Смотри, видишь ль ты в солнца первых лучах,
 С чем в заката часы мы простились глазами?
 О, скажи, он ведь жив, полосатый наш флаг,
 Цвета неба и солнца наше звёздное знамя?
 И летали ракеты, и снаряды взрывались,
 Подтверждая: форт наш ночью не сдался.
 Ответь: это правда, флаг ещё реет
 Над землёю свободных, родиной смелых?
(Государственный гимн США в переводе И. Коссича)
Влажные джунгли обволакивают, как ватой. Подступают со всех сторон, нависают над головой. Дышать все труднее, к шести утра температура поднимается до 90 градусов. Мелкие мушки лезут в рот, забиваются в нос, вызывая кашель. Здесь опасно все. Казалось бы... обычная муха, но механик Вингс уже вторые сутки на больничной койке с ознобом.
От спертого воздуха кружится голова, от однообразной еды бунтует желудок.
Проклятая земля, проклятая война! Какого черта пошел добровольцем?
Одно спасение — небо и бескрайняя синь за стеклами «Фантома». Небо везде одинаково. Оно — дом родной и колыбель для таких, как я, которым тесно на земле.
А проклятые МиГи можно бить. Это рассказал Андерсон, сбивший вчера косорылого пилота на русском самолете. Мало того, этот стервец умудрился вернуться на базу невредимым. А мы уж и надежду потеряли, когда прервалась связь. А он сидит в столовой, ржет, как конь и держит кружку с чаем трясущимися руками.
Но черт бы побрал этих узкоглазых обезьян! Как они умудрились освоить ЗРК? От сохи и сразу к ракетам. Из вылетов не возвращается почти половина экипажей. Летать в Долину Смерти — что спускаться прямиком в Ад.
От мрачных мыслей, что всегда заполняют голову на рассвете, меня отрывает отец:
— Первый лейтенант Кларк.
Обычно его голос звучит, как архангельская труба, но сейчас почти тих. А это значит только одно: на вылет, лейтенант Кларк.
— Не подведи, Джеймс.
Похлопывает меня по плечу, пытается даже обнять, но... мы на войне, отец.
Вытягиваюсь в струнку, отдаю честь генералу ВВС США:
— Есть, сэр!
Мы смотрим друг на друга. Он — генерал, прошедший Вторую Мировую и Корею, и я — новобранец на своей первой войне. И все-таки он не выдерживает: обнимает меня за плечи, и я слышу, как гулко колотится отцовское сердце.
— Будь осторожен, сынок.
Одеваю шлем и машу рукой на прощание. Я буду осторожен, отец. И обязательно вернусь, потому что в штате Флорида меня ждет невеста — очаровательная малышка Маргрит Снорроу.
Слышал, что русские, давая знак к полету, кричат: «От винта!». Черт их разберет, может быть в этом секрет удачи этих гребаных МиГов. В таком случае... от винта, я взлетаю.
Турбины ревут, выводя «Фантомы» на взлетные позиции. Справа от меня — гуляка и матерщинник Берс. Этого хлебом не корми, дай только вьетнамцев побомбить. Ему везет, как заговоренному. Пятнадцать вылетов и ни одного провала. А с соседних полос поднимаются истребители сопровождения.
— «Черный Смерч» лег на заданный курс, — рапортую я Земле, — все системы работают в нормальном режиме. Боезапас полный, датчики в порядке. Боже, храни Америку.
Наша двойка рвется к Ханою. Нам нужен всего лишь один малюсенький шанс. Один ковровый бомбовый удар и сердце коммунистов расплавится от обширного инфаркта.
— Джеймс, — раздается в наушниках веселый голос Берса, — а ты слышал анекдот о слоне и трубочисте?
 Я слышал эту хохму раз пять. Берс очень любит пересказывать старые анекдоты, надеясь, что их никто не помнит.
— А ты слышал, — отвечаю я, — про вьетконговца и морского пехотинца?
 Гогот Берса почти оглушает:
— Ну что, генеральский сынок, зададим жару обезьянам. За всех, кто не вернулся с вылетов.
И я уже не обижаюсь на прозвище, которым меня наградил Берс. Когда эйфория первых побед прошла и перед носами наших «Фантомов» встали русские МиГи, я все чаще стал замечать, как замолкают пилоты при моем появлении. Наверное, они были правы, а отец частенько старался ставить на вылет кого-то другого вместо меня. Пришлось серьезно с ним поговорить и сейчас мой летный стаж не намного меньше, чем у Берса.
