Без всяких слов и проверок было ясно — я влюбился. 
Я стоял на автобусной остановке, и вспоминал всё, всё до мельчайшей черточки на лице этого восхитительного человека. Ведь я понял, что влюбился, как только он пожал мне руку, и с доброй улыбкой сказал:
 — Добро пожаловать, Александр. 
Всего меня в тот момент как будто окатило волной приятного восхищения. Зам. директора, Станислав Гущин, смотрел мне прямо в глаза своим невыносимо чистым и искрящимся взглядом серо-синих глаз, и я готов был стоять с ним вот так рядом столько, сколько бы вынесли мои подкашивающиеся ноги. 
Но, к сожалению, момент этот длился недолго — и я, бережно сохранив в сердце эти минуты, вступил в свою новую должность и принялся за выполнение обязанностей, которые, к счастью, позволяли мне часто встречаться со Стасом.
В процессе я узнал, что Стасик женат. У него замечательная жена — красивая брюнетка Олеся, улыбчивая и добродушная, как и её муж. За довольно долгий срок замужества она успела родить ему троих чудесных детишек, чьи фотографии были выставлены в ряд на его столе, рядом с совместным семейным фото. Я понимал, как он, должно быть, любит всех их, и что я в этой крепкой семейной цепочке — словно лишнее ржавое звено...  Но мне и не нужно было многого — просто смотреть. Просто любоваться им, его мимикой, взглядами, жестами, и иметь право — хотя бы иногда — прикасаться к нему...
Итак, я стоял на автобусной остановке, размышляя над нынешним положением вещей, и даже не замечал зябкого февральского ветра, бездомной собакой завывающего на безлюдной улице. Я кутался в теплый шарф и думал, что совсем скоро мне станет мало этих наблюдений. Однажды я просто не смогу сдерживать себя — и всё посыплется прахом. Наши начинающие складываться дружеские отношения, редкие встречи во внерабочее время, да и сама работа...  Ничего не станет. Ничего.
Подошел автобус, пыхтя и чихая выхлопами в серый, засаленный снег под собою. Я забрался в теплый салон, и, с удивлением заметив, что автобус наполовину пуст, приземлился на одно из свободных мест у замерзшего окна.
За заиндевевшим стеклом пробегали смутные городские пейзажи, в голове же пробегали смутные воспоминания о Стасе. Его голос, мягкий, чуть приглушенный, стоял у меня в ушах — его, как и лицо, и весь образ, — я мог восстановить по памяти безошибочно.
 — Контракт мы всё-таки решили отмечать, — улыбался он. — Корпоратив в пятницу. 
«Корпоратив!» — ошеломленно вспомнил я, и шальные мысли завертелись юлой вокруг этого зловещего словечка. Стас наверняка будет пьяным! Если, он, конечно, не трезвенник...  Да нет. Быть такого не может.
Я улыбнулся собственным мыслям и снова уткнулся взглядом в пейзажи за окном, чтобы никто из присутствующих в автобусе не заметил моей дурацкой улыбки. 
Нет, до моей улыбки никому не было дела...
До работы оставалось еще далеко. Я нацепил наушники и тихо включил плеер.
Так и представляю, как он скажет:
 — Я нормальный мужик, понимаешь? У меня жена и трое детей — как, по-твоему, я похож на гея?!
Сурово, но справедливо. Не так давно я вел себя примерно так же — но черт бы побрал того парня, который впервые уговорил меня, полупьяного, заняться с ним сексом...  Испробовав все прелести анального оргазма, я больше не мог совладать с собой. И, словно в наказание за свой пьяный грех, ищу человека, который сможет делать со мной это снова и снова...
Но как назло, мой выбор пал на женатого гетеросексуала — моего непосредственного начальника. 
На работе я разговорился с одним из коллег по поводу предстоящего корпоратива.
 — По-моему, бухла будет больше, чем на новогоднем! — усмехался Павел. — Еще бы, такая сделка...
 — А на новогоднем как, много было? — улыбнулся я, прикуривая.
 — Спрашиваешь, — усмехнулся круглолицый Пашка. — То ж новый год! Зам. Директора, и тот был в стельку.
