Всё уже было. Мы уже не раз ходили по лезвию ножа, с дурацкой улыбкой на сведённых гашишем губах. Лица тускло бледнеют в ночи, они словно рассыпанные на чёрной клеёнке игральные карты. Вот входит Митя. Его подбородок блестит слюной, глаза беспокойно бегают. Он говорит...
 — Сень, ты не видел мою новую блядь?
 — Нет...  Она с тобой пришла?
 — Со мной. Я её Серёге только попросил минет сделать, и в это время отошёл налить Мартыну мартини...  Возвращаюсь, прикинь, а её нет, а Серый отъехал.
 — Ебанись...
Митя внимательно изучает фотографии на серванте. Принюхивается. Фотографии пахнут говном.
Первая фотография...  девочка с плюшевым медвежонком у пианино, спиной к зрителю. Спина у девочки широкая, жилистая, видны рёбра, т. е. девочка довольно худая, по крайней мере, выше пояса. Её лицо расслаблено, рот слегка приоткрыт, лёгкая улыбка блаженства, мягкий румянец на тронутых подростковым угрём щеках. Она с готовностью встаёт на колени и прогибается в пояснице. Митя снимает с неё остатки одежды. Потрясающая задница...  белая, упругая, круглая. Анус глубоко скрыт в расщелине коричневой кожи. Он слегка раздвигает эти чудные полушария, нащупывает языком скрытый волосиками вход. Очень узкая попка. Даже язык не протолкнёшь...  девочка напряглась, она немного стесняется, у неё уже было много мужчин, но никто не проникал в попку.
 — У тебя он такой толстый, — Тихо говорит она, — Ты сделаешь мне больно.
Она имеет ввиду Митин хуй.
Мите наконец удаётся просунуть кончик языка, но кости её таза упираются ему в щёки, не давая продвинуться дальше. Он целует её ягодицы вокруг входа, поглаживая руками янтарные лодочки ступней. Она тихо хихикает. Он с жаром лижет ей вход во влагалище. Там всё аккуратно выбрито, и сама пиздёнка у неё аккуратная, нежная, удивительно розовая как нос белой кошки. Он нюхает её пизду, обильно покрытую слизью, легко касается клитора — сначала языком, затем пальцами. Она стонет, покачивается. Он наконец пристраивается к ней, прислоняет головку недлинного, но крупного члена к розовым губкам. Она тянется рукой к его яйцам, гладит их, берёт член за ствол, направляет в себя. Он начинает несильными толчками вгонять в неё член, влагалище узкое, но благодаря обильной смазке, член скоро до упора входит в неё. Он начинает медленно, но широко двигаться, теребя пальцами ей соски, такие же розовые, она сразу начинает подмахивать и громко стонать. Этот стон грудной, нежный и искренний, и он чувствует, как член вздувается до ломоты в промежности. Он двигается быстрее, его яйца хлопают по бритой пиздёнке, она стонет, теребя пальцами клитор, её ноги разъезжаются, лицо зарывается в подушку, она рычит, кусая наволочку, мелко дрожит, потом обмякает. Он продолжает сильно ебать её, тяжело дыша, затем вынимает. Она быстро вскакивает и садится перед ним, одной рукой держа его мошонку, другой быстро дрочит. Он вскрикивает, коротко пукает, судорожно подёргивается в её руках, словно агонизирующий в капкане зверёк, густые белые струи спермы хлещут ей на грудь, стекают ручьями — она довольно хихикает. Отдышавшись, он садится рядом, наливает себе и ей вина...
 — Уфф...  Целую неделю терпел, прикинь...
 — Да ну? Что, вот ни разу?
 — Ни разу. Чесслово. Вот, для тебя накопил...
Вторая фотография...  залитое солнцем помещение морга. Столы с трупами, неряшливо обмотанными во влажные тряпки. Трое подростков рассматривают продолговатое металлическое корыто с приспособлением для смыва. Трогают тяжёлые цельнометаллические ножи для вскрытия.
 — Чего они так воняют? — Морщится Митя.
 — Это передо мной чувак дежурил, он нажрался, короче и уснул...  А вон того трупа, — Пеле показывает на самый дальний стол, где лежит огромное раздутое тело, — Надо было перевернуть на спину. А он забыл. Пролежал всю ночь вниз лицом и испортился.
 — И чё?
 — Уволят его, пидараса. Как такой труп теперь родственникам показать? Всё лицо чёрное.