— Джеймс, — встревожились наушники, — у тебя на хвосте три МиГа.
Черт возьми, откуда только взялись? Где они все время прячутся? Воздушная разведка так и не смогла их обнаружить, а мои РЛС не берут на малых высотах. Долбаные самолеты... они что, пузами по Земле волочатся?
 МиГи возникают впереди, словно призраки, и я вижу в стекле напротив сосредоточенное узкоглазое лицо. А мы сняли ракеты, чтобы загрузиться бомбами, а легкие истребители даже не успеют подойти, как эта обезьяна расстреляет меня в упор. Мысли пролетают в голове, как торнадо, я сбрасываю бомбозапас, чтобы успеть набрать высоту и остаюсь с одной пушкой.
— Кларк! — орет Берс. — Эти макаки взяли меня в «клещи». Ухожу в «штопор».
Ну, надеюсь, хоть тебе повезет. Заложив вираж на правое крыло, пытаюсь уйти, пользуясь преимуществом в скорости. Куда этим тихоходам до моего сверхзвукового?!
А потом небо вокруг взрывается и серебристая громадина «Фантома» несется к земле, потеряв хвост. Макака, все-таки, достала меня выстрелом. Кабина выстреливает, и сознание я теряю уже в воздухе. Черт возьми, не попасться бы под мотыги крестьян. Оголодавшая деревенщина с удовольствием сварит из меня похлебку...
— Имя, звание, род войск? Имя, звание, род войск? Имя, звание, род войск?
Монотонный женский голос на неплохом английском задает один и тот же вопрос. В себя прихожу от того, что кто-то несильно, но монотонно бьет меня по щекам.
— Имя, звание, род войск? — повторяет женщина, когда я открываю мутные глаза.
Не чувствую ни рук, ни ног; в голове мелькает испуг — остался без них. В тусклом свете лампочки прямо над потолком палатки вижу пятерых конговцев. Одна из них — женщина в форме полковника. Стоит прямо передо мной, глядя на то, как рядовой пытается привести меня в сознание. Мотаю головой, показывая: хватит.
— Имя, звание, род войск?
Хочу ответить, но грудь разрывает болезненный кашель. Никто из них не делает ни одной попытки помочь. Даже воды не дают. Так и стоят истуканами и ждут, когда прокашляюсь. А горло раздирает от забившейся пыли и страшной жажды. Зато от резкого движения появляются руки и ноги, в которые больно впились веревки.
— Джеймс Кларк, — я не узнаю свой голос: он больше похож на карканье, — первый лейтенант ВВС США.
Тонкие черные брови полковника удивленно поднимаются, раскосые глаза становятся шире.
— Кем вам приходится генерал Адам Кларк?
Даже так? Хорошо у них поставлена разведка.
— Отцом.
Вьетнамка улыбается ярко-накрашенными губами:
— Командир 17-й летной эскадрильи — ваш отец? — зачем-то уточняет она.
Я просто киваю, стараясь не тратить силы. Она переводит мой ответ, и окружающие негромко переговариваются.
— Крупная рыбка попала нам в сети, — удовлетворенно произносит полковник.
Подходит к койке, на которой я лежу привязанный, наклоняется так низко, что чувствую запах непривычных резких духов и чего-то еще. Чего-то... животного. Как будто она только что занималась сексом. Мягкая ладонь отводит со лба спутанные волосы, черные глаза внимательно смотрят в мои. Тонкие пальцы ловко расстегивают рубашку, проходят по груди. Острый ноготь проводит по животу болезненную черту. Как у большинства блондинов у меня очень чувствительная кожа. Мне больно, и я закусываю губы, чтобы не вскрикнуть.
— В вас, американцах, — шепчет вьетнамка на ухо, — что-то есть. Что-то... притягательное. Я обязательно разберусь, что.
Отдает команду резким голосом, охранники развязывают меня и выволакивают из палатки.
Вталкивают в бамбуковую клетку. Не удержавшись на ногах, падаю на руки Берса.
— Ты же в «штопор» ушел, — удивленно говорю я.
Размахивая руками, кроя всех вокруг матом, он рассказывает о том, как не сумел выйти из «плоского штопора», катапультировался почти у земли и свалился чуть ли не на голову ... Читать дальше →