Когда я приехал к моей невесте (назовем ее ради моей прихоти Ольга), мы целыми днями целовались и занимались heavy petting. Однажды я сказал ей, что у меня есть вредная привычка, — меня возбуждала порка, и я занимался самобичеванием. Я предположил, что если она меня отшлепает, эта моя склонность может пройти (странное умозаключение, не правда ли?). И мы решили попробовать.
Начать я предложил традиционно с ремня (моего, польского, из натуральной кожи, средней ширины и довольно жесткого). Требовалось и что-нибудь более хлесткое и тут мой извращенный взгляд пал на шнур от магнитофона (Sharp). Я запросил себе по 50 ударов каждым. Когда никого не было дома, я разделся, лег на диван. Ольга присела рядом. Была даже подложена тряпочка на случай оргазма. Сначала в ход пошел вдвое сложенный ремень. Ощущения были приятными: в комнате были задернуты шторы, уютно и даже интимно светила красная настольная лампа, мягкость Олиного халатика согревала мою голую кожу, и я вдыхал ее успевший стать родным запах. Сейчас я и не помню пятидесяти ударов этих, почти девять лет прошло. Но когда Оля взяла в свои нежные руки шнур (сложенный, как потом оказалось, вчетверо) стало больнее и пришлось губы-то позакусывать. Конечно, все было не так как при self spanking, — я даже не возбудился. Самый кайф был, когда она смазывала мне пострадавшие места кремом (по-моему, от загара) своими прохладными пальчиками. Посмотрев на свою работу со стороны, она пожалела меня:
 — Тебе наверно больно было?
 — Ну да, но терпимо.
 — Что же ты мне не сказал?
Глупышка, да разве я мог бы такое ей сказать? Но тут в дверь позвонили, (это была ее мама) и пришлось спешно одеваться. А жаль, после такой романтики мы могли бы поласкать друг друга.
Потом я разглядывал себя в зеркале в ванне и думал: может в другой раз получится (ей отучить меня от садомазохизма)? Вопрос был риторическим.
...
Прошло полгода. Я прочитал «Историю розги» и цифры в сотни, а то и несколько тысяч розог не давали мне покоя. Да и была там история про молодого человека, а может даже и девушку, которого (которую?) выпороли так, что она (!) сразу вылечилась от своих фантазий. И вот, разогретый продолжительностью своих само-порок, я попросил мою невесту «вылечить» меня, наконец, от моей дурной привычки и дать мне, не много не мало, 800 ударов. К счастью, она сказала, что это слишком много и мы сторговались на 300.
К сожалению, на улице мне удалось добыть только одну хорошую розгу. Придя с ней домой я замочил ее, снял матрас с нашего деревянного дивана (точнее моего на время моих к ней приездов), раздвинул его, приготовил веревки и, раздевшись, лег на деревянные планки. Теперь уже Оля сама подложила мне под чресла сложенную в несколько раз простынь — «чтобы мягче было», лукаво улыбалась она, как будто и не собиралась дать мне триста розог. Она привязала веревками мои ноги и руки к дивану:
 — Крепко привязала?
Я посмотрел на нее снизу вверх как ягненок на заклании и молча кивнул.
 — А что делать, если прут измочалится? — по хозяйски спросила она. 
 — Кончик можно будет отломить, — коротко ответил я.
Наверное, я не так выразился, потому что она сразу отломила кончик, благо розгу я сорвал длинную.
В качестве кляпа решили использовать подушку.
 — Отвернись.
После первых же нескольких ударов я вывернулся боком, насколько позволяли веревки, пытаясь защититься от ударов. Выплюнул подушку:
 — Все хватит, больше не надо, я передумал!
Она разозлилась:
 — Будь мужчиной!
 — Ну тогда хоть бей не поперек а вдоль, встань у изголовья. (Когда я порол себя сам, удары ложились вдоль бедер, от ягодиц к коленкам, и я думал что так мне будет «привычнее»). — И пусть будет не 300 ударов, а 100.
Ольга уступила мне, и я закусил свою подушку, позволяя себе лишь тихонько стонать. Она дала мне ударов 15, и тут зазвонил телефон. Все, подумал я, но как бы не так. Это была ее подружка. Кстати, только сейчас, вбивая эти строки в монитор, я подумал, что позвонила она кстати, ведь я, по глупости своей, пытался и за ней ухаживать (чтобы «не обидеть» ее). Так что, по прошествии лет, можно сказать, что это за нее меня наказывали. 
