Кристина сидела в гостиной, забравшись с ногами на большое кожаное кресло. Щеки ее пылали, взгляд бесцельно блуждал или задумчиво замирал, упершись в одну точку. Она поминутно вздыхала как-то тяжко, словно ей действительно не хватало воздуха, и иногда начинала неосознанно теребить светлый локон, выбившийся из небрежной домашней прически. Огромный раритетный том Гете с золочеными кромками страниц и копиями старинных гравюр, раскрытый на «Страданиях Юного Вертера», как нельзя лучше подходил к ее нынешнему настроению и вообще всему облику замечтавшейся Лолиты. Правда, из всего шедевра она прочла не больше пары абзацев, да и то едва ли хотя бы треть из прочтенного отложилась у нее в голове. Сейчас ее одолевали совершенно другие мысли и заботы — они почти лишили ее сил за последнее время — вымотали эмоционально и физически. Она без конца прокручивала в памяти все обрушившиеся на нее события последних дней и недоумевала, терялась, терзалась.
Среди прочих не менее глобальных для ее жизни происшествий был и случайно подслушанный вчера разговор, такой разговор, который она не должна была слышать и который совершенно выбил ее из колеи.  Она и раньше чувствовала, что атмосфера в доме накалена до предела, но полагала, что этот накал касается исключительно ее отношений с братьями, а вовсе не третьих лиц. В общем, сегодня она просто в неудачное время решила заглянуть на кухню в поисках чего-нибудь прохладительного, когда из-за прикрытой двери вдруг услышала следующее:
— Это ты верно придумал отослать Матвея, — озабоченно рассуждала Лариса Павловна тоном всеведущей великосветской дамы, — Он совсем стал неуправляемым. В нем это всегда было: вздорный характер, упрямство, темперамент! Ты совсем другой. Рассудительный, здравомыслящий... Рано повзрослел, — в голосе Ларисы послышалась нежная улыбка, должно быть, адресованная сыну. Она сидела на высоком стуле облокотившись о барную стойку, эффектно уложив ногу на ногу и всем своим видом излучая благополучие и самодовольство.
— Мне просто пришлось рано повзрослеть, хотя мне было далеко не так тяжело, как ему... , — холодно заметил Лука, стоявший у балконной двери, скрестив на груди руки.
— Ну, брось, милый... Подумаешь, интернат! Это было приличное заведение. Я лично платила директрисе, чтобы...
— Он так тебе ничего и не рассказал? — мрачно перебил ее Лука.
— Что именно? — с вызовом встрепенулась Лариса, быстро помешивая ложечкой в кофейной чашке, — Что его избивали? Он и сам был хорош! Покалечил своего одноклассника! И что мне было делать после этого?!
— Его насиловали, — еще более мрачнея, отрезал Лука, не глядя на мать.
— Что?! — в ее возгласе прозвенели неестественные писклявые нотки. Правая бровь и правый уголок губ Ларисы Павловны нервно дернулись вверх и тут же упали.
Лука сжал челюсти и покачал головой.
— Он все лжет! — истерично взвизгнула она, — Лука! Быть такого не может! Он умел за себя постоять и не позволил бы!
— Ему было десять, а они были старшеклассники! Что же твоя директриса тебя не известила, раз уж ты ей бабки платила? Наверное, из них же и приплатила своему медперсоналу, чтобы язык держали за зубами, — голос Луки наполнился желчью.
— Этого не может быть! Не может! — исступленно пробубнила Лариса Павловна, сама уже не понимая, почему продолжает упорствовать.
— Ты просто не хочешь брать на себя лишнюю ответственность, мама. Ты всегда была такой. Мне всего лишь повезло больше брата. Я был старше, и меня взял в оборот отец, а Матвей...
— Что я могла, Лука?! Я родила тебя в восемнадцать и...
— И отца ты не любила.
— Ну зачем ты так... У нас были сложные отношения, но все же...
— Ой, да ладно! Я уже не ребенок. Нечего мне лапшу на уши вешать. Ты всегда интересовалась только собой. Дурацкий убыточный бизнес, бессмысленные командировки в Европу, плавно перетекающие в шоппинги, пластические операции, гулянки... и после всего этого нужно было непременно отдохнуть от нас где-нибудь на Канарах, причем в одиночестве, потому что отцу вечно некогда было...
— Ты несправедлив ко мне, — уже взяла себя в руки Лариса, снова примерив покровительственный тон умудренной жизнью женщины, — Когда ты родился, я была совсем еще девочкой, такой как Кристина... Ну, что я могла тебе дать? У тебя же все равно в итоге блестящее образование, бизнес... Ты вырос достойным человеком... Что я сделала не так?
— Сама невинность! — язвительно ухмыльнулся Лука, — Ничего ты не сделала. Все это не твои достижения. Ты даже чувства вины не испытываешь... ни за Матвея, ни за отца, ни за то, как остервенело с нами судилась.
— Я с вами?! А, может, вы со мной?!
— Наши претензии были справедливы. Ты шлялась, пока отец болел, и спокойно обнулила его счета после смерти. — Лука презрительно усмехнулся, — Нам просто повезло, что ты была настолько глупа.
— Я же должна была на что-то жить! Я и раньше пользовалась его кредитками. Всегда пользовалась!
— А работать ты не пробовала по-настоящему?
— Не все женщины созданы для работы, Лука. Ты это должен понимать.
— Для чего же создана ты? До детей и семьи тебе тоже никогда не было дела.
— Это не правда! Ты предвзято ко мне относишься из-за Матвея!
— Да я не знаю, как не убил тебя тогда из-за Матвея! — в тоне Луки звучало искреннее презрение и злоба, но потом он вдруг захрипел от волнения, — Видела бы ты его тогда в этом их изоляторе! Тощий длинноволосый богатенький смазливый мальчик. Он говорил, что наголо пробовал бриться. Думал, поможет...
Лариса поморщилась.
— Не надо мне это рассказывать...
— Что, неприятно слушать? — с отвращением прошипел Лука, — Даже навещать его не приходила!
— Теперь ведь все равно ничего не изменишь... , — она бросила на него короткий опасливый взгляд.
— Да уж... , — Лука остервенело сунул руки в карманы и отвернулся к окну.
— Но... но это же не означает, что наша сделка отменится? — со слабой надеждой в голосе промямлила она, беспокойно заерзав на стуле.
— Не значит. Я перечислю тебе эту сумму, но надеюсь, что после этого ты исчезнешь из нашей жизни навсегда. Впредь я даже слышать больше не хочу, что ты в чем-то нуждаешься. И только попробуй что-нибудь ляпнуть Матвею — я тебя лично придушу. У тебя есть новая семья. Вот и занимайся ею.
— Послушай... , — вдруг словно подхватила его мысль Лариса, — Эта девочка... Кристина... Она очень миленькая, правда?
— Я не знаю. Наверное, — раздраженно бросил Лука.
— Но ты разве... не задумывался о женитьбе? Твой возраст...
— Да какое твое дело?! — взбесился Лука вдруг.
— Послушай меня... Она воспитанная, доверчивая, послушная — тебе именно такая нужна. А ее отец...
— Думаешь, я когда-нибудь поверю в твои добрые намерения? Сначала ты ее для Матвея, видимо, присмотрела... я так понимаю, чтобы потом окончательно от него избавиться, обвинив в растлении несовершеннолетней. Представляю, на что бы пошел ее отец. Он в ней души не чает — это сразу видно.
— Что за глупости, Матвей! Такие отношения бывают сплошь и рядом! Как ты мог такое подумать обо мне?! Мне просто сначала показалось, что они больше подойдут друг другу по возрасту. Ей ведь скоро будет восемнадцать. Кажется, в сентябре. Но он безнадежен. Просто безнадежен!
