Любку арестовали во время облавы. В серой полутемной камере роменского гестапо, куда ее втолкнул охранник, девушку встретили женщина лет тридцати в короткой юбке и нарядной, но уже в пятнах светлой блузке и девочка-подросток в простом ситцевом платьице. Обе сразу бросились с расспросами: как зовут, сколько дет, почему здесь? — Лет восемнадцать, зовут Воронцова Любовь. Аусвайс дома забыла...  вот и...  А вообще, как здесь? Сами-то за что?
Женщина, красивая, стройная брюнетка, отвела глаза. Любка присела на краешек жестких деревянных нар, когда лязгнул засов. Охранник, из полицаев видно, просунул голову в дверь, равнодушно уставился на Любку.
 — Выходь!
Девушка испуганно вскочила, вышла в коридор.
 — Шагай!
В просторном кабинете за большим письменным столом, украшенным массивной мраморной чернильницей с львиными головами, восседал, поигрывая стеком, немолодой немецкий офицер в черной отутюженной форме.
Несколько вопросов. Девушка отвечает. Ей ведь нечего скрывать. И, повидимому, это понятно и солидному гестаповцу да и полицаю, дежурящему у дверей.
 — Может отпустить ее, герр офицер? — 
Словно неслыша, гестаповец указательным пальцем манит к себе Любку. Девушка останавливается вплотную к столу. Чуть наклонившись вперед, немец стеком касается подола Любкиного платья, приподнимает его вверх. Стек медленно скользит по женскому чулку выше и выше, пока не появляются полоски голых бедер, застежки резинок, потом розовый трикотаж скромных штанишек. Кончиком короткого хлыста гестаповец дотрагивается до мягко выступающего под бельем девичьего лобка. На сухом, бледном лице появляется что-то наподобие улыбки.
 — О-о! Вы прекрасная девушка, Любовь Воронцова!
И он вновь откидывается на спинку кресла. Вся красная от стыда девушка оправляет подол, не понимая что делать дальше.
 — Покорно прошу прощения, герр Глобке, — выждав несколько секунд. решается напомнить о себе полицай, — отпустить девку что ли?
 — Наверное можно и отпустить, — задумчиво тянет немец, — но чуть позднее. Побеседуй в процедурной с теми двумя, а Воронцова пускай посмотрит что бывает за непослушание. Да...  скажешь Грицаю, чтобы схо —  дил, проверил дом у фрейлейн Любы...
Белые стены, высокие потолки, зарешеченное окно, ширма, за ней кровать. В другом углу — кушетка, застеленная простыней. В прозрачном стеклянном шкафу — бутылочки, шприцы, ампулы, на небольшом столе медицинские инструменты в эмалированной ванночке. И какой-то неуловимый запах, Запах ужаса.
 — Сядь там в углу и веди себя тихо, пока я проведу допрос, — командует полицай струхнувшей Любке.
Тех двух женщин втолкнули в процедурную минуту спустя. Наталья и ее дочь Нина. Бледные, осунувшиеся. Здесь, на свету особенно видно. Допрос начался. Любка не очень понимала о чем речь и что именно интересует полицая. Мелькали слова «оружие», «листовки», «пароль», какие-то еще...  Ясно было лишь то, что полицай Георгий Крамарюк ждал признаний. А их не было. Вспотевший от злобы, он тупо смотрел в лицо молодой женщины, испуганно поправлявшей сбившиеся на лоб пряди волос.
 — Раздевайся! Ну, живо!... — неожиданно рявкнул полицай.
 — Как раздеваться? — еще не понимая, упавшим голосом спросила Наталья.
Неожиданный удар отбросил ее к стене. С разбитой губы стекала тоненькая струйка крови. Женщина с трудом выпрямилась, дрожащими руками подняла подол юбки, потом сняла ее через голову. Маленькие глаз —  ки на заплывшем лице полицая сузились в щелки. Жестом он показал что делать дальше. Наталья расстегнула блузку, прерывисто вздохнула и...  быстро стянула вниз самую интимную часть женского туалета. Мужчина подтолкнул ее к кушетке по бокам которой имелись специальные ремни. Бросив Наталью ничком, Крамарюк деловито закрепил ей запястья и лодыжки, удовлетворенно осмотрел лежащую на животе полуобнаженную женщину. Поднятая до пояса комбинация открыла упругие — налитые ягодицы. Полицай дотронулся до гладкой белой кожи женского зада и несколько секунд бесцеремонно ощупывал соблазнительные округлости.
Затем его рука скользнула между ними перебирая «шерстку» в промежности молодой женщины. Палец мужчины нащупал интимный вход и грубо залез внутрь, делая возвратно — поступательные движения. Наталья дернулась и попыталась сдвинуть бедра, насколько позволяли ремни. Полицай вынул палец и разогнул спину.
 — Ну хватит с вами лялякать. Это господин Глобке такой добрый. А я — нет!
Мужчина подошел к стене, где словно на выставке были развешаны с дюжину различных плеток, выбрал одну из них. Взмахнул ею. Ременная плеточка со свистом рассекла воздух.
 — Ну что, приступим?