Говорила она долго, минут десять, а я лежал и «отдыхал», гадая что будет дальше. Но вот моя будущая жена пришла и, как ни в чем не бывало, продолжила порку. Может быть из-за того что кончик был отломлен, розга на конце стала толще и, как говорится, было больше thud чем sting (шлепка чем ожога?). Вообще мне кажется, что при равном, предсказуемом ритме порки, для саба главное претерпеть первые несколько ударов, потом уже привыкаешь, дергаешься помаленьку и терпишь, кожа разогревается и болевой порог становится выше. Так, наверное, было со мной в ту мою первую, настоящую f/m порку. Всыпав мне положенную сотню, Оленька не спешила отвязывать меня. Она наклонилась ко мне и, посмотрев мне в мои вопрошающие глаза, спросила:
 — Может продолжим?
...
Через два года я был проездом в Москве. Шел октябрь девяносто пятого. Тогда в журнале «Знакомства» объявления типа «Властная госпожа желает видеть у своих ног состоятельного раба» были еще редкими, но в прошлый приезд в столицу я заметил объявление некоего Александра, в котором сообщалось об услугах госпожи. К сожалению, того августовского номера у меня не осталось, и я решил позвонить в редакцию. По телефону я узнал номер этого мужчины. Вначале он сказал что это был эксперимент, который не удался: Многие мужчины звонили, но большинство не понимали кто такая госпожа и обращались с ней не со всем по джентельменски: В конце концов, он согласился дать мне ее номер, сказал сколько она берет, но просил не говорить что он дал мне ее телефон: Как ни странно, мне кажется, что ее звали Ванда, но это была не та Ванда, что в «Крутом Мене» (ну не Вангой же ее звали?). Как бы то ни было, в последствии выяснилось, что белые пышные волосы это парик (хорошо, что она его не сняла как в кино), а зовут ее Света.
И вот я звоню ей с автомата с Белорусского вокзала. Слышимость ужасная, вокруг москвичи, а ее приглушенный и властный голос говорит мне что-то про вязки-перевязки, переодевание в женское белье, нужно ли на меня кричать, как насчет пальчика в п:, нравится ли мне «золотой дождь»: Это меня очень возбудило, во рту пересохло, и я ее переспрашиваю и говорю, так чтобы меня не слышали прохожие, о том, что хотел бы попробовать порку по всякому, в разных положениях, можно ли высечь меня розгами и пр., пр. Потом я позвонил ей еще раз:
 — Вы знаете, а я раньше сам себя порол (хотелось мне с ней еще поговорить и все тут).
Вечером, на Чистых Прудах я купил ей традиционный букетик роз. С остановки автобуса, как было условленно, я позвонил ей, обозначился, что я с цветами. Минут через десять подошел спортивный парень. 
 — Вы муж? (я храбрился перед встречей, и потому хотелось поговорить).
 — Вы тоже разделяете ее склонности?
Пройдя дворами через какие-то завалы и строительные траншеи, мы поднялись на пятый этаж. В квартире были два огромных дога. Молодой человек предложил мне раздеться, я дал ему цветы подержать, только начал снимать куртку и тут вышла ОНА. Мое смущение от этой неудобной встречи в прихожей смешивалось с восхищением от этого выхода: высокая, с белыми пышными волосами, вся в черном, в кожаных сапогах-ботфортах и кожано-металлической легкой униформе. Я отдал ей цветы и деньги, она выгнала парня и собак в соседнюю квартиру. На улице я слегка замерз, а дома у нее было не жарко. Мы сели за столик, она закурила, предложила мне. Я отказался. Она еще раз обговорила со мной чего я хочу.
 — А если я буду сопротивляться?
 — Не бойся, я сильная, справимся. 
 — Раздевайся.
Я стал медленно раздеваться, стараясь поаккуратнее сложить рубашку и брюки. Удар по ноге поводком: 
 — Быстрее раб!
Она надела мне ошейник и розовенькую противную комбинацию из синтетики, чем-то напоминающую накидку у парикмахерш: когда я сказал что хотел бы попробовать переодевание, я имел в виду чулки и туфельки (43 размера), лифчик, может быть косметику, но никак не это. Велела идти за ней к косяку в прихожей.
 — Кто разрешил тебе идти стоя? На колени!
Ползти на коленях по грязному и холодному линолеуму — занятие, я вам скажу, не из приятных. Когда я встал в дверном проеме (как же она будет меня пороть, в этой прихожей и развернуться негде?) моя дорогая госпожа прикрепила наручниками мои руки по верхним краям косяка.
 — Не люблю когда дергаются, — сказала госпожа и тоже самое проделала с ногами. Страшно. Она отодвинула меня в сторону и прошла в комнату за плеткой. Вернулась. Встала в прихожей за моей спиной. Первые удары были терпимыми. Затем она приказала мне считать удары. Это было и больно и смешно (со стороны):
Раз. (хотя правильнее было бы сказать «один)
Два-а.
Три-и.
Четыре.
Пя-я-ять.
Шесть.
