— Ты готов? — ворвалась в мастерскую Снегурочка, — мы уже опаздываем, дедуля. Я конечно «Всегда готов», как обещали раньше пионеры, но вот сегодня, нет! — Почти внученька. Осталось вот упаковать всё в коробочки и сложить в мешок. — Некогда! Запихивай так, и поехали! — Нет. Так нельзя! — начал я возражать, — я скоро. Упакую, и едем... — Опоздаем, — зловеще сообщила она. — Тогда ты поезжай, отвлечешь их там песенками с хороводом, а я следом. — Ага! Ты следом! Да ты последнее время со своим маразмом дорогу в туалет по два часа ищешь! — Вот он момент истины! Я встал, подошёл и достал из ящика навигатор. — У меня есть это! — пафосно заявил я. — А что за хрень? — заинтересовалась внучка. — Ну, это типа того клубка, что дорогу показывает, — попытался объяснить я, не вдаваясь в подробности. — И ты знаешь, как им пользоваться? — удивилась Снегурочка. — Конечно! — раздулся я от гордости. — Тогда ладно. Куда в первую очередь едем? — Как обычно. — Тогда я поехала, — подошла ко мне и поцеловала в щёчку, — доделывай и следом, — и упорхнула. Прислушиваясь, я открыл шкаф, достал спрятанную в углу бутыль с самогоном, между прочим, подарок от Василисы П. Фамилию называть не буду, она женщина известная, а я всё-таки джентльмен! Фигуристая бутыль, как и сама Василиса, была почти полной. Достав стакан, плеснул до краёв, и взял в руку: — Деда! Ты обещал... — пронеслись в голове слова внучки. — Да я и не буду! Что тут пить? — качнул трёхлитровой бутылью и быстро заглотил опаловую жидкость из стакана, пока совесть до конца не проснулась. Огненная жидкость горячим шомполом рухнула в желудок и разбежалась бодрящими ручейками по телу. — Ох! Хорошо! — не удержался я, — вот ведь чертовка эта Василиса! Всё у неё получается... И в постели королева, — зачем-то оглянулся я, — и самогонка... Крепкая и приятная, даже охлаждать не надо! — «Между первой и второй, перерывчик небольшой!» — вспомнилось мне, и опрокинул в себя второй стакан. Быстро уложил подарки в коробочки, а последние в мешок и взялся за электронный путеводный «клубок». Читая одним глазом инструкцию, а вторым присматривая за пальцем, тычущим в кнопки. Всё оказалось элементарно просто. На радостях опрокинул третий стакан самогонки, а уже выходя, на посошок ещё один. Садился в сани в приподнятом настроении. Всё успел, да ещё и остаканился! Разбег, взлет. Мои олешки бодро несли меня к Новому году. Подправил курс и, устроившись поудобней, стал репетировать речь. Видать сказалось общая предпраздничная усталость и убаюкивающий свист ветра. Я, осоловев от настойки, прикорнул на облучке, спрятав нос в воротник шубы. Проснулся от визгливого крика адского прибора: — Спишь сволочь за рулем! Пора менять эшелон полёта на посадочный. Прибыли! Спросонья резко потянул вожжи, и мои олешки почти остановились. Соответственно сани стали падать. Хотел посмотреть вниз, куда садиться, но опоздал. Полозья врезались в какую-то преграду, раздался треск ломаемого дерева, постромки порвались, и моя пара оленей унеслась в темноту. А я по инерции пролетел вперёд и врезался мордом в рыхлую, теплую землю?! Перед глазами закружился хоровод звёздочек! И темнота... * * * Очнулся от плавного покачивания. Шубы на мне не было. Шапка упала и пропала в темноте леса. Задница цеплялась за ветки кустарника, через которые меня тащили, а сам я висел на шесте привязанный к нему за руки и щиколотки. — Темно, как у негра где? — вспомнилось мне. Мы молча пробирались в темноте, а я пытался сообразить: куда меня занесло; почему меня транспортируют в таком интересном положении; и кто мои «спасители»? Наконец лес, причём летний закончился, и мы вышли