— Завтра после работы заходи ко мне в гости. Я тебя накормлю и оттрахаю, — сказала она. После чего подумала и добавила: — Два раза.
 — Мы же вроде к зубному собирались, — улыбнувшись, ответил он. — У меня скоро белки во рту заведутся.
 — Ага. Летяги.
 — Я когда тебя проводил сегодня, обнаружил, что трусы на изнанку напялил. Ладно хоть не при всех раздевался. Ты, кстати, меня два раза накормишь или оттрахаешь?
Ленка хихикнула и приложила трубку к другому уху.
 — А я тебе точно не надоела еще? — ехидно спросила она.
 — Завтра объясню, при личной встрече. Знаешь, что такое апатия? Говорят — это отношение к сексу в первые пять минут после секса. Брешут?
 — Брешут. Ну пока, крыс. Буду я дрыханьки.
 — Пока, зайчатина. Я тоже пойду. Почту завтра проверю — черт с ней. Ты на пузе или на попе лежишь?
 — На пузе.
 — Значит, целую в попу:
Он нажал на серую кнопочку, на которой белым было выведено «on/off». Вытянулся на полкухни, зевнул и прошлепал до кровати. На секунду захотелось включить компьютер — вдруг чего-нибудь важное по электронной почте пришло? Нет, на фиг, все завтра. Подождут.
Фотографии: их много, плывут, плывут мимо. Где-то щелкает магнит, прижимающий пленку, мигают отсветы. Желтый, пурпурный, голубой, щелк, желтый, пурпурно-голубой, щелк, щелк, желто-пурпурно-голубой: На всех снимках — одно и то же. Порнуха. Домашние вакханалии садо-мазохистов, женщины какие-то в коже, грязные мужики, голые части тел. Групповухи, фетишизм, зоофилия. На всех фотографиях порнуха:
Подушка смялась и прижалась к спинке кровати. Дамир встряхнул головой и стащил с себя промокшую майку. Блин, приснится же! Вот что значит за гроши вкалывать оператором в фотомагазине.
Он в темноте улыбнулся своим кошмарам. Убрал пальцами «накипь» из уголков глаз и шлепнулся спиной на простынь:
Через три дня Дамир с Ленкой собрали минимум шмоток, сели в трамвайчик и покатили в сторону железнодорожного вокзала. Он все-таки уговорил ее поехать на очередной конвент писателей-фантастов в Екатеринбург.
 — Ну сам подумай, чего я там буду делать? — отнекивалась она. — Вы там о своей белиберде литературной опять трепаться начнете и напьетесь в стельку. Напьетесь ведь?
 — Ну напьемся, конечно. Но я зато с тобой жить буду. Вдвоем, в номере мы будем вдвоем.
 — А там стены тонкие, поди?
 — Мне до лампочки! Кому не понравится — пойдут пастись.
Когда вылезали из трамвая, Ленка испачкала джинсы и долго материлась себе под нос.
 — Ты почему ругаешься, как сапожник? — спокойно спросил ее Дамир.
 — Да потому что теперь у тебя будет девушка в грязных джинсах!
 — Ну и что?
 — Разонравится она тебе и ты ее бросишь.
 — Разве чистота одежды как-то связана с фригидностью?
 — Причем тут фригидность?
 — При том, что я от тебя отвяжусь, только если ты перестанешь меня хотеть.
 — Во дурак.
Вошли в здание вокзала. Он же у нас лучший в России считается, вокзал-то. Вбухали половину городского бюджета на строительство. Красота. Зато кварплату подняли, и проезд в общественном транспорте подорожал — чтоб народ не расслаблялся.
 — Через двадцать минут поезд, — сказала Ленка, глянув на табло. — Покурим?
 — Угу. Пошли только на платформу сразу.
А вот лифты здесь действительно презентабельные. И просторные к тому же, чистенькие. Их много. Никто и не заметит, если один встанет минут на семь:
Даже когда они стояли на платформе и жадно глотали никотин, Дамир еще чувствовал жар ее тела. Осталась также легкая дрожь в ногах.
 — Маньяк, — коротко сказала Ленка, с шумом выпуская струйку дыма.
 — Ты первая меня схватила, — сыто промямлил он.
 — А ты мог бы и сопротивляться для приличия.
 — Еще чего. Калории на всякую ерунду тратить.
 — А так будто не потратил калорий.
 — Ха! Это же на полезное дело.
 — Конечно, — она улыбнулась, — ты же у нас мастер спорта международного класса по сексу.
 — Ой, ладно отстань, — фыркнул он. — Я с немкой сто лет назад каплю полямурил. Сама-то вон:
 — Хенде хох! — Ленка глумливо вытаращила глаза.
 — Иди ты! Сама полпланеты в будуар таскала. Что, тяжело в ученье?..
 — Поезд вон выворачивает.
Солнце накалило асфальт на перроне до липковатого состояния. Дамир купил бутылку минералки и пару пива.
