Но на завтра мы не смогли встретиться. Оля позвонила мне, предупредив, что они уезжают к друзьям на свадьбу, но очень просила, чтобы я не отказывался и, по приезду она сразу же перезвонит мне и мягко намекнула о вознаграждении. Вознаграждение, а точнее оплата меня не очень-то и интересовала в данном конкретном случае. Меня больше интересовала сама Ольга, и её совершенное произведение искусства, увиденное мною впервые. Женских источников любви в своей жизни я перевидал не мало. Но у неё — это было что-то! Впрочем, от денег, в последнее время я не отказывался. Мне давали — я брал. А когда били, убежать не всегда представлялось возможности.
Со стороны я выглядел плохим человеком, но меня это не удручало. Меня удручало другое. Я был ещё и плохим сыном. Конечно, я посылал деньги своей мамочке, при первой же возможности, но это было не совсем то, что называют сыновьей любовью и долгом перед родителями. Маме хотелось меня видеть. Поговорить, как у меня сложилась жизнь и, конечно же, ей хотелось внуков. Понянчится с ними. Внуков предоставить ей не мог, но посетить в день её 45-тилетия, посчитал основной теперешней сыновней обязанностью. Взяв отпуск за свой счет, великовозрастный сынок отправился в город своего детства.
На вокзале меня почему-то никто не встречал. Моложавая женщина, встав неподалеку от меня, без стеснения разглядывала молодого человека импозантной наружности, стоявшего на перроне с огромным букетом алых роз, купленных им на предыдущей станции. Молодой человек озирался в растерянности по сторонам, ища глазами женщину 45-ти лет, свою мать, но не находил её.
Женщина лет 35-ти, мягко улыбнулась и поинтересовалась у молодого человека:
— Ждёте кого-то? Вас должны встретить?
Её голос! Это был голос моей мамы. Но лицо? Её фигура. Я был в растерянности. Но когда она вновь улыбнулась, перестал сомневаться:
— Мама, это ты?!
— Ах, Алёшенька! Не узнал свою мамочку, — весело рассмеялась женщина и бросилась в мои объятия.
— Мама, мамочка! Какая, ты. Что ты с собой сделала? Как тебе это удалось?!
— Потом, потом... Дома всё расскажу,... поехали?
Я просто сходил с ума. Рядом со мной в такси сидела женщина. И какая женщина! Я не верил, что это моя мама. От неё не так пахло. Это была не её фигура, не её лицо. Только голос. Голос, который я слышал в детстве, по телефону и когда моя совесть говорила мне, что время пришло навестить родного человека, который произвёл тебя на свет. Только голос и больше ничего. Мама положила свою голову мне на плечо. Я понял, что это меня сильно возбуждает. Ничего не мог поделать с собой. В своей голове, пытался отбросить видения куннилингуса с этой женщиной. Но эти видения вновь опускались на меня. Я видел себя, как мы сидим с моей мамой за праздничным столом по поводу моего приезда. Внезапно, я сползаю со своего стула на пол и ползу под столом, чтобы уткнуться в промежность её ног, скрытой трусиками из нежной, светлой ткани. Мама раздвигает ножки и ласково гладит мои волосы, приговаривая при этом:
— Лёшенька, сынок, хочешь вкусненького? Мамочка совсем не против!
Видение до такой степени было ярким, что я взглянул на то место, что скрывалось под платьем и, возбудился ещё сильнее.
Это было не правильно, противоестественно. Но я ничего не мог с собой поделать. Я хотел свою мать. Не совсем. Не секса с ней. Я хотел вылизать её писю. Не просто вылизать, а со всем умением присущим мне. Я хотел доставить ей удовольствие. Такое удовольствие, которое она никогда не испытывала в этой жизни. И может, не испытает больше. Вот такая извращённая сыновья любовь. Самое удивительное в этом извращении было не то, что я хотел аморального поступка, чтобы доставить удовольствие той, которая произвела меня на свет, а мне этого хотелось самому. Мой член горел от возбуждения, предвкушая сладость запретного плода. Это было запретно. Я был уверен, что даже побоюсь намекнуть мамочке о своих мыслях. Поэтому я мечтал только об одном — поскорее попасть в душ и там мастурбируя, представлять, как бы это произошло.
Наконец, дверь в мамину квартиру закрылась, мы остались одни вдали от всех. Женщина сняла с себя курточку и, покрутившись вокруг своей оси, поинтересовалась, сексуально улыбаясь:
— Как я тебе?
