Она шла по улице, слепо глядя сквозь тёмные очки на окружающие её дома, прохожих, проскальзывающих мимо неё, как сквозь пальцы... Мир был сер, невзрачен и тускл. Потому что она умирала. Собственно, умираем мы все, не успев родиться, но не так быстро. А ей предсказали два месяца. Рак. Неоперабельный. Последняя стадия. Причем такой, что заметить его было невозможно при обычных исследованиях, которым она, в силу своей медицинской профессии, подвергалась раз в полгода. Раз в пять лет их всех в учреждении обследовали с применением гистологии. И вот тут обнаружили рак. Ей всего-то двадцать восемь, женщина в самом соку, а тут такое. И вот она идёт по улице, мир покрыт серой пеленой...

С работы она сразу ушла. Благо в средствах стеснена не была. На счету лежали четыреста тысяч евро, полученные в наследство от двоюродной тетушки, за которой она ухаживала последние несколько лет.
— Мила! — как через вату услыхала она. Мир напоминал о себе. Её окликнула старая знакомая, бывшая одногруппница Алёна Маклакова, первая красавица в группе и на курсе, впрочем. — Привет! Как дела у тебя? Неплохо выглядишь!
Алёна с неприкрытым восхищением оглядывала, в самом деле, несмотря на болезнь, а, может и благодаря ей, хорошо выглядевшую Милу. Та зарделась.
— Да что ты, я... Ох привет! Давно не виделись! — несмотря на печаль, Мила рада была Алёне.
Они разговорились, о том, о сём, об однокашниках, о себе; оказывается, Алёна недавно развелась, оставила на время восьмилетнего сына у матери, а сама приехала в город своего отрочества и юности, отдохнуть от груза лет, да и поплавать в море тоже хотелось. Муж её оказался подлецом, изменял ей с каждой юбкой, вдобавок ещё и поколачивал. Алёна сама удивлялась, как не ушла раньше. Мила о себе рассказала, что замужем не была, жила с парнем, пару лет назад, но тот погиб в горах, сорвался со скалы — он был альпинистом. Теперь Мила одна, детей нет, родных почти не осталось, друзей, как таковых, тоже нет. Удивляясь себе, Мила позвала Алёну к себе, ведь раньше, в универе, они особо не дружили, у обеих были разные компании, Алёнка жила в общаге, Мила — дома, Алёна гоняла парней толпами, Мила не страдала от избытка мужского внимания, Алёна закончила универ не особо хорошо, Мила получила красный диплом.
Через полчаса ходьбы, девушки пришли к Миле домой. Она жила в небольшом коттеджике, имеющем пару соток земли вокруг, покрытой цветами и газонной травкой. Участок был огорожен глухой кирпичной стеной, высотой под два с половиной метра, доставшейся Миле от предыдущего владельца, помешанного на неприкосновенности жилища. Поверх стены ещё была натянута колючая проволока. Мила не стала переделывать стену, эта стена внушала ей чувство защищённости от окружающего мира. Да и дом был добротным, сделанном на века — стены из известняка были скреплены монастырским раствором, крыша крыта гибкой черепицей, которая могла выдержать много повреждений, так как обладала свойством саморемонта. Три комнаты Мила содержала в аккуратной чистоте и порядке. Девушки прошли в гостиную, Мила попросила прощения и переоделась в лёгкий шёлковый халат, не стесняющий движений. Предложив Алёне свой второй халат, из ситца, Мила открыла бар и смешала два коктейля.

Алёна, не стесняясь, переоделась прямо при Миле. Мила разглядела симпатичную тату на пояснице Алёны — четкого рисунка два дракончика, кусающих друг друга за хвост — символ Инь и Янь, выполненный в живой манере, а не символично. Девушки плюхнулись на диван, Мила включила фоном телевизор, по которому как раз шёл какой-то концерт ретро музыки 80—90-х годов прошлого века. Девушки говорили, говорили, как только могут говорить женщины, тем было много, но одной темы избегала Мила, грузом висевшей у неё на плечах, темы её болезни. Говорили о детях, сыне Алёны, племяшке Милы, семнадцатилетнего возраста девушки, которую Мила воспитывала сама, начиная с шести лет и до племяшкиных пятнадцати (которой, кстати, Мила и собиралась оставить всё своё имущество после смерти), мужиках, погоде, жизни вообще, и их жизнях в частности. Так они проболтали до вечера. Попив на ночь чаю с некалорийными сухариками, девушки стали собираться ложиться спать.
