Мы устроили пикник на берегу. 
Море, словно ластясь, нежно лизало песчаный берег, тихо перешептываясь с пальмами. Лапчатые исполинские деревья мягко роняли в теплый песок кокосовые орехи. Доносился негромкий всплеск волн и отдаленный шум прибоя у рифа.
Я лежу на спине и рассматриваю белые, точно клубки сладкой ваты, сахарные облака. Тихо, спокойно в этом райском уголке...  мягко шуршат волны...  
 — Хорошо...  
Вениамин вздохнул, вдыхая солоноватый воздух. 
 — Да-а-а... — тихо отзывается он.
Я поднимаюсь на локте и разглядываю его: жгучий брюнет, черные брови вразлет, орлиный профиль. Он полулежит, опираясь на локоть, вторая рука — на ноге, колено под прямым углом. Влажный бриз играет волосами — мягкими, летучими, которые спадают волной на плечи. Вениамин смотрит как вдали на лазоревой глади моря качается белый парус яхты: брови нахмурены, веки полуопущены, большие черные томные глаза прикрывают густые длинные ресницы...  Он не замечает моего взгляда.
 — Мне никогда и нигде не было так хорошо, — наконец произнесла я. — Спасибо, что привез меня сюда...
Он повернулся на мой голос и улыбнулся.
 — Ну, какой разговор, Вика...  я хотел, чтобы ты хоть немного развеялась. 
Вениамин смотрел на меня с тоской. Я уловила во взгляде не только грусть, но и какую-то жалость, словно я нуждалась в сочувствии. 
 — Ты все еще переживаешь из-за этой глупой истории?
 — Глупой истории? — деревянным голосом переспросила я. — О, пожалуйста, Веня, прекрати. Ты портишь мне настроение.
 — Я порчу ей настроение, — на его лице появилась болезненная гримаса. — Отлично...
Правда, чего я на него взъелась? В конце концов именно Вениамин согласился помочь, когда меня чуть не сцапали менты. Хорошо, что все обошлось, и те олухи поверили, что я была с ним в ту ночь...  
Я почувствовала, что густо покраснела. Чтобы он этого не заметил, я поспешно поднялась и зашагала в сторону рифов. 
Стемнело внезапно, как всегда в тропиках, и мягкое теплое дыхание ветра играло в волосах.
Я резко обернулась. За спиной стоял Вениамин. У меня перехватило дыхание. Я отскочила назад, но вынуждена была остановиться — дальше уже была самая кромка воды. 
Он приблизился ко мне. 
 — Я испугал тебя. Прости, не хотел. — Голос был спокоен. Казалось, он не испытывал никаких эмоций. 
Мы молчали. 
 — Я не хочу туда возвращаться...
 — Вика, тебе не обязательно возвращаться. Мы что-нибудь придумаем...  Все будет хорошо...  
Его рука скользнула по моим волосам. Я откинула голову назад, молча, испытующе посмотрела Вениамину в глаза. Наши взгляды встретились. 
И тут с нами что-то случилось. Обычно в таких случаях говорят: «пробежала искра»...  Мне же показалось, что это был мощный электрический разряд. 
Сердце затрепетало. Волнение охватило меня, отозвавшись трепетом в груди. От его близости у меня возникло такое чувство, словно земля уходит из-под ног. 
 — Ты это мне говоришь, или себя успокаиваешь? 
 — Конечно, тебе, — прошептал Вениамин склоняясь надо мной.
Наши глаза напротив, но это длилось только мгновение...  
И тут неожиданно как бы прорвав плотину неба, хлынул дождь. Это даже нельзя было назвать дождем, — это рушилась на землю масса воды, сплошная и неудержимая. Настоящий тропический ливень.
В одну минуту мы вымокли с ног до головы. Спотыкаясь и скользя бросились спасать наши вещи, увязая ногами в набухшем песке. Ливень бешено колотил по промокшей, прилипшей к телу одежде.
Пляжный домик выдавался в сторону берега просторной верандой. У самого дома я поскользнулась и чуть не сорвалась с кручи, но Вениамин успел схватить меня на лету. Я задержалась в неожиданном объятии. Блеснула молния, и я увидела его мокрое лицо. Грянул гром. Я на миг прижалась к нему всем телом, мои губы уткнулись в мокрую рубашку. Ливень поливал нас сверху. 
