Колька провел в колонии весь срок — от звонка до звонка. Долгожданная свобода снится ему почти каждую ночь. Едет в машине по чистому полю, кругом стеной сжимает дорогу озимая рожь...  и вовсе не машина, а зоновский конь плетётся с Колькой в возке — полный душистого хлеба в коробке, похожей на сейф, который он вскрыл на обувной фабрике в кассе перед зарплатой.
Буханки хлеба превращаются в пачки червонцев: Колька спешно суёт их за пазуху, в карманы штанов и бежит, бежит задыхаясь. Ноги, как ватные не держат его, и он на четвереньках старается забраться дальше в рожь. И вот его почти не видно, вдруг тяжёлая ментовская рука хватает его за волос — приподнимая голову.
 — Ты чо орёшь? — слышит он хриплый голос соседа по нарам. — всё шлюхи снятся — добавил сосед.
 — нет, нет — бормочет Колька, обрадовавшись, что всё происходило во сне. 
Мысли вяло вступали в действительность. Сегодня он будет дома — свобода! Колька окончательно проснулся. Вспомнил дорогу от лагеря к дому. До станции пешком километров пять — шесть по тайге. Погода стояла ещё сравнительно тёплая — хотя перевалил за середину ноябрь. Вспомнилась подруга — розовощёкая с выпирающей — словно два горба — грудью и тонкими, как у скаковой лошадки, ножками. Добрая по натуре женщина, на три года старше Кольки, нравилась ему. Она не интересовалась его делами и всегда рада встретить и обласкать его своими горячими губами при встрече после разлуки, когда он пропадал с дружками. И он надолго зависал у неё. Бывало неделями после удачного «дела» Колька не выходил из квартиры. Анна, так звали его любовницу, снабжала продуктами и коньяком, своего сильного и смелого друга готовясь к бурной, любовной ночи. Он спал всегда голый, растянувшись во весь рост на спине — без одеяла. И его тело манило её, как только она заходила в квартиру. 
Поставив сумки у порога, на ходу скидывала одежду и садилась верхом на его грудь лицом к его достоинству. Руками, обнимая и поигрывая его ягодицами, она нежно целовала пупок и вылизывала дорожку к «главному действующему лицу» — его головке. Колька не сопротивлялся. Он целовал её худые ляжки, — гладил, почти у самого носа, кису и ждал, когда Анька заглотит его ещё вялый член. Так в приятных воспоминаниях, как камень, твёрдым пенисом он не заметил, что наступило утро. Он встал с торчавшим в трусах концом — без ласк. (Редко, но бывало, что он покупал тюремную «машку», ему он давал в беззубый рот и драл его в раздолбаную жопу. Чаще дрочил своими руками, в таких случаях, и не один раз, за четыре года заключения). Сдерживал он себя надеждой, что Анька ждет, и приготовила много разных приёмов для страстной любви.
Она писала в последнем письме к нему с воли, что вся дрожит и тоскует по его яичкам, сладкой и нежной головке. И при виде порнухи по телику она с воем кончает и ждет, не дождётся, когда испробует на вкус стрелявшую ей в рот сперму из его малыша. Уж как год секс раскрылся вместе с перестройкой, и люди с жадностью занимались им, почти открыто, навёрстывая упущенные сладости в дни совкового правления коммунистов. Везде выставлялись на показ картины с голыми и возбуждёнными половыми органами в позах, от которых млели души любви.
Вышел Колька за ворота колонии ровно в 10 часов утра. Солнышко приятно ослепляло глаза, утренний ветерок встречал свежестью и холодком, обдувая лицо и руки. По разбитой дороге с рюкзаком за плечами, широкими шагами он вдавливал глину ботинками. Шёл быстро. На душе его было весело и празднично. Колька широко улыбался, радуясь жизни, приказывая себе завязать с воровством. Денег у него было достаточно закопанных под березой в центральном парке города Н-ска. Думал он хватит им с Анькой долго и безбедно пожить, наслаждаясь в постели. В вокзале народа не было. Расписание гласило, что первый поезд на Н-ск будет вечером — в 23 часа.
В вагоне все спали — его купе, под номером 2, приоткрыто. Лучи тусклой лампочки даже не выходили из пространства купе. Николай — стараясь не греметь дверью — раскрывая проход шире, ступил внутрь. На нижней полке лежал человек под простыней, спиной к проходу, чуть покачиваясь в такт перестука колёс вагона. Обустроив место на смежной полке, Колька стал раздеваться.
