Мы готовились к нашему делу, как профессионалы в голливудских фильмах, готовятся к ограблению банка. Учли все возможные варианты, продумали каждую мелочь. Сашка достал отличное снотворное. Безвредное, по его утверждению, в любых дозах. Мы только об этом и говорили. Мы томились и предвкушали. 
А задумали мы нечто необычное. Усыпить мою любимую женщину и любить ее вместе. Ах, что это была за женщина! Правильные черты лица, тонкая талия, смуглая кожа — красавица, каких не часто встретишь. Как всякая красавица, она была, конечно, капризна. И, вместе с тем, тонко умела поддерживать в мужчине интерес к своей персоне. Иногда доводя дело почти до разрыва, она заставляла меня всегда быть в форме. Ведь не секрет, что долгий роман притупляет остроту чувств, постепенно становится чем-то обыденным, скучным и заканчивается равнодушным расставанием и обещаниями «остаться друзьями». Нет, она заставляла переживать, страдать, чувствовать себя виноватым. Заставляла, каждый раз, соблазнять ее заново. Вести себя так, будто мы познакомились только вчера. Общаясь с ней, я ни в чем не был уверен. Все наши встречи проходили, как первое свидание и я не знал, буду ли я сегодня ночью блаженствовать или придется, по дороге домой, казнить себя за глупость, распущенность, или, к примеру, солдатский юмор. 
С медицинской точки зрения, как пояснил мне Сашка, такие женщины, являются по природе своей, истеричками. Истерички ведь, не только те, кто в слезах бьет посуду! Истеричные натуры — это неуравновешенность, частые перемены настроения, страстное желание нравиться, флиртовать, быть в центре внимания. Но именно подобные женщины и заставляют мужчин терять голову. Не тихая гавань, но бушующее море, шторм, риск, дикое веселье, мурашки по коже, как в последнем бою! Впрочем, тихая гавань, иногда, тоже нужна, но это другой вопрос.
И вот, именно такая женщина, на тот отрезок времени, о котором идет речь, была моей любимой. Я действительно потерял голову. Я делал глупости. Я страдал. И я любил! Порой, это напоминало кошмар. Все мысли — о ней, все дела — побоку. Я похудел, заимел темные круги под глазами и выглядел, как развратный монах, одержимый бесами.
А она... ! С каким упоением она отдавалась мне, в те дни, когда я был «допущен к телу». Она изматывала меня, она выпивала мои соки, она высасывала из меня, казалось, самою жизнь. Такого темперамента, такой страсти я еще не встречал. И такого пьяного счастья не испытывал больше никогда. Не от таких ли женщин пошли легенды о суккубах — сексуальных вампирах женского пола? 
Друг мой, Сашка только качал головой, когда я, болезненно воодушевляясь, с безумными глазами, рассказывал о нашей необыкновенной любви. Как врач — психотерапевт, он понял природу нашей страсти и, как друг, предложил мне способ лечения. По его словам, я должен был увидеть, что она самая обычная баба. Не женщина — вамп, от которой нет спасения, а самая обычная, и ее можно трахать вдвоем, втроем, как последнюю шлюху. 
Смешанные чувства боролись во мне тогда. Как же так?! Мой идеал, моя любовь будет лежать под циником Сашкой, и он будет элементарно драть ее своей короткой, но толстой дубиной?! Одна мысль об этом поднимала во мне волну возмущения. Трахать моего ангела, мою святую любовь — вдвоем! Да я не выдержу! Я убью, или Сашку, или себя. Или ее, в конце концов. А с другой стороны, трезвый голос вещал, что это будет хорошее лекарство от моей болезненной любви. И, наконец, еще с одной стороны, а точнее, откуда-то из самых темных глубин моего подсознания, гадкий, похотливый голосок, обещал интересное развлечение. Уж, во всяком случае, интересные сексуальные переживания, необычные и незабываемые. 
Так, раздираемый противоречивыми чувствами, я промямлил, что, в принципе, согласен. Только, надо еще обмозговать, продумать более тщательно. Но Сашка, со скоростью метеора, достал снотворное, договорился насчет квартиры, закупил спиртное и закуску, и назначил день операции. Я, признаться, был шокирован такой оперативностью. Думалось, что это будет еще не скоро, что пока, мы решили только теоретически. Мне нужно было свыкнуться с крамольной мыслью изнасилования моей любимой, походить с этим, помучится, побередить душу, а потом...  Потом, может быть, отказаться. Но вот так, сразу...  Невозможно.
Однако день был назначен, Сашка, почувствовав мои настроения, смотрел на меня с убивающим, высокомерным удивлением. Он умел воздействовать на человека. Я просто не мог теперь, пойти на попятную. 
