Время перемен
Часть 1
— Что за... — простонал я, перевернувшись и зарывшись лицом в подушку.
Ага, как же. Шум от включенного пылесоса все равно настиг меня, хотя работал он этажом ниже.
— Что за блядская жизнь! — швырнув со злости подушку через всю комнату, я неохотно вылез из постели.
Едва взглянув на меня, не прекращая пылесосить, мама буркнула: «Доброе утро».
— Доброе, — прожег я ее взглядом. — Какого лешего ты затеяла уборку в 11 часов утра, черт возьми.
— Сынуля, а почему бы тебе ни пойти со своими проблемами куда подальше? — она выключила пылесос, и, скрестив руки на груди, уставилась на меня. — Ты не успел проснуться, а уже ворчишь.
— Ага, учитывая, что спал я всего лишь два часа. Есть, дорогая мамуля, такая вещь как работа в ночное время, — включив свет в ванной, напомнил я ей. — Я работал до восьми утра, домой приперся в полдевятого и только в девять заснул.
Взяв тюбик с зубной пастой, закончил:
— А сейчас одиннадцать утра. Тебе это понятно?
— Ну, я, конечно, жутко извиняюсь, — протянула она. — Слушай, нам теперь всем планировать свои дела, учитывая тебя. Похоже, ты занял вакантное место Пупа Земли.
— Да иди ты со своими шутками, — я выдернул полотенце из ящика. — Неужто так трудно подождать пару часов с этим пылесосом.
— Ну, дорогой, дома должно быть чисто, — хмыкнула она. — А я не могу ждать весь день, пока ты валяешься в кровати.
— Конечно, мам, это для тебя действительно непосильная задача. Гораздо проще весь день проиграть с подругами в бинго, дымя при этом как паровоз. Похоже, мысль о том, что можно заниматься чем-то еще ты приравниваешь к восьмому смертному греху.
— Не смей со мной так разгововаривать со мной, — рявкнула она, выдергивая шнур пылесоса из розетки. — Ты даже представить не можешь, сколько у меня работы днем.
— Извини. Неужели я что-то пропустил: сигареты, бинго, кофе, дневные телесериалы и подобная им херня. Да, действительно, ты, мамочка, работаешь как Папа Карло.
Включив душ, я предложил:
— Устройся на настоящую работу днем, и ты поймешь, что значит по-настоящему уставать. Хотя, вряд ли кто-нибудь захочет взять человека с неоконченным средним образованием.
С чувством победы, я захлопнул дверь ванной и забрался под душ, в шуме которого утонул ответ мамулька.
Как долго мне еще мучаться со всем этим дерьмом? Я ненавидел жить в родном доме, но не себе позволить что-нибудь другое, пока не верну ссуду, взятую на обучение в колледже. Я не живу, а существую: колледж — пять дней в неделю, работа — три ночи плюс уик-энд, а в немногие свободные часы — корплю над домашними заданиями, а мамуля вечно всем недовольна. Правильно, она чуть ли не завидует тому, что я учусь в колледже. Сама-то школу бросила, когда залетела от одного парня, а вернуться ей мешала гипертрофированная гордость. Моя старшая сестра Гвен была абсолютно права, когда три года назад уехала от нас.
«Почему отец живет с ней?» — подумал я, ожесточенно втирая шампунь в волосы. Десять процентов из их времени они с мамой разговариваю, сорок процентов — не замечают друг друга, а все остальное время — ругаются между собой. И снова я пообещал себе, что, как только смогу, то непременно съеду отсюда.
* * *
— Куда это ты собрался? — маменька сидела на кухне с сигаретой, зажатой между пожелтевших от табака пальцев — это был один из ее любимейших вопросов.
— Знаешь, — затянулась она, — Хотела бы я хоть денек пожить твоей жизнью.
— М-да, если хочешь, — пожалуйста, — я покачал головой. — Думаешь двенадцать часов на ногах, вкалывая на кучку ленивых засранцев из профсоюза это здорово, пожалуйста, вперед и с песней.
Надев солнечные очки, я продолжил:
— Однако ты уверенна, что я ни хрена не делаю.
— А ты попробуй как я: стирка, уборка, походы по магазинам и прочее, и посмотрим кому тяжелее.
— Да не вопрос, ма, — ухмыльнулся я. — Вот будут у меня каникулы, и я весь твой.
Докурив сигарету, мама зажгла новую и выдохнула:
— А не пошел бы ты, сынуля, на хер.
— Я тоже люблю тебя, ма.
* * *
— Доброе утро!
— А? Что? — я вскочил, протирая глаза и озираясь по сторонам, пытаясь определить, сколько сейчас времени, однако, часов нигде не было.
— Подымайся, соня. Раковина полна немытой посуды, грязного белья до черта, а на пол без слез не взглянешь.
— Слушай это не смешно. Иди лесом, — заныл я, укладываясь обратно в койку. — У меня сегодня выходной, и надо быть идиотом, чтобы потратить его на твои чертовы домашние дела.
— Нет-нет, это твои домашние дела, — ее голос звенел от радости. — Теперь ведь ты стал мамочкой.
— Что? — я резко сел и огляделся по сторонам, возле постели стояла моя точная копия; пораженный я закрыл глаза, подозревая, что просто еще не проснулся.
— Вставай, мамуля, — хихикнула моя копия — блин, да это же мой собственный голос! — Я уезжаю, а когда вернусь вечером, то хочу увидеть вкусный ужин и чистый дом. Думаю, что папа хочет того же.
Неохотно я открыл глаза и обнаружил, что двойник все еще здесь.
— Что, черт возьми, происходит?
Отбросив одеяло, я выбрался из постели, едва не рухнув мордой в ковер. Похоже, я здорово прибавил в весе. Посмотрел вниз и увидел, что за ночь у меня отросли здоровущие сиськи. В панике, я сунул руку под ночнушку, которая была на мне (кто-нибудь знает какая сволочь на меня ее натянула?) и обнаружил между ног женский первичный половой признак.
— Ну, как нравится? — осведомилось Альтер эго. — Лучше чем те шлюшки, которых ты приводил домой, а?
Если бы я не был так напуган, то меня точно бы стошнило прямо на ковер. Не обращая ни на что внимания. Я ворвался в ванную. Включая свет, заметил, что ногти у меня покрашены розовым лаком и примерно в дюйм длиной.
— Черт, этого не может быть, — собрав остатки храбрости, я взглянул в зеркало — оттуда на меня смотрела моя мать.
Это было ее тело, а я — моя сущность была внутри.
— Что это вообще за хуйня? — спросил я у зеркала, надеясь, что голос не выдает ужас, охвативший меня.
— Ущипните меня, — донеслось из-за двери. — Но мне это нравится. Все, что мне известно — это то, что проснулась я в твоем теле. И я планирую увлекательно и небесполезно провести сегодня свой выходной.
Громко рассмеявшись, она добавила:
— Извини, но бинго сегодня тебе не светит, но дома полно работы, поэтому скучать не придется. Пока.
Потеряв дар речи, я тупо стоял и пялился в зеркало. Дрожащей рукой я ощупал одну грудь и простонал от удовольствия, когда мои холодные пальцы наткнулись на набухший сосок.
«Неужели мне это нравится?» — подумал я, еще более испуганный, чем раньше. Потом другой рукой я нащупал влажный холмик у себя между ног, и, сунув в щель палец, понял, что мне все больше и больше это нравится.
— Да, пошла она в жопу. У нас обоих будет сегодня выходной.
Я засунул в свою новообретенную письку второй палец и улыбнулся.
* * *
Стоя под горячим душем, омывавшим мое новое, тело, я намылил руки и тщательно исследовал его. Уделяя особое внимание грудям, благодаря которым маман в свое время получила место барменши и влагалищу, давшему жизнь двум детям — мне и сестре, я почти кончил. Черт, у женщин столько способов доставить себе удовольствие-это просто нечестно. Однако маменька едва ли этим. Облазив ее спальню, я обнаружил, что у нее нет ни секс-игрушек, ни порножурналов или кассет, ни эротического белья. Добавив к этому тот факт, что по пальцам одной руки можно посчитать сколько раз, они с папашей трахались в этом году, мне стало ясно, что своим телом она просто пренебрегает. Ладненько, тогда мы оторвемся на полную катушку. Не исключено, что сегодня вечером маман прославится на всю округу как последняя шлюха. Это будет даже забавно. По крайней мере, для меня.
Однако сначала надо закончить этот прекрасный душ. Сняв душ со стояка, я зажал его между ног, направив струю прямо на клитор. О-о-о, блядь, как же клево! Охуительно! Волны удовольствия прокатились по телу. Взяв с полочки бутылочку шампуня, я всадил узкое горлышко в манду. Затем, наклонившись, стал трахать себя бутылочкой и одновременно массировать клитор упругой струей воды. Оргазм не заставил себя долго ждать. Когда он, наконец, наступил, мне стало так хорошо, как никогда раньше
— О-о-о, о-о-о, а-а-а! — визжал я от удовольствия, мышцы влагалища сокращаясь, вытолкнули бутылку наружу, тело билось в судорогах наслаждения. Это было что-то невероятное, я определенно увидел небо в алмазах и едва не лишился чувств. Обессиленный я отбросил душ в сторону, запустил руку себе между ног и зачерпнул немного своего сока. Затем, улыбнувшись, я сделал то, что точно был уверен, моя маменька никогда не делала — дочиста облизал ладонь, покрытую выделениями, тщательно обсасывая каждый палец в отдельности.
