Она: Уже трусы снял. Так просто не можешь полежать?
Он: Резинка давит. А и зачем мы будем просто лежать? Давай наслаждаться.
Она: Отстань. Каждый раз одно и то же. Только и знаешь.
Он: Ладно, ладно, не сердись. Мы просто полежим, как братик с сестричкой.
Она: Только не приставай.
Слышен шорох снимаемого платья.
Он: Давай лифчик снимем, он тебе давит.
Она: У меня титьки мерзнут без лифчика.
Он: Я их погрею. Мы прижмемся, я их и согрею. Ух, какие большие. Прямо зарыться можно, как в стог сена. «Груди твои как два облака, павших на землю». Вроде так говорил царь Соломон дщери Иерусалимской. Создала же природа такое диво. Сколь ни гляжу — все поражаюсь.
Она: Трусики не снимай.
Он: Да зачем они тебе. Только груз ведь один.
Она: Вредина ты.
Он: Смотри как приятно. Тело к телу, кожа к коже как хорошо прижаться. Ужас как приятно. «Попка твоя как два полушарья земных».
Она: Больно. Задавишь ведь.
Он: Интересно, мне сосед Эрик-армянин как-то признался, что никогда в жизни не видел голого тела своей жены...  Да не тащи ты простынь. Дай я полюбуюсь. Что может быть прекрасней голых сплетенных тел мужчины и женщины: В Эрмитаже я всегда захожу на третий этаж к Родену. Вот кто умел придавать красоту человеческих сплетений и объятий. А этим летом я как-то зашел на современную выставку. Прошел всю, все два этажа да с балконом — и представь, ни одной голой бабы или мужика. До чего дошло, даже на картине «В бане» мальчишку лет десяти одели в трусики. Цинизм какой-то. Что за живопись без голой натуры? Никогда такого не было.
Она: А помнишь, как ты меня все фотографировал в Ленинграде с голыми мужиками. А я ужасно стеснялась. Тогда я еще первый раз была в Ленинграде, и для меня голая натура с письками прямо чудовищной казалась. Мне так и казалось, что все видят, что я только на эти письки и смотрю. Стараюсь не смотреть, а так и тянет глаз. Они у всех такие маленькие, гладенькие, не то что у тебя, торчит как палка.
Он: Да где торчит? Смотри, птенчик, совсем птенчик.
Она: Ну да, знаю я. Лежит, пока не трогаешь. А как тронешь, он как тигр разъяренный вскакивает.
Он: Да не бойся, Совсем он не тигр. Это раньше было. А сейчас он у меня импотентик. На спор, что не поднимешь.
Она: На спор. Через две минуты будет стоять как оглобля.
Он: На спор.
Она: Что буду иметь? 
Он: Что хочешь.
Она: Пятьдесят рублей на австрийские туфли.
Он: Да хоть сто. Я же знаю, что выиграю. Ничего ты с этой мышкой не сделаешь. Это что? Это писька, что ли? Так, что-то безобидное.
Она: Знаю я это, безобидное. Чего ты споришь. Сколько раз уже проигрывал?
Он: Так это было в раньшие разы. А теперь ни за что тебе его не поднять.
Она: Хорошо. Спорим. Только писаться не будем. Договорились?
Он: Да как так?
Она: Да не хочу я! Тебе только подавай. Готов целыми днями писаться. В горле у меня уже стоит.
Он: Не преувеличивай. Да и на этой неделе мы совсем не писались.
Она: Чего сочиняешь?! А в понедельник? А вчера?
Он: В понедельник мы за воскресенье долг восполняли. А вчера разве писались? Я что-то не помню.
Она: Ну, ты даешь. Уже забыл. Утром меня изнасиловал сонную и еще спрашиваешь.
Он: Утром не считается. Это случайная писька.
Она: Все, ты на эту неделю уже выбрал лимит. Говорят сама Белянчикова по ящику сказала, что надо один раз в неделю. А тебе каждый день подавай. Да не люблю я этого.
Он: Да что ж, мне бабу, что ли искать?
Она: Иди и ищи. Только отстань от меня.
Он: А чем я виноват, что мне всегда хочется.
Она: Ты какой-то ненормальный. Тебе к врачу сходить надо. Может он таблеток тебе выпишет. Или к Белянчиколвой обратись за помощью.