Кристина стояла, вся пылая от стыда и шока. Она впервые подслушивала чужой конфиденциальный разговор, мало того — разговор, касающийся ее! И она не знала даже, что конкретно сейчас испытывает... Матвея насиловали в детстве... ?! Лариса советует ее Луке в качестве жены... !!! Но Лука... Кристина с внутренним содроганием вспомнила о проведенной вместе два дня назад ночи. Каким ненасытным, жадным, безжалостным он был... Как брал ее раз за разом, не слушая ее жалкий лепет о том, что она устала и ей больно. А потом он уснул, и она не смела шевельнуться в его объятьях,...  чтобы не разбудить. До этого, когда он впал в легкую дрему, она любовалась его лицом не в состоянии уснуть от эмоционального перевозбуждения. Он вдруг лениво приоткрыл глаза и сонно сказал:
— Не смотри на меня так. Я не достоин такого взгляда.
Кристина опустила глаза.
— Зачем ты так говоришь?
— Кристина... Ты же понимаешь, что это все ничего не значит? Не хмурь брови... Я еще ни одну девушку не сделал счастливой...
После этих предательских гадких слов она молча отвернулась и беззвучно заплакала, а он сначала свел ее с ума умелыми ласками, заставив ее умолять дать ей кончить, а потом снова трахнул как какую-нибудь последнюю уличную девку. И его глаза, его дикие глаза голодного хищника, который насквозь видит плотскую природу своей жертвы, изводили ее своим упоительно уничижительным взглядом, превращая ее в ничто, в его жалкую игрушку. И кажется... кажется, все это ей нравилось, принося упоительное, головокружительное чувство его полной власти над нею.
Стоя за вазой с огромной развесистой пальмой в небольшом холле рядом с кухней, Кристина всего на пару секунд погрузилась в эти воспоминания и упустила тот момент, когда ей следовало бы уйти со своего постыдного шпионского поста. Из кухни вдруг донеслись резкие голоса, дверь распахнулась, и ей навстречу вылетел Лука, словно демон из ада, — его темно-карие, почти черные глаза сверкали раскаленными угольками из-под презрительно приопущенных ресниц. Между красивыми тонкими черными бровями пролегала глубокая складка. Губы плотно сжаты, челюсти напряжены. Одна рука сунута в карман узких классических брюк, слегка оттопыривая край элегантного пиджака. Другой рукой он со всего маху толкнул дверь, яростно грохнувшую за его спиной.
— Какого... черта... , — медленно сцедил он, подойдя к Кристине, больно ухватив ее за предплечье и спешно выводя в другую комнату. Он бросил короткий взгляд назад через плечо, проверяя, не идет ли за ними мать.
— Лука... Лука, извини! — пробормотала девушка, безвольно следуя за ним, словно провинившаяся собачка на привязи. Он затащил ее в какую-то маленькую комнатку на другом конце дома, очевидно, предназначенную для уединенного отдыха и напоминающую небольшой кабинет. В двери щелкнул замок.
— Лука! Отпусти! Мне так больно! Я же ничего такого не сделала! Я там случайно оказалась! — испуганно зашептала дрожащая Кристина.
Лука выпустил девушку и грозно встал перед ней, уперев руки в узкие бедра.
— Что ты слышала? — гневно сцедил он, не сводя глаз с ее побледневшего лица.
— Я... я слышала про Матвея... и про... про вашу сделку с мамой... Прости... Это вышло не нарочно... Я шла за соком... Я никому не скажу...
Глядя на ее трепещущие пухленькие губки, которые она постоянно облизывала от волнения, на ее порхающие ресницы, на быстро вздымающиеся под легкой свободной рубашкой груди, на эффектно обтянутые классическими голубыми джинсами округлые бедра и стройные ножки, Лука невольно смягчился, и его рта коснулась легкая усмешка.
— Что ж... Добро пожаловать в мир зловещих тайн нашего семейства, — медленно приближаясь к отступающей девушке, с торжественной прохладцей вымолвил Лука, — Попалась? — уже более нежно прошептал он, загнав ее в угол.
Он стоял в шаге от нее, а Кристина уперлась ягодицами в комод и, чтобы не упасть, ухватилась за край его столешницы руками. Всякий раз, как она видела его в костюме, таким строгим и безукоризненно элегантным, колени ее в миг ослабевали, а сознание отключалось, уступая место безудержным желаниям подсознательного. Она трепетала перед ним, восхищалась им, боялась его непредсказуемости и необузданной похоти, а он явно видел ее насквозь и торжествовал.
— Спусти джинсы и трусы, — потребовал он будничным тоном, словно отдавал приказ подчиненной. Лука видел, как она сглотнула и в замешательстве мотнула своей прелестной головкой. Выбившиеся из ее прически тонкие, слегка завивающиеся пряди колыхнулись, коснувшись нежных розовых щечек и белой шейки.
— Ты же только что говорил маме, что... Твоя мама... Она... , — залепетала Кристина срывающимся голосом, в панике припоминая, что папы сейчас нет дома, потому что он уехал на встречу с каким-то сослуживцем, давно переехавшим в Петербург.
— Может, ты не все слышала или не все поняла, но я тоже знаю парочку ее не слишком лестных тайн, да и вообще вся сущность ее личности могла бы стать неприятным сюрпризом для твоего отца. Не думаешь?
— Я... я не знаю... Наверное...
— Так вот делай, что я говорю, лапочка. Подслушивать разговоры старших — это крайне неприличный поступок для порядочной девочки, особенно в моем доме. Боюсь, тебе придется за него поплатиться, — он приподнял вверх одну бровь, как бы поощряя ее к действиям, а на его сочно-алых сладострастных губах заиграла недобрая улыбочка.
Кристина опустила голову, чувствуя себя полным ничтожеством. Ну чего ей стоило его ослушаться и даже закричать или убежать? Ведь не позволила бы Лариса своему сыну взять и изнасиловать ее в их доме! Тем не менее, она дрожащими руками расстегнула брюки, чувствуя на себе его пылающий взгляд. Глядя на свой обнажившийся плоский белый животик, она, словно под гипнозом, спустила брюки с бедер чуть ниже ягодиц. Между ног у нее все предательски горело, точно также горели лицо и уши. На ней сейчас оказались простые хлопковые голубые трусики с тонкой каемочкой вдоль линии бедер и с маленьким бантиком посередине. Она поспешно спустила их, так и не поднимая глаз.
Держась от нее на небольшом расстоянии, Лука пальцами одной руки приподнял ее подбородок, нежно погладил, тронул губки, заглядывая в лицо, а пальцами другой руки провел по ее голенькому лобку. От его прикосновений к ее чувствительной коже, ее ротик нервно вздрогнул. Он приподнял край тонкой хлопковой рубашки, щекоча ее животик. Кристина судорожно вздохнула и метнула на его четко очерченный вызывающе красивый рот короткий пламенный взгляд.
— Повернись ко мне спиной, — приказали его губы.
Он медленно отступил на шаг. Девушка повиновалась, тут же услышав за спиной легкое звяканье пряжки. Все внутри нее сжалось от предвкушения. Когда она ощутила его теплую ладонь на своей попке, ласково поглаживающую чувствительную шелковистую кожу, она невольно прогнулась в пояснице в ожидании новых более откровенных прикосновений. Но Лука снова отступил и вдруг вместо того, чего она так ждала, по ее доверчиво выставленным ягодицам прошелся острый как бритва и обжигающий удар узкого кожаного ремня. Девушка глухо всхлипнула, все же успев сдержаться, чтобы не закричать. Она резко обернулась, придерживаясь за комод, но по ее выставленному бедру снова пришелся жестокий удар. Она схватилась за ушибленное место одной рукой и, выставив вперед другую, отскочила в сторону.
Лука стоял перед ней, такой же безупречный и надменный, крепко сжимая в правой руке черный блестящий ремень, только что вынутый из брюк. Костяшки его пальцев побелели от напряжения, а глаза смотрели со звериной кровожадностью и неприкрытой похотью.
— Лука... не надо... , — выставляя вперед руку, пролепетала она, чувствуя, как на глазах выступили слезы, — Хватит... пожалуйста, хватит! Ну почему?! Почему ты со мной так?!