Днем он сходил в баню, и на нём была новая одежда купленная в рядом стоявшем с баней магазине. Старую, тюремную, он оставил в бане. В предчувствии чистой постели ему захотелось по старой привычке спать нагишом. Прикрыв по пояс себя простынкой, он блаженствовал. Мысли медленно затухали, вдруг он услышал шорох и возню при вставании своего соседа. Колька повернул — на шум — голову. Открыв глаза, он обомлел — в полумраке выделялась крупная женская фигура в голом виде. Груди свисали до самого пупа, живот как бочка выпирал из неё над столиком у его головы. Замерло дыхание — член — как штык воткнулся в простыню — руки самопроизвольно потянулись к её сиськам свисающими над ним крупными сосками вперёд. Она что — то искала в корзине прикрепленной к стене над его полкой.
Его губы с жадностью впились в крупный сосок правой груди. Женщина вскрикнула. Руки Кольки обнимали толстую попу — он не понимал, что делает — сидя продолжал ласкать кису, своим ртом. Сложившись в калачик, он языком нашёл клитор, женщина тихо стонала и, помогая своему неожиданному счастью, поставила левую ногу на край полки, откидываясь на зад. Не сопротивляясь, она садилась на стол, поднимая ноги на его плечи. Колька впился, как пиявка, в губки вульвы, проникая языком все глубже и глубже в горячую нежность, макушкой упираясь в живот. Не помня себя, он вскочил на ноги и в полулежащую, с пышными формами, даму ввёл своего малыша по самые яйца, с размаху, благо вагина была вся сырая и расслабленная от оральных ласк. Баба ревела навзрыд от наступившего оргазма. Она даже не чувствовала боль от врезавшей в её ягодицу железной ложки, лежавшей всё время у самого края. Застонал, весь, напрягаясь, сконцентрировавшись — до последней клетки — в головке малыша Колька. Они раздвинулись. Ложка больно давила на ягодицу. Женщина с трудом, ни говоря, ни слова слазила на пол. В дверь тихо стучали.
 — Да — отозвался Колька, заворачиваясь простыней, потянулся к защёлке. Партнерша уже лежала под простынёю. В дверь просунулась голова проводницы:
«Что случилось, кто плакал?» — поинтересовалась — лет под двадцать от роду, с красивым лицом, в железнодорожной форме — девица.
 — Стукнулась головой, так больно-о. — привставая на локте, женщина жаловалась проводнице.
 — Осторожней надо — проводница прикрыла дверь. Николай встал и закрыл ее наглухо, повернув ключ.
Подошёл к соседке и молча, взяв за голову, стал её усаживать на постели. Её объёмистое тело колыхалось сидя на круглых ягодицах. Колька вплотную приблизил свой сморщенный член к лицу партнёрши, как бы предлагая взять его в рот. Она, поняв, его намерения на одну руку положила полупустые яйца — второй взялась за Колькину худую попу, прижимая к себе, стала, нежно ласкать языком и заглатывать в рот собравшийся в пружинку маленький и немощный пенис. Волос щекотал ей нос, щёки и подбородок, она стала хватать губами пенис — вытягивая его во всю длину, но член не хотел твердеть. Так прошло минут двадцать, пышная баба стала уже сопеть. Истома застилала её глаза, но пестику всё ни почем — отвык от своего непосредственного дела. За годы, проведенные в изоляции от женщин, член и яйца отвыкли быстро готовиться к повторной работе.
Женщина стала пытаться заглатывать Колькины яйца вместе с малышом, но ей не удавалось, и она обсасывала только яйца. Колька совсем без эмоций: — даже противно. Толстуха мычит, сильнее впивается в яйца зубами, прикусывая корень и не обращая на упругость члена, заёрзала, заизвивалась притопывая ногами в стиле какого-то танца,...  выпустила сок по всей набухшей вагине. Охнув, она выпустила болтающий как тряпка Колькин отросток — откинулась в экстазе, задирая на стенку ноги к верхней полке. На коротком пути им (ногам) попалась Колькина голова и она, лапами обхватив её за уши, стала давить и направлять в низ к своей роскошной чисто выбритой кисе. Колька послушно опускался на колени, когда его рот коснулся её пупка, он грудью прилёг на горячие и сочившие губы вагины. Он целовал её приятно мягкий живот. Руки нежно гладили большие и длинные сиськи — ему казалось, что их можно завязать узлом. Вот он нащупал соски и стал катать их и перекатывать между своих пальцев.
Опускаясь к лобку, он шеей чувствовал жар, исходящий от вагины успевшей два раза ввести в оргазм свою хозяйку. Обсасывая лобок, он одной рукой ласкал её орган сладострастия — введя два пальца в вульву, не один раз рожавшую и не принявшую девичьих размеров. Стараясь ласкать клитор попутно давил большим пальцем на анус, который баба сжимала и расслабляла. Колька начинал понимать, что его партнерша опытная в сексе женщина. Язык его облизывал края вульвы, подбирался к твердеющему клитору. Лаская его языком он продолжал пальцами стимулировать стенки вагины. Его губы нежно хватали её розовое тело и засасывали вместе с клитором всё, что находилось в пещере. От этого дама издавала не повторяемый стон, который заводил в Кольке свисающий член. Он (член) стал, постелено набухать и как будто высматривая что-то крутить головкой, увеличиваясь в размере. Колька перевернулся и стал на четвереньки над женщиной, касаясь её живота. Его малыш свисал прямо у рта стонущей дамы и головкой постукивал по губам, в ритме с языком, который облизывал сок по всей длине её пропасти. Двигая тазом, как кабель в сучке, он вогнал в широко открытый рот своей партнерши, достаточно окрепший член. Она обхватила его губами — руками ласкала анус и яйца. Так они ещё несколько времени наслаждались, сливаясь воедино. 
