Прошло три недели после событий, описанных в «Бедной Ане». 
Я со своим ближайшим соратником сидел в небольшой кофейне в центре Москвы. На улице шёл мелкий дождик, кофе был тёплым, делать нам ничего не хотелось. 
Молчание первым нарушил мой соратник...  
 — Ну что, оберст? Как там Аня? 
 — Всё в порядке. Ей здорово досталось, но она везучая. Ни единого перелома. 
 — Неплохо, оберст. 
 — Скажи честно, Маньячный, я трус? 
 — Оберст! Откуда подобные мысли? 
 — Понимаешь, тут многие неприятели говорят, что я не предпринял ни одной попытки ей помочь...  
 — Ну да! Её там десяток вооружённых отморозков держал, тебя запинали до полусмерти и бросили. Хорошо хоть нам сумел звякнуть. Забей! Общество никогда не поддержит нацистов, если оно живёт по ложным идеалам. Для них лучше терпеть унижения от нелегалов-гастарбайтеров и позволять своим дочерям быть шлюшками у арабских шейхов, чем поддержать нас. А мы-то хотим, чтобы наши соотечественники были счастливы! А они этого понять упорно не желают! 
 — Да, Маньячный, памятника при жизни нам не видать, — усмехнулся я. 
Тут в кармане у меня зазвонил телефон. 
 — Слушай, оберст, — просипел голос в трубке, — мы поймали тут одну шлюшку из руководства враждебной группировки, что на вас с Аней тогда напала. Давай, подваливай, мы ждём вас на 50-м километре Ярославского шоссе. 
 — Поехали, Маньячный, — сказал я. — Дело есть. 
Мы сели в потрёпанный «Ниссан» и поехали в указанном направлении. 
 — Оберст, ты уже не паришься по поводу людской неблагодарности? — спросил Маньячный, когда мы ехали по проспекту Мира. 
 — Нет. Это наши убеждения, — ответил я, подрезая какую-то «копейку». — Пойми, Маньячный, у нас наверху есть очень влиятельные покровители. Им постоянно перекрывают кислород, но они всё равно выпутываются. Они пока не могут прийти к власти, но будь уверен...  этот Судный день когда-нибудь настанет. 
 — Когда? 
 — Не знаю. Основная масса народа нас не сильно-то и поддерживает. Но в будущем...  
 — Обидно, оберст, что мы всего лишь шестёрки...  
 — Забей. Мы всего лишь студенты! Мы даже ВУЗ ещё не окончили! У нас ещё всё впереди! Да и не такие мы и шестёрки...  Мы же не рядовые быки...  Не парься!...  Давай, лучше взбодрись. Сейчас мы хоть отыграемся. Где-то через час мы свернули на просёлочную дорогу и подъехали к группе молодых парней, стоящих возле четырёх машин. 
 — Привет, оберст! 
 — Салют! Где шлюшка? В сторожке? 
 — Да. Пошли. Что с ней сделаем? Изнасилуем и прикончим? 
 — Там посмотрим. 
В сторожке на полу лежала связанная девушка в белом купальнике. На вид она была мне ровесницей, я готов был спорить, что она ещё не разменяла второй десяток. 
 — Начинайте! — приказал я. 
Один из парней взял мизинец девушки и засунул в тиски, после чего крепко закрутил. Раздался неприятный хруст и дикий вой через кляп. 
Я подошёл к ней и присел на корточки. 
 — Какие чудесные локоны, — подумал я. Не в силах совладать с собой, я дотронулся рукой до её вспотевшего лба и откинул назад прядь её роскошных волос. На душе стало пакостно. Года два назад у меня была подруга с такими же чудесными волосами. Я её искренне любил, забрасывал дорогими подарками и в буквальном смысле слова носил на руках. Но она меня бросила. Променяла на какого-то придурка из заштатного института. У него не было ни ума, ни способностей, ни любви к ней. А я её любил. Аню сейчас я люблю далеко не так. Но она меня бросила и начала кадрить того парня. Он на неё нуль внимания. А я от отчаяния пошёл в нацисты, где и выслужился за два года...  Руки по локоть в крови, презрение и ненависть окружающих и практически никаких шансов на победу. Ладно. Я постарался отогнать от себя эти мысли.
 — Что, попалась? — спросил я девушку. — Мне следует тебя убить, но я могу дать тебе шанс выжить. Хочешь? Пленница кивнула. 
 — Хорошо. Ты должна перенести всё, что мы с тобой сделаем, а потом убраться из России навсегда. Ясно? Повторный кивок. 
 — Несите её. 
Девушку вынесли из сторожки. 
Для начала её привязали к толстому дубу. 
 — Итак. Пытку для Ани с водой разработала ты. Это я знаю. Посмотрим, как ты сама это вытерпишь. Я не такой идиот как ты. 10 литров тебе не осилить. Удержи в себе только 3. 
В руках моих подчинённых появились шесть бутылок воды по 0, 5 литра. 
Девушка была напугана до смерти. Она послушно выпила всю жидкость, не поморщившись. Мы стояли и ждали. 
Прошло минут 15. Пленница проявляла явные признаки беспокойства. 