Ее голос сорвался и перешел на плаксивый шепот. Боже, какой она была пьяняще беззащитной и обворожительной! Лука тяжело дышал, заставляя себя смерить пыл. Один удар не под тем углом — и он мог рассечь ее восхитительную матово-бледную аристократическую кожу, такую гладкую и чувственную, что у него дух замирал от охватившей его эротической экзальтации. Он отбросил в сторону ремень, глухо стукнувшийся о пушистый ковер, бросился к Кристине и сгреб ее, испуганную и плачущую, в объятья. Она дрожала и лепетала что-то малоразборчивое. Кажется, умоляла ее отпустить. Но ее ротик послушно, хоть и робко, ответил на его жадный поцелуй, а между мягкими горячими ляжками и ягодицами все складочки и щелки быстро стали мокрыми, скользкими и податливо чувствительными.
... Утянув ее к небольшому двухместному диванчику на тонких гнутых ножках, он завалил девушку на его неудобно выпирающее, миниатюрное упругое сиденье и заставил ее поднять ноги, так и не вынув их из джинсов. Между ее округлыми белыми сведенными ляжками и слегка раскрывшимися ягодицами, по которым пролегали две отчетливые розовые полоски, открывался весьма вдохновляющий вид на ее сочные прелести. Прямо в костюме опустившись на колени, он припал ртом к ее чувствительной задней дырочке и стал с упоением водить по ней языком, слегка проникая внутрь. Кристина слабо постанывала и впивалась в обшивку дивана острыми коготками. Пальцем он стал монотонно поглаживать маленькую коралловую ягодку ее клитора, даже губами ощущая легкие содрогания всего ее тела. Опершись о диван одним коленом, он с упоением облизал свои пальцы после ласк, откинул мешающий ему галстук назад через плечо, расстегнул брюки, достал член и, ни секунды не размышляя, медленно ввел его в ее сочащуюся щелку до сильного очень глубокого упора. На несколько секунд он замер, крепко прижав ее прямые ножки к ее животу и груди, всем своим весом вдавливая ее в диван. Она только тяжело дышала и слегка покачивала под ним бедрами от нетерпения. Очень медленно он вынул член до конца и также медленно и глубоко ввел его вновь. Кристина попыталась выгнуться, но он только сильнее надавил локтем на ее ноги, чтобы повторить свою сладкую пытку. «Не меньше двенадцати раз» — пронеслась в его мыслях почти потерявшая смысл от охватившей его агонии странная идея. Сам почти дурея от овладевшей им страсти, он продолжал свои выверенные движения, нестерпимо медленно считая про себя — семь... восемь... десять... Галстук душил его, пиджак пережимал в плече руку, которой он держался за тонкую спинку дивана. Рубашка, казалось, может порваться от неестественного напряжения всех мышц.
— Лука... о, Лука... , — застонала Кристина, пытаясь извиваться, но свободны были только ее руки, поэтому она судорожно ухватилась за рукав его костюма, а затем за руку, безжалостно прижимающую ее к неудобному узкому дивану. Когда ее тело начало судорожно вздрагивать от того бешенного темпа, к которому он перешел, а прелестный ротик широко раскрылся, жадно поглощая воздух, он в последнюю секунду вынул член и, тяжело дыша, направил взрывающуюся от извержения семени головку на ее пульсирующий в оргазме между двух сочных белых долек розовый бутончик. Белые струйки спермы медленно сползли по ее круглой безупречной попке. Лука тут же натянул на нее трусики, чтобы не испачкать диван, и, вставая, отпустил ноги.
— Поднимайся и марш в душ. Черт, я из-за тебя на встречу опоздаю, — выдохнул он, еще не придя в себя и оттягивая от горла удушающий галстук.
— Никогда больше не смей меня бить! — вдруг наполнившимся слезами и гневом голосом выпалила Кристина.
— Сильно болит? — не слишком участливо поинтересовался он, застегивая брюки.
— Конечно, сильно!
— Будешь знать, как подслушивать. А если еще вздумаешь болтать, я тебя так отделаю, что ввек не забудешь.
Кристина медленно встала и нехотя натянула брюки, обворожительно дуя губки. В трусиках все было мокро и не слишком приятно, в глазах продолжали набухать жгучие слезинки.
— Это вовсе не смешно! Если думаешь, что мне такое нравится, то очень ошибаешься! — взяв всю волю в кулак, возмутилась она.
Лука, приводящий себя в порядок перед зеркалом, вдруг замер, остановив на ней внимательный взгляд через плечо. Кристина невольно напряглась, но все же упрямо уставилась ему в глаза, сцепив на груди руки. Он медленно к ней обернулся.
— Я делал то, что нравится мне, — его голос шелестел, как шипение змея-искусителя, — И хочу предупредить тебя, что и впредь намерен поступать именно так. Судить же о том, насколько девушка довольна моими ласками, я привык не по ее жалкому лепету, а по степени ее возбуждения и силе оргазма. Физиология более надежный советчик, чем жалобы глупенькой неискушенной девчонки.
— А тебе не кажется, что это эгоистично! — вспылила она, не зная, что еще возразить, и отступая, потому что Лука снова к ней приблизился. Растерявшись, она остановилась, позволив ему сжать себя за плечи, а потом обнять. Она доверчиво уткнулась лицом и ладонями ему в грудь. От него так чудесно пахло! И еще она чувствовала теперь, как до сих пор учащенно бьется его сердце после секса. Почему-то от осознания этого у нее по коже побежали мурашки, особенно когда он нежно погладил ее волосы.
— Тебе... следует начать принимать таблетки, — мягко заметил Лука.
— Я принимаю...
— Умница, — улыбнулся он, немного удивленный, и ладонью приподнял ее лицо, запечатлев на ее губках сухой, почти целомудренный поцелуй, — Мне бы хотелось съездить с тобой куда-нибудь... Может, на концерт или в театр? Куда бы ты хотела?
— К чему все это? Мы же все равно не будем встречаться...
— Встречаться? — в раздумье повторил он, усмехнувшись, — А почему бы и нет?
Кристина взглянула на него с недоверием.
— Ты... , — начала она.
— Что?
— Да нет, ничего... , — поспешно пробормотала она, боясь спросить лишнее.
Кристина, конечно, не думала, что все это будет выглядеть именно так. Она представляла себе любовь совсем иначе — правда, теперь она уже даже не могла вспомнить, как именно. Единственное, что она понимала, это что она попала в западню собственных желаний, в которых совершенно запуталась.
Сегодня из Москвы должен был вернуться Матвей, и единственное, чего ей хотелось, честно говоря, это сбежать из этого дома, куда глаза глядят, чтобы больше не вспоминать, не думать, не чувствовать то, чего не следовало. Только вот бежать ей было некуда: от номера в гостинице она отказалась, с тех пор как в Питер приехал папа, до свадьбы родителей еще оставалось несколько дней, нужно было еще много чего подготовить, и все они пытались жить одной большой дружной семьей. Лариса планировала взять ее с собой на примерку платья, в магазины и в спа-салон. Папа иногда пропадал на целый день по каким-то таинственным вопросам, о которых она и спросить не имела возможности, потому что рядом постоянно кто-то был. Может, он подарок для Ларисы искал, а, может, решал какие-то вопросы по работе, ведь куда бы он ни поехал, дела всегда следовали за ним.
Лука появлялся и исчезал, ни о чем ее не предупреждая — он тоже весь вечно был поглощен делами, совсем как отец. Если бы она знала, о чем думает Лука, что чувствует и хочет ли ее также сильно, как она его, каждую секунду, возможно, ей стало бы намного легче. Сама того не желая, она вечно следила за ним взглядом, ловила каждый его жест, движение, вздох, взгляд, с упоением ожидая, когда он поманит, потребует, заставит ее забыть себя. Но Лука всегда был отстраненно чужд, строг, серьезен, неприступен и сногсшибательно неотразим, словно звезда киноэкрана, и она никогда не знала, как к нему подступиться. Впрочем, особой возможности спокойно пообщаться им пока не представилось, ведь прошло так мало времени, хотя ей казалось, что она мечется во всем этом водовороте страстей уже вечность.