на огромную поляну к гигантскому костру. Шест воткнули в торчком в землю, и я оказался, как бы это сказать... Головой вниз, и кверху «тыквой» обтянутой, почему-то мокрыми шароварами. Раздался треск и следом на открытое место выволокли мои разбитые сани. Народец вокруг костра загалдел и бросился потрошить мешки с подарками. От прилива крови к голове, да и грязи, залепившей лицо, я видел только силуэты. Черные полуодетые силуэты в красных бликах костра. Не в силах вытерпеть такой открытый разбой я завопил во всю глотку: — Ах вы, сучьи дети! Да что вы удумали! Деда Мороза грабить? Да я вас... — и попытался стукнуть по земле посохом, которого у меня не было... — Гыр, гыр, гыр... — раздался громовой возглас, и все вдруг сникли и остановились. Настала гробовая тишина, только «стреляли» поленья в костре. Огромные, черные как смоль ноги подошли ко мне. Я скосил вверх глаза, но увидел только коротенькую тунику, из-под которой свисал вниз толстый с огромной головкой член. (Прямо мечта всех женщин!). Только он был черного цвета, а головка отливала поблескивающей серостью. И опять: — Гыр, гыр, гыр! — обращённое уже ко мне. — Да пошёл ты! — только и смог пролепетать я, — что по-русски не можешь спросить? Тишина... И вдруг тот же голос, тщательно подбирая слова, почти чисто по-русски переспросил: — Ты кто? Я растерялся. Замолчал. Опять наступила тишина. — Мороз! Дед Мороз! — взвизгнул я, прерывая её. — Пиздишь! — донеслось в ответ, — а где же Снегурочка? При этих словах его член из висячего положения перешёл в горизонтальное, приподняв далеко не шотландскую юбочку. Кожа головки натянулась, на неё заиграли отражённые отблески пламени, а на стволе фаллоса, похожего по размерам, на дубину взбухли вены. — Хер тебе, а не внучка! — заорал я, беря его «на слабо». Опять тишина... Потом мой визави гулко расхохотался и, обернувшись к остальной толпе опять загыркал. Шест тут же вытащили из земли, бросили на землю и я почувствовал, как перерезали путы, связывающие меня. С трудом сел, растирая ноги и руки. От отлива крови закружилась голова, и мне в руки сунули какую-то чашу. Я, не раздумывая, выпил предложенное. Довольно кислое, похожее на брагу... Не самогон, но градусов двадцать в нём было. Меня чуть повело «налево», но тут же алкоголь прочистил мозги и я не нашёл ничего умнее, чем спросить: — Бля! А где я, вообще, нахожусь? Вопрос повис в тишине, а я понял, что пялюсь на здоровенные сиськи необъятной женщины поднёсшей мне выпивку. На ней, как и на остальных были даже не юбочки, а какие-то набедренные повязки, охватывающие живот. И бусы на шеях... Под повязкой виднелись непролазные, черные заросли волос, прикрывающие промежность. — Оп — па... — прошептал я, — какая баба! — Нравится? — прогудел тот же голос. — Ага... — я не произвольно сглотнул и почувствовал как мой «стручок» встает по стойке смирно. — Хочешь её? — опять тот же голос. А я не могу оторвать глаз от этой бой-бабы и только киваю автоматически в ответ. — Гыр. Гыр... — раздаётся снова. Женщина, скорчив улыбку, встаёт раком. Поворачиваясь ко мне тугой задницей и опершись упругими и большими титьками о землю, раздвигает руками свои прелести. Моя челюсть «отпадает» до земли, по подбородку «бегут» слюни... — Давай! — командует мой спаситель, — и снова произносит, — гыр... гыр! Меня поднимают под руки, две молоденькие дивчины. Стаскивают мои штаны... Небольшая заминка. Похоже, мои семейники с большими красными звёздами произвели фурор. Их даже не сняли, а разорвали на сувениры, наверное. Но мне не до них! Я не могу оторвать взгляд от розовой влажной зовущей «мякоти» под чёрными ягодицами партнерши. Она