Мила сказала:
— Алён, а ведь у меня только одна кровать, на диване спать невозможно, он же короткий и не раскладывается. Придётся тебе ложиться со мной вместе. Не против, а то я могу постелить себе на полу?
— Мил, да ты что, в самом деле, что я изверг, что ли, или стесняюсь тебя? Мы же женщины обе, вроде? — смеясь, проговорила Алёна.
— Тады ладно.
И Мила расстелила кровать. Они обе сходили по очереди в душ. Потушив свет, Мила нырнула под простыню. Которой, по причине жары, укрывалась по ночам. Поболтав перед сном о пустяках, девушки постепенно замолчали.
— Мил, а Мил?
— Что?
— А можно тебя об интимном спросить? — Алёна радовалась, что в комнате темно, иначе Мила могла бы заметить, как она покраснела.
— Ну, спрашивай, — Мила почувствовала, как щёки загорелись, и тоже порадовалась полумраку комнаты.
— А как тебе нравилось спать с твоим? В смысле, какие позы, как вы целовались, что делали?
— Ну, целовались обычно, взасос, с языками. В смысле, классно целовались. Мой-то умел целоваться. Понимаешь, растительности на лице у него было мало, он её убирал редко, так как не росла. И кожа, поэтому была гладкая и нежная, как у девочки. Он этого смущался всегда, но потом забывал, когда мы целовались. Он вообще был нежен со мной. Никогда боли не причинит, цветы носил... — Мила немного помолчала, справляясь с неожиданно подступившими слезами. Потом продолжила: — А в сексе мы, кажется, испробовали всё. И миссионерскую позу, и сзади, и сбоку, и на столе, и на качелях в саду было, я даже в попу давала пару раз, и мне не было очень уж неприятно, скорее наоборот.
— Да-а-а, ты так рассказываешь, мне даже завидно стало. Ведь мой только в первые годы был ласков, а потом от него слова нежного не дождёшься, пьяный стал приходить, вернее навеселе, а от него духами чужими несёт. А я дура была, из-за сына прощала всё. А когда я как-то домой пришла пораньше с работы, а там он кувыркается, да не один, а аж с двумя шлюхами, то я и не выдержала — выгнала его. Он приходил, прощения просил, только я послала его подальше. Он потом ещё ходил, сыном отговаривался, я к сыну пускала его, но потом гнала. Гнилой человек. Правда, трахать умел! Что он со мной делал, когда хотел! Я выла, орала от сладости... Но последние года два мы только в попу и делали, он отговаривался, что второго ребёнка пока не надо, поэтому кончать будет в попу. Прости за подробность, только месяца два как не хожу с прокладкой для попы, дырочка только упругость приобрела!
Они расхохотались. Девушки ещё поговорили о сексе, об ощущениях, видно было, что они обе любят секс, но сейчас «голодные».
— Ладно, Алён, давай попробуем заснуть.
— Ага. Давай.
И девушки замолчали. Мила лежала и думала о прошедшем разговоре. Он заставил её возбудиться, и теперь она не знала, как выйти из этого. С течением времени возбуждение не спадало, наоборот, только становилось сильнее. Протянув руку к лону, Мила потрогала его. Складывалось такое впечатление, что её ночные трусики пропитались влагой насквозь. Прикосновение отозвалось сладостью внутри. Так, что Мила вздрогнула. Быстро посмотрев на соседку по кровати, она убедилась, что Алёна вроде уже спит. Тогда Мила приспустила трусики и коснулась снова своего местечка. Дрожь пробежала по её телу. Мила закусила губку, чтобы не застонать. Пальчики начали играться с лоном, дразня его, касаясь клитора, проникая на небольшую глубину внутрь. Ощущения нарастали, такие, что пришлось закусить угол простыни-покрывала. Мила уже вставила два пальчика внутрь себя и просто двигала ... ими в хлюпающей киске. Вдруг чужая рука легла на её руку. Мила похолодела.