* * *
— Здравствуйте, могу я вам чем-нибудь помочь?
— Да, — запуская правую руку в сумочку, я поинтересовался у продавщицы. — Где у вас вибраторы.
Она показала мне стойку возле дальней стены и принялась объяснять достоинства наиболее популярных моделей. Я рад был отвлечься потому, что чувствовал себя не вполне комфортабельно в женском платье, кроме того, меня одолевали сомнения по поводу, а правильно ли я использовал косметику, а при взгляде на сумочку болтающуюся на руке начинал чувствовать себя вообще полным идиотом. Проявив неподдельный интерес к предмету продажи, я пытался задавать самые грязные, самые интимные вопросы, что только мог придумать. Может быть, может быть маменьке это аукнется.
Надеясь, что на маменькиной кредитке есть деньги, я выбрал самое длинное и толстое дилдо, самый мощный вибратор, пару батплагов, «шарики удовольствия» и массажер для клитора в форме бабочки.
— Это все?
— О, конечно, нет, — я шмякнул сумочку на прилавок. — Есть ли у вас такое белье, в котором самая добропорядочная домохозяйка почувствует себя стопроцентной шлюхой?
Начав с трусов с разрезом в промежности, она продемонстрировала мне прозрачное белье, кружевное, кожу, латекс и всякие разные штучки-дрючки. Я выбрал с дюжину разных трусов, лифчиков, корсетов, а также наручники, шарообразный кляп, несколько масок и хлыст.
Было бы не плохо поэкспериментировать с этим днем, но когда папаша «случайно» найдет мой комплект для «раскованной, свободомыслящей женщины», мамулька ждет, чертова уйма неприятностей.
Пропустив мою (мамину) кредитку через терминал, продавщица спросила меня:
— А вы знаете, как пользоваться всем этим?
Она клеится ко мне? Маменька повела бы себя довольно определенно — она терпеть не могла лесбиянок, с тех пор как моя сестра привела домой свою первую подружку, — выскочила бы из магазина, плюясь от отвращения. Назло ей, я ответил:
— Вообще-то нет.
И изобразив жутко кокетливую улыбку, продолжил:
— Очень жалко, что вы не проводите инструктажа.
Сверкнув превосходными зубами в ответной улыбке, она перегнулась через прилавок и стала лениво теребить левый сосок через блузку.
— Знаете, — продавщица ухмыльнулась, — У меня сейчас как раз будет перерыв на ленч, и если хотите, то я смогла бы вам помочь.
Я вернул ей улыбку и нагло ухватил ее за другой сосок:
— С удовольствием.
* * *
«Черт, уже четыре часа дня», — на изучение основ лесбийских удовольствий ушло больше времени, чем я планировал. Но мне не было жаль ни одной секунды, продавщица Эйприл, которой было двадцать с хвостиком, проявила недюжинный для ее возраста опыт. Поглаживая сумочку, я усмехнулся, представив, как папенька посмотрит пленку, где его женушка занимается этим с женщиной. Что он скажет, когда увидит мать своих детей в черном корсете и в наручниках, с торчащей в заднице рукояткой хлыста, а другая женщина, с пристегнутым к бедрам дилдо, в это время от души обрабатывает ее? Сблюет он или спустит, услышав, как его фригидная супружница визжит от удовольствия и умоляет свою случайную любовницу сильнее трахать ее?
Убедившись, что кассета надежно спрятана под сиденьем, я решил сделать с нее копию, прежде чем подсунуть эту пленку фатеру. Понятия не имею, как он отреагирует, но позволить ему уничтожить единственное доказательство маменькиного распутного нрава я не могу. Кроме того, это любительское видео всегда можно будет посмотреть, когда мне вздумается погонять шкурку. Да и вообще, вдруг я захочу пошантажировать маман.
Жаль, что я не мог провести больше времени изучаю свои обновки, но качество консультаций Эйприл с лихвой возместило это недостаток. Решив перекусить, я подъехал к «Макдональдсу», сунул руку под юбку и включил маленький вибратор, который мне в пизде оставила Эйприл на память. Когда подошел парнишка-официант, пришесший мой заказ: гамбургер и картошку-фри, я как раз кончал, так что юноше было обеспечено отличное шоу.
* * *
— Как день прошел? — поинтересовалась мамулек. — Смотрю, к домашним делам ты даже и не притронулся. Выходит нашел, чем себя развлечь.
— Вроде того, — ответил я. — Не торопись, через пару дней сама все узнаешь.
— Да, ну ты, возможно, тоже скоро обнаружишь, пару сюрпризов, когда вернешься в свое обычное состояние. Я пожал плечами, чтобы она не сделала это не идет ни в какое сравнение с моими сегодняшними проделками. С улыбкой я сказал ей:
— Ладно, все было очень забавно, но, думаю, пришло время заканчивать игру.
— И чего ты хочешь от меня? — она откинулась в кресле и закурила, отравляя мои легкие никотином.
— Эй, — нахмурился я, — Вытащи эту гадость из моего рта и поменяй наши тела обратно.
Мама покачала головой и сделала глубокую затяжку.
— Если б я знала как.
Подтянув штаны, в плохой пародии на мачо с Дикого Запада, она сказала:
— Может быть, все изменится, когда ты проснешься. А я должна идти на работу.
О, черт. Она собирается сделать так, чтобы меня уволили! Она же и понятия не имеет, чем я занимаюсь.
— Ты не можешь это сделать, — сказал я ей. — Позвони и скажи, что заболела, пожалуйста.
— Извини, но я хочу полностью почувствовать себя Карлом, — она уже собралась уходить, но вдруг повернулась и издевательски улыбнулась. — Кстати, наверно, я должна тебя предупредить...
— Предупредить, о чем?
— Ну, у меня со дня на день начнутся месячные, так что, вероятно, твой отец захочет меня, то есть тебя, сегодня ночью трахнуть.
— Обломается, — заявил я. — Скажу, что у меня болит голова или что-нибудь в этом роде.
Все еще улыбаясь, она закончила:
— Если наберешься смелости, сделай ему минет. Обычно этого твоему отцу хватает на всю ночь. Иначе, он трахнет тебя, будет тискать сиськи, покусывать соски. Он довольно груб в постели.
— Пожалуйста, мам, хватит, — определенно это было слишком даже для сегодняшнего дня извращений. — Извини, что нахамил тебе. Я очень об этом сожалею.
— Я уже сказала тебе, что ничего сделать не могу, — не говоря больше ни слова, она повернулась и поспешила вниз, оставляя меня наедине с моим кошмаром.
Сглотнув неожиданно возникший в горле ком, я понял, что должен все сделать для того, чтобы у моего старика сегодня ночью не встал.
* * *
Когда я, наконец, заполз в постель на голове у меня были бигуди, на морде — грязевая маска. Я облачился в длинную мамину фланелевую пижаму. Зубы я тоже не стал чистить, надеясь, что мое «свежее» дыхание окончательно затруднит понимание между мной и папашей.
— Милая...
— Па... пожалуйста, давай спать, дорогой, — вовремя поправился я. — Увидимся утром.
Прижавшись ко мне, отец улыбнулся:
— Ах ты, шалунья. Знаешь, ведь, как мне нравится слизывать с твоего личика это косметическое дерьмо и срывать зубами бигуди, — уже поглаживая мне шею, он добавил. — А эта миленькая пижамка, ты даже поверить не можешь, как она меня заводит.
Ни хуя себе! Кто же знал, что у папеньки извращенная страсть к бигудям и всякой такой херне? Я-то наделся охладить его, а он, наоборот, так разогрелся, что аж искры сыпятся. Видимо, мой папик — полный идиот. В любом случая, я вляпался в дерьмо по самые бакенбарды.
— Ммм, — лаская мои сиськи сквозь толстую ткань, он предложил. — Почему бы тебе ни пососать моего крепыша, пока я избавлю тебя от бигудей. А когда я кончу на твою прелестную мордашку, то смогу дочиста вылизать тебя.
Да не в жизнь. Не смотря на тело, сознанием-то я был мужчина. И ни за что на свете не стану сосать член другому парню. И уж тем более не собираюсь это делать родному отцу. К несчастью, мое тело, похоже, думало совсем иначе. Наплевав на внутренний протест, соски затвердели, клитор набух, а писька резко намокла. Испытывая к самому себе глубочайшее омерзение, я чувствовал, что меня эта ситуация сильно возбуждает. Так сильно я не заводился даже, когда был парнем.
Пойманный в ловушку податливого маминого тела, я не мог сопротивляться отцу, надавившему мне на плечи. Он устроился снизу, и я вовсю чувствовал запах его члена.
— Открой пошире ротик, масенькая моя, — сюсюкал папаша. — Папочка приготовил большой-большой сюрприз для своей девочки.
Уставившись на залупу, я быстро прикинул все «за» и «против». Или я у него отсосу, или он оттрахает меня, а в это время будет слюнявить лицо своими поцелуйчиками. Решив, что минет — меньшее зло (едва ли), я закрыл глаза и взял его набрякший член в рот.
— Ой, блядь, да-а-а! Соси, крошка, соси глубже, — я мысленно вернулся к событиям сегодняшнего дня, я представил, что он — Эйприл, а его хер — пропитанное нашими с ней соками дилдо.
Это хоть как-то помогло мне удержаться от рвотных позывов. То, посасывая, то, облизывая, я старался достать языком до самых чувствительных его местечек, которые мне лизала моя подружка. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чем быстрее папаша кончит, — тем лучше. И все это закончится с его оргазмом.