Вдруг женщина вся напряглась и зажала между своих ног голову Кольки, вдавливая его в свою страсть, она долго кончала, — волнами сокращался её таз. Наконец она развела ноги. Колька быстро встал на колени и присел своим анусом на её рот. Язык вкручивался в попу Кольке, его руки сводили на члене сиськи, сосками щекоча головку. Её губы всасывали анус Кольки, жаром обдавая промежность. Слезая со рта, он переворачивал подругу на живот, стараясь поставить её раком. Быстро — поняв его намерения — она стала на четвереньки у ног Кольки. Он любовался в полумраке позой толстушки, так заманчиво тянувшей в неё. Приседая чуть сзади, он ввел ей своего малыша в выдвинутую ему на встречу пещеру. Там было тесно и тепло, она плотно сжимала и разжимала стенки вагины. Колька медленно двигал членом, пока не обследовал все уголки внутренней части вульвы. Головка упиралась в шейку матки, как дно, что доставляло удовольствие обоим. Она расслабилась, и ему стало легко и свободно в её набухшей вагине. Колька стал делать частые фрикции, втыкаясь, всё чаще и чаще в матку. Её мягкий зад пружинил толчки его таза. Он руками искал, по форме напоминающие груши, свисающие до пола сиськи.
Поймав груди, он тянул их на встречу своему малышу — ещё плотнее упираясь в рога матки, благо от природы матка была расположена близко к входу. В данной позе она максимально приближена к воротам на белый свет. Баба приглушенно визжала, и сама насаживалась на член. Он уже стоял на коленях и старался не двигаться, давая партнерше, простор действий. Колька упирался в дверь пятками, руками обнимал увесистые — занимающие почти всё пространство между полками — ягодицы. На конце головки стали пробегать первые вестники оргазма. Колька ждал. Он крепко сжимал попу бабе и в такт движениям, одетую на член партнёршу, притягивал к себе плотнее. Яйца стали подтягиваться, готовясь выплеснуть редеющую Колькину сперму. Он кончал тихо, без крика, прижав её попу к своему лобку — прямо в матку. Она прерывисто дышала одетая на его стержень, впитывая порцию спермы, приятно бьющую тонкой струйкой по матке. Чувствуя, как ноги становятся ватными — истома щемила под ложечкой, расходясь по всему телу приятной волной — толстушка ложилась на пол, улетая все выше и выше — в невесомость — за облака. Колька поднялся и сел на свою полку, надел на голое тело брюки, прихватив полотенце, вышел из купе. Направился он в туалет подмываться. Поезд, шурша тормозами, останавливался у какой то станции, когда Колька заканчивал свой туалет. Причесавшись, он стал выходить в коридор, когда поезд мягко тронулся от платформы, не простояв и минуты. Войдя в своё купе, к своему удивлению не обнаружил, доставляющей ему удовольствие, пышной партнёрши. Увлекаясь ласками, он даже не видел лица толстушки и потому не смог определить возраст своей любовницы, которую только что лобзал во все интимные места.
Он быстро уснул. Проснулся от грохота упавшего со стола стакана во время резкого торможения поезда. Открыв глаза, он увидел в ночном полумраке свою спутницу, накрытую с головой белой простыней. Его малыш готовился к бою. Ни говоря, ни слова, забыв о стакане, Колька полез к своей приятельнице. Ложась на неё он не нашёл мощных груш и в голове у него мелькнула мысль — что за чёрт, где они. Но тут же забыл о них — губы его — целовали её рот, язык встретился с её языком — руки тянулись вниз — к мохнушке.
Тут он понял — под ним другая женщина. Она уже конечно проснулась, а может, и вовсе не спала, этого Колька не знал. Женщина обнимала его за талию и поглаживала напрягший член. Упругое тело молодушки передавало Кольке энергию и жажду секса. Её лохматая киса была готова принять малыша. Своими руками Николай сдёрнул трусики с белой попы ночной незнакомки. Его головка легко вошла в широко раскрывшую щель, ища матку. Но сколько не старался Колька заталкивать пенис глубже — упора не находил.