Меня прошиб холодный пот. Смутное предвкушение власти над телом Стаса заставило меня содрогнуться, но я скрепил все свои силы, только чтобы не позволить члену встать.
 — В стельку? — с усмешкой повторил я и затянулся. — Этот примерный подкаблучник?
Пашка кивнул, на лице его было выражение «это ж новый год, бля!»
 — Хммм, — улыбнулся я уголком губ и выпустил дым тонкой струей изо рта.
План практически целиком выстроился мозаикой в моей светлой голове, но каждый кусочек этого пазла зависел только от обстоятельств...
Оставалось только надеяться, что нынешнее заключение сделки станет для нашего зама не менее существенной причиной напиться в хлам, и тогда — это станет моим первым шагом к нашему воссоединению.
...  Пашка оказался прав. Восемнадцатого февраля, — аккурат на мой день рожденья, в пятницу, — состоялся огромный корпоратив, с кучей бухла, невесть кем заказанных девок и двадцать одним тостом за заключенный с германской фирмой контракт. Я весь вечер делал вид, что хлещу алкоголь лошадиными дозами, и весело разыгрывал из себя пьяного перед коллегами, от которых иначе не было бы отбою с просьбами выпить. Правда, мне и вправду бы не помешал хотя бы стакан виски для снятия напряжения, — я постоянно бегал курить и зачем-то трогал расстегнутые на рубашке пуговицы. Нервы сдавали. Терпение, терпение...  Осталось только дождаться момента, когда он начнет собираться домой — ну не мог же он не вернуться этой ночью к понимающей, но беспокоящейся жене.
Стас пьянел, но, как назло, дико медленно. Может быть, мне это так казалось из-за стресса и ожидания, но шел уже двадцать второй тост — за любовь, а Стасик лишь слегка порозовел и заблестел глазками. Может, он тоже притворяется, отлынивая от навязчивых просьб «на брудершафт!»?
Я злился. Я откровенно злился. Надо было просто подстеречь его где-нибудь за углом, и впиться в его губы своими. Или удрать отсюда к чертовой матери, не дожидаясь ничего.
Но сдаваться мне запрещали инстинкты и адреналин. Хотелось прижать Стаса к себе, безумно. Чтобы он ощутил в своих ладонях мой упругий зад, и крепко сжал, прижимая к себе.
Нет, я не мог просто так уйти.
К тому же, еще спустя пол часа, когда время уже давно перевалило на новые сутки, немного пошатывающийся Стас тронул меня за плечо и проговорил:
 — Сань, ты это...  Ммм...
Он потер правой рукой висок, как если бы у него болела голова.
 — Домой тебя отвезти? — помог ему я, развернувшись и затушив сигарету.
 — Такси мне вызови, — с пьяным укором посмотрел он мне в глаза, продолжая держать руку у меня на плече. 
 — Да давай я отвезу, Стас, — положил я руку на его плечо в ответ, успокаивая. — Я трезв, как молодая монашка.
Стас пьяно расхохотался.
 — Молодая монашка...  ну вези, молодая монашка...  тока смотри...
 — Хочешь — любой тест на трезвость пройду, — обиженно отозвался я. — Нельзя мне пить.
 — Ммм, — покивал мужчина в ответ. — Плохой опыт с предыдущих корпоративов?
Мы зашагали по коридору — светловолосый худенький я и атлетически сложенный шатен Станислав, одной рукой обхвативший мои плечи и слегка висящий на мне. 
 — Да нет, ничего такого, — пыхтя, криво улыбнулся я. 
«Зато у тебя, милый, такой опыт намечается», — немного злорадно подумалось мне. Хотя вряд ли он вспомнит это приключение — в моей свежеотремонтированной «Тойоте» про запас лежали бутылка мартини, коньяка и банальной водки, так что «вечер обещал быть занимательным»...
Со сравнительным успехом мы добрались до стоянки и погрузились в слегка заснеженный автомобиль, где Стас блаженно развалился на сиденье рядом со мной и откинул голову ... назад.
 — Не думал, что ты пьёшь, — проговорил я, когда мы уже выехали на плохо расчищенную дорогу. 
