Эта история произошла в моей далекой юности. Сколько мне было лет, не скажу, скажу только, что был я тогда еще безусым юнцом. Мы с отцом поехали навестить его родню в какую-то тмутаракань. Ехали три дня в поезде, сошли на маленьком полустанке. Председатель колхоза, в котором жила папина родня, прислал свой «ГАЗ-69» с шофером встретить нас.
Дорога шла через лес. Шофер дядя Федя уверенно вел машину по грязи и колдобинам, стараясь не съехать в колею, набитую лесовозами. Мотор натужено гудел, и вдруг неожиданно заглох. Дядя Федя выругался, вышел из машины, открыл капот.
— Пи*дец! — резюмировал он. — Трамблер полетел. Крышка треснула.
— Запасного нет? — спросил папа.
— Если бы...
— И что делать будем?
Это сейчас есть мобильные телефоны, можно позвонить, вызвать подмогу, а тогда...
— Много не доехали? — поинтересовался папа.
— Километров пятнадцать.
Сгущались сумерки, близилась ночь.
— Вот что, — сказал дядя Федя. — Тут в километре отсюда заимка. Старушка там одна живет. У нее заночуем. А утром я в деревню сбегаю за подмогой.
Мы подхватили чемоданы, и дядя Федя повел нас через лес. Вскоре мы вышли на поляну, на которой стояла маленькая приземистая избушка и несколько дворовых построек. Почти совсем стемнело. В окошке избы горел свет. Дядя Федя вошел в сени и кивком пригласил нас за собой. Из сеней мы попали в комнату, единственную в избе. К потолку была подвешена керосиновая лампа, за столом сидели пожилая женщина и девчонка.
— Здоров, баб Нюр! — выпалил наш провожатый.
— Здравствуй, Федя. Чегой-то ты на ночь глядя?
— Машина сломалась. Переночевать пустишь?
— Вас троих?
— Ага.
— Да где ж я вас положу? Внучка, вона, к мине погостить приехала. А кроватей у мине тока две.
— Ничего. Мы с Николаем (так звали моего папу) на сеновале ляжем. Все равно я с рассветом в деревню пойду. А уж паренька пристрой как-нибудь.
— Ну ладно. Садитеся к столу, сейчас ужинать будем.
Баба Нюра поставила на стол чугунок с картошкой в мундире, плошку сметаны и кувшин с молоком. Папа достал из своего багажа поллитровку и банку консервов. Взрослые выпили, и девке тоже налили, при этом она украдкой показала мне язык. Собственно, это сначала в тусклом свете керосиновой лампы я принял ее за девчонку, а приглядевшись, понял, что это уже девушка лет девятнадцати. Девушку звали Зина. Плотненькая, рыжеволосая, с веснушками на лице и с двумя косичками. Узкий сарафан вырисовывал её маленькую грудь, облегал талию и весьма аппетитную попку. Из-под подола торчали сбитые до ссадин коленки.
Поужинав, стали укладываться. Папа с дядей Федей ушли на сеновал, баба Нюра принялась стелить постели.
— Вот тута, обои ляжете, — сказала баба Нюра, закончив стелить на большой металлической кровати.
— Чего?! — возмутилась Зина. — Мне с ним спать?
— Ну не на пол же мне его класть. Дует, щели вона какие! Мышь пролезет. Ничего, валетом ляжете, ночь переспите. А то хошь, со мной ложися. Тока у мине кровать узкая, а ента  вона — полуторка. Мы еще с дедом твоим покойным спали тута.
— Ладно, — нехотя согласилась Зина.
Она расплела косы и тряхнула головой, расправляя волосы. Баба Нюра погасила лампу, легла на свою кровать за печкой, задернула занавеску.
— Отвернись! — велела Зина.
— Так темно же.
— Неважно!
Я отвернулся. По шуршанию ткани догадался, что она сняла сарафан и надела ночную рубашку. Скрипнула кровать.
— Иди. С краю ляжешь.
Я снял рубашку и брюки, остался в майке и трусах. На ощупь добрался до кровати и лег валетом, то есть, головой к ее пяткам. Одеяло было одно. Зина почти целиком натянула его на себя, пришлось отвоевать у нее кусочек. Глаза привыкли к темноте, да и в комнате стало светлее — взошла луна. Я лежал тихо, Зина тоже не шевелилась. За занавеской послышался храп бабы Нюры. Я никогда еще не спал с девчонкой. Да и вообще, никогда не трогал их и не лапал. Близость девушки будоражила и возбуждала меня. Зина лежала на спине. Интересно, спит или нет? Я повернулся на бок к ней лицом, протянул руку и дотронулся до ее коленки.
— Тихо ты, — шепнула она. — Там болячка.
Я убрал руку, а Зина повернулась к стене, поджала колени, голова ее при этом сползла немного с подушки. Ее волосы щекотали мне ноги, а попой она упиралась мне в живот. Это придало мне смелости. Я положил руку ей на бедро. А что, если...
Я начал потихоньку задирать подол ее ночной рубашки, оголяя ногу. Вскоре я коснулся рукой голой кожи ее бедра. Зина не протестовала. Минут десять я поглаживал ее попку, при этом напрягался мой член, оттопыривая ткань трусов, и вскоре его головка уткнулась в Зинину спину. Почувствовав это, Зина плотнее прижалась ко мне спиной, а я, осмелев, просунул ладонь между её ног. Зина «поймала» мою ладонь своими ногами, сжав их плотно и не давая мне возможность пошевелить рукой. Так мы лежали долгое время, мне даже показалось, что она засыпает, и возбуждение стало проходить.
