Даже зажигательный ритм фильма «Мортал комбат» в три часа ночи только убаюкивал, и я совсем уж собрался ложиться в постель, когда в коридоре раздалась трель телефона. Придумывая на ходу замысловатые, исключительно матерные, словесные конструкции, я встал с кресла.  — Алло?  — Петь, это ты? Как далеко можно послать лучшего друга в такое время? Но уж больно испуганным казался его голос.  — Да, Вадик, это я.  — Можно я к тебе сейчас приеду? Дело жизни и смерти. Час от часу не легче.  — Что, приведения замучили? — Пошутил я. Владик, представитель вымирающего класса «новых» русских, жил в какой-то из старинных усадеб Подмосковья.  — Почти угадал, — раздался нервный смешок. — Или я сейчас отсюда уеду, или утром сюда приедет карета из психушки. А то и из морга.  — Через сколько будешь?  — Пятнадцать минут, не больше. С той стороны повесили трубку. Сон как рукой сняло. Я вернулся в комнату и рухнул обратно в кресло. Для того чтобы прочувствовать мою ситуацию в тот момент, надо было знать Владика. Он, прошедший огонь и воду 90-х, бывший спортсмен, презирающий налоговиков и постовых, мог испугаться только боевой единицы от полка и выше. Как человек сугубо мирный, нашедший себе прибежище в среднем слое общества в качестве банковского служащего я очень беспокоился относительного того, что может привести на «хвосте» мой товарищ. Когда раздался звонок в дверь, я первым делом посмотрел в глазок. За спиной Влада лестничная площадка и пролеты лестниц были пусты. Мое напряжение относительно ФСБ и бандитов несколько спало, и я открыл замки. Не похожий сам на себя, белый как мел, в разодранной на спине и плечах толстенной кожаной куртке, он ворвался в коридор и в два прыжка скрылся в гостиной. Закрыв дверь на все замки, чего никогда еще не делал, я двинулся за ним. «Нувориш» сидел и пил пиво как воду, тратя на каждую бутылку, стоявшую на столике, не больше десяти секунд. После третьей он остановился, чтобы отдышаться. Сбивчиво, мутнея на глазах от выпитой «Балтики», то и дело срываясь на истерический смех, тот самый, что я слышал по телефону, он начал рассказывать.  — Все началось позавчера. Вернулся я с работы. Ну, пятница, с пацанами, то есть коллегами, посидели... Поэтому и подумал вначале: глюк, галлюцинация... Наткнувшись на мой непонимающий взгляд, начал рассказывать подробнее.  — Приехал я домой, сел за телевизор. Какой-то музыкальный канал, Глюкоза пела, потом эта, как ее, а потом включили какой-то мультфильм дурной, японский. Он всхлипнул.  — Смотрю, значит, потихоньку проникаюсь, сопереживать начал, после водочки-то с пивком... И вдруг слышу, за спиной какое-то бряцание. Оглянулся, а там, мать вашу, главная героиня, ну точь-в-точь как на экране — в кожу перетянута с ног до головы, оружием обвешена, сиськи с мою голову, здоровые такие, как шары из кегельбана. И, главное, непонимающе так головой крутит, как будто здорово растерялась. Как меня разглядела, тут же ножичек свой выхватила и в атаку. Но я же не курица, чтобы ножа испугаться. Перехватил запястье, ударил ладонью по локтю, ущемил нерв, — машинально продемонстрировал он мне, — захватил шею болевым... Ну, она и заверещала, как поросенок. А сама живая, теплая, как настоящая, даром что рисованная... И кричит не по-нашему, а как в телевизоре. Видимо, он подошел к критическому моменту своей истории, потому что не глядя взял и закурил сразу две сигареты.  — Ну, думаю, допился. Ну и черт с ним, как в бреду нашел скотч, связал ее, рот заклеил, решил как в «Чародеях»: «К утру развеется!». А вот и не развеялась! Я утром уже оделся, настроение такое отличное, и думать уже забыл о вчерашнем, подумаешь, глюконуло, с кем не бывает... А потом, на всякий случай, зашел в комнату, куда ее ночью отнес. Тут банку пива открыл уже я, и освежил в памяти номер психдиспансера. Так, на всякий случай.  — Но настроение у нее к утру переменилось круто, знаешь ли. Вся такая ласковая стала из себя. Извивается, как змея, глазки строит. Ну, я ее и развязал. Сначала, конечно, все острое снял с нее, подальше отнес, а руки отдельно связал. Она ко мне, лижется, целуется, трется... Ну что я, не мужик что ли, в конце-то концов! Последнюю фразу он проревел, вскочил зачем-то на ноги, пошатнулся, и упал обратно на диван — алкоголь есть алкоголь. Я же, воспользовавшись паузой, открыл вторую бутылку пива.  — Что тут рассказывать... Раздевалась она так, как ни одной стриптизерше не снилось. Опрокинула меня на спину, да еще так легко, молнию на брюках голыми руками разорвала! А когда я в нее вошел, так мышцами своими заработала, я аж заржал! А потом, — он неожиданно перешел на свистящий шепот. — Она меняться начала... Мне показалось, что у Владика, при одном воспоминании об этом, вымышленном или реальном, событии, на голове зашевелились волосы. Попытался пошутить:  — Ну да, — выдавил я из себя. — Это же аниме, там же сплошные оборотни и ведьмы. — Расскажешь кому-нибудь еще. Врагу такого не пожелаю увидеть. Язык раздвоился, позеленел, когти себе стальные, что ли отрастила, видишь, что с курткой сделала! Хвостом своим змеиным мои ноги обвила — от этого я вообще чуть было не скопытился. И ебет меня не переставая. Когтями к моему горлу подбирается, глаза желтыми стали, зрачки в точку сжались, разгораются, как фонари. И тут я и спустил. Повесив голову, он исподлобья посмотрел на меня, ожидая реакции. Не дождавшись ее, в очередной раз дико захохотал. Его забила крупная дрожь.  — Поним-м-маешь, и больно, и страшно, а приятно ведь, черт подери! А она только этого, должно быть, и ждала. Когтями уже шеи моей коснулась и вдруг раз — и нету ее! Я после этого целый день с закрытыми глазами пролежал, от шорохов вздрагивал. Какие только обещания перед Богом не давал: и с женщинами общаться зарекался, и пить... Он с вздохом посмотрел на ряд пустых бутылок.  — Но вроде все было спокойно. Вечером осторожно телевизор включил. Как белый человек, заранее программу посмотрел, чтобы без ужасов фильм был.  — И что включил? — Спросил я.  — «Трех мушкетеров», — выдохнул он.  — И...  — Я на этот раз настороже был, к себе внимательно прислушивался. Вдруг что-то как будто в затылок кольнуло, ледяная иголка, или вроде того... До этого момента я казался себе олицетворением спокойствия и здравого смысла. Из коридора донеслось бряцанием металла о металл.  — Она здесь!!! — Вадик рванулся в коридор, я побежал за ним. Шум борьбы, треск рвущейся одежды, грохот падающих вешалок. Я щелкнул выключателем. Влад сидел верхом на стройной белокурой девице, зашнурованной в кожаные штаны и куртку, на ногах — сапоги с ботфортами. Она повернулась ко мне перекошенным от ярости лицом, и я узрел Людмилу Степановну Гурченко в ее лучшие годы. Кричала она что-то непонятное и, похоже, по — французки.  — Заткни ее чем-нибудь, Петя! — Вадик крепко держал ее руки, усевшись к ней на задницу. Я вытащил из тумбочки скотч, и мы сообща заклеили ее рот, связали по рукам и ногам.  — И что теперь? — Я чувствовал, что от моего спокойствия не осталось и следа. «Схожу с ума», — пришло вдруг в голову.  — Что, что... Еби ее.  — Чего?!  — Ну, я же тебе все рассказал, господин банкир, — с иронией произнес Владик. Он заметно успокоился, видимо, от осознания собственной нормальности. Ведь я видел тоже, что и он, это давало надежду.  — Я КОНЧИЛ, И ОНА ИСЧЕЗЛА! Я бы и сам ей сейчас, но, сам понимаешь, не в той кондиции. Не знаю, как в те времена завязывались штаны — Вадим просто разорвал все кожаные ремешки. Сказать, что Миледи сопротивлялась этому, значит, ничего не сказать. В конце концов, мой порядком разозлившийся друг прикрутил ее запястья к коленям. Стянув ее штаны, он обнажил ее попку, прикрытую кружевными трусиками. Ну, Миледи, модница, чтоб ее...  — Твоя очередь, — сказал он мне. — Не буду мешать, пойду, покурю на лестницу. Желания не было ни на грош. Однако безвыходность положения обязывала. Я шлепнул ее. Хорошая, упругая задница... как настоящая. Экс-Гурченко опять что-то замычала. Я продолжил мять ее, и потихоньку начал возбуждаться. Быстро разделся ниже пояса и, спустив ее трусики, прислонил к ее щелочке своего петуха. Она аж затряслась вся. Засунул я ей четко и быстро, что уж тут тянуть. Раз-два-три, вошел в ритм, она даже подмахивать начала. Правильно, ебут — расслабься и получай удовольствие. Накатило очень быстро, результат сказался немедленно. Мгновение назад я держал ее за бедра. И вот уже обнимаю воздух и спускаю прямо на ковер. Вытерев следы и одевшись, я зашел в комнату взять пива и выключить телевизор — между Владиком и телевидением, похоже, прочно установилась какая-то загадочная связь. Ладно еще, если следующей с голубого экрана сойдет принцесса Китана, а если выпрыгнет Горо? Я содрогнулся от одной мысли об этом. Выйдя к лифту, я увидел «нувориша», привалившегося к стене. Он мирно спал. В одиночестве я допил банку пива, без зазрения совести обокрал его на две «Мальборо» и потащил его, вяло сопротивляющегося, назад на диван.