую львицу:
— Как?
Могла бы одинокая львица смеяться — она бы рассмеялась. Но она лишь посмотрела на молодого льва и сказала:
— Ложись на меня сзади. Так, что бы твой половой член — да-да, тот, что у тебя между задних лап — вошел в меня. Я думаю, ты знаешь, чем самцы отличаются от самок? Вот теперь ты почувствуешь это. Не бойся — если захочешь укусить меня — кусай.
Молодой лев залез на одинокую львицу. Сначала он все еще не понимал, что ему нужно делать. Но когда их тела соединились, молодой лев словно проснулся от долгого сна, словно вспомнил истину, которую он знал с самого рождения, но никак не мог вспомнить. Почувствовав своим половым членом теплую слизь влагалища самки, молодой лев стал быстрыми движениями толкать член взад-вперед, получая при этом такое удовольствие, о котором он не мог и подозревать. Охваченный пламенем страсти, молодой лев покусывал львицу за шею, а она лишь тихо рычала — похоже, ей это тоже весьма нравилось.
Все закончилось меньше чем через минуту. Ощутив себя на пике возбуждения, молодой лев вдруг почувствовал, что чуть ли не теряет сознание. При этом густая струя его семени, извергнувшись из полового члена, наполнила нутро одинокой львицы. Она закрыла глаза, а молодой лев свалился с нее и блаженно растянулся на траве.
— Неужели... все... прошло... ? — задыхаясь, спросил он.
— Не думаю, — ответила одинокая львица. — Ночь только начинается, и скоро тебе захочется еще. Похоже, в этот раз мне не повезло — от такого бурного секса я теперь беременна наверняка. Но ты принес мне еду, и я тебе благодарна. Можешь остаться со мной на эту ночь.
Ночь пролетела весьма бурно. Еще примерно семдесят раз самец и самка спаривались, пока Дневная Звезда не показалась на востоке.
— Вот и все, — вздохнула одинокая львица. — Теперь ты уходишь, а я остаюсь здесь. Не знаю, правда, что буду делать, когда родятся наши львята. Они, наверное, умрут от голода — ведь я и себя-то прокормить не могу, не говоря уже о потомстве. Но это уже не твоя забота?
— С чего ты взяла? — удивился молодой лев. — Ты считаешь, если всем самцам главное — это удовлетворение своей страсти, то и я такой же? Да — я теперь свободен он тяжести и боли, но я... я не хочу уходить без тебя. Пойдем вместе.
— На юг? Нет, я туда не пойду. Я не хочу жить с чужими. Не хочу, как все... потому что это не мое место.
— Значит, они чужие? Что же, и я для тебя чужой?
— Нет. Ты теперь не чужой. Во мне твое семя, твои детеныши. Мы ведь всю ночь были одним целым... Если бы ты согласился...
— Что? Остаться здесь, с тобой?...
Молодой лев на мгновение задумался. Что его ждет в прайде? Только мать, у которой, возможно, скоро будут другие детеныши, и полное безразличие остальных сородичей? На следующий год подрастут самки, и... Но зачем, если у него уже есть самка — вот она, стоит перед ним. Более того — скоро он сам станет отцом. Молодой лев ощутил отчужденность, словно то, что говорила одинокая львица, оказалось правдой. Словно он сам не принадлежал прайду, долине, планете...
— Да. Пусть будет так. Если мы чужие в этом мире, то самое лучшее, что мы можем сделать — это держаться вместе. Когда родятся и подрастут наши детеныши, они сами сделают выбор — вернуться в прайд, где их никто не ждет, жить с нами, или убежать и начать жить своей жизнью — найти себе партнера, завести с ним или с ней свою семью... И мы не будем их останавливать, потому как такова наша жизнь. Пусть и в чужом мире...
Одинокая львица потерлась мордой о своего избранника:
— Я тебя никогда не оставлю, — произнесла она, а потом добавила: — Ты тоже чувствуешь, что мы не из этого мира?
— Да. Но рядом с тобой мне не хочется знать, откуда. Да это и не важно. Важно лишь, что ты рядом, а это значит, что мы обрели наш общий, внутренний мир, в котором нам не страшны никакие внешние воздействия.
— Внутренний мир... — сказала львица и дотронулась лапой до своего живота, словно надеясь уже сейчас почувствовать жизнь, зародившуюся в ней. — Это точно.
19.01.2001
Цель, смысл и название текста автору НЕИЗВЕСТНЫ.