Полицай хитро подмигнул женщинам, которыев испуге уставились на это орудие пытки. Крамарюк с размаху опустил плетку на белые ягодицы молодой женщины. От каждого удара Наталья вздрагивала, но не произносила не звука, а ее попа сначала стала розовой со следами ударов, затем красной. Через несколько минут с ее губ начало срываться тяжелое сдавленное дыхание, а чуть погодя и стоны. Почувствовав результат, полицай удвоил усилия, пока у Натальи не вырвался первый крик.
 — А-а! А-а-а!
Свист плетки, звонкий шлепок об горячую женскую плоть. Снова свист снова шлепок.
 — А-а-а! Нет! Не-ет!...  Не надо больше бить...  мне больно!
 — Больно? — сам тяжело дыша от нелегкой работы прошипел полицай, — а нарушать «новый порядок», а с бандитами якшаться?
Кровь с уже рассеченных ягодиц брызгала на стену, подтекая темными капельками. Девочка-подросток в ужасе, почти вжавшись спиной в стену, наблюдала за тем, как наказывают мать. Губы Нины побелели и слегка вздрагивали. Она пыталась что-то произнести, но тщетно. Состояние Любки было примерно такое же, но она испытывала и нечто другое. Когда зазвучали дикие крики истязаемой жертвы, девушка ощутила сперва непонятное волнение, а потом почему-то щекотку между ног. Почти не соображая что делает, Любка сунула руку под платье и стала дотрагиватся через трусики. Это было очень приятно. Но тут крики прекратились. Любка увидела, что полицай отстегивает ремни на руках и ногах женщины. От сладкого чувства внизу живота Любка почти ничего не соображала. Дo нее, словно через пелену, доносились грубые слова мужчины. Вот Наталья покачиваясь встаете с кушетки, он что-то приказывает ей, тыча пальцем в стену, злобно толкая ее на колени. Ах вот чего он хочет! Голая женщина стоит на коленках у самой стены. Дрожа всем телом и испуганно косясь через плечо на своего мучителя, она, послушно высунув язык, тороп —  ливо слизывает со стены собственную кровь. На мгновение отодвигается, затем, после оплеухи, вновь лижет и лижет...  Когда «работа» окончена, обессиленно падает на бок. Мужчина, подозрительно взглянув на лежащую женщину, кивком подзывает к себе Нину. Юная девушка поспешно приближается, садится за столк рядом с полицаем. Тот наливает себе самогону из большой пузатой бутыли и опрокидывает почти целый стакан, закусив ломтем хлеба и изрядным шматочком домашнего сала.
 — Хочешь? — Масляные глазки полицая скользят по хрупкой Фигурке четырнадцатилетнеи девушки. — Что вы, господин Крамарюк...  я не пью.
Не слушая девочку, мужчина сует ей в руку полстакана мутной пахучей жидкости.
 — Хлебай, или с тобой будет также, — угрожающе цедит полупьяный полицай, взглядом указывая на лежащую без движения Наталью.
Рука девочки трясется. Захлебываясь, она глотает обжигающий напиток, часть которого течет на ее подбородок, аккуратный воротничок платья. Берет из рук мужчины хлеб и твердую луковицу. Перед глазами Любки Воронцовой разворачивается отвратительный сексуальный спектакль. Нина стоит перед наглым полицаем, его руки лезут под короткое девичье платьице и начинают там свое грязное путешествие. Молодая девчонка стыдливо зажмуривает глаза. Любке не видно что именно делает Крамарюк под юбкой Нины, но вот та отчего-то вскрикнула, а полицай заржал во весь голос. Он, вдруг, потянул ее вниз.
 — На колени вставай!...  возьми сперва так...  а теперь...  во-от...
 — Я...
 — Ax ты сука! — Пощечина звонко прозвучала в нависшей духоте процедурной. Чего он хочет от нее? С Любкиной позиции ничего не видно было, ведь мужчина сидел лицом к ней, а девочка стояла на коленках спи —  ной к Любке между раскинутых ног полицая. Любка только заметила, что голова и плечики Нины начали двигаться вниз-вверх. При этом слышались какие-то чмокающие звуки. Через две-три минуты Крамарюк откинулся назад, оттолкнув девочку. Он тяжело дышал, а Нина поднялась с пола и снова присела у стола. Любка заметила, что Нина, достав платочек, вытирала рот. Полицай снова налил себе и девочке. Когда они выпили, покачиваясь встал со своего места.
 — Иди теперь на кровать...  туда...