Приподнявшись на одной руке — второй взялся за щиколотку ноги у своей партнёрши, он стал загибать её вверх. Матки всё не было. Тогда он взял вторую ногу и завернул к её маленьким грудкам, так, что таз незнакомки поднялся над полкой, вульва находилась разрезом горизонтально относительно пола. Член перпендикулярно нырял за маткой в глубь, не доставая её. Выскочив из вагины наружу, головка влетела в анус, и член во всю свою длину оказался в попе. От неожиданности и резкой боли женщина вскрикнула, но тут же затихла. Колька вогнал свой член на место — в вагину. Она прошептала еле заметно, шевеля языком: «повтори».
И головка снова влетела в попу, двигаясь в ней ускоряя темп. Снова слышится голос: — «в писю». И Колька поочередно вводил своего малыша в попу и мохнатую вульву, с удовольствием отмечая такой вариант сношения. Незнакомка задёргалась всем телом и стала кусать грудь Николая до крови. Он, рукой зажав ей рот, продолжал гонять малыша только в попе. Колька на секунду убрал руку со рта страстной молодки, как её зубы впились в его недоразвитый левый сосок. Жгучая боль обожгла всю левую сторону верхней части груди и он, бросив ноги красотки, обеими руками вцепился ей в горло, перекрыв кислород. Зубы разжались, она закрутила головой, будто готовилась в порыве гнева ударить его, но вместо удара раздался утробный душераздирающий стон. Николай сидел на своей полке и держался за свою больную грудь, с еще поднятой вверх головкой. Чуть подумав, он за волосы стащил незваную подругу на пол и, не отпуская головы, одел её рот до самого корня на свой прибор. Она, задыхаясь и кашляя, пыталась убрать свой рот подальше от головки упирающей ей — вместо вагины — в самоё горло, вызывая рвоту. Горло не принимало головку, но Николай, собрав все силы, резко вогнал свой член в её отверстие.
Брызгая спермой и смазывая себе дорогу, всё дальше по красному горлышку продвигался малыш. Тошнота готова была перейти в рвоту, незнакомка хотела что —  то сказать, но у неё ни как не получалось. Слабеющий член Николай вывел наружу. ... Капли спермы медленно растекались по губам и подбородку «кусаки». Лицо её было отрешённое от мира сего, рот открыт — в ожидании нежной головки...  Свет из окна станционных фонарей высветил красивое и молодое лицо расплывшее в довольной улыбке. Чёрный островок, густо поросший кудрявой растительностью, выделялся меж согнутых и сжатых в коленях длинных ног. Колька смотрел на неё с восторгом и уже отступавшей злостью. Он произнес, глядя на отвернувшую к стенке попутчицу: «Ты откуда такая змеюка взялась?» Она не ответила, только откинула зад, выставляя перед Колькой бездонную вульву. Зашевелился малыш, словно видел округлые бедра с его любимым местом — где ему было всегда хорошо, даже лучше чем у самого хозяина. Николай взял висевшее на стенке полотенце, свернул его в жгут и подошёл к «кусаке». Присел рядом на полку и свободной рукой играл с её губами и клитором. Она задышала шумно и часто, раздвинув ноги пошире. С вокзала донесся голос информатора, который объявил об отправлении сто одиннадцатого. Колька усадил подругу поперек полки и привязал её голову к вешалке где висело полотенце ремнем от своих брюк. Она с удивлением молча наблюдала за его действами, не сопротивляясь, как на поводке сидят смирно собаки и ждут указаний хозяина. Колька приказал ей встать на ноги, и сам лёг на спину вдоль её полки.
 — Садись на него — указывая на чуть набухший член.
Кусака взяла руками член за головку, и умело ввела её в сырую вагину.
 — Профессионально!. — то ли удивлялся, то ли хвалил её бывший зэк. Головка стала оживать, почувствовав, где находится. Взявшись руками за край верхней полки, кусака начала движения. Малыш уже принял форму боевой готовности и Колька ощутил, как он упирается в матку, когда садится на него партнёрша. Он с удовольствием отметил: «Достал».
Кусака, привязанная на ремне, не слышала восторга — шевелившего ягодицами — своего кавалера. Она подпрыгивала всё быстрей и быстрей. Грудки синхронно болтались, подрагивая у самых сосков при очередном приседании их хозяйки. Пальцами правой руки, Николай держался за, постоянно выскальзывающий, похотник, хотя он был не малого размера. Жгут Колька скрутил на случай, если его собачка сорвётся с поводка. И если захочет опять его покусать — он треснет её по кусалу. Пока всё было гладко, собачка его часто дышала и языком лизала свои губы, тихо повизгивая. Член уже привыкший к трению о внутренние стенки влагалища твёрдо стоял, не обращая внимания на частые фрикции. Вот незнакомка опять закрутила головой и под гудок встречного поезда с криком кончала на Кольке, стараясь укусить свои плечи.
