Однажды к нам на дачу поехал мой двоюродный брат Мишка. Мишке было двадцать лет, он пришел из армии, почти сразу же поступил на подготовительное отделение какого-то института, жил в общежитии и время от времени приезжал к нам в гости. В тот день мы втроём — отец, Мишка и я — долго бродили по окрестностям леса, отцу удалось подстрелить зайца, и вечером он уехал домой, а мы с Мишкой остались на даче ночевать и вернуться в город должны были первой утренней электричкой.
С наступлением темноты делать стало нечего.
 — Давай баню протопим, — предложил Мишка.
Рядом с дачным домиком стояла небольшая бревенчатая банька. Мы с Мишкой быстро развели огонь, поддали жару, и банька вскоре превратилась в настоящую парилку.
Раздеваясь, я заметил, как Мишка окинул меня пристальным любопытным взглядом, но значения этому не придал. Будь я постарше или поопытней, я бы, конечно же, задумался и даже смог бы догадаться, что значил этот его как бы примеривающийся, скользящий по мне взгляд... Но тогда, в свои четырнадцать, я — при всей своей внешней браваде — был наивен, абсолютно неопытен и даже в чем-то, в каких-то вопросах, глуп.
 — Ну-ка, братишка, нагнись... я тебе спину потру, — сказал Мишка и, легонько взяв меня за плечо, повернул к себе задом.
В его прикосновениях уже чувствовались страсть и нетерпение, но я, ничего не подозревая, доверчиво наклонился и, когда он сказал...
 — Ниже... ниже немного... — я, упершись ладонями в низенькую деревянную скамейку, стал перед почти раком.
Этого-то ему и было нужно... Мишка несколько раз провёл мочалкой по моей спине, потом, словно бы невзначай, скользнул мочалкой между моими полураздвинувшимися половинками, снова провёл по спине... видимо, он примеривался... и вдруг, обхватив ладонями мои ягодицы, он раздвинул их в разные стороны — и в ту же секунду я почувствовал, как по образовавшейся между нами ложбинке скользнуло что-то большое и твёрдое... «Ты что?» — хотел спросить я, но не успел даже открыть рот... намыленная залупа Мишкиного члена упёрлась в мою туго сжатую дырочку, Мишка с силой дёрнул меня, прижимая к себе, залупа, раздирая очко, скользнуло вовнутрь, и я, выгибаясь, взвыл от боли. Боль была страшная, режущая — особенно в первые мгновения...
Я застонал и дёрнулся, пытаясь вырваться, но Мишка, подсекая мне руки, рывком повалил меня на живот, на низкую деревянную скамейку, вдавил в меня член еще глубже и, навалившись грудью мне на спину, торопливо и горячо зашептал над самым ухом...
 — Ничего, Жека, ничего... потерпи, я быстро...
 — Брось... — прохрипел я, — брось, Мишка! Больно...
Он не ответил. Чуть приподняв свой зад, он коротким, мощным толчком вогнал член в меня полностью, до самого основания, еще крепче сдавил меня в своих объятиях и, тяжело дыша, задвигал задом — стал быстро и судорожно мять распростёртое на скамейке моё голое тело... От сильной, теперь уже тупой и нестерпимой боли я почувствовал, как медленно начинает темнеть в глазах и лицо покрывается холодным потом. Казалось, огромный Мишкин член, пронизывая меня насквозь, своей горячей и твёрдой головкой доходит мне до гортани...
 — Больно мне, Мишка... — прошептал я из последних сил, кусая губы.
Мишка не отозвался. Вывернув голову и тяжело, прерывисто сопя, он целовал меня в шею, не прекращая вбивать в меня свой твердый, как скалка, горячий член...
Очнулся я оттого, что кто-то плеснул на меня холодную воду. Я открыл глаза и увидел склонившегося надо мной Мишку.
 — Что это ты, братишка, такой слабенький? — он, довольно улыбаясь, похлопал ладонью мои ягодицы.
Боли никакой не было, только сильно жгло в заднепроходном отверстии... Видя, что я очнулся, Мишка выпрямился, и я увидел его толстый, тяжело свисающий вниз длинный член с обнаженной тёмно-красной головкой.
 — Зачем ты со мной... так... — растерянно, еще не веря до конца, что это случилось, прошептал я, глядя, как завороженный, на Мишкин член.
Словно откуда-то издалека, ко мне медленно приходило осознание, что... да, вот здесь... сейчас... меня только что выебали... причем, самым банальным образом — в жопу... и сделал это двоюродный брат... Мишка...
 — Как — так? — Мишка сел передо мной на корточки.
 — Так... — я запнулся, не зная, как ответить, — как... как пидарас...
 — Господи! слово-то какое... — Мишка весело засмеялся. — Вставай, давай домываться... — он плеснул из ковша на раскалённую докрасна стенку печки-буржуйки воду, и от печки, шипя, поднялся клуб пара. — Подумаешь, дел-то... в попку ему разок заехали... вставай!