Ммм, — я удивленно промычал я, почувствовав, как папаша залез пальцем ноги мне в пизду.
Открыв глаза, я был поражен видом своих густо накрашенных губ, елозящих вверх-вниз по отцовскому хую. Мне стало противно до жути, и я попытался выдоить его в рекордно короткий срок. Единственным светлым пятно было, то, что он стимулировал во время минета мою письку. Мне стало не по себе оттого, что ощущения могут перемешаться, и я начну получать удовольствие и от минета.
— Заебись, как хорошо, — методично посрывав с моих волос последние бигуди, отец заявил. — Деб, я вот-вот спущу! А-а-а-ах, не сил больше.
Тяжело дыша, он взмолился:
— Глубже, глубже. Заглотни ствол, поцелуй яйца, и я кончу.
Здорово, что у маминого тела безусловный рефлекс на такие просьбы, иначе меня точно бы вырвало. Сделав глубокий вдох, я за один раз вобрал в рот его член целиком. Не останавливаясь до тех пор, пока нос не защекотали волосы у него на лобке. Только успел я несколько раз быстро лизнуть ему яйца, как он толкнул меня на постель и простонал:
— Готовься, крошка, сейчас ты получишь свое молочко!
Удерживая руками, отец выдохнул сквозь сжатые губы, а его член поливал мое лицо спермой. Снова, снова и снова, его густая, молочно-белая молофья выплескивалась мне налицо, заливая щеки, нос, лоб, губы. Ее запах и вкус ничего кроме отвращения во мне не вызывали. К сожалению, тело матери любило этот вкус, и я обнаружил, что инстинктивно облизываю губы.
— Ну-ка иди сюда, поблядушка, — проурчал он, взбираясь на меня.
Устроившись сверху, папаша облизал мне лицо, время, от времени останавливаясь, чтобы лучше прочувствовать вкус собственной спермы смешанной с косметической глиной, покрывавшей мое лицо. Неужели ему это нравится? Даже на секунду об отце нельзя было подумать, что он — голубой. Но было видно, что он не в первый раз наслаждается вкусом собственной молофьи.
Наконец, он полностью облизал мою лицо, все прекрасно, — если не думать, что теперь у меня вся морда в его слюнях. Мне было противно и стыдно за свой поступок, но, по крайней мере, все позади. Поблагодарив его за великолепную ночь, я перевернулся на бок и притворился спящим. Сначала, кажется, это сработало, но только я задремал, что-то уперлось мне между ног. Боясь открыть глаза, я резко выдохнул, когда его стремительно твердеющая палка вошла в мою щель, пользуясь тем, что во время минета она сильно намокла. Целуя сзади меня в шею, папик проворковал:
— Ты просто лежи, голуба моя, и наслаждайся. Я хочу отблагодарить тебя за лучший минет в моей жизни, и думаю, что оргазм — это как раз то, что доктор прописал.
Уткнувшись лицом в подушку, я старался не заплакать, но слезы стыда все равно текли по щекам. Сначала моя попытка охладить в нем страсть полностью провалилась. Потом отчаянный минет, который я ему сделал, оказался лучшим в жизни. А теперь родной отец усердно дрючит меня, и все это закончится только тогда, когда он затопит мою матку спермой. Сгорая от стыда и отвращения, все, что я мог сделать — это лежать и ждать окончания кошмара.
* * *
— Ой, ой! Дебра, что же ты наделала.
— Чего? — я проснулся и снова увидел себя стоявшего возле постели.
Обмена не произошло! Я все еще был в теле матери! Как следует оттраханом, полном до краев спермой теле! Однако, чувствуя влагу между ног, я едва удержался от искушения, сунуть в пизду палец, а потом облизать его. Ее тело было очень сильно по части инстинктов, независимо оттого, чья сущность сидела внутри.
— Вставай, — сказала мать. — Пошевеливайся, и тащи свою задницу в ванную, пока все тут кровью не загадила.
— Ой, черт! — захныкал я. — Он, наверно, мне что-нибудь порвал, а? У него такой здоровый! Я даже не смог остановить его.
— Дебилка, — вздохнула мать. — У тебя месячные начались.
Твою мать! Я же не справлюсь один.
— Пожалуйста, помоги мне, мам, — взмолился я, — Я ж понятия не имею, что нужно делать.
— Хорошо, — она привела меня в ванную. — В первый раз я тебе помогу, но потом все будешь делать сам. Сначала пописай, как следует, затем мы приведем тебя в порядок, а после этого придет черед тампакса.
— Мам, почему мы не превратились обратно? — я не перестав хныкать. — Неужели это навсегда.
— Не знаю, — пожала она плечами. — Хоть бы и так. Это не конец света. Кстати, моими стараниями ты теперь получаешь на два доллара в час больше.
Наконец-то хорошие новости.
— Это как же? Я ведь еще даже не состою в профсоюзе.
— Уже состоишь, — мама достала из аптечки коробку с тампонами. — Там в правлении есть три парня, оснащены как кони...
Поглаживая пластиковый аппликатор моего первого «тампакса», она чмокнула головку тампона и продолжила:
— ... Я отсосала у них за ленчем, а они вручили мне профсоюзную карточку и подняли зарплату.
— Нет, — разревелся я, — Пожалуйста, скажи, что пошутила.
Теперь, даже если я вернусь к моей старой жизни, то покоя мне больше не будет. Останусь ли я в мамином теле, верну ли свое, найдутся те, кто захочет от меня получить сами знаете что.
Протянув мне тампон, она засмеялась и подтвердила мои опасения:
— Единственное условие — мне придется обслуживать их так каждый вечер. Сперма у них, конечно, гораздо вкуснее чем у твоего отца, если станешь опять самим собой, то будет возможность сравнить.
Грубо засунув в меня тампон, маман ущипнула меня за грудь и отошла в сторону. Расстегнув брюки, она вытащила наружу член, ранее принадлежавший мне, в моей мужской ипостаси, и осведомилась:
— Как насчет небольшой практики? В конце концов, не так уж часто у парня появляется возможность пососать свой собственный член.
Сочетание жутких обстоятельств, стыда, чувства вины и разбушевавшихся женских гормонов было чересчур для меня. Полностью сломленный, стеная, я сполз с унитаза, с ужасом думая о том, что мне придется провести еще один день в теле матери, и о том, что ждет меня, если я снова стану самим собой. Ее руки обвились вокруг меня, а я отчаянно двигал головой взад-вперед, и мне было глубоко плевать, что кто-нибудь нас увидит.
Мать с улыбкой застегнула джинсы и пошла к дверям. Проходя через спальню, она обернулась и бросила мне:
— Когда надоест себя жалеть, может, простирнешь простыни. Знаешь, кровь очень быстро впитывается.
Рассмеявшись, маман ушла, оставив меня с кошмаром, который, похоже, уже никогда не кончится...
Часть 2
— Увидимся позже, милая!
Зажмурив глаза, я сунул голову под душ. Я не мог ответить ему, просто не мог. После всего, что мне пришлось вынести прошлой ночью по его милости, я, вообще, не хотел его больше видеть.
— Э-эй!
Я вздрогнул, попятился назад и едва не поскользнулся на упавшем мыле.
— Сукин сын! — заорал я на него. — Иди в жопу!
Смущенный, отец спросил:
— Деб, в чем дело? Что-то не так?
Ха! Что-то не так? Это еще мягко сказано! Но главная беда — я не могу ему ничего объяснить. Отец или не поверит мне или решит, что его благоверная спятила, и сдаст меня в психушку.
— Нет, все в порядке, — солгал я, силой заставив себя говорить как можно более спокойно. — Я задумалась, а ты немного напугал меня.
Он недоверчиво осведомился:
— Уверена, что все нормально?
— Да, спасибо, — отойдя от стены, я стал намыливать свои длинные каштановые волосы, надеясь, что он клюнет.
Однако отец и не собирался уходить, тогда я выдавил улыбку и сказал ему:
— Давай, дорогой, иди, радуйся жизни. Ты, вроде, говорил, что собираешься порыбачить с недельку.
Отец осклабился:
— Ага. Тед говорит, что в это время года офигительно клюет. Ой, как мы оторвемся.
Вдруг его голос стал более серьезным:
— Слушая, а с тобой точно все в порядке? В смысле, коли с тобой что случилось, то я обязан быть рядом...
— Не бери в голову, — ответил я прочувственным тоном. — Я в порядке. Просто у меня сейчас критические дни.
— Все, дальше не надо, — отец вскинул руки в притворном ужасе, отступая назад. — Пока, дорогуша. Я тебе позвоню.
— Пока, пока, — услышав, как захлопнулась дверь ванной, я сполз на пол. Так я сидел, обняв колени, мечтая, что вода смоет стыд и горечь последних недель и, желая, чтобы меня ошпарило так, чтобы я забыл в какой ад превратилась моя жизнь.
Меньше двух месяцев назад я был студентом на последнем курсе с неплохой работой. Нельзя сказать, что все было так уж прекрасно, но ведь могло бы быть и хуже. Я ненавидел жить с семьей, особенно с матерью, но уехать от них я мог только через год, когда полностью выплачу ссуду на обучение. И вот тогда-то это случилось.