словно устав, ждать начала призывно трясти ими, да так что у меня начисто отбило всю соображалку. — Гыр... — снова пророкотало. Одна из девушек тут же встав на колени, заглотила мой член и стала энергично его сосать и дрочить. Вторая целовала мою тощую задницу, поглаживая бёдра и играя моей ... роскошной бородой. — По законам гостеприимства! Возьми мою первую жену... как друг семьи! — пафосно произнес голос, и добавил, — ты согласен? — Да! — заорал я и, вытащив член из сосавшего его рта и перешагнув через девку, вставил свой пульсирующий член в громко хлюпнувшую вагину. Рокот одобрения пронёсся над толпой. А я как бешеный заходил вперед — назад, ощущая непреодолимое желание трахать её до потери сил и удивляясь узости предоставленной мне щёлки... «Удары» сыпались как из ведра, она стонала, покручивая жопой активно подмахивая. Закостеневший «корень» с глухим шлепаньем врезался внутрь, активно разрабатывая и расширяя вагину. Бедра соударялись с ягодицами, и кто-то из «моих» дев, ласково гладил и мял набухшие яйца. Вообще, я был на вершине блаженства, и мне было всё равно, что ебу я её при большом скоплении народа. Кончили мы вместе. Она, громко причитая и оря что-то неразборчивое, а я, матерясь, восхваляя женскую сущность. Я пытался вытащить член из вагины, но меня прижали к горячей заднице и я заполнил спермой её лоно. Ещё несколько фрикций, звонкий звук вытесняемой из влагалища спермы и я сполз с её могучей задницы на землю. Тяжелое дыхание открытым ртом красное от возбуждения лицо и чувство удовлетворенности от выполненного долга. Но мой член остался свободным недолго. Опять: «Гыр!», и вот уже два язычка юркими змейками вылизывают начинающий поникать член. А вставшая партнерша потягивается, как кошка и сверкает от удовольствия как новый гривенник, подносит мне новую чашу с напитком. Я жадно выпиваю предложенное и ласково шлёпаю её по голой заднице: — Классная ты баба! — вопросительно гляжу на переводчика, или кого там... — Гвен, её зовут Гвен. Она мать моих двоих сыновей! — гордо произносит он, — моя первая жена! Перевожу дыхание и, наслаждаясь продолжающимися ласками, спрашиваю: — А ты то кто? — Я? — он удивляется, — Абдула! Вождь племени Поебутов! Учился в МИФИ! Магистратуру проходил в Оксфорде... Теперь командую здесь. А мы сейчас в центральной Африке, — тихо добавляет Абдула. Потом глядя на то, как аппетитно у меня сосут, почесав бедро, заорал: — Гюльчатай, гыр, гыр! Из толпы окружавших нас негров, как я, наконец, рассмотрел, выскочила молодуха, лет восемнадцати. Несмотря на довольно выпирающий живот, она резво бухнулась на колени и тут же стала вылизывать напряженный и большой член Абдулы. — Моя десятая жена! — потрепал он ей по щеке, с трудом впихивая хуй, в открытый до упора рот жены, — первенца ждёт! Раздавались звуки приятного уху чмоканья, а я чувствовал, как наливается силой мой орган. Абдула уже развернув Гульчатай раком, засадил ей по самое «не хочу» в задницу. Мне хорошо было видно, как истончился сфинктер, охватывая его толстый член. А рот Гюльчатай округлился в стоне, как и глаза... — Люблю, знаешь ли, в жопу... Увидев мой взгляд, спросил: — Не хочешь присоединиться? Почувствовав подвох в вопросе, вежливо отказываюсь. Он спокойно вздохнул: — Молодец! Умный, а то мне бы пришлось тебя после этого убить! — Да мне и так хорошо, — сообщаю я ему, пряча вздох облегчения. — Тогда так! Гыр! Гыгыр, гырррр, — рокочет он, а потом и переводит для меня, — тебе как моему другу и дорогому гостю делегируется «право первой ночи». У дочери моего брата завтра свадьба, и сегодня мы собрались на праздник: «Общественное лишение