Итак, в назначенный день, мы с Викой прибыли в условленное место. Дело в том, что подругу мою звали Вика. Виктория. Странное имя для нашей страны. Всем, по-первости, думалось, что Вика — это Вероника. Ан, нет — Виктория, сиречь Победа. Над кем? Над нами, должно быть, мужиками.
Сашка, на своем шикарном мерсе, с букетом цветов и извинениями по поводу опоздания своей подруги, был великолепен! Я же, чувствуя камень в желудке, натянуто и по-идиотски улыбался. 
Короче говоря, подруга — вот жалость — не пришла, Сашка очень расстроился, Вика его утешала — так мы добрались до квартиры.
Описывать весь обед — значит, злоупотребить терпением читателя. Скажу лишь, что напитки были великолепны, а блюда изысканны. Последний бокал, понятно, был со снотворным.
И Вика, через несколько минут, — поплыла. Нет, она была в сознании, но полностью утратила самоконтроль. Это явно было не снотворное. 
 — Что ты ей дал? 
Сашка назвал лекарство — по латыни. 
 — Не бойся, она ничего не будет помнить.
Диван был разложен. Вика лежала, слегка раздвинув, затянутые в нейлон, ноги. Пора действовать. Волнуясь, с пересохшим ртом, я смотрел на неподвижную Вику. Мою женщину. Мою любимую, которой сегодня суждено стать не моей. Точнее, не только моей. Что же я делаю, идиот?!
Сашка обеими руками провел по ее бедрам, задирая юбку. Жадным взором впился в кружевные, прозрачные трусики. Такие она всегда надевала на наши свидания. Трясущимися пальцами расстегнул блузку. Положил руки на груди. Бюстгальтера Вика не носила — не было необходимости — груди были небольшие и упругие.
Я чувствовал себя, по меньшей мере, странно. Хотелось вскочить, бросится к дивану, оторвать липкие Сашкины пальцы от тела моей возлюбленной. И хотелось наблюдать, наслаждаться зрелищем, страдать, мучиться и — наслаждаться. Я слышал свое тяжелое дыхание. Эрекция была — до боли. 
Сашка стянул с нее колготки, трусики. Прижал их к лицу. Судорожно втянул в себя запах женщины и застыл на долгий, долгий миг. С блаженной улыбкой на пьяной роже, разделся. Член его торчал, как часовой. Миг — и он уже подмял мою подругу под себя. Ее безвольная рука касалась пола и качалась в ритме содрогания их тел. А он бился на ней, словно в судорожном припадке. Он мычал и хрипел. Его потное лицо стянулось в сморщенную грушу. Глаза — не видели, зрачки — во всю радужку, на лбу вздулись вены, выступил пот. Его зад плясал между раскинутых ног женщины. «Так...  вот так...  еще...» — шептал он, пересохшими губами, бешено совокупляясь с моей любимой. 
А ее тело оставалось безучастным. Податливость и расслабленность Вики выглядели неестественно. Она явно ничего не чувствовала. Она была подушкой, куклой, которую хитростью заполучил себе мой друг.
Мычание на высокой ноте и бешеные толчки завершили процесс, тупым свидетелем которого, я был от начала и до конца. Поднявшись, Сашка направился в туалет. Его струю было слышно, наверное, в соседних квартирах.
Вика лежала, по-прежнему, расслабленно, только ноги, на сей раз, были не просто раздвинуты — они были разбросаны в стороны. Омерзительно раскинуты. Ее, до боли знакомая, киска, раскрытая и мокрая, бесстыдно выставлена напоказ. Смятая юбка — на поясе. Из расстегнутой блузки выглядывал розовый сосок. А из раскрытого, покрасневшего влагалища вытекала струйка Сашкиной спермы. Я остолбенел. Дело в том, что мы всегда пользовались презервативом — Вика боялась забеременеть. А теперь, вот,...  пожалуйста. Об этом я не подумал. Бережно сняв с нее остатки одежды, я аккуратно расправил их на стуле.
 — Ну, ты, чего стоишь? — веселый голос Сашки был неуместен, прерывал мое состояние странной задумчивости. — Ты что? Еще не трахнул ее? Тебе-то, я дал совсем немного порошка, чтобы только у тебя ревность не взыграла. 
Вот сволочь! Значит и мне дал. То-то, я такой заторможенный. И, вместе с тем, это состояние не мешало четко, хотя и по-особенному, воспринимать мир. Не равномерно, не последовательно, скорее, как серию коротких видеоклипов.