Мы с мамой поцапались — обычная ссора и наговорили друг другу гадостей. Большое дело? Еще какое большое! Каким-то образом — не знаю, как и почему — на следующее утро мы проснулись и обнаружили, что во время сна поменялись телами. Внезапно, я стал своей матерью, а она — мной. Уж, не знаю космическая ли это шутка, или некое сверхсущество попыталось сделать так, чтобы мы лучше понимали друг друга. Если это так, то эта попытка с треском провалилась. Мы оба пострадали от этой ситуации и теперь расхлебываем последствия.
Всхлипывая, я взял мочалку и стал протирать зубы, десны и губы. Пораненный, распухший и даже кое-где кровоточащий мой рот был до краев полон боли, от чего слезы у меня хлынули с новой силой.
В первый день в мамином тел я купил кучу секс-игрушек и прибамбасов для садо-мазо игр, надеясь, что отец обнаружит эту херню и оторвет матери голову. Естественно, когда мы не стали самими собой, я спрятал их от греха подальше, но мама, должно быть, нашла их и положила туда, где папаша не мог их не заметить — в ящик шкафа, где он держал свое нижнее белье.
Он решил, что у меня новая секс-фантазия, и решил прошлой ночью помочь мне воплотить ее в жизнь. Улегшись в постель, он взгромоздился на меня, припер к матрасу и гадко ухмыльнулся.
— Это то, что ты хочешь гадкая девчонка? — поинтересовался он, приковывая мои запястья наручниками к спинке кровати. Я потребовал, что бы папаша сказал, что он намерен делать. Но вместо ответа «супруг» заткнул мне рот ярко-красным кляпом в форме шара, его я тоже купил. Папашино усердие и стало причиной того, что у меня так дико сейчас болит рот.
— Скотина, — я сплюнул; розоватый сгусток слюны и крови исчез в стоке.
Взяв губку, которую мать велела использовать для мытья «интимных частей», я стал намыливать себе между ног.
— О-о-ой! Блядь, как же больно! — с каждым движением губки низ живота охватывала жгучая боль, напоминавшая о самом худшем, что случилось прошлой ночью
Заинтригованный игрушками, отец стал запихивать мне между ног самое толстое мое дилдо. Он никак не подготовил его, считая, что достаточно моей естественной смазки, а просто засадил одним ударом по самую рукоятку. Затем, немного притомившись от проделанной работы, он взял мой самый большой батплаг и всунул мне в задницу, и опять всухую. Помню, как я вопил через кляп, едва не теряя сознание от жуткой боли, но папаша всерьез считал, что мне это нравится!
Не в силах больше терпеть я отбросил губку и лег в ванну. Упершись локтями в дно, я попытался приподнять таз так, чтобы струя душа била прямо в мою раскрытую щель.
— А-а-ах! Бля-я-дь! — эта процедура была не менее болезненной, но я должен был уничтожить даже само напоминание пребывания папаши во мне.
Мысль о том, что внутри находилась его чертова сперма, была невыносима для меня.
Когда я только приступил к исполнению супружеских обязанностей, то думал, что у отца очень большой член. Подсознательно я боялся, что он меня пополам разорвет, успокаивало меня только тот факт, что мамино тело за столько лет супружеской жизни привыкло к нему. Однако эти «игры» так возбудили отца вчера ночью, что его хуй раздулся до прямо-таки гротескных размеров. В сочетании с дилдо в заднице, он вошел в мою манду со скрипом. А уж отделал им меня папаша без всякой жалости. Возможно, если бы мне удалось расслабиться и получить удовольствие, то произошедшее предстало бы передо мной в совсем другом свете.
Пошла холодная вода, но я знал, что это не поможет. Не имеет значения как сильно я скребу себя мочалкой, мне уже никогда от этого не отмыться. Закрыв краны, я вылез из ванны, завернулся в полотенце и сел на пол. В довершение всего папаша высек мою бедную попу, но, к счастью, холодный жесткий кафель принес мне некоторое облегчение.
— Что же мне делать? — задал я вопрос в пустоту. — Что же мне делать?
* * *
— Привет, Дебра! — гостья наклонилась вперед и чмокнула меня в щеку.
— Привет, Шар, — широко улыбнувшись, я пригласил ее внутрь. — Может, сделаешь сама кофе, а я присоединюсь к тебе через минуту.
— Конечно.
Я закрыл за ней дверь и побежал выключать пылесос. Все мамины подруги — теперь мои подруги. А Шарлин мне нравится больше всех. Она на несколько лет старше мамы, любит выпить, неразборчива в мужчинах и ругается как сапожник, но даже, когда я был Карлом, то неровно дышал к ней. Я даже фантазировал о нас двоих, но хотя она и подкалывала меня, вряд ли такое бы произошло на само деле.
— Шар?
— Я здесь, — отозвалась она из гостиной.
Я сел рядом с ней на кушетку и взял с журнального столика чашку кофе. Ее приход резко улучшил мне настроение
— Итак, Шар, какими судьбами ко мне? — поинтересовался я.
Он молчала с минуту, словно была не уверенна в ответе, потом решилась.
— Давай поговорим на чистоту, — Шар отхлебнула кофе и спросила. — Как у тебя дела? Я имею в виду на самом деле.
Черт, этим вопросом она заставила меня вспомнить о кошмаре, длящемся уже два месяца. Почему бы нам просто не поболтать о том, о сем.
— А почему вдруг ты спрашиваешь? — холодно поинтересовался.
— Брось, Деб. Ты отлично, мать твою, знаешь, почему. Ты сейчас вся какая-то подавленная, угнетенная; раньше ты гораздо реже бывала в таком плохом настроении. Я беспокоюсь за тебя.
— Все со мной в порядке, — соврал я. — Спасибо, конечно за беспокойство.
— Блин, Деб, вот только со мной не надо. Мы же, хер знает, сколько лет знакомы, — она поставила кофе на столик и села поближе ко мне. — Я ведь от тебя не отстану, пока не расскажешь в чем дело. Лучше давай вдвоем попробуем решить твои проблемы.
Как сильно я ненавидел ее за вмешательство в мою жизнь, так же сильно я был благодарен за попытку помочь мне. Я разрывался между желанием выгнать ее к чертовой матери и стремлением во всем признаться. В конечном счете, мой выбор остановился на последнем.
— Ну, знаешь... черт... это все моя проклятая жизнь, — начал я.
И глядя в черную глубину чашки с кофе, попытался объяснить ей все как мог, естественно без каких-либо сверхъестественных подробностей.
— У нас уже давно все никак у людей. Карл и я уже несколько недель не разговариваем. Я себя из-за этого так дерьмово чувствую. А, Фил...
Ну, как ей объяснить, что он думает, что я его верная и послушная ему жена, но каждая ночь, что мы проводим вместе — превращается для меня в изнасилование. Я ненавижу его за это, он мне отвратителен, но в глубине души понимаю, что отец этого не заслуживает.
— Черт, я так и знала, — заявила Шарлин. — Этот урод что-то тебе сделал, верно? Он сделал тебе больно?
Взяв меня за руку, она потребовала:
— Скажи, Дебра, скажи, как я могу тебе помочь!
— Нет, все не так, — запротестовал я, как бы больно мне не было — он все-таки мой отец, и даже не думал, что делает что-либо не то.
— Я просто, э-э, не могу этим больше заниматься. Траханье, минет и, вообще, полный расклад. Может быть сначала это неплохо, но сейчас я чувствую только стыд и отвращение.
— О, милая, мне так жаль, — кивнула она. — Я всегда этого боялась. Жутко хотелось ошибиться. Но теперь вижу, что была права.
— О чем ты? — спросил я, про себя проклиная, выступившие слезы.
Шарлин вздохнула. Подвинувшись еще ближе, она обняла меня за плечи, причем чувствуя себя явно не в своей тарелке.
— Знаю я, откуда это все идет. Я думала об этом много раз, но до прошлого года никогда серьезно.
— Я... я тебя не понимаю, — она явно не въехала в мою проблему, но не рассказывая всей истории целиком, нельзя было направить ее на верный путь.
— Деб, милая, позволь я закончу. Знаю, что ты не хочешь этого слышать. Но придется. Правда — единственный способ помочь тебе, — сделав глубокий вдох, Шарлин сказала, — Деб, дорогая, ты — лесбиянка.
У меня должно быть глаза на лоб полезли потому, что она стиснула мою руку, прежде чем продолжить:
— Я давно это чувствовала, но раскрыла тебя, когда ты вышвырнула из дома Гвен.
— О чем ты говоришь? — мать точно не было лесбиянкой, и я чувствовал необходимость защитить ее; не смотря на все наши ссоры, я не мог позволить возводить на нее напраслину.
— Деб, выслушай меня до конца. Тебя разозлило не то, что Гвен была лесбиянкой, НА САМОМ ДЕЛЕ тебя взбесил факт того, что, она открыто, заявляет о себе какая она есть, а ты вынуждена скрывать свою истинную натуру. Понимаю, что звучит это как какая — нибудь психолоаналитическая хрень, но так оно и есть, — посмотрев мне в глаза, она закончила, — Ты борешься с собой еще с тех пор, как мы встретились. Ты постоянно стараешься это отрицать — у тебя муж, двое детей, как у любой нормальной гетеросексуальной женщины.
Это десйствительно звучало как психолоаналитическая хрень. Однако крошечная часть меня думала, а не права ли она.
— Шар... — что я мог ей сказать?
Даже если она не ошибается в отношении матери, то может права насчет меня. Пойманный в ловушку женского тела, став пленником женских гормонов и эмоций, я, тем не менее, оставался стопроцентным мужчиной, ст
— Что за... — простонал я, перевернувшись и зарывшись лицом в подушку.
