Для завязки я использовал «историю в поезде», которую встречал на этом сайте в разных вариантах не менее трех раз. Приношу извинения всем авторам и предлагаю считать ее не плагиатом, а одним из «вечных» сюжетов. *** Это было три месяца назад. Лиза тогда ездила к бабушке. Надо же — первая самостоятельная поездка на поезде, и такое!.. До сих пор она не могла уяснить себе, Как Это Могло Быть. Хотя все было вполне предсказуемо: три парня в ее купе, вино, закуска, мужские руки на плечах, «ты у нас стесняшка, да?...» Лиза привыкла думать о себе, как о «не такой, как все», девочке-отличнице без смазливого фэйса, фигуры и «всего такого». И она никогда не думала, что «это» бывает так просто и быстро. Поэтому она даже не поняла, как так получилось, что на ней уже нет блузки, и скользкие языки лижут ей сразу оба соска. Странная тогда была штука: она не могла сопротивляться, потому что все это было невозможно — то, что с ней делали. А невозможному и сопротивляться невозможно. Наверно, повлияло и вино, которое она пила третий раз в жизни (два предыдущих — на донышке, «чисто символически»). От бесстыдства внутри было холодно, как на американских горках. Ее никто никогда не раздевал, не целовал даже, но сейчас трое парней в тесном купе лапали ее ТАМ (Лиза стеснялась даже про себя называть это место хоть как-нибудь), и она думала — «я возбудилась, да?» Все это было не с ней, а с какой-то другой девочкой, которую Лиза и жалела, и осуждала, но ничего не могла изменить. Ей было странно и приятно, хотелось выгибаться, урчать, закатывать глаза, и она так и делала (точнее, не она, а та девочка, с которой проделывали Все Это). Потом ее уложили на полку, привязав за руки — одну руку к столу, другую к перекладине для брюк. Это было лишним: Лиза и не думала вырываться. Она даже не испугалась, а просто говорила себе: «ну вот, сейчас...» «Надо что-то делать» — думала она еще, и не делала ничего, позволив парням раздвинуть ей ноги и вволю щупать То Самое Место. Потом было больно. Первый член продрал ее, как тупой нож, и ковырялся в ней еще минут пять, пока Лиза ныла, сцепив зубы. Почему-то ей казалось, что кричать, выказывать свою боль очень стыдно, гораздо стыднее всего, что с ней делали. — Тю, бля! У тебя месячные, что ли? Или в первый раз? — вопрошал парень, вытирая окровавленный агрегат. Узнав, что перед ними свеженькая целка, пацаны прониклись и ебли ее куда нежнее. Под конец Лиза здорово возбудилась и подмахивала насильникам, выпучив глаза. Двое отымели ее друг за дружкой, а третий колебался, но потом тоже влез и выеб крепче двух прежних, и еще подрочил ей ТАМ, чтобы она кончила. Страх, бесстыдство, первая юная похоть, сочная и кипучая, как гейзер, смешались в ней в такой неописуемый коктейль, что Лиза разревелась в оргазме, и долго еще всхлипывала, как малявка, не умея успокоиться, пока не уснула от избытка переживаний. Когда она проснулась, в купе никого не было. Попутчики развязали ее и вышли, пока она спала. Лиза даже не знала, как зовут ее первых мужчин. Так и получилось, что к бабушке она приехала совсем другим человеком. Лиза быстро поняла, что казнить себя не получится: пресловутое «как я могла?» вело в темный тупик, куда не хотелось пуще смерти. Поэтому она сразу решила: о том, что с ней было, никто не знает и не узнает. Никогда. ЭТО было заперто в самом потайном из ее тайников, и ключ кинут в омут. Все. Лиза даже не помнила, как выглядели насильники — помнила только их голоса и прикосновения. Но вместе с тем она чувствовала — не столько физически, может быть, сколько душевно (хоть ей и казалось, что физически) — чувствовала в себе ЭТО. Вместо привычной девичьей замкнутости она чувствовала в себе воронку, зудевшую тихим зудом. Воронка хотела всосать в себя что-то, что утолило бы зуд и заткнуло бы тело, раскупоренное снизу, как надувной мяч. Она жила у