 — Вот так — улыбался под низом Колька. Вскоре на своём лобке и мошонке он почувствовал сырость, выделяющую из расслабленной вульвы. Фрикции становились реже, все дольше, после оргазма, красивая сучка с ошейником задерживалась, сидя на яйцах с упершим членом в рога матки,. Скрестив свои ноги и прогнувшись в спине, она сжимала и разжимала вагину, начиная с головки и по всей длине члена — до самого корня. Правой рукой она ласкала не покусанный сосок своего властелина. Левой, легонько пощипывала мошонку. Кольке стало надоедать своё бездействие, и он посоветовал ей стать раком, вдоль нижних полок, став коленями на их края. Руками велел взяться за край стола и как можно ниже завести голову под стол. Поводок он взял в левую руку — правой, шлёпая по ягодкам, ввёл свой окаменевший член, в берлогу, замаскированную в волосяном мешке. Входивший в раж Колька, подёргивая повод, насаживал свою собачку на мраморный столбик. Через пару минут он уже бросил повод, сконцентрировавшись на головке, машинально обхватив талию, пробирался к соскам девки издававшей охи при каждом толчке члена с насадкой, которую он успел одеть, пока сучка принимала установленную Колькой позу. Насадка была изготовлена зэками и подарена на прощание для утех его Аньки. Хотя Колька не чувствовал прикосновения мутовки к матке он ощущал дрожь в теле партнёрши во время фрикций.
Вдруг его сучка сорвалась с краев столика, и ее шея повисла на ошейнике вовремя схватившего Колькой. Она дёргалась и хрипела от сдавившего горло ошейника и частых фрикцый. Проваливаясь преисподнею следом за ней Николай, выпустив повод и клитор.
Они сели — друг против друга каждый на свою полку, уставшие и довольные. Обнялись, И, прижавшись, друг к другу нагими телами с благодарностью целовали друг друга, как будто любились не один год. Он влек её на свою полку. Став на колени, она облизала его, как коровка облизывает только рождённого телёнка. Николай засыпал в блаженстве созданной его новой подругой. Проснулся, когда солнце светило во всю свою мощь.
Время подходило к обеду, и он ощущал дикий голод после бурной ночи. В купе он один. Дверь закрыта на замок и его удивило это. Сам он не закрывался, а снаружи мог закрыть только проводник своим ключом, если купе конечно свободное. Раздумывая, оделся и пошел умыться. Приведя себя в порядок, он вернулся в купе и, достав свой незадачливый обед, пошёл к проводникам за чаем. Подойдя к купе проводников, он замер, как будто его хватил паралич — в проходе стояла его первая грудастая с пышными формами баба, одетая в железнодорожную форму. Рядом на полке спала красавица со стройной фигурой его вторая кусачая подруга. Во все зубы, улыбаясь, баба представилась: «Маша. Заходи к нам» Отодвигаясь к столику, присела на свободную полку. Хотя Колька не видел ночью её лица он сразу её узнал. Разглядывая её лицо в упор — присаживаясь рядом — он отметил про себя, что она старше его лет на десять, но в его купе вела как молодая самка, жаждущая самца в период течки. А сучка, которую он ночью держал на поводке — была ещё сущий щенок.
Молоденькая, не старше девятнадцати лет — Лиза. Так её представила старшая блядь. Как доложила Маша, живут они в Энске. Лиза не замужем, а у неё муж инвалид. Ловушку для мужиков придумала старшая и пользуется седьмой год. В купе, отведенном для их отдыха, она подсаживала освободившихся голодных до женского пола бывших зэков. Когда всю ночь, а когда и сутки она становилась счастливой. Но были обломы, рассказывала Маша, потому что большинство зэков её возраста были на уровне мужа. Недавно ей дали помощницу.
Она предложила ей принять участие в её изобретении, и ей тоже понравилось. Мужики после тюрьмы чистые на предмет заразы и без комплексов, рассказывала проводница. — Я таких самцов люблю. Иногда и после поездки встречаемся. Тут же в вагоне.
 — Иди к себе, я тебе чай принесу. А хочешь покрепше? — лукаво подмигнула Маша.
 — Я не против, только без... — Взглядом указывая на член, давал понять Колька.
 — Что ты, я ж на смене. Да и ночи мне хватит на целую неделю. Спасибо. — Наливая кипяток в стакан, проговорила довольная толстушка.
Колька сидел в купе, дожидаясь, когда его первая женщина после отсидки принесёт обещанное. Поглядывая в сырое окно со стекающими по стеклу мелкими каплями осеннего дождя, он вспоминал Анну. Думал, что ждёт его Анна голодного и страстного после долгой разлуки мужика. Думал: хватит ли его усладить её пыл, как это было всегда при встрече. Неожиданно мысли прервала пышная в белом переднике проводница.
 — Ну что милый, давай подкрепляйся. До Энска ещё четыре часа.