Семь! Восемь! Девять! Десять-одинадцать-двенадцать-тринадцать:
Потом она опять отодвинула меня и вернулась уже с двумя плетками. Ну и виртуозка она была, двумя руками пороть да еще в такой узкой прихожей. Комбинация мешала ей и она задирала ее, держа меня за поводок. Несколько ударов пришлись по спине.
 — А-а-а! — вот сучка — она ударила меня снизу по я: (простите за подробность).
 — Что не нравится?! — я привстал на носки, чтобы избежать еще одного удара.
 — А ты у меня терпеливый. Не передумал еще? — моя коварная хозяйка отстегивала меня от косяка.
Она сняла с меня эту дурацкую комбинацию и велела лечь на столик. На спину. Привязала руки у изголовья (если оно есть у журнального столика) и ноги мои задрала кверху, привязав их там же. Но когда она начала меня сечь, выяснилось, что привязала она ноги мне не прочно, потому что я, не будь дурак, завалился на бок — не подставлять же мне ей свои раздвинутые ляжки, чего доброго (доброго?) между ног попадет. Так она и посекла меня маленько. Потом у нас в программе была ванная, но для любителей порки я этот сюжет пропускаю, скажу только, что после душа я замерз окончательно.
Наверное, самое худшее (лучшее!) было впереди, потому что она стала надевать на меня (шлейку?) кожаные наручники, сопряженные с ошейником (ну вы знаете эту штучку). Это эффектно смотрится на девушке, когда ее попка контрастирует с сведенными за спину кулачками. Но это я сейчас разглагольствую, а тогда: Тогда я просто стоял, (решив стоять насмерть) наслаждался паузой и мне было приятно чувствовать кожей ее вовсю трудящиеся пальцы. Я осмелел, пообвыкся и стал даже ласкать ее пальцы своими, за что и получил еще один шлепок тем же поводком. Наконец конструкция была готова, и мне предстояло вскарабкаться на тот же журнальный столик, теперь уже в «правильной» позе — животом вниз. Итак, животом и грудью я лежал на столике, а ноги стояли (?) на полу. И тут я получил под первое число. Должно быть места было больше, да и госпожа разошлась не на шутку. Я начал глухо стонать:
 — Что ты мычишь как раненый марал? 
 — Впрочем, ори, так даже лучше.
А мычал я потому что во рту у меня была рукоятка плетки. Потом моя хозяйка стала обхаживать меня стеком. В довершении ко всему, она, подлая, решила поиграть с горячим воском. Но ладно бы только воск, мне показалось, что у меня волосы в промежности загорелись (потом я посмотрел, вроде бы остались).
Затем она пробовала пороть меня, перегнув через кресло, но ей это не понравилось. Она села на диван, я стал перед ней на колени, и госпожа заставила меня целовать ей грудь, пока она продолжала пороть меня.
Наконец она уселась в кресло и приказала мне целовать ее там. Порка продолжалась, но без прежнего усердия.
 — Помоги себе рукой.
 — Да не мне, а себе!
Помогать себе было бесполезно: мой рот пересох, я стоически переносил мучения и ждал когда это кончится, мой член с самого начала испугался и сжался (подозреваю, это из-за утренней мастурбации в тот день — и зачем мне срочно понадобилась эта «синица в руке»?).
 — Госпожа, я не могу.
Она прекратила экзекуцию и взяла его в свою руку. Ничего. Она выскребла остатки крема из какого-то пузырька. Ничего. Она стала стегать меня, продолжая ласки. Никакой реакции.
 — Ну что ж, у тебя будет еще много шансов кончить, когда ты будешь вспоминать меня.
Мы продолжили и вскоре она вскрикнула в оргазме (наконец-то! бедный мой язык!) 
 — Ай-ай-ай, как я тебя отделала! Но не равномерно. Но сейчас мы это исправим.
Она повалила меня на столик и быстренько выпорола другую мою половинку (не помню, правую или левую).
Потом мы пошли к зеркалу (я, естественно, пополз — уже по своей инициативе). Да, разукрасила она меня здорово. Она шлепнула меня и по попке: все.
Мы вернулись в зал. И тут я сказал:
 — Можно ТЕБЯ обнять?
 — Конечно можно.
Я обнял ее, ощутив холеность и прохладу ее кожи.
 — Сильно я тебя выпорола. Жена не заметит?
Киваю: заметит.
Уже уходя спрашиваю:
 — А ты вправду кончила?
 — Да, я заканчивала институт и мои родители...
 — Да нет, ты в этом смысле кончила?
 — Ах в этом! Да я уже в самом начале возбудилась.
В автобусе я думал, что не сяду. Но сел. И даже в номере, мастурбируя, выпорол себя ремнем по уже иссеченной заднице. Что заднице был мой ремешок после ее плеток и стека?