Кристина заставила себя дочитать до конца ничего не значащий абзац и перевернула страницу. Ее живот в очередной раз скрутила болезненная судорога страха, когда она подумала о Матвее, разом вспомнив его дерзкий, пьяняще порочный взгляд и его обещание ее вылизать. От этих воспоминаний ее бросило в жар.
«Думай, глупая! Думай!» — умоляла она собственный здравый смысл, но он был глух к ее мольбам. Она цеплялась за соломинки надежды на чудо, но все ее жалкие попытки одуматься, захлебывались в водовороте чувственных ощущений, которые она испытала за какую-то жалкую неделю с небольшим. Нет, она определенно не думала, что все будет так... так откровенно, так унизительно, так упоительно непристойно!
Из холла ее позвала Лариса:
— Кристиночка, пойдем завтракать! Нужно обсудить наши планы!
— Иду! — ответила она, нехотя поднимаясь с места и откладывая книгу на журнальный столик. Когда девушка ... вышла в холл, то увидела Луку, легко сбегающего вниз по лестнице — неотразимо безупречного, с иголочки разодетого в изумительный темно-синий костюм, кремовый шелковый жилет и кремовый же широкий галстук.
— Доброе утро, — сказала она, но Лука только улыбнулся ей краем губ так обворожительно, что в коленях она почувствовала приятную слабость. Он пропустил ее перед собой на кухню, а сам где-то задержался, должно быть, зайдя по дороге куда-то еще. Кристина уже завтракала там с папой и Ларисой, когда он появился вновь. Девушка вдруг с тревогой заметила, что папа смерил Луку оценивающим взглядом. Она была в курсе, что папа не любит пижонов, а Лука был самый что ни на есть пижон, чьи костюмы явно превышали по стоимости допустимый в его возрасте и положении статус. Пустая трата денег, пустая зацикленность на собственной внешности и, конечно, колючий горделивый всеведущий взгляд холодных глаз, которые уж точно познали запретное. Папа наверняка знал, каких мужчин следует держать на расстоянии от своей дочки.
Кристина склонилась над своей чашкой какао. Лука приготовил себе кофе, взял с вазочки печенье, положил в рот и запил из чашки, как бы мимоходом присев на барный стул, а не за обеденный стол к общей компании. Папа Кристины как раз рассказывал про какой-то курьезный случай из практики, когда Лука вдруг встрял в беседу:
— Давно хотел вас спросить, Петр Данилович, а какой случай из своей практики вам больше всего запомнился? Я имею в виду не курьезы, а серьезные дела. Вы в стольких громких процессах участвовали, что просто дух захватывает...
Кристина заметила, что отец насторожился. Не нравилось ей все это, и она напрягла все свое внимание.
— Знаешь, Лука, — после некоторого размышления отозвался Петр Данилович, — Почему-то в памяти больше отложились случаи из следственной работы. Особенно первый выезд на место происшествия, первое задержание, допрос первого преступника, ну и первое сшитое уголовное дело.
— Ммм... , — задумчиво протянул Лука, — Ну, а какое у вас было первое уголовное дело?
— Растление несовершеннолетней, — сухо бросил Петр Данилович, намазывая масло на хлеб, — Шесть лет дали. За предварительный сговор группы лиц. Это отягчающие обстоятельства.
Кристине вдруг стало дурно, перед глазами все поплыло. Она машинально перевела взгляд на Луку. Тот молча потягивал кофе, задумчиво разглядывая букет цветов на барной стойке.
— Что ж, наверное, здорово осознавать, что стоишь на защите нравственных интересов общества, — наконец выдал Лука, ничуть не смутившись.
— Как-то редко об этом задумываюсь. Все больше ощущаю гнет ответственности перед коллегами и руководством, — вздохнул Петр Данилович.
Они, конечно, еще о чем-то говорили — кажется, о коррупции, о терпимости, о бескомпромиссности. Кристина уже с трудом улавливала смысл их диалога. Жесткие морализаторские убеждения отца по любому вопросу она знала на зубок, а цинизм Луки она уже вполне оценила по его первой реакции на слова папы. По мнению Кристины, он совсем не понимал, с кем имел дело, поэтому к горлу у нее тяжелым комком подступал весь съеденный ею скудный завтрак, а руки беспощадно дрожали. Какое безумие! Она просто не выдержит всего этого!
Лука, наконец, бросил быстрый взгляд на золотые наручные часы и поспешно отставил в сторону блюдечко с чашкой.
— Прошу прощения. Мне, к сожалению, пора. Весьма интересно было с вами побеседовать.
— Что ж, не смею больше задерживать, — вежливо отозвался Петр Данилович, — Делу время.
Лука встал, попрощался со всеми и вышел. Прошло не меньше двадцати минут, пока Кристина отважилась подняться на ноги. Все время завтрака она пыталась угадать настроение отца. Его первым делом правда было растление несовершеннолетней или... ?! Почему она сама никогда не задавала ему такие вопросы?! Почему никогда не слушала внимательно его ответы, когда спрашивали другие?!
Кристина поднялась на второй этаж, чтобы подготовиться к прогулке с Ларисой, и как раз проходила мимо кабинета Луки, когда дверь вдруг открылась, и Лука грубо и стремительно ухватил ее за руку, затягивая ее к себе, словно голодный змей утаскивающий мышь в свою нору. Она задохнулась и чуть не вскрикнула, но он немедленно накрыл ее рот безумным пожирающим поцелуем. Его руки бесцеремонно метались по ее телу — то сжимая до синяков, то дразня, то лаская. Она все пыталась сосредоточиться на чем-то осмысленном, но ее ротик оказался под таким натиском насилия его наглого языка, что сказать что-нибудь представлялось ей совершенно невозможным. Она сама не поняла, как он оказался на кресле у себя за рабочим столом, а она — у него на руках, упираясь одним коленом в его ногу — другим в сидение. Его пальцы бесцеремонно двигались в ее сочной щелке, сдвинув в сторону насквозь промокшие трусики, а она нетерпеливо качала бедрами им навстречу, жадно засасывая его губы, чтобы только не закричать. Чувствуя наступление долгожданного экстаза, Кристина уткнулась лицом в шею Луки, открытым ротиком прикасаясь к его гладко выбритой коже над жестким отглаженным воротничком рубашки. Ее губки безвольно заскользили по его шее, а он ловил ртом ее нежное ушко, горячо зашептав:
— Бессовестная... девочка...
От этого нахального сексуального баритона, который, казалось, шелестел и диссонировал прямо у нее в висках, Кристина почти замерла на коленях у своего мучителя, тихонько подрагивая всем телом от проходящих по нему волн упоения. Из ее губок вырывались жалобные стоны.
— А ну-ка тихо. Ты вообще-то в курсе, что у нас даже дверь не заперта? — прошептал Лука, вынимая из нее пальцы и поглаживая влажной рукой ее ослабевшее после такого напряжения бедро, — Расстегни мне брюки.
Кристина слегка отдышалась и с опаской оглянулась на дверь, но Лука развернул к себе ее личико, сжав пальцами ее щечки.
— Не отвлекайся.
— Ты совсем не боишься моего отца? — пролепетала она, тяжело дыша.
На губах Луки расцвела порочная улыбка, от которой все ее нервные окончания встрепенулись, отдавая приятным ознобом по всему телу.
— Теперь я, кажется, готов рискнуть ради такой милой и отважной искусительницы. Лезь под стол, папина дочка, и поторопись, потому что я уже опоздал везде, где только можно.
— Ты... сумасшедший...
— Поменьше рассуждай, если не хочешь, чтобы я снова тебя выпорол.
Кристина хотела бы что-то возразить, но почему-то послушно скользнула под стол, ослабевшими руками взявшись за его ремень. Почему-то от прикосновения к этому ремню в низу живота у нее запело еще слаще, чем до сих пор. Его член уже не умещался в узких боксерах. Она освободила его окончательно и, сидя на коленях на холодном инкрустированном паркете принялась осторожно пробовать его на вкус.