Он: Да не права ты. Знаешь ли ты, чем страдает современный человек? Гиподинамией. А одна писька равнозначна по усилиям пяти километрам бега трусцой или подъему на десятый этаж. С тобой мы бегаем трусцой? Нет. Будем зато любить друг друга. Давай вот пробежим сейчас пять километров. С писькой — от инфаркта.
Она: Что ты пристал. Что вы вообще, мужики, представляете? Вот что? А я отвечу. Мужчина — не человек, а фабрика по производству спермы. Сколько ты ее произвел? Сколько ты в меня ее влил? Подсчитать, так ужаснешься.
Он: Это уж точно. Может пол пуда будет.
Она: Полпуда ты уж загнул.
Он: Давай считать. Пусть пять граммов за раз. Сколько в году мы с тобой отношения имеем? Пусть 100 раз.
Она: Сто не будет.
Он: А вспомни, как летом в Крыму.
Она: Там ты меня вообще заебал. По два раза на день. Я уж не знала, куда бежать.
Он: Это я тебя худил.
Она: Что-то не дает эффекта твой метод. Смотри, какая жирняга стала. Скажи, что я толстая. Скажи, скажи, увидишь, что будет.
Он: Нет, ты совсем не толстая. Ты просто пампушка.
Она: Кто меня полюбит такую толстую? Ты, что ли?
Он: А как же, вот сейчас как раз хочу полюбить.
Она: Не так. Душой, а не писькой.
Он: У мужиков вся душа в письке. Вообще ты верно заметила, что мужчина — это фабрика по производству спермы. А что нужно для здоровья мужчины и его долголетия? Чтоб эта фабрика правильно функционировала. Согласна?
Она: Ну и что?
Он: А что главное для нормальной работы фабрики?
Она: А что главное?
Он: Отдел сбыта и регулярная поставка готовой продукции. Вот что главное, чтоб любой завод хорошо работал, потому что самое вредное, когда готовая продукция переполняет склады и внутренние каналы. Тогда приходится останавливать конвейеры, тормозить производство, оно разлаживается, а если часто, то и вообще может развалиться. Согласна?
Она: К чему клонишь?
Он: К тому самому. Регулярная половая жизнь и есть регулярная отгрузка готового продукта с мужской фермы. Стало быть это и есть залог здоровья мужчин, которых надо беречь. Еще «Литературка» об этом писала. Может и всякий рак у мужчин от неудовлетворенных половых потребностей, а уж преждевременная импотенция — как дважды два. Может ты этого хочешь?
Она: Ужасно хочу. Тогда я могла бы играть твоей писькой без всякого страха. Подняла бы и опустила. Вправо упадет — тебе за кефиром идти. Влево упадет — тоже тебе за хлебом идти. Как приятно было бы.
Он: Глупая ты.
Она: Это ты умный. Всюду ты прав, и на все теорию сочинишь. Даже и на письку, и то сочинил.
Он: Поласкай меня. Погладь по груди, и по жопке тоже. Я ужасно сластолюбив к твоим ласкам. Ну, пожалуйста.
Она: Да не хочу я! Вот пристал!
Он: Зато я хочу!
...
Он: Ну, извини, не обижайся. Ты же понимаешь, почему я взорвался? Скажи, ты не сердишься? Иди ко мне. Вот так. Положи головку на грудь.
Она: Когда я хочу, я же сама к тебе прихожу. Я ж ведь не стесняюсь. А сейчас мне не хочется. А ты рычишь, как зверь.
Он: Извини, милая. Но ты тоже постарайся понять. И мне не всегда бывает охота что-то делать. Но если я вижу, что ты этого жаждешь, я же стараюсь. Ведь это же немыслимо, чтобы два человека сходились абсолютно во всем — психически, идеологически, гастрономически и черт знает как еще, да плюс сексуально. Это же просто невозможно сходиться двум человекам во всем. Поэтому надо искать компромиссы. Что делать, если у нас различные темпераменты. Не расходиться же из-за этого, если нас столько объединяет. Кому-то ведь надо уступить или притвориться, Но ведь мужчина в сексе не может притворяться. Коль не стоит, то уж тут не притворишься, что страстью пылаешь. А и подавлять свой темперамент мужчине невероятно тяжело. Он же сумасшедшим делается, разум совсем теряет. Недаром ведь на сексуальной почве столько преступлений совершается, несмотря на кары и статьи УК. Так что волей-неволей притворяться нужно женщине, ей и уступать, Да ей и притвориться не так уж многого стоит. А не хочется, так всегда можно прошептать про себя — на, подавись, чтоб тебе письку сломать! Не так ли?