— Хочешь, помогу? — и, не дожидаясь ответа, Алёна отодвинула руку Милы с киски и своими пальчиками проникла внутрь. Чужие пальчики начали дарить необыкновенное наслаждение, двигаясь с постоянным ритмом внутри. Мила уже не сдерживалась и стонала в голос. Наслаждение нарастало. И вот настал тот невообразимо долгий миг, когда в глубине тела девушки вспыхнул огонь и разошёлся по всему телу. Мила обрызгала руку Алёны.
— Ух, ты, — с придыханием проговорила Алёна. — Как ты...
Она с интересом наблюдала, как Мила мотает головой по подушке, как её руки сжимают и разжимают простынь, как рассыпаются дивные, до плеч, волосы Милы, слушала, как песню, стоны подруги. Алёна и сама не могла уснуть всё это время, просто лежала с закрытыми глазами и вспоминала свои ночи. А когда она почувствовала движения подруги, то неожиданно для себя решила вмешаться. И не пожалела. Правда, своё возбуждение она не утихомирила. Напротив, её трусики точно промокли насквозь. А соски, казалось, вырвутся из груди. Сердце неистово бухало, и Алёна плюнула мысленно на всё.
— Мил, а ты не поможешь мне тоже с этим? — с замиранием спросила она.
— О, конечно, только отдышусь, — задыхаясь, сказала Мила.
Алёна задрожала от предвкушения и стянула промокшие трусики. Мила отдышалась быстро и тоже стащила свои трусики. Потом подумала и сняла ночной топ. Откинув простынь, она обнажила Алёнино тело, которое в полумраке, казалось, светилось, так на него падали отблески луны. Мила неожиданно осознала, что Алёна действительно очень красива, что годы неудачного замужества не испортили её тела, что небольшие груди 1, 5 размера не обвисли, а так же упруги и остры на вид, как и десять лет назад, когда они переодевались в раздевалке перед физкультурой. Подтянутый животик не обвис после рождения ребёнка, не было растяжек, а кожа была упруга даже на вид и без достаточного света. Миле хотелось коснуться этих маленьких остреньких грудок, что она и сделала через мгновение, пальчиком коснувшись соска правой груди Алёны. Та вздрогнула и посмотрела на Милу. Не вполне осознавая, что же она делает, Мила склонилась к лицу подруги и поцеловала её. Неожиданно та ответила, и завязалась борьба языков и губ. Мила показывала всё, на что она была способна, чему научилась со своим парнем. Алёна не отставала, она любила целоваться, и какая разница, что целовалась она сейчас не с мужчиной, а с женщиной, ведь и у женщины есть губы! Руки Милы не остались без дела — она ласкала сейчас Алёнины грудки, нежно касаясь сосков, очерчивая круги по полушариям, ноготками медленно обводя ареолы. И вот правая рука Милы спустилась вниз, поиграв по пути с пирсингом пупка Алёны, она нырнула в зовущие глубины полураскрытого лона подруги. Не переставая целовать Алёну, Мила просунула палец в киску подруги и начала движение. Алёна застонала прямо в рот подруги. Ей хватило пары десятков движений пальца, как её настиг взрыв чувств. Без звука, без разрушений, он, тем не менее, сломал все преграды в ней. И она опрокинула Милу на спину. Быстро целуя её, Алёна стала двигаться вниз тела подруги. Поласкав языком соски больших, но упругих, так что и в лежачем положении они возвышались куполами, грудей, Алёна спускалась всё ниже и ниже и вот оказалась в святая святых каждой женщины, без единого волоска, сейчас открытой на обозрение и истекающей ароматом. Алёна вдохнула этот аромат и приникла ртом к лону. Её язык работал, не переставая, даря наслаждение, жаля клитор, проникая в глубину.
— Алёна, — задыхаясь, проговорила Мил, — повернись ко мне...
Алёна поняла эту немножко бессвязную просьбу и повернулась ногами к Миле, так что её лоно оказалось перед ртом подруги. И Мила тоже впилась в киску Алёны, не менее умело даря наслаждение подруге. А ведь раньше ни она, ни подруга не любили и не спали с девушками. А теперь занимались любовью, так, как будто знали друг друга давно в интимном смысле, знали, как доставить друг другу наслаждение, знали, какие движения наиболее приятны!