Мы с Мишкой домылись, причем, я старался не поворачиваться к Мишке задом, и молча прошли в домик. Он пытался со мной заговаривать, что-то спрашивал, но я смотрел на него так, как будто он был инопланетянином. «Он пидарас... он меня выебал... выебал меня... пидарас... выебал...» — вертелась в моей голове одна и та же мысль.
Спать я постелил себе на тахте, Мишка разложил себе кресло... Он вскоре уснул... во всяком случае, стал размеренно посапывать, а я лежал и думал, кто я теперь... Ясно было одно... меня выебал в жопу мой двоюродный брат, трахнул меня, натянул, словно молоденького петушка, в очко... одним словом, отпидарасил меня... и — что дальше?... Кто я теперь?... И — что теперь?... Сунув руку себе в трусы, я осторожно щупал пальцем между разведёнными ногами, трогал туго сжатую дырочку, словно там мог быть ответ на мои вопросы... А ночью я проснулся оттого, что кто-то меня тихо, осторожно лапал за член и яйца. Мысль, что Мишка опять может сделать мне больно, пришла мгновенно, я испуганно дёрнулся, и в ту же секунду до меня донёсся в темноте горячий Мишкин шепот...
 — Давай, Женечка... ложись на живот... не бойся, братишка... вечером ты... вроде целочки был — потому и больно было... а сейчас... хорошо пойдёт, я не буду спешить... давай... с вазелином, Жека... я медленно... аккуратно... вот увидишь... ложись...
Пока я спал, он неслышно улёгся рядом со мной и теперь лежал на боку совершенно голый, тёрся о моё бедро своим напряженно вытянувшимся горячим членом, с настойчивой жадностью ласкал и лапал моё тело, ладонь его скользила по моей спине, по ягодицам, он тянулся губами к шее и, обдавая меня своим горячим дыханием, возбужденно шептал...
 — Жека... ну, прошу тебя... еще раз... один только раз... ну, чего ты боишься... давай, Жека! — однако сделать со мной ничего не мог... пробовать еще раз я не хотел.
В бане Мишка воспользовался моей неопытностью, сделал всё быстро и неожиданно, я бы даже сказал, с необыкновенной лёгкостью для себя, но сейчас, в постели, повторить это было уже не так-то просто. Я отодвигался от него, отталкивал его от себя, убирал его руки — испуганно, молча вырывался, он не отставал, лез...
 — Нет... нет... — как заведённый, бормотал я, пытаясь увернуться, — лучше не проси даже... нет... я не пидарас... пусти... пусти меня...
Сколько так прошло времени, я не знаю. В комнате было темно... мы боролись, барахтались в постели уже голые, потому что Мишка стянул с меня трусы, у меня стоял член, у Мишки — тоже, он уговаривал меня, упрашивал... наконец, исчерпав, видимо, все свои доводы, он подмял меня под себя, навалился сверху, раздвинув коленкой мои ноги, и стал делать совсем уже для меня непонятное... стиснутый в крепком кольце его рук, я лежал на спине, голый, с разведёнными в разные стороны ногами, а он, жарко дыша, ёрзал по мне, дёргался, бился в торопливых и сладких конвульсиях, то вдавливая свой напряженный горячий член мне в живот, то скользя им по моему члену, такому же напряженному, как у ... него, и я уже не вырывался — я лежал под ним со смешанным чувством любопытства и страха, смутно догадываясь, чем всё это должно закончиться... я ждал, когда Мишка кончит... не закончит, а кончит, спустит — он мял меня, как подушку, горячо, обжигающе дышал мне в ухо, руки его поочередно скользили по моим бедрам, и... лёжа под Мишкой, я уже начал — совершенно неожиданно для себя самого, помимо воли! — от всех этих трений и ёрзаний испытывать сначала лёгкое, как бы робкое и неуверенное, потом всё более сильное, с каждой минутой возрастающее удовольствие... оно было такое же, какое испытывал я, время от времени наяривая сам себя перед сном под одеялом... как вдруг Мишка, сжав меня изо всей силы, быстро-быстро задергал задом, напрягся и, тяжело дыша, обливаясь потом, уронил лицо в подушку, — я почувствовал, как живот мой обожгло горячее и липкое...
Какое-то время мы оба не шевелились... Мне было ясно, что он кончил — он лежал на мне усталый, потный, с гулко бьющимся сердцем, уткнувшись лицом в подушку... потом он сполз с меня и вытянулся рядом. Я потрогал свой живот — от Мишкиной спермы живот мой был липким, и член мой, торчащий, как штык, тоже был в Мишкиной сперме...
 — Сейчас... принесу полотенце, — тихо произнёс Мишка, поднимаясь.
Он вернулся с полотенцем, сел на край тахты.
 — Давай, вытру...
 — Я сам! — торопливо отозвался я, вырывая у него полотенце.
 — Жека... чего ты дёргаешься? Хочешь, я у тебя пососу? Давай...
Мне показалось, Мишка хочет наклониться...
 — Нет! — я дёрнулся в сторону.