Очевидно почувствовав это, Зина повернулась на спину и сползла еще ниже, просунув ноги между прутьев спинки кровати, при этом ночнушка ее задралась почти до пупка. Луна довольно ярко светила в окно. Одеяло с нас съехало и валялось на полу. Я приподнялся, удерживая себя на локте, и сдвинулся ближе к манящему меня месту, поджав колени и упираясь ими в противоположную спинку кровати.
В сумрачном свете я разглядывал оголенный Зинин лобок, покрытый редкими волосами, и щель плотно сомкнутых половых губ. Все это я видел впервые. Я смотрел, но не решался еще дотронуться. Тем временем я почувствовал, как Зина сдвинула вбок мои трусы и через нижнюю прореху извлекла на свободу мой возбужденный член. Меня охватила неловкость и даже стыд, я хотел убрать член обратно, но Зина уже крепко зажала его в кулаке. Она принялась подрачивать его, довольно умело, точь-в-точь, как я делаю это сам, занимаясь онанизмом.
Тогда я, осмелев, положил ладошку ей на лобок. Зина по-лягучачьи развела в стороны колени, открывая все свои секреты и давая возможность моим пальцам проникнуть внутрь. Я ощутил нежную кожицу малых половых губ и влагу, сочащуюся оттуда. Все мое внимание было сосредоточено на Зининых прелестях, и вдруг я почувствовал, что головку моего члена сжимают уже не пальцы, а что-то мягкое теплое и влажное. Посмотрев туда, я увидел, что мой член почти целиком находится у Зины во рту. И снова неловкость и стыд чуть не заставили его сжаться, но приятная нега взяла верх — он напрягся совсем до предела.
Зина посасывала его как леденец, прижимая языком к нёбу, а я, отдаваясь переполнявшим меня ощущениям, ласкал пальцами ее писю, и что-то толкало меня сделать ей то самое, что сейчас она делала мне. Я убрал руку и приблизил лицо к возбужденной и жаждущей, истекающей соками вульве. Словно почувствовав мои намерения, Зина еще шире развела колени, приподняв одну ногу, а другую поджав. Я дотронулся языком до верхнего уголка раскрытой щели. Мой нос уловил возбуждающий запах, источаемый ее гениталиями. Пряный запах морской травы и тополиных почек.
Я провел языком ниже, углубив его меж половых губ в студенисто-мягкую нежность горячего лона. Зина подалась тазом навстречу моему языку, не выпуская при этом изо рта мой член. Я провел языком обратно к верхнему уголку щелки и, судя потому, что Зина вздрогнула, решил, что, лаская ее в этом месте, доставляю ей наибольшее наслаждение. Я делал языком круговые движения вокруг твердого бугорка. Зина время от времени вздрагивала и все яростнее сосала мой член. Я почувствовал, как пальцы ее нащупали мои яйца. Я плотно прижимался губами к половым губкам Зины и пытался засосать в рот все, что было внутри между ними.
В уже готов был кончить, но Зина прервала мои сладкие муки. Она поднялась и легла головой к моей голове, широко разведя ноги.
— Давай так, — она потянула меня на себя.
Я устроился у нее между ног и рукой направил член в истекающее соками влагалище.
«Так вот она какая! — радостным осознанием пронеслось в голове. — Неужели я трахаюсь?!»
Зина часто задышала и конвульсивно задергалась. Из моего члена в нее начало вырываться семя...
Когда я проснулся, уже рассвело. Зины рядом не было. Баба Нюра растапливала печь.
— Проснулся? — то ли спросила, то ли констатировала она каким-то ворчливым тоном.
Интересно, догадалась ли она, чем мы занимались с Зиной? Мне стало стыдно. Я покраснел и, стараясь не смотреть на бабу Нюру, быстро оделся и вышел во двор.
По двору бегали куры. В одном из сараев была приоткрыта дверь. Оттуда доносились звенящие звуки льющегося в подойник молока. Там на низкой табуретке сидела Зина, спиной к двери, и доила корову. Руки ее дергали вымя, молоко струйками текло в подойник. Я почему-то вспомнил, как эти руки ласкали мой член. Быть может, от дойки коровы у нее такой «профессиональный» навык обращения с членом?
Я прошел мимо, стараясь, чтоб Зина меня не заметила. Почему я стыдился ее? Сам не знаю.
Папа умывался у бочки с водой. Дядя Федя еще до рассвета ушел в деревню. Мы позавтракали творогом с парным молоком. Все это время я прятал глаза и молчал. Отец даже испугался, не заболел ли я.
— У молодых одна болесть — на кого б залезть, — проворчала баба Нюра.
Я покраснел еще сильнее, а Зина молча собрала посуду и вынесла во двор мыть.
«И на фига эти намеки? — подумал я. — сама положила нас вместе.»
Послышался шум мотора. Дядя Федя приехал на грузовике. Мы попрощались с бабой Нюрой, а Зина уже ушла на луг пасти корову.
Е-мэйл автора