бабушки, помогала ей по хозяйству, копалась в огороде, но ее тайна жила в ней, зуд нарастал, и Лизе казалось, что она тает, как ледышка на солнце, и скоро вытечет из себя и растворится без следа. Она уходила на дальний пляж и раздевалась там догола, млея в борьбе двух надежд: что ее никто не увидит — и что ее увидят и окликнут. Она приучилась спать голышом. То, что ей снилось, она даже не решалась вспоминать. На улицах Лиза глазела на парней — так, как обычно те глазеют на девушек — и ждала, что вот-вот, вдруг, в самый неожиданный момент... Но «вот-вот» никак не случалось, а если и хотело случиться — Лиза спугивала его, показывая изо всех сил, какая она скромная и приличная девочка. Когда она ехала домой, она вдруг поняла: так больше нельзя. Нужно что-то делать. У нее не было парня. Лиза понятия не имела, где и как его добыть. Точнее, имела, но... Но. Она мучительно думала об этом всю дорогу. И придумала. *** Так она оказалась у клуба «Три карты». Лиза откладывала этот поход три недели, придумывая отговорку за отговоркой, пока наконец не кинула монету и не пришла к сверкающему неоновому входу, упиваясь неумолимостью своего рока. Она понятия не имела, как ходят в клубы, что там делают, как ведут себя. Она не знала, что у нее спросят паспорт; она даже не знала, кого она хочет там встретить и что будет дальше. Образ Принца из ее снов почему-то связывался с риском, с холодком неотвратимости, с Настоящим Взрослым Житьем — и, хоть Лиза знала, что здешние принцы не имеют с ней ничего общего, она все равно пришла сюда. В довершение ко всему ее обхамил то ли уборщик, то ли вахтер. Испугавшись отвязных чуваков на входе, она вошла в какие-то не те двери, и оттуда ее выгнал этот мужик, да еще и наорал, как на шавку. Ну и что, что она первый раз в клубе? Что теперь — можно орать на нее? Минут пятнадцать Лиза, малиновая, как снегирь, мысленно ругалась с ним, придумывая все новые и новые пассажи, испепелявшие его на месте... — Девушка! Вы девушка или вы статуя? О! Живая! Шевелится! Входи, я разрешаю. Лиза дернулась: к ней приближался один из тех чуваков, самый лощеный и отвязный из всех. С ним были девочки. Взрослые, хихикающие. — Ээээ... я просто тут... это... — забормотала Лиза, срочно ретируясь от них. Но не тут-то было. — Кууууда? — цепкая рука ухватила ее за плечо. — Ты просто тут, да? Просто стоишь себе такая, изображаешь типа столб, да? Не бойся, красавица, со мной зеленый свет куда угодно... Нам ГАИ не указ... Девочка со мной! — крикнул он охраннику, проталкивая перед ним Лизу, и тот кивнул. Они вошли в клуб. — Ну? Видишь, со мной все просто. Я ведь понимаю: ты такая взрослая, совершеннолетняя... а также совершеннозимняя, совершенноосенняя, ну и так далее. Думаешь, не понимаю? Понимаю. Девочки хихикали. Парень обнял Лизу за плечи и вел ее в грохочущую музыку, в клубок огней и тел. — Тебя как зовут? — Ллллиза... — Лиза? Вау! Лиза-подлиза. А что мы любим лизать? А мне полижешь? Лиза проваливалась куда-то внутрь себя. — Ну-ну. Щечки-помидорчики. Ты у нас стесняшка, да? Главное — ты тут, внутри, в этом самом ахуенном клубе нашего города, и рядом с тобой — надежный, опытный человек. Мужчина. Понимэ? Или не понимэ? Вот это главное! Осознай свое счастье, Лиза. А чтоб быстрей осознавалось — давай-ка... Он кликнул бармена. Через секунду в Лизу тыкалась рука с фужером, огромным, как бидон. — Ап! Лекарство от комплексов. — Я... не могу... — лепетала Лиза. — Через «не могу»! Давай-давай! Ты уже большая девочка! Большая-пребольшая! Правда, киски? Пойло обожгло губы, а затем и горло, и желудок. — А... а... — Не понял. До дна! Давай-давай-давай!.. Он орал на нее — «давай-давай» — и Лиза лакала, не чувствуя вкуса. Это было что-то невыносимо крепкое, как спирт. Во всяком случае, для нее. — Вау! Молодца Лиза! Харооошая девочка, — он погладил ее по головке.... Читать дальше →