Как то так сложилось, что в классе я не попала в элитную группу девчонок, за которой толпами бегали пацаны, благосклонно смотрели учителя и в жизни вырисовывалась блестящая перспектива карьеры и семейной жизни. Наверное это получилось из-за отца, который слинял когда я еще не пошла в первый класс, а мои младшие брат с сестренкой были совсем маленькие. Вечно замученная работой мама не могла покупать нам симпатичные шмотки, мы постоянно бегали полуголодные и неухоженные и моя учеба в школе как-то сразу не заладилась. В классе все считали меня замарашкой. Я училась в атмосфере пренебрежения как со стороны одноклассников так и учителей. Меня часто унижали, порой даже поколачивали. Я огрызалась, чем вызывала на свою голову еще больше насмешек и пинков. Я не была уродиной. Просто так повелось с самого начала. Никто из мальчишек не обращал внимания на мои крепкие, красивые ноги, на большие, выразительные глаза и изящное очертание губ. На переменах парни, загнав меня в угол и выкрутив руки по очереди мяли и тискали мою грудь, гогоча и посмеиваясь. Потом в классе они громко обсуждали свои подвиги, хвастаясь друг перед другом и перед презрительно усмехающимися другими девчонками. А я, давясь слезами сидела в туалете и рассматривая ноющую, всю в синяках грудь зашивала свой единственный лопнувший лифчик. Даже девчонки не считали зазорным на перемене перед всеми задрать мне юбку, находя очень смешным показать всей школе мои латаные трусики и заштопанные чулки. Жаловаться мне было некому, да я и не привыкла. Все учителя давно списали меня со счетов. 
Единственным человеком, хорошо ко мне относившимся была учительница литературы и русского языка, Татьяна Николаевна. Она всегда переживала за меня, старалась помочь в учебе, но я поначалу не очень охотно шла на контакт с ней, еще посчитают одноклассники стукачкой, тогда вообще в школу лучше не приходи. Таким вот затравленным зверьком я добралась до окончания школы, втайне мечтая побыстрее вырваться из этих душных стен. В любое ПТУ, на любую работу, только подальше от людей, меня окружающих. Как-то раз, перед выпускными экзаменами Татьяна Николаевна попросила остаться меня после уроков. Когда мы остались одни, она спросила меня, что я собираюсь делать после окончания школы. Я сказала, что не знаю пока, может быть пойду в ближайшее училище учиться на швею. Взволнованным голосом она вдруг начала меня убеждать отказаться от этой мысли-губить свою жизнь. Ты должна пойти в институт-закончила Татьяна Николаевна. Я опешила. Я и институт? Я тебе помогу, буду заниматься лично с тобой, ты поступишь-с жаром убеждала она меня. Блестящая перспектива затуманила мне голову. Но как-же ваш муж, он не разрешит вам со мной долго задерживаться-вдруг, очнувшись от грез, спросила я. Это не важно-пробормотала Татьяна Николаевна и тихо добавила-мы развелись. Вот это новость! Я не знала что ответить. Давай начнем с понедельника-предложила Татьяна Николаевна, приходи ко мне часиков в шесть, только пока никому не рассказывай, ладно? Вот поступишь когда, тогда и преподнесешь всем сюрприз. Погруженная в свои мысли я тихонько кивнула. 
В понедельник в шесть я позвонила в квартиру учительницы. Дверь открылась и Татьяна Николаевна пригласила меня войти. Проходи в комнату, сказала она, я тут ужин готовлю, ты еще не ужинала?  — спросила она уже из кухни. Оттуда неслись такие приятные запахи, что у меня громко заурчало в желудке. Но я же учиться пришла в конце-концов! Спасибо, я сыта-крикнула я из комнаты. Ничего, может быть еще захочешь-сказала она, заходя в комнату. На ней был красивый домашний халат, плотно обтягивающий ее фигуру. Когда она села рядом, меня обдало изумительным запахом прекрасных духов, от которых немного закружилась голова. Мы прозанимались часа два, после чего она сказала-хорош, будем ужинать. Она принесла маленький раскладной столик и начала раскладывать по тарелкам еду. Подавая мне тарелку она наклонилась и в глубоком вырезе халата я увидела большие белые груди идеальной формы, заканчивающиеся книзу крупными коричневыми сосками. Грудь колыхнулась от движения и мне стало не по себе от их идеального совершенства. Они жили как-бы отдельно от своей хозяйки и уставились сейчас на меня своими огромными коричневыми глазищами. Я никогда не видела такой красоты. У моей мамы были небольшие, сильно обвисшие груди с криво торчащими сосками, изъеденными тремя голодными ртами и глядя на нее, когда она переодевалась, у меня всегда возникала жалость к ее жалкой сморщенной плоти. 
Свою грудь я считала достаточно красивой, но то что сейчас колыхалось передо мной вызывало желание немедленно потрогать. Из транса меня вывел голос Татьяны Николаевны. Держи-же, мне показалось она улыбнулась кончиками губ. Она села напротив и я не могла оторвать взгляда от приоткрывающейся щели ее халата. Наверное это было бесстыдством, но я не могла ничего поделать. Мы стали ужинать и вести неторопливую беседу относительно моего будущего. Вдруг верхняя пуговица на ее халате как-то сама расстегнулась. Это было похоже на фокус. Прямо на моих глазах. Татьяна Николаевна как-то вздохнула, пуговица расстегнулась и в приоткрывшуюся щель на меня глянул знакомый коричневый глаз. На ослепительно белой коже он выглядел изумительным нежным цветком. Его мягкую, охристую окружность пересекала лиловая венка, а сосок был намного темнее окружности, крупный и твердый. Я как зачарованная не могла отвести глаз, не замечая, что Татьяна Николаевна внимательно наблюдает за мной. Хочешь поиграть в карты?  — вдруг спросила она. Я кивнула. Она отставила стол и села напротив меня на диван, протянув в мою сторону ноги. Сначала я рассматривала ее ступни, пальчики с красиво накрашенными ногтями, потом крепкие, изящной формы икры, круглые колени, мягкий изгиб ляшки. Она раздала карты и положила колоду себе между ног. Мой взгляд добрался места, где должен был начинаться халат...  и меня словно током ударило.
(Продолжение следует)