Оргазм пришёл к ним одновременно, опустошив и утомив обоих. Алёна перебралась к Миле, и они практически сразу же заснули.

Утром, Мила проснулась, но Алёны уже не было в постели. Внезапно вспомнив всё, Мила испугалась, что Алёна уже исчезла из её жизни, как исчез её парень Иван. Вскочив с постели, даже не одевшись, она побежала сквозь комнаты, крича на ходу:
— Алёнушка!
И только забежав на кухню, почувствовала аромат свежесваренного кофе. А Алёна, как ни в чем, ни бывало, сидела за столом, в чём мать родила и пила кофе. Вторая чашка стояла рядом и призывно исходила ароматом.
— Ну что ты ревешь, как больной слон? Здесь я, здесь, никуда не ушла. И не хочу уходить, не выгонишь? Сегодня же перевезу вещи из гостиницы.
— Нет, не выгоню! Ты что? Хочешь, помогу с вещами?
— Давай. Вот позавтракаем, и сходим в отель. Я в Гранде остановилась.
— Ага, — в этот момент Мила забыла о своей болезни.
Девушки позавтракали кофе с сухариками, перевезли чемодан и сумку Алёны в дом к Миле и потом пошли на море. Там они провели целый день, а к вечеру Мила вспомнила о своей беде. Они сидели в кафе, ужинали.
— Что ты? У тебя лицо вдруг похмурело, — обеспокоенно спросила Алёна. — Что не так?
— Алён, всё так, но... в-общем я должна сказать тебе одну вещь. — Мила вздохнула и продолжила: — Понимаешь, у меня — рак, неоперабельный, последняя стадия. Я умираю, Алён.
— Зая, да что ты такое говоришь? Как рак? И что, ничего вообще нельзя сделать?
— Нет, Алёна, мне осталось семь недель от силы. И, как ни тяжело мне говорить, тебе нужно уходить от меня, не хочу, чтобы ты наблюдала мою агонию.
— Глупости. У меня как раз три месяца свободных, как раз с тобой проведу. И не спорь, — жёстко сказала она. — Я сама себе хозяйка.
Мила вздохнула с облегчением. Она ведь не хотела прогонять вновь обретённую подругу, к которой, кажется, начала испытывать какие-то чувства.
Вот и всё объяснение. Девушки стали вместе жить. Днём гуляли, купались, жили на полную катушку, а вечером и ночью неистово любили друг друга. Они накупили секс-игрушек, вибраторов, сексуальное бельё и игрались друг с другом.
Так прошли шесть недель. Однажды, утром, Мила вывешивала постиранное бельё во дворе, как внезапно, почувствовав себя нехорошо, упала. Алёна не сразу заметила это, но когда увидела, перепугалась страшно, сразу вызвала «скорую», и перетащила Милу в дом. «Скорая» приехала быстро, осмотрев Милу, врачи сказали, что ничего сделать нельзя, метастазы проникли в сердце и вызвали приступ. Милу они привели в чувства, но сказали, что приступ может сегодня же повториться, и тогда всё.
Проводив «скорую», Алёна покормила Милу бульончиком, и, не обращая внимания на постоянно текущие слёзы, села рядом.
— Не плачь, зая, я люблю тебя, и буду с тобой всегда! — лихорадочно сказала Мила. — Я не брошу тебя, не исчезну навек, ведь наша любовь вечна! — почти кричала она.
— Тише, Мила, тише. Не напрягай себя, успокойся, я с тобой, я тоже люблю тебя, и не забуду тебя никогда!
— А тебе не придётся забыть, ведь я буду рядом! — как в полубреду говорила Мила, горя больным румянцем на щеках. — Алён, милая, люби меня сейчас, я хочу этого! Прошу тебя!
Алёна повиновалась. Откинув простынь, она раздвинула ноги Милы и приникла к лону ртом. Она неистово лизала, прихватывала зубками губы Милы, покусывала пуговку клитора, так, что буквально через несколько минут Мила содрогнулась в экстазе. Алёна встала на колени пред лицом Милы и услышала шёпот:
— Поцелуй меня...