Все персонажи и события, упомянутые в тексте, являются вымыслом НЕИЗВЕСТНОГО. Совпадения с реальными людьми, львами и прочими животными, если таковые имели или будут иметь место, просьба считать случайностью.
Текст некоммерческий; т. е. его свободно можно распространять (но не изменять) в общедоступных бесплатных изданиях и по сети Internet/FIDO/Gopher. Коммерческое распространение и публикация запрещены.
Прошло уже много лет с того дня, как люди покинули Планету, признав ее непригодной для колонизации. Странные психо-волны, источник которых так и не был обнаружен, губительным образом влияли на человеческий разум — поначалу снились кошмарные видения, которые позже перерастали в галлюцинации, сводящие с ума, а иногда приводившие к смертельному исходу. Никакая защитная одежда не помогала — в течение тех шести месяцев, которые две тысячи колонистов провели на Планете — погибло 650 человек, еще 900 потеряли рассудок. Именно поэтому было принято решение срочно покинуть Планету в кратчайшие сроки с минимальным грузом. Опытные образцы с Земли в этот груз не входили, и все топливо с Ковчега было перемещено на Главный корабль. Люди уже не думали о братьях своих меньших, коих оставляют они в нескольких тысячах световых лет от родной планеты...
Но для животных чужбина оказалась куда приветливее, чем для людей. Видимо, некий Планетарный Разум решил прогнать со своего тела двуногих паразитов, способных за пару сотен лет высосать из него все жизненные соки и превратить кровь в яд. Планета не хотела принимать на себе тех, кому помимо поддержания жизни путем еды, сна и размножения, нужна еще и Власть, получаемая путем истребления ближнего своего и разрушения окружающей среды. Животные с Земли чувствовали себя не хуже, чем на родине, и вскоре стали являть собой население Планеты. Обширную долину на юге облюбовали львы. Двое самцов и три самки быстро освоились на незнакомой территории — благо пищи хватало: на Планете обитали травоядные млекопитающие, очень похожие на антилоп, да и земные представители травоядных оказались весьма неприхотливыми на чужбине, посему тоже хорошо размножались и становились объектом охоты хищников; воды было немного, но вполне достаточно для выживания. Вскоре в долине образовался львиный прайд, численность которого постоянно увеличивалась. Львы не знали никаких бед: они жили, охотились, играли, спаривались, отдыхали — вобщем вели типичный для себя образ жизни.
Однако была в прайде одна львица, которая старалась держаться от своих соплеменников отдельно. Откуда она появилась и к чьему роду относится — пожалуй, не знал ни один член прайда. В отличие от других животных, ей не доставляли удовольствия охота и игры с остальными львами. Львица целыми днями лежала на большом белом камне под палящими лучами Дневной Звезды; ее взор был устремлен в никуда. Под вечер она спускалась со своего каменного ложа и бродила по долине в поисках падали и объедков, оставшихся после дневного пиршества львов. Все члены прайда обходили странную львицу стороной; для них она как бы не существовала — «не хочет жить в семье и разделять ее законы — не надо». У самцов было достаточное количество самок; и то, что одна из них не желала «вписываться в коллектив», не являлось трагедией, поэтому у одинокой львицы никогда не было потомства. Кто знает — может быть, так бы и прожила львица до конца своих дней одинокую, пресную жизнь на одних объедках, если бы не случай, который изменил все.
* * * * *
Приближался очередной сезон появления на свет нового потомства. Беременные львицы подыскивали себе идеальное убежище для родов, защищенное от ярких лучей — днем, и холодного ветра — ночью. Судя по их вздутым животам было ясно, что самцы в этом году постарались на славу, и приплод будет большим. Некоторые львицы с трудом передвигались — таким тяжелым было бремя в их утробах. Львы же в это время беззаботно резвились в долине, состязаясь в охоте и стремясь показать друг другу свою силу. Те, кто уже не первый год спаривались с самками, знали, что почти на полгода будут лишены даже присутствия в прайде самок.
Об одинокой львице не вспоминал никто. Ее словно не было. Никто не высказывал ни малейшего желания хотя бы подойти к ней и справиться о ее жизни. Она по-прежнему лежала на камне и всех игнорировала, равно как все игнорировали ее. В ней словно отсутствовали все основные львиные инстинкты — страсть к охоте, тяга к противоположенному полу, стремление к воспроизведению потомства. Может быть, именно поэтому львы игнорировали ее, считая представительницей другого вида?