— Всё ещё не могу поверить, что это ты, — признался сын, — не будь мы в родственных отношениях, я бы тебя завалил прямо в коридоре, — ляпнул я не подумав, и тут же покраснел, пожалев о сказанном.
— Ахахаха! — рассмеялась женщина, совершенно не обидевшись и не придав значения его словам, скорее наоборот, она была достаточно раскрепощена сексуально, чтобы истолковать это по-иному, — знаешь у меня всё готово. Надо кое-что разогреть, а ты пока прими душ с дороги. Сказав это, она отправилась на кухню.
Попав, наконец в душ, я ухватился за свой член, дабы получить разрядку. Я уже не представлял, как вылизываю писю у мамы. Я пошёл дальше. Я мял её груди и, в конце концов, уложив на кровать, вошёл в неё со всею страстью. Конечно, я не слышал, как она вошла в ванную, якобы принести мне халат. Мне стало очень стыдно. Я был пойман с поличным, как тогда в далёком детстве.
— Понятно, почему ты этим продолжаешь заниматься, — огорчилась мама, — женщины у тебя большая редкость, — указывая взглядом на мой маленький член, который вполне умещался в моей ладони.
— Женщин у меня гораздо больше, чем ты можешь себе это представить, — разозлился я, — у меня есть другое. Перед чем не устоит ни одна! — затем я высунул свой язык, демонстрируя это другое.
— О-го-го! — Сказала женщина, — жаль, что ты мой сын, я бы не отказала себе в удовольствии получить наслаждение от этого другого.
Затем она повесила халат на крючок и вышла из ванной, сказав при этом:
— Пожалуйста, не занимайся этим, я обязательно найду выход.
Я терялся в догадках, что она подразумевала под выходом? Позовёт соседку? Позвонит шлюхам, подстелиться сама? Меня более прельщал последний вариант. Я уже устал гнобить себя моральными принципами. Мне хотелось её не как мать, а как женщину. Я хотел отлизать у неё. Я был не против, если она отсосёт у меня. Мне хотелось лечь с ней в одну постель и заняться любовью. Рука вновь самопроизвольно потянулась к члену, но я остановил её. Она же обещала найти решение. Вот пускай и ищет! Злился не понятно на кого. Будто она повинна в том, что у меня такой маленький член. Скорее всего он достался от отца.
Стол просто ломился от яств. Я совершенно забыл, какая моя мамочка кудесница, рукодельница. Там был не менее десятка разнообразных блюд. Мясные, рыбные, овощные салаты, сыры и колбасы. В своих грёзах я сидел напротив мамы. В реальности я сел рядом с ней перетащив стул.
— Лёшик, — неудобно же, — улыбнулась она, — места мало.
Мы выпили по рюмке коньяка.
— Танюш, а мы переставим некоторые тарелки на освободившееся пространство и, места станет предостаточно, — обнимая её за плечи, сказал сын.
— Как-то странно это звучит и не привычно, — сказала она, аккуратно освобождая свои плечи от моей руки, переставляя на освободившееся место тарелки, — как ты называешь меня ласково по имени. Я просто в растерянности...
Она привстала и её попа оказалась пред моим лицом.
Осторожно обхватив её ладонями, почти не касаясь, будто пытаясь чуть удерживать, продолжал свои поползновения.
— Лёш, ну что ты делаешь? Нельзя же так. Ты ведь мой сын, — она сильно раскраснелась.
— Мам, а давай выпьем? — наливая полные бокалы, сказал я, не обращая внимания на её слова.
— А давай! — сказала она, махнув рукой, — за тебя Лёшик!
— За тебя, Танюшка! — Я сделал маленький глоток и отставил бокал.
Она, напротив, выпила всё.
— Ты пытаешься споить свою мать? — Рассмеялась она.
— Очень надеюсь, что у меня получится. Давай целоваться?
— Зачем? — Удивилась она.
— Ну, тебе ведь хочется узнать, что я способен сделать своим языком, Танюш?
— А знаешь! Хочется! И мне ... нравится, как ты меня называешь.  Так необычно! Будто ты не мой сын, а молодой любовник, покушающийся на моё тело, — немного опьянев, улыбнулась она, взяв в свои тёплые ладони мои лицо.