Приникнув губами к губам подруги, Алёна почувствовала язык Милы, который встретил своего визави ласковым касанием. Но через мгновение губы Милы расслабились, и Алёна приняла последний выдох подруги.
Алёна рыдала долго. Наконец, успокоившись, вызвала «скорую».
Уладив все формальности — Мила назначила её своим душеприказчиком — Алёна организовала похороны. Вечером, после похорон и поминок, на которых было всего три человека — она сама, начальница Милы по работе и соседка по столу на той же работе, Алёна устало присела на диван перед работающим телевизором. На душе было смутно. Ушла из жизни неожиданная любовь. Причём, таких чувств Алёна не испытывал ни к кому. Постепенно Алёна задремала, и ей стал сниться сон, будто она сидит в этой же комнате, а, напротив, на полу примостилась Мила. «Зай, не плачь», — говорит она. — «Я не ушла никуда, жди меня, я скоро к тебе приду». Но только Алёна хотела что-то сказать, как Мила приложила пальчик к губам и исчезла. Алёна проснулась со слезами. «Приснится же такое», — подумала она, вытирая слёзы. Она пошла принимать душ. Долго мылилась, будто хотела смыть все горести, немножко поласкала себя, вспоминая их игры с Милой, наконец, вытершись полотенцем и повязав его на тело, Алёна вышла из ванны. И остолбенела — в гостиной на диване сидела... Мила. Но, присмотревшись, Алёна поняла, что девушка, сидевшая на диване, только очень похожа на Милу. Алёна поняла, что это была племяшка Милы, Лиля, семнадцати лет.
— Привет! — сказала та. — Я — Лиля!
— Здравствуй! А я — Алёна, подруга Милы.
— Я знаю, Мила много говорила последнее время по телефону о тебе, — Лиля встала и подошла к Алёне вплотную. — Она много говорила о тебе, — тихим голосом проговорила Лиля, Алёна вдруг почувствовала знакомые нотки в голосе девочки.
— Мила? — неуверенно проговорила Алёна. Тут неожиданно у неё развязалось полотенце, упало, и она предстала во всей своей зрелой красоте.

— Да, Алёна, это я и Лиля перед тобой, — совершенно Милиным голосом сказала Лиля. — Я же говорила, что не брошу тебя! Я договорилась с Лилей о взаимном использовании тела, и вот мы здесь! — с этими словами Лиля приникла к губам Алёны. В поцелуе было много от Милы, но что-то новенькое привнесла и Лиля, даря тем самым необыкновенные ощущения. Алёна сорвала блузку Лили и опрокинула на диван. Молодое, свежее тело особенно пахло, и Алёна вдыхала этот запах полной грудью. У Лили оказались большие груди, как и у Милы, такие же упругие и волнующиеся, с небольшими вишенками сосков, моментально выпрыгнувшими вперёд. Они были тотчас ухвачены ртом Алёнки, которая с наслаждением ласкала их. В это время руки Алёны проникли уже под юбку девочки и оттянули резинку трусиков. Там обнаружилась вовсю текущая киска, которой и занялись шаловливые пальчики Алёнки. Доведя Лилю до оргазма, и себя, Алёна села рядом с девочкой на диван и обняла её. Поверив в то, что Мила вернулась вместе с племяшкой к ней, Алёнка успокоилась и забылась лёгким сном. А Лиля, сидя рядом, просто наслаждалась ситуацией. Тётя, которую Лиля любила всей душой, жила теперь у неё в голове, не мешая и не командуя, иногда подсказывая, и уходя в тень, если надо. А случилось всё так.
Сидя дома перед зеркалом прямо перед смертью Милы, готовясь ко сну, Лиля внезапно увидела в зеркале свою тётю. Лиля не испугалась, она обладала кое-какими способностями медиума и часто видела в зеркале других духов. Увидев тётю, она поняла, что та умерла. Тётя рассказала ей про свою любовь и попросила помочь. А Лиля, недолго думая, предложила выход — жить вместе, в одном теле. На что Мила с радостью согласилась. Лиля тут же засобиралась и поехала в Энск, к тёте домой. А дальше — мы уже знаем. Алёна переехала насовсем к Лиле и Миле, забрала своего сына к себе, и они стали дружно жить такой семьёй.