Прошло несколько дней. У большинства львиц родились детеныши. Как и предполагалось, в этом году их было много — несколько самок разродились шестью, а то и восемью, львятами. Несмотря на такой большой приплод, практически ни у одной львицы не было проблем с родами. И только самая молодая львица, которая рожала впервые, принеся в мир двух детенышей, продолжала чувствовать себя дискомфортно. Спустя сутки, львица родила еще одного детеныша. Видимо, из-за задержки с родами, львенок родился очень слабым; он не мог найти сосок матери, а когда наконец-то нашел, то никак не мог понять, что с ним делать. Но инстинкт все-таки проснулся в этом маленьком существе, и Судьба подарила малышу шанс на выживание.
Время шло. Все львята быстро росли, но запоздавший заметно отставал от них. Хоть он и выжил, хоть глаза его открылись (правда, спустя неделю после того, как это произошло у всех других львят), и он бегал не хуже остальных львят, но во всех отношениях он был гораздо меньше своих сверстников. Казалось, что львенок был моложе их на пару месяцев. Когда же львицы вернулись в прайд со своими детенышами и представили их львам, все львята постоянно нападали на самого маленького, по всяческому задираясь к нему и кусали за все возможные места. Для них он был не соплеменником, и даже не представителем львиного семейства — а всего лишь маленьким пищащим зверьком, с которым можно позабавляться. Маленький львенок пытался всячески избегать остальных львят, и держался рядом со своей матерью, для которой он всегда оставался родным. Двое его братьев погибли, не прожив и года — одного из них ужалила ядовитая змея, второй же умер спустя два месяца, оказавшись на пути бегущего стада зебр. Малыш же практически не отходил от матери, взрослел, и терпеливо внимал ее урокам охоты. Через два года он превратился в молодого льва, замечательного охотника. Но все равно он выглядел моложе своего возраста. Повзрослевшие сверстники оставили молодого льва в покое, но избегали его, считая слишком молодым. Его же это нисколько не задевало — он был достаточно сильным, что бы прокормить себя. Но с некоторых пор молодой лев начал чувствовать странную тяжесть, которую никогда не чувствовал раньше, когда был львенком. Эта тяжесть исходила от его половых органов, и застилала все инстинкты. Ему не хотелось есть, охотится или спать, он только хотел избавиться от гнетущего ощущения. Только вот как — молодой лев не знал. Не знал он, что в нем проснулся основной инстинкт — сексуальный, что его тело требует самку. Часами молодой лев сидел под раскидистым деревом и смотрел на свои непомерно вспухший половой член, как факир в глаза змеи, словно пытаясь избавиться от непонятной тяжести. Иногда он в экстазе катался по земле, но и это не помогало. Вскоре тяжесть практически полностью овладела им — если раньше эрекция проходила так же внезапно, как и наступала, то теперь она не проходила сутками. Лев полностью потерял сон и желал только одного — что бы все было, как раньше, как в те времена, когда он был львенком.
Наступил сезон спаривания. Молодой лев начал замечать, что остальные львы ведут себя несколько странно — так же, как и он, катаются по земле, спят меньше, чем раньше. Львицы тоже изменились — они повсюду ходили за львами, обтираясь мордами об их тела и слегка приподнимая хвост. Затем куда-то убегали вместе со львами, а через пару суток возвращались — и те, и другие выглядели вполне счастливыми. Когда молодой лев спросил мать, что происходит, она ответила: «Сезон спаривания. В следующем году узнаешь», — и убежала вслед за одним из старших львов.
Молодой лев почувствовал себя отвратительно. Значит, та тяжесть, что не отпускает его, и что сделала его гениталии такими большими, в этом году его не покинет? Вот только доживет ли он до следующего года? Уже почти трое суток он не спал, и кто знает, что с ним будет дальше. И почему ему надо ждать еще год? Что случится в следующем году такое, что избавит его от тяжести? Неужели это никак не может произойти в нынешнем году? Теперь, помимо тяжести, молодой лев чувствовал еще и боль — словно что-то распирало его гениталии изнутри — так бывало после сытного обеда, когда те же самые ощущения возникали в желудке. Вот только боль в желудке проходила после нескольких часов отдыха, а гениталии словно пухли с каждым днем все больше и больше.