 — Почему? — хрипло хмыкнул он и прокашлялся. Я мельком бросил взгляд на своего начальника — его глаза были прикрыты, тонкие, но хорошо очерченные губы блестели в сумрачном свете выхватывающих нас из темноты фонарей. 
 — Ну, жена, дети. Ты вроде бы примерный семьянин, — пожал плечами я, и уже предчувствовал его ответ.
 — Вот именно, — не открывая глаз, пробормотал Стас. — Жена, дети...  иногда так достаёт всё.
Я торжествовал, легонько постукивая пальцами по рулю. Сегодня ты отдохнешь от своей семьи, и немного расслабишься — это я тебе обещаю. 
Я свернул на знакомую улицу, остановив автомобиль возле своего дома. Естественно, я полностью проигнорировал адрес, который был произнесен в самом начале поездки — сегодня Стасик не сможет попасть домой. Только не сегодня.
 — Стас, — позвал я его, трогая за плечо. Я стоял возле открытой двери с его стороны, на мои плечи медленно начинал падать пушистый снег. 
Стас спал.
 — Станислав Дмитриевич, — строгим голосом позвал я снова и потряс его за плечо. Стасик вздрогнул и резко очнулся.
 — Приехали, говорю, — улыбнулся я и помог ему выбраться из «Тойоты». Так же, как и на корпоративе, мы плелись до подъезда, а оттуда — два этажа вверх по лестнице. Странно, но то ли Стас был слишком пьян, то ли подразумевал это как само собой разумеющееся, но он не сказал ни слова по поводу того, что это был не его дом и не его этаж. 
Лишь только ввалившись в мою маленькую квартиру, мой начальник, похоже, осознал, что что-то не так. 
 — Санек, — позвал он меня, подперев собой стену и стоя ко мне спиной. — Ты куда меня привел? Это не-не...  ик...  не моя квартира.
 — Ну, ты же не поедешь к жене в таком виде, — я снял с себя куртку и начал стягивать и его.
 — Сань, не-не-не, — помотал головой Стас, и пряди его каштановых волос беспорядочно растрепались, падая на глаза. — Мне домой надо, послушай...
 — Тихо-тихо, — успокоил его я. — Сейчас поспишь пару часиков, будешь стекл как трезвышко.
На моих губах играла широкая улыбка. Все шло по плану, кусочки пазла складывались в целостную картину — в точности так, как я и продумал. Но всё-таки, радоваться было немного рановато.
 — Слышь, ну надо это...  позвонить, сказать, что...  ну, — его речь становилась всё более путаной, но понять его мне не составило труда. 
 — Давай, давай я позвоню, — согласился я, кивая. — Твой мобильник у меня в машине остался, я схожу...  А ты пока ложись.
С трудом я усадил его на разложенный и заранее расстеленный диван в гостиной, но похоже, он собирался дождаться меня. Я махнул рукой, и на всякий случай, заперев Стаса снаружи, спустился к машине.
Когда я вернулся с мобильником и спиртным, Стас уже вовсю спал, опрокинувшись на спину. Так и оставшись одетым, он мог доставить мне много хлопот — но я надеялся, что сон его не будет чутким, и я смогу без труда избавиться от ненужных джинсов и рубашки на нем. 
Я присел на краешек дивана и устало вздохнул. Сколько нервов пришлось потрепать только для одной ночи удовольствия! Сколько же нужно, чтобы он стал моим навсегда?...
Но сладостное предвкушение вскоре затмило все мои остальные мысли. Чтобы успокоиться, я наконец-таки сходил на кухню и выпил стакан успокаивающего виски со льдом. Где-то в груди приятным теплом разливался жар соблазна и алкоголя. 
Подумав, я всё-таки решил прихватить из кухни на всякий случай заготовленную веревку и платок, и вернулся в гостиную.
Стас по-прежнему лежал на спине, широко раскинув руки и чуть свесив обутые ноги с дивана. Мне его поза была только на пользу.
На время отложив веревку с платком в сторону, я принялся осторожно раздевать своего начальника. Сначала — ботинки и носки, потом — рубашка. Расстегивая пуговицы, я не сдержался, и, склонившись над его лицом, жадно прильнул к любимым губам. Они были горячими и влажными, и из приоткрытого рта доносился тяжелый запах алкоголя. 