На столик перед Колькой она поставила поднос с красиво нарезанной копченой колбаской на блюдечке, на другом блюдце красовалась горка чёрной икры. Бутерброды — масло на булочке — лежали на белой салфетке. По середине стоял графинчик с водкой и рюмкой одетой на горлышко. Чуть с боку стакан, в расписном подстаканнике заполненный до краёв густо заваренным чаем. Поворачиваясь лицом к Кольке, её выпирающие груди, упёрлись сосками ему в лицо. Ухватившись за них обеими руками — Колька стал большими пальцами вдавливать соски.
 — Успокойся. Лучше обедай. Авось дома ждут, набирайся ... сил, — отстраняясь от Кольки, говорила Марья. — Мне работать надо, если хочешь Лизу — сейчас позову. Она будет рада.
Колька глубоко дышал, отвернувшись от пышных форм проводницы, ели выдавил: — «Нет». Стараясь не думать, он налил рюмку водки, выпив залпом одну, вторую — принялся за еду. Покончив с обедом, он прилёг в сладкой истоме от выпитого спиртного и вкусного обеда. В его теле наступило такое блаженство, которое только сравнимо с оргазмом в объятьях любимой. Глаза его сами собой закрывались, да Колька и не сопротивлялся, им овладевал после обеденный сон в сопровождении музыки железнодорожного оркестра играющего на инструментах из вагонных колёс и нескончаемых рельс.
Проснулся он от прикосновения руки к его яйцам. Раскрыв глаза он увидел над собой красивое, в широкой улыбке лицо Лизы. Рука её уже нежно гладила головку его члена. Колька, отстранив руки ночной кусаки, сел на полке и одел трусы: — твердо, решив про себя не заниматься сексом с вагонными шлюшками.
 — Одевайся, скоро Нск. — Изменившись в лице, процедила Лиза. Её стройные ноги мелькнули в проёме, шлёпая в тапочках на босу ногу унося её упругое тело от Кольки Облизываясь, он смотрел ей в след. На перроне вокзала города Нска пусто. Было 8 часов вечера. Осенний холодный ветер пронизывал Кольку насквозь. Зябко поеживаясь, он шагал в сторону стоянки такси. Усаживаясь в машину, произнес адрес — где жила Анна.
С тревогой и радостью Колька быстро нажал кнопку звонка. Дверь сразу же открылась у порога в халате стояла она. Не закрыв за собою дверь, весь, дрожа от близости дорогой ему женщины, Колька обнял её и стал целовать лицо, грудь, руки, словно не было проведённой ночи в бурных экстазах с вагонными девками. Малыш задеревенел ещё на пороге и втыкался ей в ляжки через штаны своего хозяина, горячей головкой приводя желанное тело в нервозность. Разорвав пуговицы на ширинке, Колька, не выпуская изо рта крупный сосок своей любимой, спустив штаны и оголив своё достоинство, искал плавки под халатом любимой, но киса его была на свободе и, изнемогая, ждала вторжения малыша. Прижав Анну к стене, он ввёл ей свой каменный член. Анна взвизгнула и повисла на фаллосе — летавшем в ней как поршень в моторе машины — обмякая в оргазме. 
Его голая задница белела в коридоре и двигалась, как коленчатый вал, увеличивая темп фрикций. Он издал звуки, которые издаёт воин в атаке, и безвольно напрягся всем телом в оргазме. Малыш выстрелил с силой в вагину, успокаивая Колькину страсть. Они еще долго стояли, целуя друг друга, наслаждаясь. Дверь с силой захлопнулась, приводя в чувство влюблённых. Ни говоря, ни слова, Николай вылез из спущенных штанов, оставив их лежать на полу, заодно скинул куртку и всё остальноё. Оставшись в чём мать, родила — раздел свою Аньку  — бросив халат на кушетку, повел её в комнату и уложил на постель. Не прошло и минуты, а малыш был в полной готовности, к своему любимому делу возобновив свою память, находясь в Анькиной вульве. Анька лежала на спине, нежно лаская руками живот и орган Николая. Он же целовал её возвышающий холм с торчавшим как пика соском и нежно пальцами правой руки гладил по вульве с ярко выраженным клитором. Не сговариваясь, он лёг на неё, между уже широко раздвинутых ног. Ввел своего дружка — по самые яйца, с готовностью задвинуть их тоже — упёрся лобком в её бритый лобок, оставаясь неподвижно. Тыкаясь в матку, и целуя её маленькими губками на своей нежной головке — рога, шейку и тело — малыш время от времени выпускал смазку из простаты для усиления ощущений своим хозяевам. Она прерывисто дышала, повторяя слова: «Мой!, Мой!».