Лука старался не улететь слишком быстро. К тому же ситуация сложилась слишком уж компрометирующая... и это мягко говоря... очень мягко... слишком мягко... невыносимо мягко... Он откинулся на спинку кресла, слегка прижимая к себе голову Кристины и поглаживая ее мягкие волосы. Ее язычок творил невероятное. Только расслабляться было нельзя. Он заставил себя выпрямиться и включить ноутбук. Когда на автомате вводил пароль, услышал ее слабенькие стоны и до самых кончиков пальцев ощутил, как она судорожно пытается поглотить его член целиком, хотя ей это не удается даже на треть.
Из безумной агонии их вырвал стук в дверь, после которого в комнату тут же влетела Лариса.
— Ты почему еще здесь? — удивленно и как всегда с претензией воскликнула она.
— А ты что делаешь в моем кабинете? — с вызовом парировал он, делая вид, что сосредоточен на своем ноутбуке. Кристина под столом замерла, впрочем, все еще не выпуская из жадного ротика его член, — Прекрасно знаешь, что я уже должен был уйти.
— Я думала, что Кристина может быть здесь.
— Ей совершенно нечего тут делать.
В этот момент губки Кристины беспощадно сжались вокруг его головки, и, чтобы окончательно его прикончить, почти сухой язычок медленно ... заскользил по кругу. Он знал, что щеки его пылают, но это было единственное, что он не в состоянии был держать под контролем.
— Ладно... Но где же она тогда... , растерянно пробормотала Лариса, — Мы должны были вместе ехать за покупками...
— Без понятия. Слушай, мне еще нужно важный e-mail отослать. Так что... , — он не договорил до конца, но, вроде, и так вышло убедительно.
Мать закатила глаза и, к счастью, немедленно покинула комнату.
— Ах ты, черт! — выругался Лука и тут же кончил, в последний момент успев ухватить свою мучительницу за локоны на затылке и не позволяя ей отстраниться. Ему хотелось бы сейчас ее отругать или еще чего похуже, но вместо этого он откинул голову на спинку кресла и замер, приходя в себя. Может, все это действительно было слишком неразумно? На него это было совсем не похоже...
Кристина вылезла из-под стола и присела на его край, задумчиво поглаживая губы пальцами, коротко вздохнула, нахмурилась. Лука смотрел на нее снизу вверх изучающе и не без восхищения. Сегодня она была особенно хороша в голубом слегка облегающем платье-рубашке с металлическими пуговками спереди по всей длине, перехваченном на талии широким поясом и соблазнительно расстегнутом на груди, чтобы были видны мягкие округлости. На голых стройных ножках — тоненькие босоножки на средней шпильке, перламутровый педикюр, прозрачный маникюр. Вся такая свежая, пылающая, обворожительно красивая, нежная, как всегда почти голая.
— Я никогда не думала, что стану такой... , — в ее голосе ему почудился упрек.
— Такой сногсшибательной соблазнительницей? — усмехнулся Лука, застегнув брюки.
Она помотала головой опять не то с упреком, не то с сожалением, не то просто в растерянности. Лука погладил ее голую ножку. До чего же гладкая и безупречная, как у принцессы из сказки!
— Тебе лучше скорее выйти из дома в сад через заднюю дверь... , — поспешил он сосредоточиться на насущных проблемах, хотя отпускать ее ему совсем не хотелось.
Она язвительно усмехнулась и снова упрямо мотнула головой.
— Словно какая-то преступница... , — с чувством выпалила она.
Лука поднялся. Остановился напротив.
— Мучает чувство вины, что ты оказалась не такой безупречной, как о себе думала?
— Что ты вообще можешь знать о моих чувствах? — вскипела она вдруг, обжигая его взглядом рассерженной львицы.
— О чувствах девочки, недавно потерявшей невинность? — улыбнулся Лука, взяв в ладони ее лицо, пылающее от гнева и недавних ласк, — Ты думала, что это будет большая чистая красивая любовь, потому что у таких принцесс все просто не может быть иначе, но в итоге оказалось, что принцессе нравятся не такие уж красивые и возвышенные вещи?
Кристина зажмурилась, потому что у нее глаза наполнились слезами, и попыталась убрать его руки от своего лица. Только Лука вовсе не думал ее выпускать, бедрами прижимая ее к столу.
— Послушай, что я тебе скажу, лапочка. Я, наверное, должен был сказать это раньше, но почему-то не сказал... Ты... сводишь меня с ума как никто никогда не сводил. Именно поэтому я только что пропустил важную встречу. И именно поэтому я играю с огнем, ведя провокационные беседы с твоим отцом на кухне, а потом развращаю его невинную дочку за соседней дверью. Если ты думаешь, что я полный идиот и не понимаю последствий, ты крайне ошибаешься. Под статью 134 Уголовного Кодекса, я, конечно, не попадаю, потому что тебе уже семнадцать, и ты по закону не ребенок, но... вот согласится ли с такой формулировкой твой папа?
Кристина замерла, позволяя Луке покрыть ее губки нежными короткими поцелуями. Она приоткрыла ротик, надеясь на поцелуй более проникновенный, но Лука вдруг ее отпустил.
— Сейчас ты немедленно выйдешь в сад через черный ход, найдешь там укромное место в тени на скамейке и просидишь там, пока моя мать тебя не отыщет. Поняла?
Кристина молча кивнула, тяжко всхлипнув.
— А ну марш отсюда! — прошипел он грозно, — И чтобы никто тебя не застукал по дороге.
***
С Ларисой Кристина совсем не чувствовала себя в безопасности. Девушке все казалось, что Лариса видит ее насквозь, все знает о ее тайных желаниях, о ее ужасных слабостях и даже о том, что она ни на секунду не перестает думать о ее сыновьях, мучаясь от предательской, неукротимой похоти. Лариса вовсю разыгрывала из себя перед ней лучшую подружку, с которой всем можно поделиться. Какая чушь! Сдалась ей ее дружба, особенно после всего, что Кристина о ней узнала. Честно говоря, Кристина и раньше считала ее пустышкой, и эта ее вечная болтовня о шмотках, моде и прочей чепухе раздражала ее. Разве можно с такой женщиной поговорить о любви? Что она вообще могла о ней знать? И почему только папа предпочел такую? Кристина не понимала мужчин... решительно не понимала. Должна ли она теперь спасать от этой женщины папу или должна отступить, раз это его выбор? Как-то даже обидно за него, за его принципиальность, ведь по сути и любимая дочь его предала, причем упиваясь этим предательством, как одержимая.
— Скажи, милая, ты встречаешься с кем-нибудь? — хитреньким тоном вдруг спросила Лариса, когда они сидели на заднем сидении такси на пути домой после долгого и утомительно скучного дня бессмысленных забот.
— Нет. Я думала, вы сами знаете...
— Но, может быть, ты в кого-нибудь влюблена?
Лариса прожигала ее испытующим взглядом искушенной светской бестии.
— Нет... Думаю, что нет... , — слабо выдавила из себя Кристина.
— Для твоего возраста ты слишком серьезна и рассудительна, — снисходительно мягко заметила Лариса, — В твои годы я была страстно влюблена в своего будущего мужа, — интригующим тоном поведала она, — И вскоре родила Луку.
— Вы любите своих сыновей? — вдруг сама от себя такого не ожидая, спросила Кристина.
— Конечно! Что за вопросы! Хотя... отношения у нас, признаться, натянутые... Но вообще знаешь... Я бы была не против такой невесты как ты для любого из них.
— Я... мне... мне нужно учиться, — испуганно и слишком поспешно выпалила Кристина, — Я не думаю пока что о браке.
Лариса рассмеялась в голос, впрочем, смех у нее был театрально эффектный.
— Какая же ты милая, девочка моя! Видишь ли, моим оболтусам подошла бы именно такая как ты: разумная, уравновешенная, образованная и воспитанная девочка, чтобы смогла их утихомирить.
Кристина густо покраснела, узрев всю нелепость этой идеи. Пока что все очки были в пользу «оболтусов».