Мы стали целоваться. Мой язык ласкал её нёбо, продвигаясь вглубь. Я достиг им горла, начал щекотать там. Моя правая рука осторожно опустилась на её бедро. Она сделала вид, что не заметила. Отстранившись, мама попросила меня сказать, что-нибудь ласковое ей, употребив её имя.
— Какая же ты у меня сладкая, Танюшка! — сказал я, медленно продвигая руку под платье, —
у тебя губки как мёд! А язычок малинового вкуса!
— Ах! — воскликнула Танюшка и закрыла глаза, — Скажи ещё! И поцелуй меня.
Я добрался до ткани её трусиков. Они были влажные. Сильно влажные.
— Ты хочешь меня! — Грубо сказал я, — не смей отпираться! Там в ванной, я хотел подрочить, представляя то, что здесь сейчас произойдёт. Ты не дала мне. Ты сказала, что найдёшь выход. Я уже нашёл! Ответь — это произойдёт или мне пойти в ванную и докончить начатое?!
Женщина открыла глаза, отбросила мою руку, налила полный бокал коньяка, выпила его и, не дожидаясь его действия ответила:
— Конечно, тоже хочу. Я сразу этого хотела, как только увидела тебя таким возмужавшим, стоявшим там, на перроне с цветами. Боже мой, ты точно, как твой отец, прямо копия его! Ненавижу его! А тебя люблю! Хочу, чтобы это повторилось вновь. Вернуть прошлое... когда мы были счастливы... Совсем не долго. Сделай это для меня, пожалуйста! Мы никому никогда не скажем. Никто не сможет, не посмеет нас осудить. Он никогда не называл меня Танюшей. А ты называешь... Хочу тебя!! Хочу!!!
Сказав это, она отвернулась. Я опустился на колени перед ней. Приподнял её платье. Трусики были именно такими, какими я представлял в своих грёзах.
— Танечка, — сказал будущий любовник, — я обещаю сделать то, о чём ты никогда не пожалеешь и не забудешь! Пусть этот подарок на твой юбилей будет самым прекрасным воспоминанием в твоей жизни. О нём никто не узнает, а ты будешь помнить всегда!
Затем я просунул руки, она чуть приподнялась, позволяя мне раздеть её. Когда её пися оказалась на свободе, я был поражён творением природы. Она была прекрасна! Ничто не могло сравниться с ней. До этого момента, я считал, что самая красивая у Оли, но теперь мне пришлось поменять своё мнение. Совершенно позабыв, кому принадлежит божественное творение, любовник, осторожно раскрыл створки раковины, в надежде насладиться видением жемчужины. Жемчужины там не было. Но она появилась. Потом, сверху, когда я нежно вылизал внутренность створок. Танечка ахала от впервые полученного ею удовольствия. Стоило мне только прикоснуться языком к жемчужине, как её тело забилось в оргазме.
Она ухватилась за мою голову и стонала, поглаживая её. Немного погодя, я потрахал её полость своим языком и сделал минет с её жемчужиной. Её оргазмы следовали один за другим. Казалось, им не будет конца. Всё же конец наступил. Отдышавшись, она попросила меня перейти в спальню.
Там мы разделись. Я залюбовался её совершенным телом. Оно было прекрасно во всех местах. Её грудь, наконец, оказалась в моих руках и губах. Я почти готов был кончить, поглаживая и целуя их, едва сдерживаясь.
— Танюш, — сказал любовник, — пососи у меня, а потом я хочу любить тебя не орально, а по-настоящему.
— Хорошо, любимый, — обрадовалась она и с готовностью выполнила мою просьбу.
Делать минет она совершенно не умела, но это радовало меня. Значит, она была почти девственно чиста. Я начал догадываться, что мужчин у неё не было давно... Очень дано. Это радовало мою эгоистичную натуру. Попросив прекратить то, в чём она не отличалась умением, стал готовиться к главному. Прежде узнав, могу ли я кончить в неё.
— Да, милый, можешь не беспокоиться об этом, только не будь сильно напористым. У меня после твоего рождения не было ни одного мужчины, как-то многозначительно сказала она.
Почему-то это сильно заводило меня. Я вышел оттуда последним, а теперь мне предстояло войти туда первым через много-много лет. Мне пришлось очень осторожно продвигаться, её щёлочка была достаточно увлажнённой, но такой узкой, что я сильно боялся доставить ей болевые ощущения. Наконец мой мышонок был полностью загружен в девичью норку. Девочка просунула свою ручку к моей мошонке и щекотала мои яички. Я стал осторожно двигаться. Вскоре она стала помогать мне. Ей это тоже нравилось. Мы кричали, стонали вместе от захлестнувшего нас наслажденья. Через некоторое время любовники повторили это вновь.
