Впервые я, наверное, увидела его во сне. Видимо, очень давно, может быть, еще в детстве? Не знаю. Но когда он и в самом деле появился, я ничуть не удивилась. Это как-то само собой разумелось, что он, наконец, появится. Когда он первый раз пришел к нам, его голос наполнил прихожую, зазвенел, летая между хрустальными висюльками люстр в комнатах, и выплеснул на кухню. Тонкие руки с длинными пальцами и узкими запястьями. Он был худ, на лице выделялся только нос и бездонные оконца серых глаз. Свободный свитер скрывал очертания тела, тоже худого и жилистого. И, видимо, это его слегка смущало — глупые мужчины почему-то так переживают из-за своей мускулатуры, не понимая, что это как раз и не очень важно. Конечно, кому как, но у нас в семье всегда предпочитали эстетику и изящество мускульной силе. И хоть я не большой знаток красоты мужских ног, но эти... Как нетерпеливо и легко они двигались, в них чувствовалась тонкость кости и скрытая сила, неожиданное и точное движение позволяло даже торопясь, ступать непринужденно, и это, право, трудно выразить словами. Кажется, что они живут своей отдельной жизнью, и он при всем желании не смог бы заставить их сделать что-либо дурное или некрасивое. Я не знаю точно, как выглядят герои легенд, принцы из сказок, доисторические коты в сапогах, — может быть, так? Он поздоровался со всеми и прошел дальше, на кухню. А я, так и не поднимая глаз от пола, молча пошла за ним. В тот вечер я была сама не своя, не совсем понимала, что вообще происходит вокруг. По-моему, все тогда решили, что со мной что-то не то, может быть, я заболела? Сами того не понимая, они были правы. И эта болезнь имела имя. С того дня уже прошло больше года. Он часто бывает у нас. Его взгляд, голос и запах едва не сводят меня с ума, а прикосновения сильной жилистой (но с такими нежными пальцами!) руки просто бросают в дрожь. А он, кажется, до сих пор не воспринимает меня всерьез. По воскресеньям я с самого утра жду, когда он ворвется в нашу квартиру и, поздоровавшись со всеми, обнимет меня, оторвет от пола, радостно скажет: «Здравствуй, моя хорошая!» — и, прижавшись лицом к моему затылку, нежно прошепчет мое имя. Потом, обсудив на кухне разные дела, пока там убирают со стола, может зайти в комнату, где я одна, и присесть с чашкой кофе в руках рядом со мной. Нежно и легко не то погладив, не то просто коснувшись моей шейки (это у него выходит так просто и естественно, что не возникает и тени неприличия от нарушений условностей) и просто глядя мне в глаза своими чудесными глазами, он может, чуть улыбаясь, запросто спросить: «Как дела, киска?». И я трепетно жду его прикосновений, я готова ему что угодно отдать, но... Но он говорит что-то еще, допивает свой кофе и уходит. Кофейный аромат напоминает мне его, я даже стала пить кофе, хотя раньше я терпеть не могла эту гадость. Он уходит и приходит опять, они о чем-то говорят, смеются. Иногда я, заходя на кухню, вижу, что они пьют вино. Тогда я, старательно глядя в сторону, слишком правильно ступая, прохожу мимо стола, за которым они сидят, стараясь думать о чем-нибудь постороннем. Находясь рядом с ним, я все время боюсь сделать что-то не так и разочаровать его. Но он смотрит на меня, улыбается, и сердце чуть не выскакивает у меня из груди. Я пытаюсь делать вид, что он мне безразличен, что мне просто хорошо с ним. И чего-то жду, жду... Сегодня я опять смотрю на него, не в силах вымолвить те жаркие и нежные слова, которые распирают мне грудь и увлажняют глаза. Я мечтаю о его любви. Я готова оставить все и следовать за ним хоть на край света — пусть только позовет. А он... Он опять присел рядом со мной, гладит меня по полосатой спине и чешет за ухом, когда я сворачиваюсь клубком у его колена. Я томно потягиваюсь, мое дыхание становится шумным и хриплым. Наконец, на вершине блаженства, я урчу, прикрыв глаза. От удовольствия мои пушистые лапы чуть подрагивают, обнажая острые коготки. Он тихо говорит мне какие-то ласковые слова, и я уже не понимаю толком — сплю я или нет? Но я точно знаю: он ходит к моей так называемой «хозяйке», к той, что живет со мной в этой квартире. Он любит не меня...