Молодой лев понуро опустил голову и в очередной раз попытался забыться, прогулявшись по долине. Он шел, сам не зная куда, направив свой взгляд на желтую траву. Дневная Звезда обжигала его, ему хотелось есть и пить. Но больше всего ему хотелось избавиться от всепоглощающей тяжести и боли... Так молодой лев дошел до самых северных границ прайда, где почти никто не обитал — те немногие львы, что жили там, в сезон спаривания ушли на юг в поисках самок. И лишь на большом белом камне лежала одинокая львица, по-прежнему глядя в никуда. Ее спина, выжженная яркими лучами, была почти белой и сливалась с цветом камня. Молодой лев даже не заметил львицу, и прошел бы мимо нее, если бы она вдруг не повернула голову в его сторону, и не спросила:
— Эй, львенок! Ты откуда?...
Молодой лев остановился и посмотрел на одинокую львицу.
— Я не львенок, я молодой лев, — ответил он, пытаясь не показывать свою боль.
— О, извини меня, молодой лев! Как же я сразу не заметила! У львенка не может быть таких огромных яиц. Небось, пользуешься популярностью среди самок?
— Ничем я не пользуюсь! — раздраженно произнес молодой лев. — Старшие меня даже замечать не хотят!
— А-а-а, — задумчиво протянула одинокая львица. — Так ты одиночка... Тебя что-то беспокоит?
— Почему ты так решила?
— Увидела это в твоих глазах. Они полны боли и отчаяния.
После некоторой паузы молодой лев ответил:
— Да, ты права. Еще до сезона засухи я начал чувствовать тяжесть между своих задних лап. Раньше никогда такого не было. Тяжесть росла с каждым днем, а вот теперь я ощущаю еще и боль. Мать сказала, что в следующем году я узнаю, что мне надо делать.
— По-о-оня-а-атно, — зевнула одинокая львица. — Вобщем, ты окончательно превратился из детеныша в молодого льва. Тебе спариться с самкой надо, вот что. И мать твоя не права — до следующего сезона ты можешь просто не дожить. Может ты и выглядишь меньше своих ровесников, но твое тело так не думает... и оно желает, что бы ты исполнил свой долг самца.
— Но как? Ни одна львица из прайда ко мне и близко подойти не хочет, все меня игнорируют. Даже мама убежала с одним львом!
— Ну, мама здесь тебе не поможет, — произнесла одинокая львица, и со вздохом добавила: — Эх, самцы... им бы только свою страсть удовлетворить, а что потом нам, самкам, пережить приходится — так это их не волнует!
Молодой лев вопросительно посмотрел на одинокую львицу. Она продолжила:
— Вот спарится самец с самкой, избавится от своей тяжести, а самке потом еще большую тяжесть в своем брюхе таскать!... А потом еще детенышей выращивать. Самцам же до этого никакого дела нет... Знаешь ли ты, почему я живу здесь, вдали от прайда?
Ответа не последовало.
— Потому что с того самого времени, как я начала ощущать себя в этом мире, я чувствовала, что не принадлежу ему. Словно эта долина не моя родина. Я прекрасно понимаю, что родилась здесь, я помню свою мать — она погибла, когда я была еще почти львенком... Но... мне постоянно кажется, что я не отсюда. И поэтому мне не хочется жить, как все. Не хочется охотиться, не хочется продолжать свой род — тем более, в жестоком одиночестве. Уж лучше прожить свою жизнь, не оставив никакого следа...
Молодому льву было неинтересно слушать свою собеседницу — он тоскливо смотрел вниз и думал о том, что ему гораздо больше не повезло в жизни, чем кому-либо. Одинокая львица заметила, что он не слушает ее, и произнесла:
— Что же, я вижу, тебе неинтересно меня слушать. Возможно, ты даже не понимаешь, о чем я говорю.
— Верно — не понимаю. Ну ладно. Хорошо, что сегодня я хоть с кем-то пообщался. А теперь я, пожалуй, пойду, — с этими словами молодой лев направился было дальше на север, но одинокая львица крикнула ему вслед:
— Ты что, не понял? Ты не доживешь до следующего года! Если ты не спаришься до конца сезона, ты наверняка умрешь!
— Перестань! — не выдержал молодой лев. — Я же тебе уже говорил, что ни одна самка...
— А я разве не самка?
— Но ты же говорила, что ненавидишь самцов.
— Понимаешь, молодой лев, когда тебе кажется, что живешь в чужом мире, где ты всего лишь часть столь же чужой семьи, то начинаешь ненавидеть саму жизнь. Но когда встречаешь такое несчастное существо, как ты, и понимаешь, что ему нужна помощь, без которой оно погибнет — то хочешь помочь ему всеми силами...