Ага, как же. Шум от включенного пылесоса все равно настиг меня, хотя работал он этажом ниже.
— Что за блядская жизнь! — швырнув со злости подушку через всю комнату, я неохотно вылез из постели.
Едва взглянув на меня, не прекращая пылесосить, мама буркнула: «Доброе утро».
— Доброе, — прожег я ее взглядом. — Какого лешего ты затеяла уборку в 11 часов утра, черт возьми.
— Сынуля, а почему бы тебе ни пойти со своими проблемами куда подальше? — она выключила пылесос, и, скрестив руки на груди, уставилась на меня. — Ты не успел проснуться, а уже ворчишь.
— Ага, учитывая, что спал я всего лишь два часа. Есть, дорогая мамуля, такая вещь как работа в ночное время, — включив свет в ванной, напомнил я ей. — Я работал до восьми утра, домой приперся в полдевятого и только в девять заснул.
Взяв тюбик с зубной пастой, закончил:
— А сейчас одиннадцать утра. Тебе это понятно?
— Ну, я, конечно, жутко извиняюсь, — протянула она. — Слушай, нам теперь всем планировать свои дела, учитывая тебя. Похоже, ты занял вакантное место Пупа Земли.
— Да иди ты со своими шутками, — я выдернул полотенце из ящика. — Неужто так трудно подождать пару часов с этим пылесосом.
— Ну, дорогой, дома должно быть чисто, — хмыкнула она. — А я не могу ждать весь день, пока ты валяешься в кровати.
— Конечно, мам, это для тебя действительно непосильная задача. Гораздо проще весь день проиграть с подругами в бинго, дымя при этом как паровоз. Похоже, мысль о том, что можно заниматься чем-то еще ты приравниваешь к восьмому смертному греху.
— Не смей со мной так разгововаривать со мной, — рявкнула она, выдергивая шнур пылесоса из розетки. — Ты даже представить не можешь, сколько у меня работы днем.
— Извини. Неужели я что-то пропустил: сигареты, бинго, кофе, дневные телесериалы и подобная им херня. Да, действительно, ты, мамочка, работаешь как Папа Карло.
Включив душ, я предложил:
— Устройся на настоящую работу днем, и ты поймешь, что значит по-настоящему уставать. Хотя, вряд ли кто-нибудь захочет взять человека с неоконченным средним образованием.
С чувством победы, я захлопнул дверь ванной и забрался под душ, в шуме которого утонул ответ мамулька.
Как долго мне еще мучаться со всем этим дерьмом? Я ненавидел жить в родном доме, но не себе позволить что-нибудь другое, пока не верну ссуду, взятую на обучение в колледже. Я не живу, а существую: колледж — пять дней в неделю, работа — три ночи плюс уик-энд, а в немногие свободные часы — корплю над домашними заданиями, а мамуля вечно всем недовольна. Правильно, она чуть ли не завидует тому, что я учусь в колледже. Сама-то школу бросила, когда залетела от одного парня, а вернуться ей мешала гипертрофированная гордость. Моя старшая сестра Гвен была абсолютно права, когда три года назад уехала от нас.
«Почему отец живет с ней?» — подумал я, ожесточенно втирая шампунь в волосы. Десять процентов из их времени они с мамой разговариваю, сорок процентов — не замечают друг друга, а все остальное время — ругаются между собой. И снова я пообещал себе, что, как только смогу, то непременно съеду отсюда.
* * *
— Куда это ты собрался? — маменька сидела на кухне с сигаретой, зажатой между пожелтевших от табака пальцев — это был один из ее любимейших вопросов.
— Знаешь, — затянулась она, — Хотела бы я хоть денек пожить твоей жизнью.
— М-да, если хочешь, — пожалуйста, — я покачал головой. — Думаешь двенадцать часов на ногах, вкалывая на кучку ленивых засранцев из профсоюза это здорово, пожалуйста, вперед и с песней.
Надев солнечные очки, я продолжил:
— Однако ты уверенна, что я ни хрена не делаю.
— А ты попробуй как я: стирка, уборка, походы по магазинам и прочее, и посмотрим кому тяжелее.
— Да не вопрос, ма, — ухмыльнулся я. — Вот будут у меня каникулы, и я весь твой.
Докурив сигарету, мама зажгла новую и выдохнула:
— А не пошел бы ты, сынуля, на хер.
— Я тоже люблю тебя, ма.
* * *
— Доброе утро!
— А? Что? — я вскочил, протирая глаза и озираясь по сторонам, пытаясь определить, сколько сейчас времени, однако, часов нигде не было.
— Подымайся, соня. Раковина полна немытой посуды, грязного белья до черта, а на пол без слез не взглянешь.
— Слушай это не смешно. Иди лесом, — заныл я, укладываясь обратно в койку. — У меня сегодня выходной, и надо быть идиотом, чтобы потратить его на твои чертовы домашние дела.
— Нет-нет, это твои домашние дела, — ее голос звенел от радости. — Теперь ведь ты стал мамочкой.
— Что? — я резко сел и огляделся по сторонам, возле постели стояла моя точная копия; пораженный я закрыл глаза, подозревая, что просто еще не проснулся.
— Вставай, мамуля, — хихикнула моя копия — блин, да это же мой собственный голос! — Я уезжаю, а когда вернусь вечером, то хочу увидеть вкусный ужин и чистый дом. Думаю, что папа хочет того же.
Неохотно я открыл глаза и обнаружил, что двойник все еще здесь.
— Что, черт возьми, происходит?
Отбросив одеяло, я выбрался из постели, едва не рухнув мордой в ковер. Похоже, я здорово прибавил в весе. Посмотрел вниз и увидел, что за ночь у меня отросли здоровущие сиськи. В панике, я сунул руку под ночнушку, которая была на мне (кто-нибудь знает какая сволочь на меня ее натянула?) и обнаружил между ног женский первичный половой признак.
— Ну, как нравится? — осведомилось Альтер эго. — Лучше чем те шлюшки, которых ты приводил домой, а?
Если бы я не был так напуган, то меня точно бы стошнило прямо на ковер. Не обращая ни на что внимания. Я ворвался в ванную. Включая свет, заметил, что ногти у меня покрашены розовым лаком и примерно в дюйм длиной.
— Черт, этого не может быть, — собрав остатки храбрости, я взглянул в зеркало — оттуда на меня смотрела моя мать.
Это было ее тело, а я — моя сущность была внутри.
— Что это вообще за хуйня? — спросил я у зеркала, надеясь, что голос не выдает ужас, охвативший меня.
— Ущипните меня, — донеслось из-за двери. — Но мне это нравится. Все, что мне известно — это то, что проснулась я в твоем теле. И я планирую увлекательно и небесполезно провести сегодня свой выходной.
Громко рассмеявшись, она добавила:
— Извини, но бинго сегодня тебе не светит, но дома полно работы, поэтому скучать не придется. Пока.
Потеряв дар речи, я тупо стоял и пялился в зеркало. Дрожащей рукой я ощупал одну грудь и простонал от удовольствия, когда мои холодные пальцы наткнулись на набухший сосок.
«Неужели мне это нравится?» — подумал я, еще более испуганный, чем раньше. Потом другой рукой я нащупал влажный холмик у себя между ног, и, сунув в щель палец, понял, что мне все больше и больше это нравится.
— Да, пошла она в жопу. У нас обоих будет сегодня выходной.
Я засунул в свою новообретенную письку второй палец и улыбнулся.
* * *
Стоя под горячим душем, омывавшим мое новое, тело, я намылил руки и тщательно исследовал его. Уделяя особое внимание грудям, благодаря которым маман в свое время получила место барменши и влагалищу, давшему жизнь двум детям — мне и сестре, я почти кончил. Черт, у женщин столько способов доставить себе удовольствие-это просто нечестно. Однако маменька едва ли этим. Облазив ее спальню, я обнаружил, что у нее нет ни секс-игрушек, ни порножурналов или кассет, ни эротического белья. Добавив к этому тот факт, что по пальцам одной руки можно посчитать сколько раз, они с папашей трахались в этом году, мне стало ясно, что своим телом она просто пренебрегает. Ладненько, тогда мы оторвемся на полную катушку. Не исключено, что сегодня вечером маман прославится на всю округу как последняя шлюха. Это будет даже забавно. По крайней мере, для меня.
Однако сначала надо закончить этот прекрасный душ. Сняв душ со стояка, я зажал его между ног, направив струю прямо на клитор. О-о-о, блядь, как же клево! Охуительно! Волны удовольствия прокатились по телу. Взяв с полочки бутылочку шампуня, я всадил узкое горлышко в манду. Затем, наклонившись, стал трахать себя бутылочкой и одновременно массировать клитор упругой струей воды. Оргазм не заставил себя долго ждать. Когда он, наконец, наступил, мне стало так хорошо, как никогда раньше
— О-о-о, о-о-о, а-а-а! — визжал я от удовольствия, мышцы влагалища сокращаясь, вытолкнули бутылку наружу, тело билось в судорогах наслаждения. Это было что-то невероятное, я определенно увидел небо в алмазах и едва не лишился чувств. Обессиленный я отбросил душ в сторону, запустил руку себе между ног и зачерпнул немного своего сока. Затем, улыбнувшись, я сделал то, что точно был уверен, моя маменька никогда не делала — дочиста облизал ладонь, покрытую выделениями, тщательно обсасывая каждый палец в отдельности.