Утром Танюша принесла мне кофе в постель. Она сильно смущалась, боясь говорить о вчерашнем.
— Танюш, — ласково погладив её по щеке, — сказал я, — Мне было очень приятно вчера. И никто, никогда не узнает об этом. Перестань себе накручивать!
— Ах! — Сказала она, нежно целую мою ладонь, — Это было именно то, что я не забуду никогда в жизни! Всё же меня не покидает чувство стыда, что это произошло со мной. Мне очень стыдно... Правда. И всё же... Боже мой, что я творю! Она полезла ко мне целоваться, мы вновь занялись любовью.
А кофе остыл. Кажется, его пришлось разогревать три раза.
До юбилея оставалась почти целая неделя. У Танюши был какой-то секрет. Она так и не рассказала мне, отчего выглядит такой молодой, и с какой целью сделала пластику лица. Но обещала сразу после юбилея рассказать мне всё.
В первый день я не разглядел нашей квартиры. Мне было не до этого. Я был сильно занят другими мыслями. Но потом я разглядел. Она жила вовсе не бедно. Везде был сделан евроремонт, стильная мебель и разнообразные дорогие бытовые приборы, говорили о многом.
— У меня есть ещё одна квартира в центре. Она просторней этой, там три комнаты. Иногда я живу здесь, иногда там. Вскоре я поеду туда пожить на два денька, а ты поедешь к своей Оле...
— Она не моя, — перебил я её, — она замужем. И это её муж попросил меня, — пояснил я то о чём ранее обмолвился после Олиного звонка.
Они вернулись и ждали моего приезда, чтобы я выполнил обещанное. Я был уверен, что это не займёт много времени, успею вернуться к маминому юбилею.
— Вот там на другой квартире мы и отпразднуем мой юбилей, — сказала мама.
— А много будет гостей? — поинтересовался её теперешний любовник.
— Совсем мало... меньше чем ты можешь себе представить, — рассмеялась его любовница, — но я не скажу. Сам увидишь.
— И там ты раскроешь мне свой секрет?
— Не знаю. Я повязана клятвой. Всё будет зависеть от тебя.
— От меня? — Я был сильно удивлён, — Ну и ладно. Будет день, будет пища. Вот только мне интересно, зачем я посылал деньги своей богатенькой мамочке?
Богатенькая мамочка достала из секретера пластиковую карточку и подала её бедненькому сыночку:
— Они все здесь. И даже немного больше. Ни в чём себе не отказывай. Будем считать, что ты их вложил в мамин банк, а теперь она отдаёт тебе их назад с процентами. И кстати всё это, — делая круговое движение рукой, — другая квартира и машина, завещаны тебе.
— Ну, мамочка! Перестань! Ты ещё такая молодая. Живи долго... , — Порывисто обнимая и целуя её, сказал сынок.
Мы поцеловались. Совсем не так, как мама и сын. Она попросила меня возвращаться поскорее.
***
В поезде я предался весёлым мыслям. Кажется, я искал себе мамочку: такую, какая была у меня раньше. А она была у меня буквально под носом — моя настоящая. Молодая, красивая, любвеобильная. Но конечно мне не очень хотелось называть её мамочкой — Танюшей, Танечкой или ещё как-то. И мне было совершенно наплевать, что это порицалось обществом. Я ведь и так делал многое, что не укладывалось в рамки морали этого общества. Я был белой вороной... Нет белым драконом, высовывающим свой язык. Я как бы показывал его этому обществу.
Но главное было в том, что она моя Танечка была на моей стороне. Я был уверен, что она согласится быть моей мамочкой в таком качестве. По многим причинам. Главной причиной этого была: она и была моей настоящей мамочкой...
Я решил отказаться от денег, которые мне должны были заплатить Ольга и Влад. Взяв их, как бы соглашался на продолжение. А мне хотелось завершить на этом и поскорее вернуться в родной город. Я не помню точно, сколько посылал денег своей маме, но на карточке их было раз в десять больше.
Зайдя в свою квартиру. Решил основательно собрать вещи заранее. В поездку я брал только необходимое, будучи не совсем уверенным, сколько там пробуду, а теперь я точно знал, что надолго, а может и навсегда.
Наступил вечер, я стоял возле дверей в квартиру Оли и Влада...