Он целовал её груди и шею в засос, оставляя следы под шепот любившей его женщины: — мой дурачок, делай со мной что захочешь — я твоя вечно. Я рабыня твоя, ты мой господин. Люблю!, люблю! я...  я, я, яя Он уже двигал своим камнем по всей глубине нежно обнимающей всеми складками вульве, ногами упираясь в кровать, которая под его напором скрипела, словно жалуясь на свою кроватную жизнь. Ноги Анны кольцом обнимали Колькину талию, пятками вжимая попу Кольки в себя. Лобок Кольки прижимался так плотно к вагине, что она ощущала щекотанье волос о клитор уже стимулированный членом до его твердости. Клитор по твердости сровнялся с членом Кольки и приносил его владелице волну сладких ощущений и эмоций. Анна, не помня себя, вцепилась губами в губы любимого, руки её, удерживали голову Кольки за уши, не давая оторвать лицо, которое она усыпала поцелуями счастья, которое она ждала четыре года в разлуке. Оргазм её достиг наивысшей точки, и она улетала: падая в пропасть; в поднебесье; в тар тараррррры-ыыы; растворяясь под Колькой. Малыш ещё и не думал ввести своего хозяина в чувство транса, он привык после двух вагонных вагин и вульвы, в которой он был к ласкам и трению, чтобы его возбудить до оргазма ему требуется большего время. И он продолжал метаться в поиске сладости от самого входа в вагину до матки. Николай уже подумывал ввести своего дружка в анус Ане и вывел его на волю. 
Анна в момент повернулась в постели взяла щекотунчика в рот. Засасывая его почти целиком, она умудрялась ласкать языком, у самого корня, яички. Увесистая её грудь билась о ноги — Колька бурно кончал, схватившись за волосы Анны. Она, наслаждаясь, слизала последние капли спермы, начинающей морщится залупы. Колька довольный целовал её клитор. Измотанные и довольные они распластались на чистой и белой как снег постели, не вспомнив о праздничном ужине — приготовленном специально для встречи любимого. До разлуки они и не думали о взаимной любви, которая вспыхнула ярким пламенем между ними во время такого испытания. Они лежали и тихо шептались, как будто в квартире был ещё кто-то.
 — Коля, я так ждала тебя, милый — шептала Анна — ты рядом, даже не верится. Я могу трогать тебя, видеть — целуя его, вздыхала, стоная, — ООО-о. родной мой. Ты будешь со мной всегда. Скажи... — повернувшись на бок, она поправила сиську, случайно прижатую боком. Левая грудь легла на шею любимого, соском упершись в подбородок покрытым густою щетиной. Николай лежал бездыханный, всё-таки он четыре года был не на курорте и вагонные шлюшки вдобавок отняли не мало сил. Ему не хотелось много говорить, чего ждала его любимая, он отвечал одной фразой: — Да. Анна, чувствуя усталость друга, легонько гладила руками лицо Николая, гладила бедра, ягодицы, впалый живот, приговаривая: — милый, устал, а я тебя не накормила с дороги — и встала с постели. С верху, взглянув на сжатый в комочек член, который удобно расположился на опустевших яйцах она укрыла простынкой.
 — Тоже устал. Ну, отдыхайте, я разогрею наш праздничный ужин. И накормлю вас обоих — в полголоса сказала Анна, поворачиваясь, голая с вольно раскачивающими сиськами и сверкающей киской, к столу. Николай, любуясь её наготой, шумно вздохнул.
Прошло минут двадцать, как Анна занялась ужином, прикрытая спереди фартуком, подобно вагонной толстушки, сервировала стол. Её сиськи находились поверх нагрудного кармана, откуда Анна достала зубочистки в футляре и положила на стол возле зажаренного гуся с яблоками. В центре возвышались бутылка шампанского и армянского коньяка с пятилетней выдержкой. Все приборы размещены с одной стороны стола, так чтобы они сидели рядом бок о бок. За стол Колька сел, первым прикрыв свою наготу полотенцем специально приготовленную вместо салфеток. Рядом села сияющая Анна в одном переднике как была. Прогремел выстрел вскрытой бутылки с шампанским. Выпили за возвращение, закрепив поцелуем слова. Колька наполнил свой бокал коньяком, поднёс к губам Анны, предлагая хлебнуть. Она глотнула, поперхнувшись плеская на грудь и передник, прозрачный коньяк, взявши в руки бокал, она в ответ угощала своего голубка, со смехом вливая в открытый рот с золотыми зубами крепкую жидкость. Насытившись и чуть захмелев, Николай вытер жирные — после ... гуся — руки и рот полотенцем. Отбросив его на угол стола — поднялся на стул и встал во весь рост.
 — Анна (впервые он назвал её полным именем), становись рядом. — Таинственно улыбаясь, позвал её Николай. В одном фартуке опершись на его руки, она встала рядом на табуретку. Он, сдёрнув наряд хозяйки, стоял с ней рядом, в чем мать родила, торжественно говорил:
«Аня перед лицом бога нашего я предлагаю тебе стать моей женой, Ты согласна?».