* * *
— Здравствуйте, могу я вам чем-нибудь помочь?
— Да, — запуская правую руку в сумочку, я поинтересовался у продавщицы. — Где у вас вибраторы.
Она показала мне стойку возле дальней стены и принялась объяснять достоинства наиболее популярных моделей. Я рад был отвлечься потому, что чувствовал себя не вполне комфортабельно в женском платье, кроме того, меня одолевали сомнения по поводу, а правильно ли я использовал косметику, а при взгляде на сумочку болтающуюся на руке начинал чувствовать себя вообще полным идиотом. Проявив неподдельный интерес к предмету продажи, я пытался задавать самые грязные, самые интимные вопросы, что только мог придумать. Может быть, может быть маменьке это аукнется.
Надеясь, что на маменькиной кредитке есть деньги, я выбрал самое длинное и толстое дилдо, самый мощный вибратор, пару батплагов, «шарики удовольствия» и массажер для клитора в форме бабочки.
— Это все?
— О, конечно, нет, — я шмякнул сумочку на прилавок. — Есть ли у вас такое белье, в котором самая добропорядочная домохозяйка почувствует себя стопроцентной шлюхой?
Начав с трусов с разрезом в промежности, она продемонстрировала мне прозрачное белье, кружевное, кожу, латекс и всякие разные штучки-дрючки. Я выбрал с дюжину разных трусов, лифчиков, корсетов, а также наручники, шарообразный кляп, несколько масок и хлыст.
Было бы не плохо поэкспериментировать с этим днем, но когда папаша «случайно» найдет мой комплект для «раскованной, свободомыслящей женщины», мамулька ждет, чертова уйма неприятностей.
Пропустив мою (мамину) кредитку через терминал, продавщица спросила меня:
— А вы знаете, как пользоваться всем этим?
Она клеится ко мне? Маменька повела бы себя довольно определенно — она терпеть не могла лесбиянок, с тех пор как моя сестра привела домой свою первую подружку, — выскочила бы из магазина, плюясь от отвращения. Назло ей, я ответил:
— Вообще-то нет.
И изобразив жутко кокетливую улыбку, продолжил:
— Очень жалко, что вы не проводите инструктажа.
Сверкнув превосходными зубами в ответной улыбке, она перегнулась через прилавок и стала лениво теребить левый сосок через блузку.
— Знаете, — продавщица ухмыльнулась, — У меня сейчас как раз будет перерыв на ленч, и если хотите, то я смогла бы вам помочь.
Я вернул ей улыбку и нагло ухватил ее за другой сосок:
— С удовольствием.
* * *
«Черт, уже четыре часа дня», — на изучение основ лесбийских удовольствий ушло больше времени, чем я планировал. Но мне не было жаль ни одной секунды, продавщица Эйприл, которой было двадцать с хвостиком, проявила недюжинный для ее возраста опыт. Поглаживая сумочку, я усмехнулся, представив, как папенька посмотрит пленку, где его женушка занимается этим с женщиной. Что он скажет, когда увидит мать своих детей в черном корсете и в наручниках, с торчащей в заднице рукояткой хлыста, а другая женщина, с пристегнутым к бедрам дилдо, в это время от души обрабатывает ее? Сблюет он или спустит, услышав, как его фригидная супружница визжит от удовольствия и умоляет свою случайную любовницу сильнее трахать ее?
Убедившись, что кассета надежно спрятана под сиденьем, я решил сделать с нее копию, прежде чем подсунуть эту пленку фатеру. Понятия не имею, как он отреагирует, но позволить ему уничтожить единственное доказательство маменькиного распутного нрава я не могу. Кроме того, это любительское видео всегда можно будет посмотреть, когда мне вздумается погонять шкурку. Да и вообще, вдруг я захочу пошантажировать маман.
Жаль, что я не мог провести больше времени изучаю свои обновки, но качество консультаций Эйприл с лихвой возместило это недостаток. Решив перекусить, я подъехал к «Макдональдсу», сунул руку под юбку и включил маленький вибратор, который мне в пизде оставила Эйприл на память. Когда подошел парнишка-официант, пришесший мой заказ: гамбургер и картошку-фри, я как раз кончал, так что юноше было обеспечено отличное шоу.
* * *
— Как день прошел? — поинтересовалась мамулек. — Смотрю, к домашним делам ты даже и не притронулся. Выходит нашел, чем себя развлечь.
— Вроде того, — ответил я. — Не торопись, через пару дней сама все узнаешь.
— Да, ну ты, возможно, тоже скоро обнаружишь, пару сюрпризов, когда вернешься в свое обычное состояние. Я пожал плечами, чтобы она не сделала это не идет ни в какое сравнение с моими сегодняшними проделками. С улыбкой я сказал ей:
— Ладно, все было очень забавно, но, думаю, пришло время заканчивать игру.
— И чего ты хочешь от меня? — она откинулась в кресле и закурила, отравляя мои легкие никотином.
— Эй, — нахмурился я, — Вытащи эту гадость из моего рта и поменяй наши тела обратно.
Мама покачала головой и сделала глубокую затяжку.
— Если б я знала как.
Подтянув штаны, в плохой пародии на мачо с Дикого Запада, она сказала:
— Может быть, все изменится, когда ты проснешься. А я должна идти на работу.
О, черт. Она собирается сделать так, чтобы меня уволили! Она же и понятия не имеет, чем я занимаюсь.
— Ты не можешь это сделать, — сказал я ей. — Позвони и скажи, что заболела, пожалуйста.
— Извини, но я хочу полностью почувствовать себя Карлом, — она уже собралась уходить, но вдруг повернулась и издевательски улыбнулась. — Кстати, наверно, я должна тебя предупредить...
— Предупредить, о чем?
— Ну, у меня со дня на день начнутся месячные, так что, вероятно, твой отец захочет меня, то есть тебя, сегодня ночью трахнуть.
— Обломается, — заявил я. — Скажу, что у меня болит голова или что-нибудь в этом роде.
Все еще улыбаясь, она закончила:
— Если наберешься смелости, сделай ему минет. Обычно этого твоему отцу хватает на всю ночь. Иначе, он трахнет тебя, будет тискать сиськи, покусывать соски. Он довольно груб в постели.
— Пожалуйста, мам, хватит, — определенно это было слишком даже для сегодняшнего дня извращений. — Извини, что нахамил тебе. Я очень об этом сожалею.
— Я уже сказала тебе, что ничего сделать не могу, — не говоря больше ни слова, она повернулась и поспешила вниз, оставляя меня наедине с моим кошмаром.
Сглотнув неожиданно возникший в горле ком, я понял, что должен все сделать для того, чтобы у моего старика сегодня ночью не встал.
* * *
Когда я, наконец, заполз в постель на голове у меня были бигуди, на морде — грязевая маска. Я облачился в длинную мамину фланелевую пижаму. Зубы я тоже не стал чистить, надеясь, что мое «свежее» дыхание окончательно затруднит понимание между мной и папашей.
— Милая...
— Па... пожалуйста, давай спать, дорогой, — вовремя поправился я. — Увидимся утром.
Прижавшись ко мне, отец улыбнулся:
— Ах ты, шалунья. Знаешь, ведь, как мне нравится слизывать с твоего личика это косметическое дерьмо и срывать зубами бигуди, — уже поглаживая мне шею, он добавил. — А эта миленькая пижамка, ты даже поверить не можешь, как она меня заводит.
Ни хуя себе! Кто же знал, что у папеньки извращенная страсть к бигудям и всякой такой херне? Я-то наделся охладить его, а он, наоборот, так разогрелся, что аж искры сыпятся. Видимо, мой папик — полный идиот. В любом случая, я вляпался в дерьмо по самые бакенбарды.
— Ммм, — лаская мои сиськи сквозь толстую ткань, он предложил. — Почему бы тебе ни пососать моего крепыша, пока я избавлю тебя от бигудей. А когда я кончу на твою прелестную мордашку, то смогу дочиста вылизать тебя.
Да не в жизнь. Не смотря на тело, сознанием-то я был мужчина. И ни за что на свете не стану сосать член другому парню. И уж тем более не собираюсь это делать родному отцу. К несчастью, мое тело, похоже, думало совсем иначе. Наплевав на внутренний протест, соски затвердели, клитор набух, а писька резко намокла. Испытывая к самому себе глубочайшее омерзение, я чувствовал, что меня эта ситуация сильно возбуждает. Так сильно я не заводился даже, когда был парнем.
Пойманный в ловушку податливого маминого тела, я не мог сопротивляться отцу, надавившему мне на плечи. Он устроился снизу, и я вовсю чувствовал запах его члена.
— Открой пошире ротик, масенькая моя, — сюсюкал папаша. — Папочка приготовил большой-большой сюрприз для своей девочки.
Уставившись на залупу, я быстро прикинул все «за» и «против». Или я у него отсосу, или он оттрахает меня, а в это время будет слюнявить лицо своими поцелуйчиками. Решив, что минет — меньшее зло (едва ли), я закрыл глаза и взял его набрякший член в рот.
— Ой, блядь, да-а-а! Соси, крошка, соси глубже, — я мысленно вернулся к событиям сегодняшнего дня, я представил, что он — Эйприл, а его хер — пропитанное нашими с ней соками дилдо.
Это хоть как-то помогло мне удержаться от рвотных позывов. То, посасывая, то, облизывая, я старался достать языком до самых чувствительных его местечек, которые мне лизала моя подружка. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, чем быстрее папаша кончит, — тем лучше. И все это закончится с его оргазмом.