 — А ты говорил, черви лицо ему съели? Давай посмотрим! — Митя подбегает к трупу, хочет снять тряпки, в которые замотана голова, — Серёг, помоги!
 — Не надо! — Пеле хватает Сергея за руки, отпихивает Митю плечом.
Митя смеётся, забегает с другой стороны, хватает нож для вскрытия, бьёт им труп в ногу ниже колена.
 — Ты чё, офигел? — Пеле бросается к нему, но Митя уже сам испугался и отложил нож.
Они подходят к трупу и осматривают маленькое узкое отверстие в ноге. Митя трёт его пальцами...  мёртвая плоть напоминает резину. Проделанное ножом отверстие не изменяет формы.
 — Мудак, бля...  Меня санитары убьют теперь. — Говорит Пеле пытаясь сжать края отверстия.
 — Не ссы, никто не заметит...  Дырка-то маленькая! — Митя прикрывает ногу трупа пропитанной дезинфиктантом тряпкой, — Айда в коридор, в мячик сыграем?
Третья фотография...  ванная, полная поноса. Митя с разбитым лицом нюхает карман куртки. Стальная с крупными ячейками цепь висит на крюке для полотенец.
Четвёртая фотография...  небольшой закуток в вожатской, сидячая ванная, табуретка с мыльницей и мочалкой. Митя, маленький, голый, поливает себя водой из душа. Старшая пионервожатая Наташа, высокая, шапка густых кудрявых волос, в джинсах и бюстгальтере, осторожно посматривает на маленький член Мити.
Пятая фотография...  Алексей Фёдорович размазывает тёмное говно по впалому животу Ирины. Митя смотрит в щель из-за двери. Он уже взрослый. Из-под чёрной футболки дубинкой торчит хуй. Митя яростно дрочит.
Шестая фотография...  самосвал.
 — Ну что, так и не нашёл? — Семён выбирает готовый раствор из ложки.
 — Сама найдётся. Хули...
 — Может, лучше, чтобы и не находилась?
 — В смысле? — Митя подходит к Семёну, смотрит в упор неожиданно прояснившимися глазами. Семён тускло улыбается, показывает язык, откидывается на диване, незаметно тянет руку к стоящей на полу картонной коробке со Стечкиным. Митя бьёт с ходу ногой в голову сбоку, затем запрыгивает коленями, душит. Впивается зубами в пальцы протянутых для сопротивления рук, откусывает палец, бьёт лбом в лицо. Стаскивает на пол, топчет ногами, бьёт по голове стулом, затем отломавшейся ножкой от стула сначала бьёт наотмашь, а после — концом в рот, в лоб, в кадык, бьёт ногой в пах, переворачивает Семёна на живот и душит, защемив ножкой стула горло и прижимая голову сверху ногой. Наконец Семён затихает. Митя садится рядом и долго восстанавливает дыхание. Затем снимает штаны — свои и Семёна. Плюёт Семёну на задний проход. Ложится сверху и с напором вдавливает вставший член в Семёна, начинает быстро с увлечением ебать его. В комнату заглядывает Борис. Наблюдает около двадцати секунд. Тихо приоткрыв дверь, подкрадывается к Мите сзади, взяв из коробки Стечкин, стреляет почти в упор Мите в затылок очередью. Митя падает с разорванной головой, обсирается, конвульсивно дёргается. Борис Смеётся. Снимает штаны, смазывает Мите задний проход кусками мозга и, быстро вставив в него член, начинает ебать. Входят...  Николай, Григорий и Павлик. Борис оборачивается...
 — Мужики, за мной будете.
Николай, Григорий и Павлик согласно кивают, но вдруг, набросившись сразу втроём на Бориса, разбивают ему голову молотками. Растаскивают трупы. Николай ебёт Семёна, крепко взяв за уши. Григорий ебёт Митю, вцепившись зубами в шею. Павлик ебёт Бориса, захватив рот пальцами. Все трое стонут и матерятся от удовольствия. Затем вынимают испачканные кровью и говном хуи, ложатся кольцом и кончают друг другу в рот. Затем берут из картонной коробки складные ножи, отрезают ими от мертвецов продолговатые куски мяса и поедают их, сладко рыча. В шутку кидают друг в друга внутренности. Изрыгают мощные струи рвоты, испражняются. Отсекают себе ножами наружные половые органы. Обрезают себе губы и соски. Зашивают себе веки рыболовной леской. Наконец Григорий на ощупь берёт стоящую на балконе канистру и поливает себя и окружающих бензином. Павлик закуривает, и все вспыхивают, хором напевая «Катюшу».