Она пыталась ёрзать, но верёвки достаточно крепко держали её. Правда, расцарапать в кровь спину она-таки умудрилась. Пальчики её ног судорожно сжимались и разжимались, на лбу выступил пот. Она слегка постанывала. Кляп её в рот никто повторно не всунул...  даже начни она кричать, никто не услышит. 
 — Слушай, оберст, — взмолилась она. — Сколько мне ещё терпеть? 
 — Как ты приказала Ане. Час. Ни минутой больше. 
Девушка замолчала. 
 — Правда, ты не заслуживаешь права спокойно стоять, — сказал я. — Рыжий, она твоя на пять минут. 
Один из бугаев с нашивкой на рукаве подошёл к жертве. 
Молча спустил с неё трусики и без лишних слов вошёл в неё своим органом. 
Девушка задергалась и застонала. 
 — Помни, ни капли мочи, — сказал я. — Иначе убьём на месте. 
Рыжий тем временем кончил и отошёл от жертвы. 
 — Доктор, твоя очередь, — коротко сказал я. 
Студент-медик по кличке Доктор достал набор булавок и приблизился к девушке. 
Три булавки он воткнул в половые губы пленницы. Она дико закричала и сделала попытку сжать ноги. Но Доктор спокойно развёл их снова в разные стороны. Бёдра девушки дрожали, она отчаянно боролась с давлением в мочевом пузыре, но боль мешала ей сдерживаться. 
Доктор проткнул булавками её нежные соски, воткнул ещё четыре ей в лоб и опустился перед ней на колени. 
 — Такого оргазма ты ещё не испытывала, сучка, — тихо и без злобы сказал он. После он воткнул булавку её в клитор. Такого нечеловеческого крика некоторым из нас ещё не приходилось слышать. Впрочем, я слышал и не такое. Потом под каждый пальчик её ножек Доктор также загнал по иголке. 
 — Слушай, оберст, — сказал мне Рыжий, — а ведь сучка не ссыт. Хочет жить. 
 — Ничего, — ответил я. — Ещё не вечер. 
 — Ну да, — усмехнулся Рыжий. — Только шесть часов. 
Я пропустил колкость мимо ушей. 
Тут Доктор воткнул ещё одну булавку девушке в клитор. 
Она дёрнулась всем своим прекрасным телом, пальчики её ножек судорожно сжались, отчего иголки ещё глубже вогнались ей под ногти. И тут из неё потекла маленькая струйка мочи, которая тут же превратилась в мощнейший поток, который снёс две булавки, торчащие из клитора. Пленница охнула и потеряла сознание. 
Через минуту её привели в чувство. 
 — Ты обоссалась. И должна умереть, — сказал я. — Но у тебя есть ещё один шанс. Воспользуешься? Девушка кивнула. 
 — Хорошо. Полежи-ка 25 минут на муравейнике. 
Девушку положили на муравейник, предварительно разворошив его. 
После ей раздвинули ноги и намазали промежность мёдом. 
Такого крика этот лес, по-моему, ещё не слышал. 
Наша жертва металась по земле, истошно кричала, но не могла совладать с насекомыми. 
Впрочем, 25 минут она выдержала. После её окатили кипятком, чтобы уничтожить муравьёв. Нежная кожа пленницы покрылась волдырями. 
 — Всё, теперь все желающие могут её отыметь, — сказал я. — Только презервативы оденьте, а то ещё вычислят нас. 
Следующие 20 минут была оргия. Бедную девушку отымели во все щели и дыры. 
После её окунули в речку, чтобы смыть сперму и уничтожить улики. 
 — Убить её? — спросил Рыжий. 
 — Нет, пусть живёт, — ответил я. 
 — Ты что, оберст! Она же нас сдаст! 
 — Никогда. Ей этого урока хватило. Ты же уедешь из страны? — спросил я у неё. 
Пленница быстро-быстро закивала головой. 
 — Хорошая девочка. Ты же нас не сдашь? Учти, сдашь, мы тебя из-под земли достанем. Жертва отрицательно завертела своей красивой головой с роскошными локонами. 
 — Ладно, поехали. 
На Ярославское шоссе выехали пять машин. Из одной из них выкинули еле живую хорошенькую девушку в разорванном купальнике. Она упала на обочину и замерла. Но она осталась жива, это я знал точно. Четыре машины поехали в целях конспирации к Сергиеву Посаду, а мы с Маньячным поехали прямо к Москве. 
 — Слушай, оберст, — обратился ко мне соратник, — ты её не убил потому, что она похожа на ту твою несчастную любовь? На эту...  
 — Стоп, — перебил я его. — Не называй её имени. Мне это больно. 
 — Ты что, всё ещё её любишь? 
Я лишь слабо кивнул. 
 — А как же Аня? 
 — А что Аня? Ты меня упрекаешь? 
 — Никогда в жизни, оберст. Ты же мой учитель. Скажи, а зачем ты её не убил? Только из-за сходства с этой...  м-м-м...  девушкой? 
 — Нет, не только. Она же нас всё равно не сдаст. А я хочу дать ей то, чего у нас с тобой никогда не будет, чего общество нам никогда не позволит. 
 — Что именно? 
 — Второй шанс...