Я отстранилась:
 — Спасибо, Венечка!
И мы побежали дальше, согнувшись под тяжестью наброшенного сверху мокрого покрывала.
В доме было сумеречно. Иногда вспышки молний освещали обстановку. Хотя внутри было тепло, я поежилась от холода. Вода стекала с нашей одежды прямо на белый ковер, оставляя на нем мокрые пятна и грязные разводы.
 — Пойду, переоденусь, — сообщила я, стуча зубами от холода.
У себя в комнате я стянула промокшую и грязную от песка блузу и переоделась в водолазку. 
Стихия разбушевалась вовсю. Море волновалось. Ветер рвал беззащитные пальмы. Изредка раздавался гром, и я непроизвольно вздрагивала от его грохота.
Я поняла, что мысли о том, что «перемена обстановки» успокоит, были самообманом. Радость, охватившая меня на берегу, рассеялась как утренний туман. Я прошла по комнате. Чувствовала, не хочу больше жить. Подошло бы сейчас что угодно, даже ножницы из ящика стола. Очнувшись, я обнаружила, что держу в руках эти самые ножницы и рассеяно их рассматриваю. 
Вениамин схватил меня за запястье и отвел руку за спину. Я непроизвольно сделала шаг вперед и оказалась прижатой к его груди и ощутила его тепло в прохладе наступающего вечера. Оно сладкой истомой разлилось по всему телу, его запах опьянил меня.
 — Что это ты задумала? — Голос, полный тревоги, будто разбудил меня, а сильные руки обезоружили, лишив злополучных ножниц. 
 — Вот только, пожалуйста, не надо сейчас ничего говорить... — умоляюще прошептала я. — Я и так знаю, что ты скажешь! Молчи, я прошу тебя, — я отодвинулась и ушла в другой конец комнаты.
 — Вика, ты вынудила меня подтвердить свои слова...  
 — Хватит...
 — ...  я наплел какие-то небылицы насчет того...
 — Хватит!
 — ...  что ты делала утром, когда убили Марину! Черт ее побери, кем бы она ни была!
 — Хватит!!!
 — ...  и ты просишь меня, ничего не говорить?!
Вениамин стоял у окна и его торжественно и жутко озаряли вспышки молний. Задумчиво походил туда-сюда, засунув руки в карманы брюк. Бледный и напряженный, он, похоже, не находил слов, чтобы выразить обуревавшие его чувства. 
Дождь все еще лил стремительно, колючими струями. Ветер рвался вперед, нагоняя на берег холодные волны.
 — Скажи мне, что с тобой происходит? Я хочу, чтобы ты все мне рассказала, потому что должен знать, что мне делать дальше...
 — Уезжай! — выговорила я. — Уезжай. Только не лезь в это, прошу тебя.
 — Так нельзя, Вика, — сказал он суровым, но сдержанным тоном. — Кажется, мы договорились действовать сообща.
 — Сообща? Не заговаривай мне зубы! Мы не можем договориться даже о мелочах, не говоря уже о том, чтобы выработать стратегию! Это крах! Окончательный провал, Веня! Все! Понимаешь? Все!! 
Внезапно слезы подступили к глазам и хлынули градом. Они скатывались по щекам и противно текли по шее, за воротник. Слезы мешали мне видеть.
 — Уезжай сейчас же! — Я вытирала их кулаком и торопливо бормотала: — Я не стану ничего объяснять...  Мне не нужна твоя помощь, пропади ты пропадом. Та машина случайно сорвалась с обрыва...  это был несчастный случай...
 — Расскажи это кому-нибудь еще! Ты так заставишь меня верить в привидения...  Что за высокое самомнение!? Зачем ты во все это влезла?...  
 — Да твое какое дело! — заорала я и со всего размаху рухнула на кровать, закрывая лицо ладонями.
Я слышала, как Вениамин вздохнул, потом подошел ко мне и сел рядом. Я убрала руки от лица и внимательно посмотрела на него, перебегая глазами от черты к черте. Он был красив: распахнутый ворот, горящие во мраке глаза и упавшие на лоб пряди волос. 