— Я не думаю, что смогла бы...
— Неужели никто из них не зацепил?
Кристина, помотав головой, отвернулась к окну.
— Ну, что же... сердцу не прикажешь, — вздохнула Лариса с жеманной грустью в голосе, — Ты все-таки совсем еще юная...
«Она все знает!» — вихрем пронеслось в голове у девушки, и руки в миг похолодели от страха. Но тут Кристина словно прозрела: «Контракт! Брачный контракт!». Папа наверняка не стал бы регистрироваться с ней, не подстраховав себя контрактом! Иначе зачем ей было шантажировать Луку? У Кристины немного отлегло от сердца. Может, все не так уж страшно, как кажется... Угораздило же их с папой так попасть... Впрочем, возможно, если присмотреться, их семейство было ничем не лучше. Маму Кристины тоже сложно было назвать образцово-показательным родителем, и они с папой постоянно ругались, а потом долго судились. Теперь у мамы новая семья и новорожденная дочь. Наверное, поэтому ей пока не до Кристины.
Когда их такси припарковалось у самых ворот особняка, первое, что заметила Кристина, это белый спортивный автомобиль Матвея у входа. Она опять не разглядела марку, но это было совершенно не важно, потому что когда на парадном крыльце вдруг показался Матвей, только что вышедший из дома, у Кристины сердце затрепыхалось где-то в животе.
Во-первых, она еще никогда раньше не видела его в рокерской футболке с черепом и черных кожаных брюках. Мальчишество, конечно, какое-то, но так он смотрелся каким-то чарующе юным, почти как ее сверстник, и ... действительно смазливым, как тогда на кухне в разговоре с матерью сказал Лука. Рукава футболки эффектно облегали его мускулистые руки, а черная кожа брюк соблазнительно переливалась на упругих ягодицах и сильных стройных ногах. Его волосы были собраны в небрежный хвост, почти половина шевелюры обрамляла небритое презрительно красивое лицо с сочными рельефными губами. Он держался вызывающе уверенно и... как это называется?... агрессивно сексуально. Собственно так, как обычно ожидаешь от парня такой наружности. В общем, Кристине с трудом удалось оторвать от него взгляд и принять недоступный и равнодушный вид, пока они с Ларисой приближались к дому по гравийной дорожке.
Во-вторых, за Матвеем из дома тут же вышла эффектная огненно-рыжая красотка. Она щеголяла в кожаной мини-юбке с бахромой, украшенной на концах металлическими заклепками. Облегающая черная футболочка с глубоким декольте и миниатюрная кожаная безрукавка подчеркивали безупречно тонкий точеный стан. В руках она сжимала кожаный рюкзачок мешочком. Естественно, и соответствующей образу бижутерии на ней было не счесть.
Кристине даже дурно стало от ревности. Впрочем, она тут же про себя отметила, что она гораздо красивее и нежнее девушки Матвея и постаралась на этом факте и сосредоточиться, когда они приблизились друг к другу для приветствия.
— С приездом, дорогой! — весело воскликнула Лариса, обняв сына одной рукой за плечо и сымитировав поцелуй в щечку, — Ты что же, опять нас покидаешь?
— Да. Идем сегодня на концерт в клуб, — бросил Матвей, неопределенно и словно изучающе поглядывая на Кристину, — Я тут вам кое-что привез из Москвы, — наконец сверкнул он обворожительной невинной улыбкой, — Сейчас...
Открыв багажник, он достал оттуда два небольших подарочных пакета и одновременно вручил их матери и Кристине, иронично насмехаясь про себя их легкой растерянности.
— Только советую открывать у себя в комнате, — добавил он небрежно, — Вдруг что-нибудь не понравится... В общем...
Лариса нахмурилась, а Матвей, взяв рыжеволосую девушку за руку, потянул ее к выходу.
— Счастливо, — махнул он им рукой.
— Вы что, пешком?
— У меня на соседнем переулке мотоцикл припаркован.
— А шлемы?
Матвей махнул матери еще раз и удалился, не ответив.
Кристина в замешательстве заглянула в пакет, где обнаружила большую черную квадратную коробку. Она бросила короткий взгляд на Ларису, которая неопределенно пожала плечами. Кажется, неожиданный подарок и ее несколько напрягал.
— Ну, что ж... , — успокоительно пробормотала она, — Пойдем-ка отнесем покупки в спальни и узнаем, когда там будет ужин. Когда папа обещал вернуться?
— Он мне не говорил.
— Ладно. Сейчас позвоню ему.
Кристина поднялась к себе и по дороге не без удовольствия для себя отметила, что Матвей даже не представил свою девушку матери. Впрочем, может, это и не значит ничего. Кто поймет такого... «оболтуса». Закрыв за собой дверь, она, конечно же, тут же достала из пакета красивую бархатную коробочку на золотистом металлическом замочке. В предвкушении она немного повертела в руках черный куб, прикидывая по весу, что там может быть. Довольно тяжелая... и довольно большая... Наконец она справилась с замком, откинула крышку и на секунду замерла. Затем погрузила пальцы в выступившие изнутри шелковистые белые оборки и вытянула из упаковки ничто иное как эротическую сорочку: прозрачную, с мелкими шелковыми рюшечками на бретельках, более крупными — по низу подола, который, естественно, едва ли прикрыл бы даже попку, живот при этом оставляя полностью открытым. От линии груди вниз тянулись длинные шелковые ленты.
Из пышных складок вдруг что-то выпало на пол. Это была маленькая розовая открыточка из тех, что обычно прилагают к подаркам с короткой подписью. Кристина подняла ее и раскрыла: «Поздравляю с потерей невинности, малышка. Постоянно думаю о твоей вкусной киске. Матвей». Кристину просто в жар бросило от подобной наглости. Это уже даже было не смешно! Ее, кажется, слегка трясло, и она долгие несколько секунд никак не могла ни вздохнуть, ни выдохнуть. Что она вообще должна сейчас испытывать?! Унижение и злость? Дикий восторг? Два этих бесстыжих братца, кажется, совсем обнаглели! Что они вообще о себе мнят, манипулируя ею таким образом?! Самым противным было то, что у нее в трусиках все снова начало гореть от возбуждения. Она нервно вздохнула и, прикрыв пылающее лицо холодной ладонью, встала у окна, глядя сквозь пальцы на пестрые клумбы в саду. Там как раз возился садовник — то ли пересаживал, то ли окучивал какие-то цветы.
Зарядив себя праведным гневом, к ужину она спустилась с самым что ни на есть суровым настроем, но ни Луки, ни Матвея в столовой не оказалось, а папа с Ларисой извиняющимся тоном сообщили ей, что они с Ларисой сегодня едут смотреть дом отдыха, в котором пройдет их торжество. Скорее всего это займет много времени, так как придется договариваться и с рестораном, и с цветочными дизайнерами, и с ведущим, и с приглашенными артистами, поэтому они решили остаться ночевать в местных гостиничных номерах. В конце концов, и они заслужили немного романтики. Кристина заставила себя улыбнуться широкой радостной улыбкой и пожелать им хорошо провести время. В душе у нее росло какое-то нехорошее предчувствие, от которого периодически все ее тело поглощало полное онемение, невыносимо изматывающее почти до обморока.
В девять вечера огромный дом опустел, погрузившись в мягкие сумерки белых ночей. Кристина сидела в своей комнате, вжавшись в угол дивана и даже не включала свет. Всю ее поглотило ощущение какой-то неизбежности — волнующей, пугающей, мучительной, вязкой. Она вспоминала то, что было между ней и Лукой, и пыталась себе представить, как он мог обо всем этом поведать Матвею. Потом она вспоминала свое свидание с Матвеем и те дни, когда ждала от него звонка. Она вспоминала и тот свой первый день в Петербурге, когда она случайной гостьей ворвалась в этот ураган страстей. Казалось, что это случилось очень, очень давно, даже и не упомнишь точно, когда именно.