Ммм, — я удивленно промычал я, почувствовав, как папаша залез пальцем ноги мне в пизду.
Открыв глаза, я был поражен видом своих густо накрашенных губ, елозящих вверх-вниз по отцовскому хую. Мне стало противно до жути, и я попытался выдоить его в рекордно короткий срок. Единственным светлым пятно было, то, что он стимулировал во время минета мою письку. Мне стало не по себе оттого, что ощущения могут перемешаться, и я начну получать удовольствие и от минета.
— Заебись, как хорошо, — методично посрывав с моих волос последние бигуди, отец заявил. — Деб, я вот-вот спущу! А-а-а-ах, не сил больше.
Тяжело дыша, он взмолился:
— Глубже, глубже. Заглотни ствол, поцелуй яйца, и я кончу.
Здорово, что у маминого тела безусловный рефлекс на такие просьбы, иначе меня точно бы вырвало. Сделав глубокий вдох, я за один раз вобрал в рот его член целиком. Не останавливаясь до тех пор, пока нос не защекотали волосы у него на лобке. Только успел я несколько раз быстро лизнуть ему яйца, как он толкнул меня на постель и простонал:
— Готовься, крошка, сейчас ты получишь свое молочко!
Удерживая руками, отец выдохнул сквозь сжатые губы, а его член поливал мое лицо спермой. Снова, снова и снова, его густая, молочно-белая молофья выплескивалась мне налицо, заливая щеки, нос, лоб, губы. Ее запах и вкус ничего кроме отвращения во мне не вызывали. К сожалению, тело матери любило этот вкус, и я обнаружил, что инстинктивно облизываю губы.
— Ну-ка иди сюда, поблядушка, — проурчал он, взбираясь на меня.
Устроившись сверху, папаша облизал мне лицо, время, от времени останавливаясь, чтобы лучше прочувствовать вкус собственной спермы смешанной с косметической глиной, покрывавшей мое лицо. Неужели ему это нравится? Даже на секунду об отце нельзя было подумать, что он — голубой. Но было видно, что он не в первый раз наслаждается вкусом собственной молофьи.
Наконец, он полностью облизал мою лицо, все прекрасно, — если не думать, что теперь у меня вся морда в его слюнях. Мне было противно и стыдно за свой поступок, но, по крайней мере, все позади. Поблагодарив его за великолепную ночь, я перевернулся на бок и притворился спящим. Сначала, кажется, это сработало, но только я задремал, что-то уперлось мне между ног. Боясь открыть глаза, я резко выдохнул, когда его стремительно твердеющая палка вошла в мою щель, пользуясь тем, что во время минета она сильно намокла. Целуя сзади меня в шею, папик проворковал:
— Ты просто лежи, голуба моя, и наслаждайся. Я хочу отблагодарить тебя за лучший минет в моей жизни, и думаю, что оргазм — это как раз то, что доктор прописал.
Уткнувшись лицом в подушку, я старался не заплакать, но слезы стыда все равно текли по щекам. Сначала моя попытка охладить в нем страсть полностью провалилась. Потом отчаянный минет, который я ему сделал, оказался лучшим в жизни. А теперь родной отец усердно дрючит меня, и все это закончится только тогда, когда он затопит мою матку спермой. Сгорая от стыда и отвращения, все, что я мог сделать — это лежать и ждать окончания кошмара.
* * *
— Ой, ой! Дебра, что же ты наделала.
— Чего? — я проснулся и снова увидел себя стоявшего возле постели.
Обмена не произошло! Я все еще был в теле матери! Как следует оттраханом, полном до краев спермой теле! Однако, чувствуя влагу между ног, я едва удержался от искушения, сунуть в пизду палец, а потом облизать его. Ее тело было очень сильно по части инстинктов, независимо оттого, чья сущность сидела внутри.
— Вставай, — сказала мать. — Пошевеливайся, и тащи свою задницу в ванную, пока все тут кровью не загадила.
— Ой, черт! — захныкал я. — Он, наверно, мне что-нибудь порвал, а? У него такой здоровый! Я даже не смог остановить его.
— Дебилка, — вздохнула мать. — У тебя месячные начались.
Твою мать! Я же не справлюсь один.
— Пожалуйста, помоги мне, мам, — взмолился я, — Я ж понятия не имею, что нужно делать.
— Хорошо, — она привела меня в ванную. — В первый раз я тебе помогу, но потом все будешь делать сам. Сначала пописай, как следует, затем мы приведем тебя в порядок, а после этого придет черед тампакса.
— Мам, почему мы не превратились обратно? — я не перестав хныкать. — Неужели это навсегда.
— Не знаю, — пожала она плечами. — Хоть бы и так. Это не конец света. Кстати, моими стараниями ты теперь получаешь на два доллара в час больше.
Наконец-то хорошие новости.
— Это как же? Я ведь еще даже не состою в профсоюзе.
— Уже состоишь, — мама достала из аптечки коробку с тампонами. — Там в правлении есть три парня, оснащены как кони...
Поглаживая пластиковый аппликатор моего первого «тампакса», она чмокнула головку тампона и продолжила:
— ... Я отсосала у них за ленчем, а они вручили мне профсоюзную карточку и подняли зарплату.
— Нет, — разревелся я, — Пожалуйста, скажи, что пошутила.
Теперь, даже если я вернусь к моей старой жизни, то покоя мне больше не будет. Останусь ли я в мамином теле, верну ли свое, найдутся те, кто захочет от меня получить сами знаете что.
Протянув мне тампон, она засмеялась и подтвердила мои опасения:
— Единственное условие — мне придется обслуживать их так каждый вечер. Сперма у них, конечно, гораздо вкуснее чем у твоего отца, если станешь опять самим собой, то будет возможность сравнить.
Грубо засунув в меня тампон, маман ущипнула меня за грудь и отошла в сторону. Расстегнув брюки, она вытащила наружу член, ранее принадлежавший мне, в моей мужской ипостаси, и осведомилась:
— Как насчет небольшой практики? В конце концов, не так уж часто у парня появляется возможность пососать свой собственный член.
Сочетание жутких обстоятельств, стыда, чувства вины и разбушевавшихся женских гормонов было чересчур для меня. Полностью сломленный, стеная, я сполз с унитаза, с ужасом думая о том, что мне придется провести еще один день в теле матери, и о том, что ждет меня, если я снова стану самим собой. Ее руки обвились вокруг меня, а я отчаянно двигал головой взад-вперед, и мне было глубоко плевать, что кто-нибудь нас увидит.
Мать с улыбкой застегнула джинсы и пошла к дверям. Проходя через спальню, она обернулась и бросила мне:
— Когда надоест себя жалеть, может, простирнешь простыни. Знаешь, кровь очень быстро впитывается.
Рассмеявшись, маман ушла, оставив меня с кошмаром, который, похоже, уже никогда не кончится...
Часть 2
— Увидимся позже, милая!
Зажмурив глаза, я сунул голову под душ. Я не мог ответить ему, просто не мог. После всего, что мне пришлось вынести прошлой ночью по его милости, я, вообще, не хотел его больше видеть.
— Э-эй!
Я вздрогнул, попятился назад и едва не поскользнулся на упавшем мыле.
— Сукин сын! — заорал я на него. — Иди в жопу!
Смущенный, отец спросил:
— Деб, в чем дело? Что-то не так?
Ха! Что-то не так? Это еще мягко сказано! Но главная беда — я не могу ему ничего объяснить. Отец или не поверит мне или решит, что его благоверная спятила, и сдаст меня в психушку.
— Нет, все в порядке, — солгал я, силой заставив себя говорить как можно более спокойно. — Я задумалась, а ты немного напугал меня.
Он недоверчиво осведомился:
— Уверена, что все нормально?
— Да, спасибо, — отойдя от стены, я стал намыливать свои длинные каштановые волосы, надеясь, что он клюнет.
Однако отец и не собирался уходить, тогда я выдавил улыбку и сказал ему:
— Давай, дорогой, иди, радуйся жизни. Ты, вроде, говорил, что собираешься порыбачить с недельку.
Отец осклабился:
— Ага. Тед говорит, что в это время года офигительно клюет. Ой, как мы оторвемся.
Вдруг его голос стал более серьезным:
— Слушая, а с тобой точно все в порядке? В смысле, коли с тобой что случилось, то я обязан быть рядом...
— Не бери в голову, — ответил я прочувственным тоном. — Я в порядке. Просто у меня сейчас критические дни.
— Все, дальше не надо, — отец вскинул руки в притворном ужасе, отступая назад. — Пока, дорогуша. Я тебе позвоню.
— Пока, пока, — услышав, как захлопнулась дверь ванной, я сполз на пол. Так я сидел, обняв колени, мечтая, что вода смоет стыд и горечь последних недель и, желая, чтобы меня ошпарило так, чтобы я забыл в какой ад превратилась моя жизнь.
Меньше двух месяцев назад я был студентом на последнем курсе с неплохой работой. Нельзя сказать, что все было так уж прекрасно, но ведь могло бы быть и хуже. Я ненавидел жить с семьей, особенно с матерью, но уехать от них я мог только через год, когда полностью выплачу ссуду на обучение. И вот тогда-то это случилось.