девственности...», а тут ты свалился сверху, — добавил он. — Короче ты первый, а потом по рангу все мужики. Последний жених, — и так хитро подмигивает мне. — ... — растерянно моргаю я, пытаясь осознать ответственность. — И дай мне десять минут с женой закончить... Его мускулистая задница так и мелькала, двигаясь вперед — назад. Огромный фаллос как поршень входит в задницу, а эта молоденькая девчонка только повизгивает. Наконец, Абдула завопил, задергался ритмично, наполняя её кишку своим семенем. Когда он покинул гостеприимную попу, подскочила Гвен и вылизала его достоинство. Он развернулся к толпе и позвал: — Сашка! — повернулся ко мне и шепотом добавил, — так звали мою первую любовницу в СССР! Негры разделились на две группы, а в проход вышел похожий на моего собеседника браток. Черный, губастый, под два метра роста, в короткой же тунике и торчащим из-под неё фаллосом. Он вел за руку, совсем молоденькую негритянку с огромными не по возрасту буферами, которые так приятно тискать во время секса. На ней не было ничего, кроме гирлянды цветов обкрученной вокруг пояса и перекинутой через плечо. Я в восторге смотрел на юную деву, ощущая и себя молодым. Откуда-то прибежали два пацана, кстати, то же негры. Здесь все почему-то были неграми, как я заметил. Они расстелили на утоптанной перед нами площадке циновку и положили сверху львиную шкуру и кусок белой ткани. Пока продолжалось это действо, вождь тихо просвещал меня: — Её нельзя тискать и целовать! Право распространяется только на лишение девственности. Кончать надо только в неё. Давай вперёд дедуля, мой белый браток! — ... — коротко кивнул я и вышел в круг, образованный воинами племени. Снял мокрую от пота рубаху и, пристроившись, засадил свой дрожащий от нетерпения пенис в её вагину. Было видно, как от боли расширились её глаза и клацули стиснутые зубы. Саша же не издала ни звука, покорно и гордо принимая мой член в себя. Гонял я в ней долго. Всё же мне не сорок лет, а **цать. (Не хочу раскрывать тайны моего рождения.). Наконец, кончил, заполняя её чрево спермой, а меня сменил Абдула. Он отстрелялся то же небыстро. Следом был отец Саши, а потом потянулась череда воинов... Когда её «оприходовал» последний в круг выскочили женщины, помогли страдалице встать, а самая старая, по виду Баба-Яга, да и только, но черная аж до синевы, схватила выпачканное кровью полотно, и побежала по кругу, демонстрируя, что невеста была девственницей. Следом набежали другие бабы, таща закуски и выпивку. Черномазый народ бросился к яствам, налегая на спиртное. А я, повернувшись к хозяину праздника, проговорил: — Слушай. А как мне с Москвой связаться? Надо Снегурочке сообщить, что я задерживаюсь... Последовало, так похожее на предыдущее: «Грых...», и одна из девок обслуживающих нас исчезла в темноте. Вернулась она со спутниковым телефоном. — Умеешь? — спросил Абдула. — Нет... — смущаясь, ответил я. Он взял девайс. — Говори номер. — ... — назвал я цифры... Короче! Получил я от Снегурочки по самые помидоры. Она не поверила ни одному моему слову, решив, что я где-то опять предаюсь блуду и пьянству. И только слова Абдулы, которого, оказывается, она, знала (и откуда?) убедили её, что я заблудился и попал в авиакатастрофу. Потом я погостил у хозяина ещё пару дней, отдыхая от забот. Отымел кучу чёрных баб... Всем им было интересно потрахаться с белым, бородатым дедом, да ещё и с севера... Попутками добрался до аэродрома и инкогнито полетел домой. Мы переписывались с Абдулой. Он даже прислал фотографии. Оказывается, у них появилось шестеро младенцев. Белых... и с бородой! Но вот в это Снегурочку посвящать я уже не стал.