Забыв про осторожность, я сел на мужчину, почти полностью прилегая к его телу, не отрываясь от горьких губ. В экстазе я облизывал и нежно посасывал его губки, и мой член живо отзывался на поступающие в мозг безумные ощущения.
Стас пошевелился, ощутив тяжесть на своих бедрах — опомнившись, я заметил, что сильно придавил его к дивану своими бедрами, и живо слез. Однако мой Стасик даже не открыл глаз — лишь глубоко вздохнул во сне и повернул голову на бок. 
Затаивший было дыхание, я тихо и глубоко вздохнул вместе с ним, и решительно продолжил наступление. Вскоре рубашка была расстегнута, а следом последовал и ремень на джинсах — сначала на его, потом на моих. Помедлив и ещё немного понаблюдав за своим будущим любовником, я всё-таки спустил его джинсы, а свои снял полностью вместе с трусами и рубашкой. 
Итак, я был полностью голым — Стас же был лишь полураздет, и еще не привязан. Спохватившись, я отыскал в сумрачном свете ночной лампы веревку, которую первоначально бросил на пол, и платок. Кое-как связав по отдельности каждую конечность мужчины, я привязывал противоположный конец веревки к ножкам дивана, стараясь не сильно сдавливать тело моего ставшего таким беззащитным пленника. Мне давалось это нелегко — я то и дело боялся каждого шороха и вздрагивал, да и распинать на диване людей мне было в новинку.
Но, наконец, всё было готово. Я завязал глаза Стаса платком и отстранился, чтобы посмотреть на результаты своего труда.
Картина, изображающая беззащитного мужчину, была потрясающа. Я содрогнулся всем телом, будто уже ощутив в себе его твердый член. Но было рано — прежде мне нужно было довести моего любимого до нужной кондиции.
Удастся ли мне это сделать? Отчего-то этот вопрос не вызывал у меня никаких сомнений или опасений, хотя крупный, рельефный орган Стаса полностью соответствовал состоянию покоя хозяина на момент обнаружения мной. Я чувствовал определенную уверенность в том, что моё возбуждение заразно; и что Стас, даже полупроснувшись, сквозь сон будет восторгаться новизной этих ощущений.
Трясясь, как замерзшая сука, я подполз к этому спящему счастью и нежно коснулся губами. Сначала — кончик, потом ближе к основанию, и дальше...  Я бережно покрывал его поцелуями, и вскоре, взяв в дрожащую руку, отправил в рот. Медленно повторяя аккуратные движения, я гладил одной рукой мошонку Стаса, внутреннюю поверхность его бедер, и чувствовал, как его кровь приливает к члену, и он становится упругим и приятным на вкус.
Я, не сумев сдержать стона, заглотил его еще дальше, ощущая, как член увеличивается прямо во мне. Дрожа от перевозбуждения, я облизывал его, прижимался к нему губами так, как будто в этом члене была заключена вся моя жизнь.
В этот момент Стас сдавленно вздохнул, и я остановился, напряженно вслушиваясь во вновь воцарившуюся тишину. 
Он проснулся? Или он чувствует прикосновения сквозь сон, в котором его жена делает ему минет? 
Я улыбнулся и настойчиво продолжил, помогая себе руками. Вскоре весь его член был испачкан в моей слюне, но был тверд и прекрасен в своей силе. Я восторженно продолжал его целовать, но, ощущая непреодолимую тяжесть внизу живота, решил наконец-то воплотить в жизнь весь мой замысел.
Снова забравшись на Стасика, как в первый раз, я смазал слюной свой анус и губами коснулся губ мужчины. Протянув руку и нащупав восставший во всей красе член Стаса, я направил его к своей заднице и подался назад.
От соприкосновения своего колечка с головкой его члена я снова стал дрожать. Мой анус сам расслабился, предвкушая удовольствие, и орган Стаса легко ... проник в мое узкое отверстие. 