Погладил меня по руке.
 — И потом...  Я считал, что не лгу полиции. Ведь, если на то пошло, ты вполне могла оказаться со мной в ту ночь. Правда? — Вениамин перешел на шепот и дотронулся до моей щеки. 
Я смотрела ему в глаза, не в силах оторваться от их влекущего омута.
Его пальцы касались осторожно и нежно моей кожи. Рука скользнула по водолазке и нащупала грудь. Я не возражала, только закрыла глаза, вздохнула и подвинулась немного. Он лег рядом. Я сплела свои пальцы с его пальцами. Мы без слов прильнули друг к другу. Он неспеша целовал меня, нежно лаская мои губы своими. Поцелуи становились все жарче, все яростнее...
Жарко и нежно целуя меня в шею, он шептал такие безумные слова, такие горячие...  
Он никак не мог вздохнуть. Что-то стесняло грудь и дыхание вырывалось наружу едва слышным хрипом. Но больше стесняли мои губы, настойчиво ищущие его губ. Стесняли мои руки, бесстыдно подбирающиеся к самому центру его мужской силы. Вся я сама по себе стесняла его: ароматом кожи, блеском глаз, правильностью линий полуобнаженного тела.
Он зарылся лицом мне в плечо, прикасаясь губами к пульсирующей жилке на шее. Его теплое дыхание щекотало кожу, полураскрытые губы ловили мочку уха. 
 — Я хочу тебя, Веня... — шепнула я ему на ухо...  
Я уже стащила с него рубашку, — теперь та оранжевым комком лежала на ковре. Руки скользнули под футболку, царапая ноготками кожу, губы искали его губ...  почти нашли...  чуть промахнулись...
Я потянула его за волосы и, поцеловала взасос, поработав во рту языком. Мои руки сомкнулись на его шее, пальцы взъерошили волосы.
 — Мне мешает твоя чертова водолазка... — выдохнул наконец Вениамин. Он всячески изворачивался, отодвигая в сторону воротник моей кофты, гладя мою шею, едва касаясь губами щек, уголков губ.
 — Так разрежь ее... — предложила я, протягивая несостоявшееся орудие самоубийства и чувствуя, как прохладный металл касается горячей кожи.
Когда с водолазкой было покончено, он принялся осыпать меня быстрыми, горячими поцелуями, захватывая губами то одну, то другую грудь, впиваясь в соски. Его дыхание было прерывистым. Искусно целуя и поглаживая каждый открывающийся сантиметр смуглой кожи, он спускался вдоль моего тела, долго ласкал бедра. 
Я остановила его, и стала сама ласкать его. Осторожно коснулась пальцем головки, и он сразу отреагировал на мое прикосновение. У него перехватило дыхание. Я расслышала тихий полувздох-полустон. 
Смеясь, я все повторяла и повторяла свои ласки, а он снова обхватил мою грудь и теперь уже грубовато мял соски пальцами.
Приподняв меня, он обхватил бедра, опрокинул меня на спину и впился в губы. Я с силой сжала руки за его спиной, тихо вскрикнула, и вот уже наши тела слились в одно целое. 
 — Ты играешь...  с огнем...  Веня...  да...  м-м-м...  О, да Венечка!..
Он приложил палец к моим губам. Губы жадно раскрылись и я чуть прикусила его.
Кровать подо мной подымалась и опускалась и вновь подымалась, как по синусоиде от его ритмичных, неспешных движений. 
Он обнял меня и остановился...  Я опутала его руками и ногами, сжалась вокруг него. Мы чувствовали друг друга каждой своей клеточкой, каждым нервом...
Он стиснул меня в объятиях так сильно, что стало больно.
Я прикрыла глаза...  
Мы кончили одновременно и, наверно, очень громко кричали...  
...  Молоденькая пальма у веранды шаловливо машет листьями, заигрывая с серебристой лунной дорожкой на ребристой глади моря.
 — Ты уверена, что все прошло как надо?
 — Да. Кажется...  Они тоже все разъехались. Таша — в Трансильвании. Даша — в Берлине. Саша — в Париже. А Маша — на Бора-Бора...  Думаю, что Интерпол еще поломает голову, пытаясь связать нас с этим убийством...