Вот голый Сашка присел на диван и опять стал гладить раскинувшееся перед ним бесчувственное тело. Вероятно — думалось мне — он испытывает блаженное состояние вседозволенности, пьянящее чувство абсолютной власти над человеком. Вот он, стоя на коленях у дивана, целует Вику в бесчувственные губы. Целует долго, смачно, засосно. 
Вот зачем-то, переворачивает ее на живот. Долго мостится, копается между ягодиц, слегка приподняв свой зад. Делает несколько пробных движений — не получается. Плюет на ладонь и размазывает где-то внизу. Опять пробует. На миг замирает, затем начинает медленно двигаться. Постепенно темп возрастает. Его толчки становятся резкими, с глубоким проникновением.
Я стою позади, нагнувшись, чтобы лучше видеть. Так и есть — засунул ей в попку. Его мокрый член, с вздувшимися венами до конца входит в ее тело. Яйца шлепают по истекающему соками и спермой, раскрытому влагалищу. Вот как надо ее драть! Вот так, во все дыры! А я, дурак, влюбился. Смешно. 
Следующая картинка...  Сашки опять нет, Вика лежит одна, все так же, на животе. Моя эрекция тяжела, как камень. Срываю с себя одежду и падаю на теплое, беззащитное тело. Какие упругие у нее ягодицы! И между ними, наверное, хорошо и тепло. Челн сам находит дырочку. Все разработано, податливо. Ничего, еще можно получить удовольствие. Глубже...  быстрее...  еще глубже...  вот так! Я взрываюсь фонтаном горячей, застоявшейся спермы. Дожимаю последние капли. Туда, внутрь, куда и Сашка спускал, да, наверное, и многие другие. Уж, конечно, Сашка не первый ее так оттрахал. А я-то, дурак, боялся ей предложить...  в попку...  А она, ничего, принимает. 
 — Ну-ка, ложись, — командует невесть откуда взявшийся, Сашка. Я жду, пока он уложит на меня нашу игрушку, нашу живую куклу. Ее голова падает мне на плечо. Член все еще стоит. Чувствую, как Сашка пристраивает его в нужное отверстие. Ого, как тут просторно и мокро. По яйцам, кажется, уже что-то течет! Сашка мостится сверху. Что за сексуальный маньяк?! Засопел! Значит, вставил.
И тут — о ужас — Вика приходит в себя! Приподнимает голову. Муть в глазах постепенно исчезает.
 — Что...  вы...  делаете?! Мерзавцы! — но Сашка только увеличивает темп. Слабо сопротивляясь, Вика пытается выбраться, извивается, отчего Сашка, удовлетворенно хрюкнув, с протяжным стоном спускает, в очередной раз, в нее свою бешеную сперму.
Вика, наконец, свободна. Шатаясь, она встает с дивана, жалко и растерянно оглядывается по сторонам и плачет, закрыв лицо руками. Бедная девочка! Что с ней тут сделали?! С опаской приближаюсь — не влепила бы пощечину — и нежно обнимаю ее хрупкое тело. Она, как ни странно, доверчиво прижимается ко мне, может быть, в поисках защиты от этого животного — Сашки, от этого насильника, от этого похотливого козла! Она прижимается ко мне нагим, беззащитным телом и я чувствую, как мой, все еще не разрядившийся член, упирается ей в живот. Такие дела надо завершать! Бережно укладываю ее на диван. Вика покорно раздвигает ноги, и я погружаюсь в ее разгоряченное лоно, достаю до самого конца и, почувствовав горячий комок матки, с криком и уже болью в яйцах спускаю последнюю порцию спермы.
Потом опять был Сашка. Избавиться от его липкого присутствия было невозможно. Он вновь насиловал плачущую, изнуренную женщину, а я гладил ее волосы и шептал слова утешения. Я оттолкнул его потную рожу и прижался к пылающей щеке моей любимой. Я ловил каждый ее вздох, каждый стон. Кажется, она, под кобелем Сашкой, несколько раз кончила, но ее оргазмы, на сей раз, не были такими бурными, как раньше.
В самом конце этих сексуальных пыток, он приказал ей перевернуться на живот и она, вся в слезах, покорно отдала ему свою самую заветную дырочку, в которой, впрочем, мы сегодня уже побывали оба. С криком излившись ей в попку и еще несколько раз вяло дернувшись, Сашка заснул, придавив женщину своей потной тушей.
С Викой, после этого, я виделся только раз, случайно. Мы оба ощущали непривычную неловкость и поспешили распрощаться. Навсегда. Но, как бы то ни было, от своей нездоровой любви я излечился.