Я потрясенно выдохнул, погружая член в себя. Этих ощущений я то ли давно не ведал, то ли не ведал вообще — внутри моей попки он казался просто огромным, твердым, заполняющим меня всего. Я стиснул зубы, насаживаясь осторожными движениями все дальше — от его размеров я даже ощутил легкое жжение, как в первый раз. Но это скоро прекратилось, и, впадая в экстаз, я начал делать свои движения плавными, но одновременно четкими и быстрыми. 
Сидя на члене Стаса, я поглаживал ладонями его голый торс, с наслаждением представляя на себе его ласки. 
По-прежнему в пьяном забытье, сквозь сон, он шептал чьё-то имя и в такт мне легонько постанывал, и этот стон был лаской для моих ушей. Двигая тазом все быстрее, я ускорял темп, чувствуя надвигающийся оргазм.
 — Стасик, — простонал я, задыхаясь. Я больше не боялся его разбудить — в этот момент мне было безразлично всё, кроме ощущения ЕГО во МНЕ, и нашего совместно начинающегося оргазма.
 — Стас...  ооо... — я произнес это срывающимся шепотом, чувствуя, как напряженно пыхтит он подо мной, как напрягаются его мышцы, как мощной струей бьет сперма прямо в моё нутро.
 — Да, да, — простонал я, и мои мышцы начали бешено сокращаться, доставляя в мозг взрывы эндорфинных сигналов. Моё тело непроизвольно продолжало дергаться навстречу бедрам моего пленника, а его бедра слегка двигались мне навстречу. Я тонул, тонул в этих безумных водах кратковременного удовольствия, и яростно целовал Стаса в пахнущие алкоголем губы.
В конце концов, изнеможенный истерикой оргазма, я упал на своего любовника, покрывая горячими поцелуями его не менее раскаленную кожу. Наверное, он уже проснулся и открыл глаза — я понимал, что вёл себя вовсе не так аккуратно, как предполагал устроить в своих замыслах. Но сперма вытекала из моей еще не закрывшейся попки, и обратной дороги уже не было. Стас продолжал тяжело дышать подо мной, видимо, пытаясь придти в себя и осознать происходящее и всё произошедшее до этого. По-видимому, это давалось ему с трудом.
 — Ты... — хрипло произнес Стасик, и его голос был настолько тих, что я едва расслышал это слово сквозь череду громких выдохов через рот. — Ты что...
Я молчал, прекратив целовать его грудь и положив голову на его плечо. Мне не было оправдания.
Гущин прокашлялся, но голос его оставался странно охрипшим:
 — Развяжи меня.
 — Стас...
 — Развяжи меня, я сказал.
Он сказал это спокойным голосом, не рассерженным ревом, как мог бы — просто твердым, серьезным голосом. Я безропотно повиновался.
Когда его руки освободились, он не поторопился снять повязки с глаз. Лишь сел и потер кисти, видимо, всё-таки перетянутые слишком туго. Развязывая ноги Стаса, я бросил взгляд на его запястья — на них остались отчетливые красные следы. 
Я с сожалением опустил голову, но по-прежнему молчал, дрожащими пальцами путаясь в узлах.
Стас легонько оттолкнул меня, и спокойно принялся за узлы сам. На его глазах больше не было платка, и я даже застыдился своего обнаженного вида.
Справившись с обеими путами, Гущин обернулся ко мне, растеряно смотревшему на него из-под одеяла. Всё это происходило в угнетающем молчании. Нервно тикали бесившие нас обоих настенные часы, показывая без четверти четыре.
 — Стас... — я опустил глаза, лицо начинало гореть. — Станислав Дмитриевич...
Что я мог сказать ему? Смягчающих мою вину обстоятельств, как не ищи, не было.
Я услышал, как Стас горько усмехнулся.
Мне хотелось броситься к нему на шею и просить прощения, но он, скорее всего, не оценил бы такого порыва, а оттолкнул бы меня и вышел вон.
Но что держало его здесь сейчас?
Я бросил на него виноватый взгляд и понял: я молчал, потому что мне было стыдно, он — потому что искал слова. Не найдя их, он просто взял моё лицо в ладони и поцеловал.