С первого этажа донесся хлопок входной двери, оживленные мужские голоса и смех. Кристина бросила взгляд на подарок Матвея, который валялся на кресле и маячил там белым пятном, словно жалкий символ капитуляции. Ее вдруг охватил гнев. Какого черта она вечно идет у них на поводу, а теперь сидит и трусливо прячется в своей комнате, словно в чем-то провинилась? Как они смеют так играть с ее чувствами? Необъяснимая решительность, которая почему-то неожиданно посетила ее только сейчас, заставила ее подняться с места и взять в руки этот предмет их подлой выходки. Она вышла из комнаты и побежала вниз по винтовой лестнице, уже заранее зная, что собиралась высказать двум этим наглым самовлюбленным повесам. Разве не это имела в виду их мать, когда говорила, что такая как она смогла бы поставить их на место? Хотя, может, она совсем и не так выразилась, но все же...
Когда девушка увидела двух этих типов в холле на первом этаже, то вдруг невольно остановилась на месте как вкопанная, ухватившись за перила, как за спасательный трос. Они тоже резко оборвали свой разговор и взглянули на нее. Лука почему-то как и Матвей оказался в черных кожаных брюках, черных сапогах с широкими низкими голенищами и черной футболке. Только она была без каких-либо рисунков и с длинными рукавами, присборенными до локтя. На шее на золотой цепочке у него поблескивал какой-то кулон. Наверное, они вместе ходили на этот дурацкий концерт.
— Привет, — немного запоздало выдал Матвей с одобрительной улыбкой, предварительно смерив Кристину оценивающим взглядом.
— Я... , — начала она, но голос ее подвел на несколько секунд, — Я хочу, чтобы ты забрал свой дурацкий подарок и подарил его какой-нибудь из своих девок! А я — не одна из них, чтобы так со мной обращаться! Вы оба — просто отвратительны! И ваш образ жизни — отвратителен! Видеть вас не хочу! Никогда! Только ради папы тут и останусь до свадьбы!... 
Пока Кристина говорила, Лука медленно подошел к комоду и остановился, опершись о него бедром и сцепив на груди руки. Он слушал ее, слегка опустив голову, словно скрывал свое лицо. Она была уверена, что он так прятал язвительную ухмылку. Сволочь!
Матвей смотрел на нее открыто, слегка нахмурив брови и скривив губы в настороженной улыбке: его лицо выражало удивление, заинтригованность — не более.
— Забери свою тряпку! — крикнула она и бросила в него белой воздушной сорочкой, которая на лету надулась парусом и плавно упала к его ногам.
— Давно меня так не отшивала девушка, — усмехнулся Матвей, наклонился и поднял сорочку, засунув ее одним концом себе в карман брюк, — Капризные избалованные девчонки — это так сексуально.
В его голосе не звучало ни капли сочувствия и понимания, но явно было слышно коварство. Кристина нервно сглотнула и отступила на одну ступеньку вверх. Она с содроганием увидела, как Матвей, облизывая, закусил нижнюю губу, а потом медленно провел языком по верхним зубам, словно размышляя.
— Ладно, — наконец сказал он, поднимаясь ей навстречу на одну ступеньку, — Извини, если я тебя обидел. Просто ты... вся такая неприступная... знаешь, это заводит еще больше... , — он приблизился еще на пару ступенек, пока Кристина смогла заставить себя сдвинуться с места. Она стремительно развернулась, чтобы убежать вверх по лестнице, но в этот момент сильная рука ухватила ее за запястье, потянула, и она, соскользнув одной ногой со ступеньки, покрытой мягкой ковровой дорожкой, фактически сорвалась в объятья Матвея. Ее сразу же обожгло его горячее тело и дыхание, легкий запах алкоголя и острый запах секса. Кристина попыталась вырваться, но он был таким сильным, таким невозможно возбуждающим. Он стоял на ступеньку ниже нее, поэтому его лицо было почти на уровне ее разгоряченного лица. Она ужасно боялась, что он сейчас ее поцелует, и тогда никакая ее гордость, никакой здравый смысл, никакие убеждения не будут больше иметь значения. Но он только прижимал ее к себе всем телом, давая ей ощутить, как бьется его сердце, как напрягаются его мышцы, как течет по венам его кровь. Он прижался колючей небритой щекой к ее щеке, нежно потерся о ее кожу, царапая ее и раздражая. Его светлые локоны щекотали ей шею.
— Отпусти, — пролепетала она, упираясь локтями ему в грудь, а ладонями в плечи.
— Ни за что, — прошептал он ей в ушко, заставляя ее нервную систему дать полный сбой из-за охвативших ее электрических разрядов, — Я так давно хочу тебя, малышка.
В этот момент Кристина заметила проходящего мимо по лестнице Луку. Они встретились на секунду взглядами, но она совсем не поняла застывшего на его лице выражения, надеясь, что хотя бы он заметил презрение в ее глазах. В эту секунду Матвей вдруг ее отпустил, слегка присел и крепко обхватил ее за бедра, перекидывая через собственное плечо. В ужасе вцепившись в футболку на его спине, она чуть не задохнулась от головокружительного ощущения полной беспомощности и риска полететь вниз головой с лестницы.
— Отпусти немедленно! — наконец слабо воскликнула она.
— Придержи мне дверь, — ровным голосом обратился Матвей к брату. В панике оглядываясь по сторонам и пытаясь осторожно вырваться, Кристина через какое-то время обнаружила себя в комнате Луки и, прежде чем она успела еще что-то произнести, Матвей бросил ее на мягкую кровать, встав напротив с упертыми в бедра руками. Она тут же вскочила.
— Какого черта ты вообще творишь? — возмутилась она, переводя тревожный взгляд с Матвея на Луку, который маячил где-то у нескольких высоких стоек с CD спиной к ней, неторопливо перебирая пальцами корешки коробочек с названиями дисков, явно заняв нейтральную выжидательную позицию. У Кристины даже челюсти сжались от обиды и растущего страха перед всей очевидностью своего положения.
— Лука! — окликнула она его срывающимся голосом, но он не обернулся, тогда как Матвей резко шагнул к ней, схватил за запястья и снова притянул к себе. Она дернулась изо всех сил, но только больше запуталась в цепкой паутине его объятий. Ее начало трясти.
— Эй, Лука... Вруби-ка нам что-нибудь романтичное! — беспечно бросил Матвей через плечо, одной рукой обнимая Кристину на уровне лопаток, так что ее локти оказались беспомощно разведенными в стороны, а другой рукой держа ее за талию и крепко вжимая ее плоский животик себе в пах.
— Pink Floyd?
— На твоем сраном Bang& Olufsen разве можно слушать Pink Floyd? А, впрочем, давай...
Кристина продолжала выкручивать руки, но силы ее явно уже начинали иссякать. Матвей продолжал настойчиво прижимать ее к себе всем телом, чувствуя, как трепещет, словно птичка, ее сердце, и как она часто и тяжело дышит.
— Кристин, Кристииина, — нежно зашептал он ей на ушко, касаясь его губами, — Успокойся и не вздумай плакать. Я тебе ничего плохого не сделаю. Поняла? Поняла?
Кристина кивнула.
— Матвей, пожалуйста... , — слабо всхлипнула она, — Почему вы так со мной поступаете? Отпусти меня! Матвей! Ну, пожалуйста... , — она снова стала оглядываться на Луку, который за ее спиной включил музыку. Из динамиков полились вступительные звуки Wish you were here. Руки Матвея поймали ее за голову, разворачивая и поднимая к себе ее испуганное личико.
— Посмотри на меня, Кристина... Посмотри... , — зашептал он ей в самые губы. Она почувствовала угарный аромат его дыхания и заставила себя выдержать его взгляд разнузданного возбужденного повесы, предвкушающего близость желанного наслаждения, — Мы просто потанцуем. Ладно? Слушай музыку.