Она: Придумал что, письку сломать. Зачем ты мне такой нужен будешь? Я тогда другого мужика найду.
Он: Да ты же сама не любишь это дело.
Она: Я люблю, но когда редко. А ты ко мне чуть не каждый день пристаешь.
Он: Ну, вот, видишь, все и ушло. Знаешь, как это неприятно.
Она: А мне как раз и нравится такой. Вот снова зашевелился...  Во, уже почти до пупки достает. Ну, давай еще маленько. Но что-то довел ты его, бедненького, даже он похудел. «Писька твоя — как луч солнца, пронзивший пространство», — не говорила дщерь Иерусалимская царю Соломону?
Он: Поцелуй меня...  В грудь...  В животик...  Еще...
Она: А можно я укушу тебя вот сюда.
Он: Только до первого «ой»...  Ой!...  Ой, больно же.
Она: А мне ужасно приятно. Ужасно люблю кусаться. Только ты вредина и редко даешь.
Он: Потому что ты садистка по натуре. Сколько надо мной уже наиздевалась.
Она: Если мне нравится. Готово уже. Проспорил.
Он: Иди ко мне.
Она: Не хочу. Мне так слишком быстро хорошо становится.
Он: А я люблю, когда ты мне делаешь хорошо. Ведь все мужчины в сфере секса на мужчин-мужчин и мужчин-женщин делятся. Знаешь анекдот про армянина, который затащил в гостиницу девку, не успел оглядеться, а она уже в постели. Он ее сдергивает и говорит: «Одевайся». Та перепугалась, оделась. А армянин и говорит: «А теперь я тебя насиловать буду. А ты сопротивляйся». Вот типичный случай мужчины-мужчины. А я наоборот, люблю, когда женщина мне делает хорошо.
Она: Не выдумывай. Сегодня не праздник. Вот будет воскресенье, тогда мы сделаем праздничную письку, сама сяду на тебя. А сейчас давай так. А то договоришься, пока снова не упадет.
Он: Как так? По да-Винчи?
Она: Ага. Без передовых методов. Как положено.
Он: Кем положено?
Она: Не знаю. Но так считается нравственным, а всякое по-другому — это уже разврат.
Он: Чушь какая-то. Кому какое дело, чем и как занимаются двое в постели? Может еще скоро и закон издадут, как и каким образом мужчине любиться с женщиной?
Она: А что ты думаешь? Это ты меня развратил. Раньше знаешь я какая была? Даже письку в руку взять боялась, в трусиках, лифчике и сорочке в постель с любовником ложилась. Ты меня развратил.
Он: А ты горюешь?
Он: Не-а. Ну, иди быстрее, а то договоришься.
...  
Она: Какая у тебя писька сегодня злая.
Он: Не знаю. Обычная.
Она: Только не спеши. А то кончаешь сам, а меня бросаешь на полпути, хоть за мужиком беги...  Ляг на меня. Полежи просто так.
...  
Он: Ой...  ой...  О-о-о-...
Она: Еще. Глубже...  Ну, еще хоть чуть-чуть...  Что она у тебя такая маленькая...  Ой...  ой...  ух.
...  
Она: Слазь с меня.
Он: Хорошо тебе было?
Она: На три четверти.
Он: А ты все говорила — не хочу, не хочу. А каждый раз почти тебе бывает хорошо.
Она: А сначала мне не хочется.
Он: Это все от вредности твоей. Знаешь же, что будет хорошо, а только чтоб позлить меня твердишь — не люблю, не люблю.
Она: Ну и что? И все равно, не приставай ко мне каждый день. Полежи так.
...  
Она: Пахнет.
Он: Хорошо?
Она: Не-а. По-другому сегодня.
Он: Фантазируешь ты.
Она: Можешь еще поспать минут семь. Я пока соберусь.
...  
Она: Проснись, мой птенчик.
Он: А-а.
Она: Надевай трусики. Уже время.
Он: Черт. Опять на работу. Скорей бы на пенсию.
1981