Я неуверенно отвечал на его поцелуй, как будто не я вовсе был инициатором длившегося здесь действа — но, в конце концов, раскрепостился и отдался в его объятия, подавшись Стасу навстречу всем телом. Мы молча сближались снова, и на этот раз он сам, нежно и неуверенно, проталкивал свой член в глубь меня. Я стонал, извиваясь под ним, хватая в утреннем сумраке его губы, и тихие скользкие звуки становились всё громче от ускоряемого нами темпа.
Стас, похоже, делал это с мужчиной первый раз — но пораженный всей необычностью и невозможностью для его моральных принципов этой ситуации, возбуждался так сильно, что я задыхался от его бешеных ласк и поцелуев. Черт знает, что это между нами произошло тогда — взаимное примирение, или просто одного из нас не отпускал алкоголь. В любом случае, это было, и останется в моей памяти одним из самых ярких воспоминаний.
 — Стас...  Ммм... — я дышал слишком сбивчиво, чтобы сказать что-то большее.
 — Саш... — он прикусил мою нижнюю губу, склонившись надо мной, и железный талисманчик, свисавший с его шеи, защекотал мою кожу. — Ооох...  
Он дернулся очень резко, вогнав в меня член, насколько это казалось возможным, и замер, нависнув надо мной. Глаза его были закрыты, брови — болезненно сведены у переносицы. Но это была не боль. Стас сжимал в кулаках простыни, изливая в меня новые ручьи густой спермы.
Моё тело снова свело судорогой, и мышцы туго сжимали член, находящийся всё еще внутри меня.
 — Да, да...  О, Стас... — я вцепился в его плечи мертвой хваткой, и не отпускал, пока волны оргазма не отпустили меня. После того, как я затих, и конвульсии стали тише, Стас вытащил из меня свой член и устало упал на диван рядом со мной.
Мы снова сбивчиво дышали и не произносили ни слова, и под нервное тиканье часов наступало мутное, снежное февральское утро.
На этот раз он прервал молчание, сверля взглядом высокий потолок гостиной.
 — Саш, ты хоть понимаешь, что это?...
Его вопрос был двусмысленным, а может, и трехсмысленным, или даже больше. В любом случае я ответил фразой, о которой думал в тот момент:
 — Ты не должен был...  я знаю.
Он кивнул и перевел на меня уже совершенно трезвый, но не искрящийся как раньше взгляд. Он был потерянным, и одновременно каким-то сожалеющим.
 — И ты... — его голос снова приобрел знакомую хрипотцу.
 — Всегда, — кивнул я, и мы поняли друг друга без каких либо лишних слов. 
Пока Стас одевался, я всё сидел, по-прежнему завернувшись в одеяло, и наблюдал за его размеренными действиями. Трусы-джинсы-носки-рубашка. Куртка-ботинки. Мобильник. Все точно, без спешки и не медлительно. Словно это было для него самое обыкновенное утро, когда он, одеваясь на работу, целует на прощание жену и троих детей. Всех по очереди: Олеся-Катя-Надя-Ваня. Точно и размеренно. 
Только меня он целовать, конечно, не станет. Я замиранием сердца наблюдал, как он выходит из гостиной, и, не сдержавшись, — как был, в одеяле, — догнал его у самых дверей квартиры.
Стас снова посмотрел мне в глаза тем же печальным взглядом, и я понял, что лучше бы он чувствовал ко мне отвращение. Я больше никогда не смогу забыть этого человека.
 — Стас... — я не знал, что сказать на прощание, и что сказать ему вообще.
 — С днем рождения, Саш, — тихо улыбнулся он, и сунул мне в руки талисманчик, висевший у него на шее.
Молниеносно распахнув дверь, он выбежал, словно боялся остаться здесь навсегда.
А я еще долго стоял у дверей, — растерянный, растрепанный, укутанный в одеяло, — и теребил в руке маленький железный талисманчик.
С работы я был уволен без пояснений — не справлялся с обязанностями, стало быть. Но если быть честным — лез выполнять не свои обязанности.
Со Стасом мы больше не виделись — в тот день он взял отгул, и его на работе не было. Я точно знал причину, и не смел больше искать с ним встреч. Его талисман до сих пор хранится у меня — как первый трофей соблазнителя мужских сердец, и как память о мужчине, пленяя которого, я сам стал пленником.
19 марта