До утра Марина не видела Лену. Их отвели в разные камеры. Конвоир грубо впихнул Марину в камеру к Валентине, и девушка в потёмках налетела на, лежащую на полу Лобанову. Валентина громко застонала. Марина от неожиданности чуть не назвала её по имени. После светлого коридора глаза ни как не хотели видеть в полумраке камеры. Избитая на допросе Лобанова лежала на боку и стонала. Марина наклонилась к девушке:  — Что с Вами? Вам плохо? Валентина молча смотрела на Марину мутным взглядом.  — Вам чем ни будь помочь? — продолжала Марина изображая, что не узнала Лобанову.  — Тебя как зовут? — прохрипела несчастная.  — Марина  — За что ты здесь  — Аусвайс потеряла — ответила девушка и присела рядом, но тут же вскрикнув подскочила и схватилась за попу руками.  — Что пороли? — спросила Валентина.  — Да —  — Ну, это не страшно, завтра отпустят, у меня сестра так попадала — продолжала Валя.  — Я надеюсь — грустно ответила Марина.  — А ты не из 5 школы — продолжала хрипеть Валя  — Из пятой  — Я же Лобанова  — Ой Валька, а я тебя не узнала, что с тобой?!!!  — Допрашивали твари, пытали Девушки некоторое время молчали. Марина примостилась на полу, так, что бы не опираться на поротый зад, и положила Валину голову к себе на колени.  — Бедная, за что они тебя так?  — За подполье — тихо прошептала Валя.  — За какое подполье?  — Ни твоё дело, ты не лезь, а то проблем будет много, ты вот что подруга, завтра выйдешь, пойди к Люде Савостиной, знаешь её?  — Да знаю это соседка моя, дочь тети Наташи  — Хорошо, предупреди их, что бы уходили, а то я боюсь, что пыток не вынесу — закончила Валя и заплакала.  — А что, тебя ещё пытать будут?  — Будут, ой как больно пытают — рыдала Лобанова — сил нет терпеть:.. После этого разговора, девушки забылись тревожным сном. Утром в камеру пришли два охранника и взяв под руки Валю, которая с трудом могла ходить на отбитых ногах, и увели её. Следом зашла Марта:  — Ну, как ты, девочка моя — сказала она и потрепала Марину по щеке.  — А куда Валю отвели? — спросила девушка.  — К фрау Ульрих, она должна подлечить Лобанову, для дальнейшего разговора — с ухмылкой ответила немка. Марина рассказал Марте о ночном разговоре, после чего, та, похвалив девушку, ушла. В камеру пришла высокая красивая немка в чёрной форме, и отвела Марину в душ. Девушка помылась, под пристальным изучающим взглядом конвоирши. Потом её накормили и отвели в комнату, где вчера допрашивали. Марина осталась одна, и, встав у стены, смотрела по сторонам. Через некоторое время та же немка привела Лену. Девушка сильно хромала, но ходила сама. Девушки обнялись. Лена села на лавку, на которой их мучили, и подняла ноги.  — Как ты Леночка? Ты меня прости, за вчерашнее — сказала Марина и начала гладить Ленины подошвы.  — Ой не надо, больно — улыбнулась грустной улыбкой Лена — ты не виновата, выхода не было.  — Как ты провела ночь Леночка?  — В постели фрау Ульрих — мрачно прошептала Лена, при этих словах она показала Марине грудь, всю покрытую следами укусов и полосами от плётки. Марина так же обратила внимание на мешки под глазами девушки.  — Спина такая же — продолжала шептать девушка — а влагалище до крови разодрано и задница то же. Марина прижала голову подруги к груди и заплакала, гладя Лену по голове.  — Бедная девочка — шептала она. В камеру пришла Марта и приказала Марине и Лене опять встать в шкафы. В этот раз девушек поместили в шкафы без наручников и подвешивания. Девушки ещё некоторое время переговаривались, Лена рассказала, как провела ночь со старой извращенкой Ульрих, которая насиловала её разными предметами била и кусала. Разговор прервал шум открываемой двери. Молодая немка завела в комнату женщину и поставила лицом к стене. На руках у арестованной были наручники, застёгнутые за спиной. Марина, с ужасом, узнала цветочницу с площади. Это была женщина лет тридцати, звали её Люба. Ей девушка должна была передать записку, с которой её задержали. В комнату пришли Марта с майором и начали допрос Любы. Женщина всё отрицала. Делала вид, что не понимает о чём речь. Роль палача сегодня исполняла молодая немка в звании рядового и по фамилии Шульке. Женщину раздели, и привязали за руки к верёвке свисающей с потолка. Большие пальцы ног привязали к кольцу в полу, и натянули верёвку так, что Люба стоял буквально на кончиках пальцев ног. Шульке периодически наносила удары дубинкой по телу допрашиваемой. Она била по почкам, по спине, по грудям, по животу. Через час допроса тело женщины было, покрыто синяками. Под мышками у Шульке выступили пятна пота. Марта продолжала задавать вопрос о записке. Заплаканная женщина продолжала всё отрицать. Майор поднялся, и что-то резко сказав Марте, вышел. Немки продолжили допрос. Палачесса взяла деревянную палку, начала бить Любу по передней поверхности бёдер. Во время избиения женщина громко орала, но продолжала всё упорно отрицать. Шульке, по приказу Марты, начала бить Любу плетью. Немка сняла с себя пилотку и рубашку, она была в сапогах, юбке, лайковых перчатках и чёрном бюстгальтере. Люба, которая до этого только вскрикивала во время ударов дубинкой и палкой, начала кричать практически беспрерывно. Стоявшая в шкафу Марина то же рыдала. Она понимала, что женщина страдает из-за неё. Так же, видя упорство Любы, она опасалась, что Марта не поверит в правдивость Марининых слов, и начнёт пытать её. Тем временем палачесса усердно избивала допрашиваемую. Всё тело Любы, помимо синяков. Покрылось рубцами от плётки. На вопрос, задаваемый Мартой, она продолжала отрицательно кивать головой. После тридцати минут порки, женщина потеряла сознание. Марта подошла к шкафу.  — Ты уверена, что сказала правду? — обратилась она к Марине — или эта сука такая же упорная как Лобанова. Марина начала причитать и чуть не лишилась чувств от испуга.  — Я сказала правду!!! — закричала она. Ульрих привела Любу в чувство. Марта открыла дверь, и что-то крикнула в коридор. Через пять минут, в комнату привели девочку 12—13 лет. Люба начала громко кричать и умоляла не трогать её дочку. Девочка, увидев мать в таком состоянии, то же начала громко плакать. Получив пощёчины, они стали плакать беззвучно. Люба тут же призналась, что ей должны были передать записку. Но объяснила, что не знает кто. И забрать должен был кто-то, кто назвал бы пароль. Марта ей не поверила, и немки, раздев девочку и привязав к лавке, начали пороть её. Их не могли остановить мольбы матери. Шульке порола по ягодицам девочки со звериным наслаждением. Вопли ребёнка напоминали поросячий визг. Немка наносила удары, выдерживая паузу в 4—5 секунд, и в промежутках с наслаждением наблюдала, как мучается жертва. Девочку пороли минут пятнадцать. Люба умоляла прекратить порку дочери, клялась, что ничего не знает. Марта сделала жест рукой и Шульке остановилась.  — Отведите их по камерам — приказала она — я с ними потом закончу. После того, как Любу и дочь отвязали и уволокли в коридор, Марта открыла двери шкафов и выпустила девушек.  — Как вы, ласточки мои — ласково прощебетала она — готовы дальше служить великой Германии? Марина и Лена дружно закивали головами.  — Сейчас мы пойдём туда, где я пытаю по настоящему — продолжала офицер — то что вы видели до этого, были забавы. Девушки побледнели и с ужасом и страхом смотрели на Марту.  — Там я узнаю всё, что мне нужно — уже шипела немка — и если выяснится, что вы врали, то молите бога, что бы он послал вам быструю смерть. Она пристально посмотрела в глаза девушкам.  — Шульке в подвал их!!!