Мы с мамой поцапались — обычная ссора и наговорили друг другу гадостей. Большое дело? Еще какое большое! Каким-то образом — не знаю, как и почему — на следующее утро мы проснулись и обнаружили, что во время сна поменялись телами. Внезапно, я стал своей матерью, а она — мной. Уж, не знаю космическая ли это шутка, или некое сверхсущество попыталось сделать так, чтобы мы лучше понимали друг друга. Если это так, то эта попытка с треском провалилась. Мы оба пострадали от этой ситуации и теперь расхлебываем последствия.
Всхлипывая, я взял мочалку и стал протирать зубы, десны и губы. Пораненный, распухший и даже кое-где кровоточащий мой рот был до краев полон боли, от чего слезы у меня хлынули с новой силой.
В первый день в мамином тел я купил кучу секс-игрушек и прибамбасов для садо-мазо игр, надеясь, что отец обнаружит эту херню и оторвет матери голову. Естественно, когда мы не стали самими собой, я спрятал их от греха подальше, но мама, должно быть, нашла их и положила туда, где папаша не мог их не заметить — в ящик шкафа, где он держал свое нижнее белье.
Он решил, что у меня новая секс-фантазия, и решил прошлой ночью помочь мне воплотить ее в жизнь. Улегшись в постель, он взгромоздился на меня, припер к матрасу и гадко ухмыльнулся.
— Это то, что ты хочешь гадкая девчонка? — поинтересовался он, приковывая мои запястья наручниками к спинке кровати. Я потребовал, что бы папаша сказал, что он намерен делать. Но вместо ответа «супруг» заткнул мне рот ярко-красным кляпом в форме шара, его я тоже купил. Папашино усердие и стало причиной того, что у меня так дико сейчас болит рот.
— Скотина, — я сплюнул; розоватый сгусток слюны и крови исчез в стоке.
Взяв губку, которую мать велела использовать для мытья «интимных частей», я стал намыливать себе между ног.
— О-о-ой! Блядь, как же больно! — с каждым движением губки низ живота охватывала жгучая боль, напоминавшая о самом худшем, что случилось прошлой ночью
Заинтригованный игрушками, отец стал запихивать мне между ног самое толстое мое дилдо. Он никак не подготовил его, считая, что достаточно моей естественной смазки, а просто засадил одним ударом по самую рукоятку. Затем, немного притомившись от проделанной работы, он взял мой самый большой батплаг и всунул мне в задницу, и опять всухую. Помню, как я вопил через кляп, едва не теряя сознание от жуткой боли, но папаша всерьез считал, что мне это нравится!
Не в силах больше терпеть я отбросил губку и лег в ванну. Упершись локтями в дно, я попытался приподнять таз так, чтобы струя душа била прямо в мою раскрытую щель.
— А-а-ах! Бля-я-дь! — эта процедура была не менее болезненной, но я должен был уничтожить даже само напоминание пребывания папаши во мне.
Мысль о том, что внутри находилась его чертова сперма, была невыносима для меня.
Когда я только приступил к исполнению супружеских обязанностей, то думал, что у отца очень большой член. Подсознательно я боялся, что он меня пополам разорвет, успокаивало меня только тот факт, что мамино тело за столько лет супружеской жизни привыкло к нему. Однако эти «игры» так возбудили отца вчера ночью, что его хуй раздулся до прямо-таки гротескных размеров. В сочетании с дилдо в заднице, он вошел в мою манду со скрипом. А уж отделал им меня папаша без всякой жалости. Возможно, если бы мне удалось расслабиться и получить удовольствие, то произошедшее предстало бы передо мной в совсем другом свете.
Пошла холодная вода, но я знал, что это не поможет. Не имеет значения как сильно я скребу себя мочалкой, мне уже никогда от этого не отмыться. Закрыв краны, я вылез из ванны, завернулся в полотенце и сел на пол. В довершение всего папаша высек мою бедную попу, но, к счастью, холодный жесткий кафель принес мне некоторое облегчение.
— Что же мне делать? — задал я вопрос в пустоту. — Что же мне делать?
* * *
— Привет, Дебра! — гостья наклонилась вперед и чмокнула меня в щеку.
— Привет, Шар, — широко улыбнувшись, я пригласил ее внутрь. — Может, сделаешь сама кофе, а я присоединюсь к тебе через минуту.
— Конечно.
Я закрыл за ней дверь и побежал выключать пылесос. Все мамины подруги — теперь мои подруги. А Шарлин мне нравится больше всех. Она на несколько лет старше мамы, любит выпить, неразборчива в мужчинах и ругается как сапожник, но даже, когда я был Карлом, то неровно дышал к ней. Я даже фантазировал о нас двоих, но хотя она и подкалывала меня, вряд ли такое бы произошло на само деле.
— Шар?
— Я здесь, — отозвалась она из гостиной.
Я сел рядом с ней на кушетку и взял с журнального столика чашку кофе. Ее приход резко улучшил мне настроение
— Итак, Шар, какими судьбами ко мне? — поинтересовался я.
Он молчала с минуту, словно была не уверенна в ответе, потом решилась.
— Давай поговорим на чистоту, — Шар отхлебнула кофе и спросила. — Как у тебя дела? Я имею в виду на самом деле.
Черт, этим вопросом она заставила меня вспомнить о кошмаре, длящемся уже два месяца. Почему бы нам просто не поболтать о том, о сем.
— А почему вдруг ты спрашиваешь? — холодно поинтересовался.
— Брось, Деб. Ты отлично, мать твою, знаешь, почему. Ты сейчас вся какая-то подавленная, угнетенная; раньше ты гораздо реже бывала в таком плохом настроении. Я беспокоюсь за тебя.
— Все со мной в порядке, — соврал я. — Спасибо, конечно за беспокойство.
— Блин, Деб, вот только со мной не надо. Мы же, хер знает, сколько лет знакомы, — она поставила кофе на столик и села поближе ко мне. — Я ведь от тебя не отстану, пока не расскажешь в чем дело. Лучше давай вдвоем попробуем решить твои проблемы.
Как сильно я ненавидел ее за вмешательство в мою жизнь, так же сильно я был благодарен за попытку помочь мне. Я разрывался между желанием выгнать ее к чертовой матери и стремлением во всем признаться. В конечном счете, мой выбор остановился на последнем.
— Ну, знаешь... черт... это все моя проклятая жизнь, — начал я.
И глядя в черную глубину чашки с кофе, попытался объяснить ей все как мог, естественно без каких-либо сверхъестественных подробностей.
— У нас уже давно все никак у людей. Карл и я уже несколько недель не разговариваем. Я себя из-за этого так дерьмово чувствую. А, Фил...
Ну, как ей объяснить, что он думает, что я его верная и послушная ему жена, но каждая ночь, что мы проводим вместе — превращается для меня в изнасилование. Я ненавижу его за это, он мне отвратителен, но в глубине души понимаю, что отец этого не заслуживает.
— Черт, я так и знала, — заявила Шарлин. — Этот урод что-то тебе сделал, верно? Он сделал тебе больно?
Взяв меня за руку, она потребовала:
— Скажи, Дебра, скажи, как я могу тебе помочь!
— Нет, все не так, — запротестовал я, как бы больно мне не было — он все-таки мой отец, и даже не думал, что делает что-либо не то.
— Я просто, э-э, не могу этим больше заниматься. Траханье, минет и, вообще, полный расклад. Может быть сначала это неплохо, но сейчас я чувствую только стыд и отвращение.
— О, милая, мне так жаль, — кивнула она. — Я всегда этого боялась. Жутко хотелось ошибиться. Но теперь вижу, что была права.
— О чем ты? — спросил я, про себя проклиная, выступившие слезы.
Шарлин вздохнула. Подвинувшись еще ближе, она обняла меня за плечи, причем чувствуя себя явно не в своей тарелке.
— Знаю я, откуда это все идет. Я думала об этом много раз, но до прошлого года никогда серьезно.
— Я... я тебя не понимаю, — она явно не въехала в мою проблему, но не рассказывая всей истории целиком, нельзя было направить ее на верный путь.
— Деб, милая, позволь я закончу. Знаю, что ты не хочешь этого слышать. Но придется. Правда — единственный способ помочь тебе, — сделав глубокий вдох, Шарлин сказала, — Деб, дорогая, ты — лесбиянка.
У меня должно быть глаза на лоб полезли потому, что она стиснула мою руку, прежде чем продолжить:
— Я давно это чувствовала, но раскрыла тебя, когда ты вышвырнула из дома Гвен.
— О чем ты говоришь? — мать точно не было лесбиянкой, и я чувствовал необходимость защитить ее; не смотря на все наши ссоры, я не мог позволить возводить на нее напраслину.
— Деб, выслушай меня до конца. Тебя разозлило не то, что Гвен была лесбиянкой, НА САМОМ ДЕЛЕ тебя взбесил факт того, что, она открыто, заявляет о себе какая она есть, а ты вынуждена скрывать свою истинную натуру. Понимаю, что звучит это как какая — нибудь психолоаналитическая хрень, но так оно и есть, — посмотрев мне в глаза, она закончила, — Ты борешься с собой еще с тех пор, как мы встретились. Ты постоянно стараешься это отрицать — у тебя муж, двое детей, как у любой нормальной гетеросексуальной женщины.
Это десйствительно звучало как психолоаналитическая хрень. Однако крошечная часть меня думала, а не права ли она.
— Шар... — что я мог ей сказать?
Даже если она не ошибается в отношении матери, то может права насчет меня. Пойманный в ловушку женского тела, став пленником женских гормонов и эмоций, я, тем не менее, оставался стопроцентным мужчиной, ст
Поделиться в:
Назад к рассказам