Молодой лев не мог поверить в то, что сказала одинокая львица, поэтому он спросил:
— А ты... ты вообще когда-нибудь... это... ну...
— Спаривалась? — подсказала одинокая львица. — Да, дважды. Но оба раза мне повезло, и детенышей у меня не было. Первый раз был два сезона назад — один лев, что осеменил чуть ли не всех самок прайда, добрался и до меня, но на меня ему видно, не хватило. А второй раз — в прошлом сезоне — какой-то старый лев напал на меня, когда я спала, и взял меня. Но он был слишком стар — и поэтому я не забеременела. Может, мне и с тобой повезет?
— Значит, это... — молодой лев был в замешательстве, — ... можно мне... ?
— Но сначала, — в глазах одинокой львицы сверкнули искорки, — не мог бы ты мне оказать одну услугу? Я очень голодна — уже четыре дня ничего не находила. Можешь прямо сейчас поймать мне кого-нибудь?
— С радостью! — воскликнул молодой лев. В нем снова проснулся охотничий инстинкт. — Сейчас принесу!
Молодой лев изо всех сил побежал назад, а затем свернул на запад долины — там, у реки всегда паслось множество травоядных, но при малейшей опасности они тотчас же бросались в бегство. Вот и на этот раз — несколько зебр пили воду из реки, но, едва заслышав льва, бросились врассыпную.
Однако лев, хоть и был молод, но хорошо понимал поставленную перед ним задачу. Он знал, что если накормит ту странную самку, то она избавит его от мучений. Поэтому, мгновенно оценив ситуацию, молодой лев бросился за самой крупной зеброй — она бежала медленнее остальных, и, судя по сильно выдающимся бокам, несла в себе плод страсти. Тем более, зебра бежала в северную часть долины, а молодому льву это было как раз кстати. За пару минут он догнал свою добычу, прыгнул на нее, и впился зубами в шею. Его пасть тут же наполнилась теплой кровью; зебра упала на траву, и, несколько раз конвульсивно дернувшись, замерла.
Молодой лев осмотрел свою добычу. О да, она огромна — одинокой львице понравится наверняка. Только вот тяжело ее будет дотащить до белого камня... ну да ладно, чего ни сделаешь ради освобождения от мук! К тому же, охотничий азарт прошел, и тяжесть вновь начала охватывать молодого льва, поэтому, схватив добычу зубами за шею, молодой лев медленно потащил ее к одинокой львице. Дневная Звезда уже начала заходить, когда молодой лев добрался, наконец, до белого камня. Похоже, одинокая львица и не думала уходить с него, и по-прежнему глядела в пространство. Услышав тяжелое дыхание молодого льва, она обернулась.
— Не могу поверить! — воскликнула она. — Ты пришел! И... о, сколько еды ты принес мне! Ко мне еще никто не проявлял такого внимания.
— Ко мне тоже, — сказал молодой лев. — Ты ешь давай, а то голодная как-никак.
— Давай поедим вместе!
— Нет. Эта зебра целиком твоя.
Одинокая львица спрыгнула с камня, потянулась, и обошла тушу.
— Она такая большая... А я такая голодная... !
С этими словами одинокая львица вонзила зубы в брюхо зебры. Кожа на нем тотчас лопнула; все внутренности вывалились на траву, а вместе с ними и недоношенный плод страсти. Львица посмотрела на молодого льва:
— Да ты принес мне сразу двух зебр! Как же я тебе благодарна! — и принялась за еду.
Минут через сорок одинокая львица наелась. Зебра была практически полностью съедена, остались лишь кости, обрывки несъедобной даже для львов, шкуры, и немного мяса, которое львица была уже не в силах съесть. Она легла на спину, подставив свой распухший живот прощальным лучам заходящей Дневной Звезды, потянулась, зевнула; затем перевернулась на живот, задрала хвост и чуть приподняла зад. Бросив прищуренный взгляд на молодого льва, одинокая львица произнесла:
— Ну, львенок, я твоя! Возьми меня!
Молодой лев медленно подошел к одинокой львице — его гениталии причиняли ему боль при ходьбе — обнюхал ее, и почувствовал, что его сердце забилось столь быстро, словно он пробежал через всю долину от южной границы до северной и обратно. Обоняние подало сигнал его телу, что львица готова к спариванию, но молодой лев этого еще никогда не делал, и он тихо спросил одинокую львицу:
— Как?