 — Дурак ты, — усмехнулся брат в темноте. — Ладно, спим... — Мишка, поднимаясь с тахты, с трудом подавил зевок.
А утром, когда зазвенел будильник, всё повторилось ещё раз — с той лишь разницей, что времени не было, нужно было успеть на электричку, и Мишка меня уже ни о чем не просил... он просто навалился на меня, вставил свой член мне между ног, под яйца, и минут через пять, после такого же, как и ночью, судорожного, сладострастного трения кончил — я, поневоле сжимая его член ногами, сдавливая его, пролежал всё это время под Мишкой, не сопротивляясь и не вырываясь... член мой опять стоял, и опять я чувствовал, как нарастает во мне то самое ощущение, какое испытывал я, наяривая свой член рукой...
В электричке Мишка вёл себя так, как будто ничего не было... смеялся, шутил... я его не очень слушал — я знал, чего я хочу и что я сделаю, когда окажусь дома... На вокзале Мишка, прежде чем попрощаться, пытливо взглянул мне в глаза...
 — Надеюсь, у тебя хватит ума... — он на мгновение запнулся, — не болтать, что... что тебе попку проткнули. А то... при таком раскладе... я имею в виду попку... — Мишка говорил медленно, то ли подбирая слова, то ли давая мне возможность думать над тем, о чем он говорит, — для иных... — он помолчал и еще раз повторил, выделив эти два слова, — для иных ты уже не парень... ты девочка... А тебе это... надо?
 — Что — надо?
 — Чтобы... какие-нибудь уёбища... изображающие из себя... настоящих парней... вымещали на тебе... свои сраные комплексы...
Я молчал. Я понял, о чем говорил Мишка. В нашем доме, в соседнем подъезде, жил Генчик — тощий прыщавый пацан, одержимый идеей уничтожения пидарасов. Иногда с горящими глазами он рассказывал нам, как в очередной раз он где-то с кем-то за кем-то гонялся. У Генчика фамилия была Зайков, и во дворе мы его называли Зайчиком.
Я совсем не хотел, чтобы «нормальные парни» типа этого ублюдочного Генчика вымещали на мне свои сраные комплексы.
 — Мишка, а ты... пидарас? — нагло глядя в глаза брату, который был старше меня на целых шесть лет, спросил я.
 — Не больше, чем ты. У нас в роте... — Мишка вдруг улыбнулся, — знаешь, как говорили? Вжик-вжик — и опять мужик.
 — А ты... в армии, да?
 — И в армии, да, — Мишка смотрел на меня с какой-то снисходительной доброжелательностью, как смотрит умудрённый опытом учитель на несмышлёныша-ученика. — Если захочешь, расскажу... во второй серии, — добавил он, вновь улыбнувшись. — А хочешь... забудь. Ничего не было. Точка. А вообще... ты, Жека, классный парень... да? — он мне весело подмигнул...
Я ехал с вокзала на троллейбусе — люди входили, выходили, компостировали билеты... никому до меня не было никакого дела. Я вдруг увидел себя со стороны... обычный пацан, сидящий у окна... пидарас?... Троллейбус повернул на улицу Мира. Я сжал мышцы сфинктера... разжал... снова сжал, ожидая почувствовать что-то необычное... Мишка сказал... ничего не было... Не было, если не считать, что он трижды меня ебал... выебал меня, — мелькнула мысль. На остановке зашел какой-то пацан и, скользнув по мне равнодушным взглядом, уставился в окно...
У подъезда я встретил Саню, одного из своих друзей.
 — Ты откуда? — он протянул мне руку.
 — С дачи.
 — Ночевал там, что ли?
 — Ну, — кивнул я.
 — Один?
 — С братом... двоюродным, — добавил я.
 — А я за продуктами, целый список здесь мать написала... Как рабыня у них, блин, Изаура... Саша туда, Саша сюда... — Саня сплюнул.
Мы постояли, поговорили...
Мишка сказал... ничего не было... Не было... или было?... а что, собственно, было?
 — Ладно, ты позвони мне, — Саня протянул руку. — Серый обещал игру притащить...
 — Ладно, — сказал я.
Дома никого не было. Я быстро разделся и, повернувшись в прихожей к зеркалу задом, наклонился, ладонями разведя ягодицы. Мне хотелось посмотреть на своё очко. Но смотреть было неудобно... точнее, рассмотреть что-либо было трудно, потому что чем сильнее я выворачивал назад голову, тем сильнее уходила в сторону моя голая задница. Что, собственно, я хотел увидеть, я толком не знал сам. Совершенно неожиданно мне пришло в голову другое решение. Я положил на пол зеркало и, расставив ноги, сел над ним на корточки — теперь было видно хорошо... Наклонив голову, я рассматривал своё очко — бледно-коричневый кружок в виде воронки, с точечкой посередине... ничего особенного... обычное очко... я потрогал пальцем...
Потом я лёг на диван и, закрыв глаза — вспоминая, как Мишка жарко сопел мне в ухо, как терся о мой живот своим твёрдым горячим хуем, стал торопливо наяривать кулаком...

Поделиться в: