Я решила после окончания представления пройтись домой пешком. Братья актеры зазывали на банкет, юбилей — сотый спектакль, но настроения не было. Наверное, я устала. Трудный спектакль «Рюи Блаз» по господину Гюго, тяжелый старофранцузский язык, также тяжело переведенный, злая судьба испанской королевы, я вымучивала эту роль, как говорится, попой брала. Мне уже почти сорок, и я все больше уверена, что мое амплуа — легкая, комедийная актриса. И вот ведь обманщица судьба — ни в театре, ни в кино ни одной комедийной роли, даже крохотной ролюшки. Наверное, потому что красавица. Накрапывал теплый майский дождик, я раскрыла зонтик и пошла по бульвару. Мне, конечно, грех жаловаться. Ведущая актриса одного из лучших московских театров, и кино не обижена, снималась у достойных режиссеров и еще, наверное, снимусь, живу в самом центре Москвы, муж — успешный бизнесмен, Варька подрастает — хорошая девочка, серьезная, актрисой пока не хочет стать. «А всё чего-то не хватает, — капризно подумала я. — Чего тебе не хватает, краса лесов и полей». «С очередным рубежом, родная, — голоса Сережи с этого его Ямала, как обычно, было почти не слышно. — Поздравляю!...» — Спасибо, милый, — сказала я. — Когда ты наконец приедешь от этих своих вышек. Я соскучилась. — Скоро, — сказал Сережа. — Через несколько дней. К выходным буду в Москве. Связь прервалась. Сегодня вечером я одна, Варька у бабушки в Одессе, я приму ванну, выпью по доброму совету Фаины Раневской рюмочку коньяка и буду допоздна смотреть всякую белиберду по телевизору. — Евгения Владимировна, добрый вечер! Вам просили передать, — рослый охранник протянул мне конверт, перехваченный сургучной печатью. У управляющего нашего дома любопытная прихоть — на работу в привратники он берет только молодых, крепких мужчин. А чего, мне нравится, уж лучше, чем глухие подслеповатые старухи. — Кто принес? — спросила я. — Не знаю, — сказал охранник. — Он не представился. Просто сказал, что курьер. — Хорошо, спасибо! — я взяла конверт и пошла в квартиру. Я лениво разделась и разорвала конверт. Внутри лежал маленький диск для компьютера без всяких опознавательных знаков. «Наверное, какой-то молодой режиссер, — подумала я. — Решил прельстить меня своим талантом. Сначала приму ванну». Я повертела диск в руке и вставила в компьютер. — Итак, цыпы, наша первая репетиция, — сказал Пьер. Пьер швейцарец, но неплохо говорит по-русски. Я и Ольга, моя однокурсница, мы обе голые, стоим перед ним в позе «страуса». — А если вы не возьмете нас в фильм? — недоверчиво говорит Ольга. — Триста баксов на нос, — увесисто произнес Пьер. — Вперед, красавицы, покажите мне, какие вы мастерицы. Я вижу перед собой толстый, набухший член. Ольга начинает сосать первой, вскоре я присоединяюсь к ней. Пьер берет меня за подбородок, легко приподнимает и насаживает на себя. «Хорошо тебе муж жопу разъебал», — говорит он и целует Ольгу в губы. Я нажимаю на паузу. Вот это фокус! Сколько тогда было лет Пьеру? За сорок. А сейчас? Сейчас — под семьдесят. Неужели это привет от него? Я включила изображение. Нас с Ольгой ебли по кругу, Пьер, его оператор, не помню, как звали, еще два члена киногруппы. Мы с Ольгой, уже пьяные вдупель, весьма довольные ласкаем друг друга и эту кучу хуев. Как же они умудрились снять, думаю я. Не помню, чтобы там были кинокамеры. Я лежу в ванне и вспоминаю. Я — из молодых да ранних, рассталась с главным девичьим сокровищем в пятнадцать лет и ничуть об этом не жалею. На втором курсе «Щепки» я уже сожительствовала с Мишкой, однокурсником, моим будущим первым мужем. Господи, нищета-то какая была, лишние колготки не на что купить. Мишка был парень шустрый, все бегал по киностудиям, готов был сниматься где угодно и за любые деньги. Меня же на курсе держали строго, как в монастыре, Василий Борисович, наш художественный руководитель намекал, что не надо разбрасываться, меня, Ольгу и еще несколько девочек он обязательно пристроит в академические московские театры. Поэтому никакого телевидения, никакого «мыла», никакой рекламы, говорил он, вы достойны серьезных характерных ролей. Мы и верили как клуши, а что нам еще оставалось. — Слушай, — сказал Мишка за ужином. — Я сегодня был на студии Горького. Там переполох. Приехала большая интернациональная команда — снимать полный метр по произведениям Тургенева. У них интересный подход — не хотят никаких звезд, ни европейских, ни даже голливудских, все актеры только русские, мол, только русские могут по настоящему сыграть тургеневские персонажи. — Интересно, — сказала я. — А кто режиссер? — Кто режиссер, я не знаю, — сказал Мишка. — А вот продюсер очень известный — Пьер Леруа, швейцарец. Он многих вытащил, например, Валериана Боровчика из Польши из забвения достал, тот на его деньги все свои скандальные фильмы снял. — А, этот порнушник, — сказала я. — Ну, Боровчик не порнушник, — не согласился Мишка. — Сложные психологические фильмы с эротической составляющей, конечно, но куда в наше время без нее. Сходи на кастинг, ты же вылитая «тургеневская девушка». — Ну, не знаю, — сказала я. — Василий Борисович ругаться будет. — Достал этот твой Василий Борисович, — сказал Мишка. — У него жена завлит в Маяковке и пятикомнатная хата на Тверской от покойной тещи досталась. Можно и о высоком искусстве порассуждать. — Ладно, я подумаю, — сказала я. На пробы я уговорила пойти Ольгу, вдвоем не так страшно будет потом отбиваться от разъяренного художественного руководителя. Тем более, она брюнетка, а я блондинка, хоть и крашеная. Пьер принял нас в крохотном кабинете на киностудии, рассматривал как лошадей на базаре, попросил прочитать небольшой отрывок из «Накануне» и пригласил вечером в ресторан. — Чего думаешь? — спросила я Ольгу, когда мы вышли из студии. — Думаю, что нас будут ебать, — спокойно сказала Ольга. — Что, так сразу, — сказала я. — Мы не в Малом театре, дорогая, — сказала Ольга. — Западное кино, все конкретно. Если не нас, так других. Желающих сама видела, сколько. — А как я Мишке объясню, — сказала я. — Думаю, что если все пройдет удачно, — сказала Ольга, — Мишка тебе больше не понадобится. Впрочем, сама решай — идти тебе в ресторан или нет. Хорошо, я посмотрела диск еще раз, вину прочувствовала за грехи молодости, что дальше? Никаких контактов указано не было. Чего хотим, господин режиссер инкогнито. Ночью я подскочила в холодном поту. А если это «произведение искусства» вывалят в интернет? Я, конечно, не обязана отчитываться перед мужем о своей жизни, тем более, что он у меня третий, но это все равно дико, если выяснится, что жена крупного бизнесмена и известная драматическая актриса в юности снималась в порнофильмах. Я не смогу ему объяснить, что это подстава. И что я скажу Варьке? Наплевав на приличия, в восемь утра я позвонила Ольге. Ольга кое-как проснулась. В последние годы мы редко встречаемся, она служит в театре в двух кварталах от моего, тоже на ведущих ролях и неплохо снимается в кино, в некотором смысле между нами конкуренция, но доброжелательная. В личной жизни ей повезло меньше, она так и осталась с первым мужем-актером, неудачливым, он Ольге завидует и крепко квасит. — Привет! — сказала