Могла бы одинокая львица смеяться — она бы рассмеялась. Но она лишь посмотрела на молодого льва и сказала:
— Ложись на меня сзади. Так, что бы твой половой член — да-да, тот, что у тебя между задних лап — вошел в меня. Я думаю, ты знаешь, чем самцы отличаются от самок? Вот теперь ты почувствуешь это. Не бойся — если захочешь укусить меня — кусай.
Молодой лев залез на одинокую львицу. Сначала он все еще не понимал, что ему нужно делать. Но когда их тела соединились, молодой лев словно проснулся от долгого сна, словно вспомнил истину, которую он знал с самого рождения, но никак не мог вспомнить. Почувствовав своим половым членом теплую слизь влагалища самки, молодой лев стал быстрыми движениями толкать член взад-вперед, получая при этом такое удовольствие, о котором он не мог и подозревать. Охваченный пламенем страсти, молодой лев покусывал львицу за шею, а она лишь тихо рычала — похоже, ей это тоже весьма нравилось.
Все закончилось меньше чем через минуту. Ощутив себя на пике возбуждения, молодой лев вдруг почувствовал, что чуть ли не теряет сознание. При этом густая струя его семени, извергнувшись из полового члена, наполнила нутро одинокой львицы. Она закрыла глаза, а молодой лев свалился с нее и блаженно растянулся на траве.
— Неужели... все... прошло... ? — задыхаясь, спросил он.
— Не думаю, — ответила одинокая львица. — Ночь только начинается, и скоро тебе захочется еще. Похоже, в этот раз мне не повезло — от такого бурного секса я теперь беременна наверняка. Но ты принес мне еду, и я тебе благодарна. Можешь остаться со мной на эту ночь.
Ночь пролетела весьма бурно. Еще примерно семдесят раз самец и самка спаривались, пока Дневная Звезда не показалась на востоке.
— Вот и все, — вздохнула одинокая львица. — Теперь ты уходишь, а я остаюсь здесь. Не знаю, правда, что буду делать, когда родятся наши львята. Они, наверное, умрут от голода — ведь я и себя-то прокормить не могу, не говоря уже о потомстве. Но это уже не твоя забота?
— С чего ты взяла? — удивился молодой лев. — Ты считаешь, если всем самцам главное — это удовлетворение своей страсти, то и я такой же? Да — я теперь свободен он тяжести и боли, но я... я не хочу уходить без тебя. Пойдем вместе.
— На юг? Нет, я туда не пойду. Я не хочу жить с чужими. Не хочу, как все... потому что это не мое место.
— Значит, они чужие? Что же, и я для тебя чужой?
— Нет. Ты теперь не чужой. Во мне твое семя, твои детеныши. Мы ведь всю ночь были одним целым... Если бы ты согласился...
— Что? Остаться здесь, с тобой?...
Молодой лев на мгновение задумался. Что его ждет в прайде? Только мать, у которой, возможно, скоро будут другие детеныши, и полное безразличие остальных сородичей? На следующий год подрастут самки, и... Но зачем, если у него уже есть самка — вот она, стоит перед ним. Более того — скоро он сам станет отцом. Молодой лев ощутил отчужденность, словно то, что говорила одинокая львица, оказалось правдой. Словно он сам не принадлежал прайду, долине, планете...
— Да. Пусть будет так. Если мы чужие в этом мире, то самое лучшее, что мы можем сделать — это держаться вместе. Когда родятся и подрастут наши детеныши, они сами сделают выбор — вернуться в прайд, где их никто не ждет, жить с нами, или убежать и начать жить своей жизнью — найти себе партнера, завести с ним или с ней свою семью... И мы не будем их останавливать, потому как такова наша жизнь. Пусть и в чужом мире...
Одинокая львица потерлась мордой о своего избранника:
— Я тебя никогда не оставлю, — произнесла она, а потом добавила: — Ты тоже чувствуешь, что мы не из этого мира?
— Да. Но рядом с тобой мне не хочется знать, откуда. Да это и не важно. Важно лишь, что ты рядом, а это значит, что мы обрели наш общий, внутренний мир, в котором нам не страшны никакие внешние воздействия.
— Внутренний мир... — сказала львица и дотронулась лапой до своего живота, словно надеясь уже сейчас почувствовать жизнь, зародившуюся в ней. — Это точно.
19.01.2001
Поделиться в:
Назад к рассказам