Вагон со скрипом остановился. На купе денег у них не хватило, пришлось протаскиваться в душную плацкарту. Рядом оказались сухонький дедуля и женщина средних лет, по-видимому, торговка.
 — Вот одна верхняя, одна нижняя у вас, — сразу затарахтела она. — А то я не могу наверху спать — упала в детстве и не могу больше. А дед-то вон залезет и храпит там себе.
Дед смущенно зафыркал и улыбнулся. Состав дернулся и покатился.
Дамир с Ленкой разложили вещи, переоделись и залегли в спячку до самой ночи. Все же рутина рабочих дней изматывает человека до костей:
Когда проснулись, сразу пошли в тамбур курить. Поезд сильно качало из стороны в сторону, и им то и дело приходилось поддерживать друг друга. За грязным окном мелькали редкие синие светлячки семафоров — проезжали какой-то полустанок.
 — Я обожаю ездить на поездах, — сказал Дамир, выпуская дым. — Особенно ночью. Не могу спать. Все дрыхнут, а я не могу.
 — Почему это? — Вагон тряхнуло, и Ленка ухватилась за его рукав.
 — Сам не знаю, будто внутри что-то включается. Люблю.
 — Я тебя.
 — Что?
 — Я тебя люблю.
Железные колеса загромыхали на стрелке. Он притянул Ленку к себе, так, что почувствовал острые соски ее грудок, взял за бедра. Состав резко повело на повороте.
 — Интересно, что люди скажут, если мы сейчас возьмем, залезем на нашу верхнюю полку, разденемся и станем трахаться? — прошептал Дамир прямо в ухо Ленке.
 — Проверим? — Она игриво провела рукой по низу его живота.
 — Ну-ну.
 — Не, я серьезно. Слабо?
 — Да я ж тебя сейчас прямо здесь изнасилую, развратница!
 — Я буду сопротивляться только для приличия:
 — А что, может, и вправду пойдем на полку?
 — Пошли.
Он уже расстегнул молнию на ее джинсах и гладил горячий лобок. Вагон снова дернуло.
Они бешено посмотрели друг на друга и открыли дверь, чтобы идти на свое место. Тут Ленка вдруг слегка отстранила Дамира и сказала:
 — Знаешь, ты ведь тоже можешь доставлять людям радость. Просто об этом не нужно забывать.
 — Не понял. Ты к чему это?
 — Не знаю зачем, но я вспомнила тот день, когда мы с тобой чуть не расстались. Извини. Дуреха я у тебя, да?
 — Пойдем, дуреха. — Он взялся за ручку двери.
 — И еще, — быстро сказала Ленка, — мы не поженимся. Никогда.
Это было утверждение. Не вопрос, не просьба — именно утверждение.
 — Почему не поженимся?
 — Пошленько.
 — Пойдем:
Пробравшись между спящими людьми, они достали из сумки бутылку минеральной воды, глотнули, забрались на верхнюю полку и стали раздевать друг друга. Локти, коленки и голова все время обо что-то стукались, поезд все набирал и набирал скорость.
Когда Дамир, бешено дыша, стал тонуть в Ленке, снизу заверещала женщина:
 — Ох, все святые! Глядите, что делается! Ибуться при всем честном народе! Ибуться!
На соседнем месте проснулся дед и со сна округлил глазки от зрелища. Потом зафыркал, заулыбался и стал устраиваться поудобнее, чтобы ничего интересного не пропустить.
 — Ибуться! — орала баба.
 — Ай да молодежь, — качал головой старик.
 — Проводника позовите! Милицию!
 — Воистину ибуться!
Внизу послышался звон разбитого стекла, запахло пивом.
 — Ай, об ихнее пиво еще порезалась!..
Дамир и Ленка ничего не слышали. Он думал о ней, а она о пошлости брака и пользе секса. Поезд набирал скорость, а их молодые тела беспощадно лишались калорий:
В будке киномеханика раздался треск, экран стал темным. В зале поднялся трехэтажный мат.
 — Ну чего, сука кинокрут, не мог, что ли, пять минут подождать!
 — Сволочь! Я сейчас этого гада заставлю кончить начатое:
 — Свет хоть врубите!
 — Классная киношка, да? Я бабы уже полгода не трахал.
 — Пойдем морду ему набьем!
В зале что-то загремело. Открылась дверь, и все зажмурились от света. В проеме стоял прапор Корчагин.
 — Отставить дебош! Всех на губу сдам, салаги! По казармам, мать вашу!
 — Кинокруту вон наряд впарь за облом культурно-массового мероприятия! — выкрикнул кто-то из темноты. — Козел.
Трудно сказать, кто там что перепутал, и как этот фильм попал в клуб мотострелковой части под Черноречьем вместо положенных «Семнадцати мгновений весны». Бывает.
Кинокрут, кстати, дезертировал в этот же вечер:
2002, Самара