Нина, которая после выпитого тоже сильно покачивалась из стороны в сторону, заплетающимися шагами направилась за ширму. Немного погодя мужчина присоединился к своей молодой любовнице. По звукам, доно —  сившимся из этой импровизированной спальни, было ясно — они раздеваются. Едва взвизгнули пружины матраса, Любка опять ощутила в промежности приятное чувство. Какая-то неодолимая сила заставила ее приподняться и на цыпочках приблизиться к ширме. То, что открылось ее глазам, заставило учащенно забиться сердечко девушки. На широкой кровати лежал совершенно обнаженный полицай, а рядышком — Нина в одних трикотажных штаниш —  ках. Руками она стыдливо прикрывала небольшие девичьи груди. Но самое главное было не это. Любка, ясно, и раньше видела у мужчин, но не так близко...  Секции ширмы оставляли достаточно широкий промежуток, чтобы увидеть всё — всё! Крупная мошонка и длинный, набрякший орган полицая заставили Любку покраснеть до ушей. Конечно, надо было отвернуться. Но она не в силах была это сделать. Пьяный мужчина начал стягивать трусики девчонки. Нина не сопротивлялась, только всхлипывала, наблюдала, как он это делает, пока полицай не швырнул ее белье на пол. Он грубо развернул девчонку на спину, подтолкнул ее тонкую руку к своему животу.
 — Ну ка сделай его побольше!
Ручка Нины боязливо сжимала напрягшийся орган мужчины. Он растет прямо на глазах. Полицай в это время зажимает в пальцах сосок девчонки и сильно выкручивает его, потом повторяет то же с упругой, податливой девичьей грудью.
 — Не надо, господин Крамарюк, прошу вас...
Девчонка плачет. Безжалостные пальцы мужчины оставляют на нежной коже молодой груди один синяк за другим...  Движение в углу комнаты, где находилась Наталья, поначалу не обратило на себя ничьё внимание, пока не раздался умоляющий голос:
 — Доченька...  прошу вас, господин полицейский, сделайте со мной всё, что вам хочется, только не трогайте мою девочку. Она еще слишком молода для этого!
 — Ты чего там бормочешь?
 — Господин полицейский, — женщина с трудом поднялась на ноги и, покачиваясь, подошла к кровати.
 — Мама...  мамочка, помоги мне!..
Наталья быстро сняла то, что еще на ней оставалось, оставшись голой. Ее фигура, ещё не увядшая, сохранила многое от молодой девушки: приятно округлые бедра, достаточно тонкую талию. Только бюст вы —  давал в ней возраст: потяжелевший, слегка опушенный. Она, подведя ладони снизу, приподняла его вверх.
 — Обратите внимание, господин Крамарюк — это — ваше, хоть сейчас. Да у моей дочки ничего такого нет, она и ублажить вас, как следует, не сможет. Ну, господин полицейский, прошу вас! На тупом румяном лице полицая появились сначала злость, потом недоумение, сменившиеся неподдельным интересом. Он неожиданно отпустил девочку, похлопав ее по щеке.
 — А что ты дашь мне взамен, если я не трону эту пацанку?
 — Всё, что хотите, господин Крамарюк.
 — Так уж и всё!
 — Абсолютно всё!
Глазки мужчины лукаво забегали по сторонам, остановились на...  Любке.
 — Ты!
 — Да, господин полицейский, — еле слышно отзывается девушка.
 — Иди вон туда и встань возле кушетки. Сейчас, девки, вы мне покажете художественную самодеятельность. — Крамарюк громко заpжал, довольный собственной шуткой.
 — Но... — непонимающе взглянула на него Наталья.
 — Никаких «но». Вам от этого одно удовольствие ожидается. В общем, так. Воронцова, — он ткнул пальцем в Любку — снимает трусы и раздвигает ноги, а эта фифочка встанет на коленки и обслужит тебя по выс —  шему разряду.
До смерти перепуганная Любка, уже не думая о стыде, залезла под подол, стягивая трусики, потом села на кушетку. Чуть откинувшись назад, оперлась на вытянутые руки и раздвинула коленки. Как ни странно, стыда она не чувствовала, несмотря на то, что в процедурной были две полузнакомые женщины и этот пьяный, краснорожий детина. А что если он сейчас набросится на нее и захочет...  Прилив теплоты и непонятного опьянения — ведь она не пила, как остальные участники варварского действа — мешали оценить происходящее. Когда Наталья опустилась передней и налитой бюст женщины упруго заволновался, раскачиваясь туда — сюда, Любка, сама того не желая, придвинула живот к ее лицу.
 — Итак, наше представление начинается, — развязно захихикал мужчина. Слегка вытянув шею вперед, Любка внимательно смотрела что будет делать женщина. Она увидела, как Наталья высунула язык и лизнула.
 — А-а... — не сдержала вздоха девушка. На своих мягких, влажных половых губах ощутила твердый, но нежный язычок Натальи, женщина лизала вдоль, то вверх, то вниз. Любку охватило неведомое раньше чувство полета и сладости. Девушка закрыла глаза и, казалось, приподнялась над землей...  Очнулась, когда ее временная любовница уже одевалась. Сама Любка лежала на кушетке с задранным платьем и раздвинутыми ногами.
 — Крамарюк! — окрик из коридора.
 — Я, господин капитан! — Полицай поспешно оправляет свою форму, застегивая штаны. — В проеме двери видна фигура офицера
 — Двоих обратно в камеру, а Воронцову...
 — Отпустить? — подсказывает полицай.
Офицер делает секундную паузу.
 — Пока не надо, — произносит он вполголоса так, чтобы не слышала Любка, — при обыске у нее на квартире обнаружена взрывчатка.
Разговор с ней будет особый!