я. — Рассусоливать некогда. Дело, не терпящее отлагательства. Немедленно приезжай ко мне. — Пиздец! — сказала Ольга, посмотрев диск. — Только у меня наметился серьезный роман с одним крупным дядей из Белого Дома. Какой облом! — Думаешь, вывалят в интернет? — сглотнув слюну, спросила я. — Не знаю, — хмуро сказала Ольга. — Знать бы еще, кто они эти они. Должен же быть хоть какой-то намек. Мы посмотрели диск десятка два раз. Ничего, никаких подсказок. — Ты что-нибудь о Пьере слышала? — спросила Ольга.... — Нет, — сказала я. — За эти двадцать лет ни одной весточки. Пьер утвердил нас обеих тогда на фильм, уехал в Швейцарию и больше не появился. То ли у него что-то не задалось с продолжением съемок, то ли это просто была секс-поездка в Россию потрахать за три копейки тупых актрисок. — Можно попробовать найти его координаты и написать, — сказала Ольга. — Если он жив, конечно. — Можно, — сказала я. — Но мне почему-то кажется, что он здесь ни при чем. Зачем столько лет надо было эту пленку в архиве держать. Не такие уж мы с тобой звезды. — Это, конечно, бредовая идея, — сказала Ольга. — Но смотри, на диске есть цифры, что-то типа инвентарного номера. Если их попробовать набрать как телефонный номер. — Набирай, — сказала я. — Лучше ты, — сказала Ольга. — Диск же тебе передали. Давай коньяка выпьем, для храбрости. Мы выпили и я позвонила. Сначала никто не отвечал, а потом раздался жизнерадостный голос: — Здравствуйте, здравствуйте, Евгения Владимировна! Как поживаете? — Спасибо, хорошо! — оторопело сказала я. — А Вы кто? — Ваш страстный поклонник, — сказал голос. — Вам понравился фильм? Я промолчала. — Мне кажется, это ваша лучшая роль, — продолжил голос. — Кстати, Ольга Александровна рядом? — Рядом, — сказала я. — Замечательно, — сказал голос. — Я сейчас пришлю адрес по смс, жду вас в гости в десять вечера. Не опаздывайте, цыпы! Мы сидели молча минут двадцать и пили коньяк. — Ужрёмся, — вяло сказала Ольга. — Уже наплевать, — сказала я. — Еще можно пойти в милицию и оттуда нас ославят на всю страну. — Ты мужу давно не изменяла? — сказала Ольга. — Давно, — сказала я. — Как замуж вышла, так и не изменяла. — Пора начинать, — сказала Ольга. — Какие наши годы... Такси везло нас в какую-то Тмутаракань, километров тридцать от кольцевой дороги. Водитель, чертыхаясь, наворачивал круги по темным дачным поселкам, сверяя адрес с информацией навигатора. Нас он, слава богу, не узнал, мы предусмотрительно надели платочки и темные очки. Наконец он остановил машину у неказистого палисадника, за который виднелся скромный домик. «Здесь, дамы, — сказал он. — Извините, но две тысячи». Мы открыли калитку и пошли по песчаной дорожке к домику. — Знала бы, кроссовки одела, а не каблуки, — негромко сказала Ольга. — Куда нас занесло. На стук в дверь никто не ответил, мы прошли через неосвещенный коридор в комнату и обомлели. Два подростка лет шестнадцати увлеченно играли в шахматы. Они молча посмотрели на нас и продолжили играть как ни в чем ни бывало. — Добрый вечер! — неуверенно произнесла я. — Вот я тебе говорил, — сказал один из мальчишек. — Зря ты выбрал сицилианскую защиту, это самый неподходящий вариант. Привет, Женюля! — Может быть, мы сядем? — сказала Ольга. — На хуй? Успеете, — сказал второй мальчишка. — Юбки сняли. — Что вы себе позволяете, — сказала Ольга. Первый нагло уставился на меня: — Милые! Мне достаточно нажать две клавиши на компе и вся страна будет лицезреть ваши блядские жопы. Доходчиво объясняю? — Доходчиво, — сказала Ольга и сняла юбку. — Женюля, не отставай, — сказал второй мальчишка. Я повиновалась. — Замечательно, — сказал первый. — Меня зовут Игорь. А это Костя. Фефочки, не против поебстись? — Давайте поговорим, — сказала я. — Пиздоболка, что ли? — сказал Костя, подошел ко мне, поставил на колени и засунул хуй мне в рот. — Ничего разговору не мешает? Рядом усиленно пыхтела Ольга. — Давай поменяемся, — сказал Костя. — Хочу Ольге Александровне в рот спустить. — Давай, — сказал Игорь. — А я Женюле. Его сперма ударила мне в лицо как из брандспойта, я даже задохнулась. Я посмотрела на Ольгу. Ольга стояла на коленях с полным ртом спермы и мерзко улыбалась. — Плоховато сосешь, — Игорь дал мне пощечину. — Будешь учиться у подруги. — Только не бейте, — животный страх вдруг овладел мною. — Все буду делать, что прикажете. — Ну, и славно, — сказал Игорь. — Полижи-ка у Оли. Я положила Ольгу на коврик и нырнула ей между ног. Писька у нее была влажная. «Завелась, потаскуха!» — подумала я. Чей-то хуй со всего размаха вошел мне в зад. Я дернулась, Ольга крепко удержала меня за затылок. — Олюшка, хочешь в попочку? — сказал Костя. — Хочу! — закричала Ольга. — Отъебите меня в жопу, пожалуйста! Что было потом, я помню уже смутно. Два хуя, беспрестанно пронзающие меня и Ольгу, Ольгина пизда, жаркая и влажная, все слилось в один образ, имя которому был оргазм. Я никогда в жизни так часто и бурно не кончала. Я проснулась от солнечного луча, пробившегося сквозь куцую занавеску. Ольга, похрапывая, спала рядом. Больше никого не было. Я встала с кровати и прошла в комнату. На столике стояла шахматная доска с аккуратно расставленными фигурками. Я взяла в руки белого короля. — Прощай, Эммануэль! — голосом Пьера сказал король. — Я больше тебя никогда не увижу. — Он умер сегодня ночью, — услышала я голос мужа. — Мои соболезнования! Я обернулась. Сережа стоял в дверном проеме и насмешливо смотрел на меня. — Что это значит? — сказала я. — Ты у меня спрашиваешь? — сказал муж. — Я предполагал, что у тебя была бурная молодость, но, как выясняется, не только молодость. Голая Ольга вышла в комнату и лениво плюхнулась на стул: — А, заказчик приехал! Чего изволите: чай, кофе, потанцевать? — Что вы от меня хотите? — закричала я. — Ничего особенного, — сказал муж. — Или я возвращаю тебя обратно под забор... — Я не из-под забора, — сказала я. — Я уже была известной актрисой, когда познакомилась с тобой. Ты же обивал пороги моей гримёрки... — Чего не сделаешь ради любви, — нагло сказал муж. — Достаточно одного моего звонка и тебя вышвырнут из театра и ни в один другой не возьмут. Материнских прав тебя тоже лишат через суд как особу, опасную для воспитания девочки. Хочешь убедиться? — Нет, — сказала я. — Что я должна делать? — Бенефис! — сказала Ольга. — У тебя сегодня бенефис, дорогая. Королева и пять негров. Пойдем одеваться. — Это сон? — спрашиваю я. — Это явь, — сказала Ольга. — Никто не собирается бросать тебе спасительную соломинку. Я сижу внутри огромного торта. На мне платье испанской королевы, на голове корона, мне жарко и душно, по лицу течет пот. Мне страшно. В комнате пять огромных голых негров пьют пиво и смотрят футбол по телевизору. Между ними шастают официантками девки, напоминающие актрисок периферийных театров. Негры время от времени ебут девок, девки визжат, негры хохочут. Вдруг открывается занавес. В зале в парчовых креслах сидят мой муж и седой крепкий старик. — Бросьте ее в бассейн с мочой, — кричит старик. — А потом нигеры пусть оближут ее. — Нет, — я пытаюсь вырваться из торта, Ольга награждает меня увесистой пощечиной и первый хуй вонзается мне в жопу...