Он уверенно перехватил ее правую руку, положил ее левую ладошку себе на плечо, обхватил ее за талию, притянул к себе и лихо закрутил девушку во флекере в одну, потом в другую сторону, резко склонил ее гибкий стан назад, тут же поднял и поцеловал в шею. Затем, под гитарное вступительное соло начал кружить ее в пьяняще медленном танце. Его тело двигалось легко и упруго. Она чувствовала, как под футболкой переливаются мускулы на его груди и на его плече под ее судорожно ухватившейся за него ладонью, а в голове уже звучали аккорды гитары и томительно прекрасное: «So, so you think you can tell Heaven from hell, blue skies from pain... «. Кристина испуганно огляделась в поисках Луки. Она должна была знать, где он и что он собирается делать. Краем глаза она заметила его сидящим в черном готическом кресле в дальнем углу комнаты, но Матвей закружил ее в другую сторону, а потом мимолетно поцеловал в губки — влажно, прохладно, но она вспыхнула и снова попыталась отстраниться. Он склонился и нежно запел ей на ухо вместе с динамиками: «And did you exchange a walk on part in the war for a lead role in a cage?»
Его голос был терпким, тихим, хрипловатым и сладко нежным. «Ну, почему, почему это происходит со мной?» — внутренне содрогнулась Кристина, осознавая, как она постепенно отдается его воле. Его рука спустилась с талии на попку и притянула ее к себе ближе. Их тела соприкасались в скользящих ласкающих объятьях. Она постоянно чувствовала его возбуждение животом, в котором поднималась пустота и нарастала невесомость. Она еще раз оглянулась на Луку. Теперь ей удалось его разглядеть, потому что Матвей больше не пытался ее остановить — он склонился к ее шейке и, зарывшись лицом в ее волосы, стал покрывать медленными мягкими поцелуями ее кожу. Лука сидел в кресле, раскинувшись, словно король царства мертвых на черном троне перед своими подданными. Одна его нога была закинута лодыжкой на колено другой ноги. Руки покоились на подлокотниках, голова откинута назад, на среднем пальце правой руки сверкает крупный золотой перстень, на груди — подвеска. Взгляд затуманенный, темный, пугающе непредсказуемый и вызывающе прямой. Кристина опустила глаза, беспомощно осознавая, как от поцелуев Матвея все тело слабеет и предательски требует новых более откровенных прикосновений, а сознание улетает в космическую пустоту, полную только звуков музыки и ощущений от ласк.
Почувствовав, что напряжение ... Кристины спало, Матвей снова вскользь коснулся ее ротика губами. Она больше не уклонялась, и он продлил свой нежный поцелуй, едва заметно посасывая ее нижнюю губку и стараясь поймать ускользающий язычок.
— Ты такая сладкая, кошечка... Я соскучился по твоему вкусу... , — добивал он остатки ее здравого смысла бархатным шепотом. Его рука стала настойчиво поглаживать ее промежность под тугими джинсами, но Кристина уже совсем перестала сопротивляться — просто не могла... и не хотела... Матвей развернул ее к себе спиной, и она оказалась лицом к вальяжно развалившемуся Луке, беззастенчиво разглядывающему ее с ног до головы. Он задумчиво потирал пальцами губы и подбородок, опершись одним локтем о подлокотник широкого бархатисто-черного кресла с высокой, как у трона, спинкой.
Кристина не могла выдержать его взгляд, она вся пылала, закрыв глаза, гибкой змейкой извиваясь под музыку вдоль тела Матвея, чьи руки уже проникали ей под футболку, под расстегнутые джинсы на животе, вскользь поглаживая ее шею, плечи, вздымающиеся груди, бедра. Закинутыми назад руками, она перебирала жестковатые волнистые волосы Матвея, прижимая к себе его голову и подставляя для ненасытных поцелуев себя всю, стараясь иногда поймать губками его губы.
— Давай, раздень меня, детка... , — Матвей снова развернул ее к себе лицом и прижал ее дрожащие руки к своей талии. Кристина приподняла его футболку, лаская упругие переливающиеся под ее пальцами бугорки мускулов, подняла черную мягкую ткань, пожирая глазами его потрясающий мощный загорелый торс, пальцами прошлась по твердым коричневым соскам, по широким плечам, натягивая эластичную материю до шеи. Затем плавно потянула футболку вверх обеими руками, жадно прижимаясь губками к шее Матвея, облизывая ее кончиком язычка и нежно впиваясь в нее зубами. Матвей стянул с себя футболку, отбросил в сторону, подхватил девушку под попку, а затем под одно бедро, прижимая к себе одну ее согнутую ножку, а другой рукой — тонкий гибкий стан. Его обнаженная кожа была такой горячей, такой гладкой — ей хотелось всего его облизать. Ее руки сомкнулись вокруг его шеи, а губки требовательно заскользили по его влажным сочным губам.
Они жадно целовались в нескольких шагах от Луки, сгорая от страсти, доведенные возбуждением практически до полного бессилия, потому что колени их подгибались, руки беспокойно блуждали по телам друг друга, неловко теребя и оттягивая одежду. Роджер Уотерс приказывал сиять как безумный бриллиант. Кристина с Матвеем, кажется, внимали его настойчивому требованию, а Лука упивался их красотой, сумасшедшими порывистыми движениями и эффектными изгибами их тел. Впервые в этой привычной для него игре он ощутил себя третьим лишним, хотя давно был близок к тому, чтобы кончить в штаны от возбуждения.
Матвей, словно прочтя его мысли, вдруг оторвался от Кристины и толкнул ее к Луке, а затем отошел на слабых ногах, тяжело дыша и вытирая блестящие, истерзанные губы. Кристина вдруг осознала, что она боится Луку — непредсказуемого и непонятного: то нежного и искреннего, то непроницаемого и завораживающе опасного, как сейчас.
— Снимай джинсы, — приказал он в привычной для себя манере, не предполагающей возражений. Девушка оглянулась на Матвея, который застыл в стороне, скрестив на груди руки. Она спустила джинсы, которые упали до колен, и вынула из них ноги.
— Теперь футболку.
Кристина стянула через голову футболку, понимая, что ждет следующего приказа с нетерпением и трепетом.
— Лифчик... Трусики... Одну ногу на кресло... , — Лука, наконец, выпрямился на своем троне, и, когда Кристина поставила правую ногу на сидение слева от Луки, он обхватил ее рукой за попку и притянул к себе ее бедра, приближаясь лицом к ее ноющей от изнеможения киске. Он коротко поцеловал ее клитор, успев мимолетно пройтись по нему языком, и больно сжал пальцами ее ягодицы, разглядывая ее прелестный цветочек. Ее щелка вся истекала прозрачными соками, губки были белыми и пухленькими, а клитор — нежно розовым, как нераскрывшийся бутончик мелкой розы. Он снова порывисто и жадно ее поцеловал и снова оторвался. Кристина отрывисто застонала, больше даже не пытаясь сдерживать разбуженные в ней страсти, и невольно подалась навстречу его губам. Она почувствовала, как сзади приблизился Матвей, взяв ее за бедра и нежно их поглаживая. Его член уперся ей в щелку и она призывно прогнулась в талии, в нетерпении задрожав и хватаясь за плечи Луки, чтобы не упасть. Когда Лука наконец впился в ее киску в истребляющем всякую скромность долгом беспокойном поцелуе, член Матвея вошел в щелку Кристины сзади мощным глубоким толчком. Его руки больно сжали ее груди, она потеряла всякое равновесие, да и вообще ориентацию в пространстве и наверняка упала бы, если бы не сильные мужские руки, удерживающие ее на плаву. И она плыла на волне блаженства, содрогаясь от настойчивых жестких толчков Матвея и безудержных сводящих с ума ласк Луки.
Когда ее тело задрожало в лишающем разума оргазме, ее тут же, как безвольную куклу, опустили на колени властные руки. Еще толком не придя в себя, она обнаружила передо своим лицом огромный до предела эрегированный член Луки, весь влажный, напряженный и пылающий. Сзади в нее снова стал врезаться Матвей, беспощадно глубоко и дурманяще быстро. Она поймала ротиком член Луки, ловя темп Матвея, и, не находя уже сил даже для стонов, полностью отдалась воле своих совратителей.
(Продолжение следует)