Вытаращив глаза от удивления и нахлынувших чувств, невеста еле соображала, в чем дело. Мелькнуло в голове, что шутит. Но Колька был более чем серьёзный.
 — Согласна я, Коленька — глядя на него в упор, она тревожно ждала продолжения.
 — Раз ты согласна, повторяй клятву стоя перед богом. Пусть он нас окрестит и обвенчает.
Клянёмся!: жить в мире и согласии. — Анна, вторя ему с усердием, повторяла. — Любить и кормить друг — дружку и своих детей; помогать в беде и болезнях. Клянемся! — поцеловавшись трёх кратно по русскому обычаю, Колька спрыгнул на пол и, взявши Анну на руки голую, поставил к столу. Наполнил её бокал шампанским и свой до краёв коньяком, они выпили на брудершафт и крепко целовались, обнявшись с пустыми бокалами в руке. Так став мужем и женой, они клялись не нарушать их гражданское соглашение перед богом. Анна довольная своим счастьем целовала руки ноги своему мужу стоя на коленях. Руки ласкали теперь её уже, законно её, яички и член из которых у неё будет малюсенький ребеночек. Она целовала и целовала их, пока голос Кольки не заставил её стать коленями на две раздвинутые табуретки, а мощными сиськами лечь на угол стола. Выполнив установку, она покорно ждала. Колька обошёл стол и стал у головы, руками поставив её на подбородок. Волосы рассыпались по столу, накрыв под собой щёки и шею стоявшей в придуманной Колькой позе Анну. Он взял у неё из руки бокал налив вина поднес к её губам. 
Она потихоньку начала отсасывать Шампань, смачно причмокивая. Когда осталось половина бокала, он отодвинул бокал и опустил в него свой увеличивающий член и бултыхал в нем. Анна смотрела во все глаза, у самого бокала, почти касаясь его носом. Отдав на растерзание в рот своей молодой жене малыша — Колька поставил свой бокал на спину, сосавшей нежно и плавно, обхватившей его за талию супруге. Налил в него коньяк. Потом под приятные засосы и отрывчики, разложил рядом с коньяком шоколад и стал маленькими глотками отпивать пятилетний напиток, дополняющий ему главное удовольствие. Покончив с коньяком, ему захотелось ласкать жену. 
Он целовал спину и пухлую попу, прилег на неё и его язык утонул в ягодицах, раздвинув их в разные стороны своими руками. Стараясь добраться до пещерки, он высвободил член и уже яйцами бороздил по подбородку и шее Аньки. Она крепко ухватилась руками за края стола, который ходил ходуном под супругами, языком облизывала ему ноги, постанывая. Не думая о посуде звеневшей в ухо и падающих столовых приборах, она готова, в какую угодно стать позу, но лишь бы угодить мужу. Муж спрыгнул с неё как с резвого скакуна — став чуть сзади — вонзил своего отвердевшего господина в её вульву. Затем начал ритмично насаживать свою любимую, на уже порядком утомленный, член. Для удобства Николай поставил одну ногу на табуретку, рядом с коленом жены Руки его потянулись к голове, попутно, легонько, ущипнув за соски. Соски торчали из-под сисек в стороны, как два маленьких члена, у только что рожденных мальчиков. Ухватившись руками за волосы, он потянул голову вверх, к себе, приподняв голову Аньки и грудь, так что сиськи висели над столом как лампочки на длинном шнуре от потолка. Сиськи раскачивались в такт фрикциям, цепляясь сосками за скатерть стола, постепенно накаляли страсть в Аньке. Дрожала посуда, дрожала жена. 
Красиво прогнувшись в спине, она стояла на двух табуретках, с членом, введённым в вагину по самые яйца, напевая оргазменную песню. Эмоциональные чувства Анны передавались, не знавшему усталости, мужу. Его попа мелькала, обвисшие яйца болтались в такт сиськам и мягко постукивали в низ живота по лобку. Прокричав до конца свою песню, Анна обмякла и тихо стонала наслаждаясь в оргазме. С размаху Николай пытался вставить свой член в анус Анки. Он не хотел, не входил, требовалась смазка для ануса. Собрав всю слюну изо рта, Николай смазал ей попу и с трудом ввёл дружка. Теснота плотным кольцом охватила весь ствол и головку, вызывая оргазм и у Кольки. Анна старалась, плотней надвигалась на член, винтом, как гайка на болт она в себя вкручивала и раскручивалась горячей попой, с криком в экстазе кончал её муж. Нечем уж брызнуть — спадал, уменьшаясь балун. Колька откинулся и сел на край постели. В глазах стояли круги, и тело саднило, будто ватными стали ноги, в голове пустота. Как сквозь сон он слушал голос жены:
 — Коленька, спасибо.