28 октября 1985 год. Аэродром Фолькенберг... Приземлились, когда уже стемнело. «Во дурак то!!!»... Мне почему-то казалось, что должны были сесть в Берлине. Идиот. Ну, вот, бля, хотелось на мостовую вечернего Берлина плюнуть... Или поссать на угол ихнего дома... Да, видно, не я первый, начиная с 45 года хотел. По-сему, дабы не смущать немецких товарищей — аэропланы с солдатами для бездонной Группы Советских Войск в Германии сажали в лесах и отвоеванных у немецких крестьян (во временное пользование) полях. Последнее, что запомнилось с Родины — мордо-лицо проводницы Пулковского ОАО, девочка из «третьего эшелона» — для спецзаданий, типа перевозка солдат («им по-хую — всякие и разные понравятся») или для суперрейсов Пулково — Нарьян-Мар (перевозка оленей и их пожирателей)... Впрочем — какая разница... В животе приятно стояла колом, без надежды на переваривание, армейская тушенка... Жирная, холодная и без хлеба... «Хм... А в самолете все же было теплее... Прописаться бы там до дембеля... А будет ли он...»... Холод. Вода везде. С неба. Под ногами. Со всех сторон света... Вспомнился кот Дымок на кочегарке в учебке... Как он, подонок, дрых на тех горячих трубах. Даже жрать не вставал лишний раз... Прибил бы... Здрасти, Германия! Принимай новую порцию скифов. А потом — «ярморка»... Разбирали по «городам и весям»... Красивый, молодой и естественно пьяный лейтенант с парашютиками в петлицах. Я его полюбил с первого же ика, с которого он начал речь, про то, что служить у них — это «ваааааще — заебись!»... ОК! Какая, в принципе, разница. Просто он был первый «покупатель». Да и хорош собой — рост, лицо с ямочками, усы те... Хорош, мерзавец... Поезд привез нас в маленький городок недалеко от Лейпцига. Ночью шли по-улицам и разглядывали витрины магазинов. На дворе все же еще был 85 год... А лейтенант оказался редкой сволочью... Обрыгал теплушку и поссал в углу. Я его уже разлюбил... Новое место жительства... Длинная казарма, с кубриками на одну сторону. Везде — следы дембельских аккордов — то есть ухоженно, тепло и чисто... «Тут еще полтора года... Бля... Как оно будет? Наслушались в учебке страстей-мордастей про части... Посмотрим...»... Сразу же посадили в бытовке — перешивать погоны. Линька. С красного на голубой. Старательно шью. «Кузина белошвейка»... Краем глаза разглядываю новых сослуживцев. Ничего интересного. Не на ком глаз остановить. Разве что этот?... Да и тот — ничё... И тут входит Он... Бля! Я охуел. «Чёрт нерусский»... Высокий. Фигура! Мммммм... Руки. Плечи. Ноги в донельзя ушитых «галифе», Чернявый. Смуглый. Брови. Короче — я пропал. Говорит по-русски правильно, но с типичным акцентом...  — Так, бойцы, шевели ладошками... Ротный приказал вам хлеб-соль в виде бани... Но я вам спинки тереть всю ночь не собираюсь... Давай давай, резче... Хули уставился, уёбок? Не понимаешь, что ли? Или тебе по-армянски сказать?... А может в фанеру? Пуговки на ХБ пересчитаем?... (это он мне)... И тут только я заметил — все слушают и кружева не перестают плести, только я сижу и на него смотрю...  — Да нет — понял все...  — Звать как?  — Леша...  — Пиздёша!!! Тебя что, в учебке не учили представляться старшим по званию (он — старший сержант, НевообразимоШирокаяЛычка)?  — Младший сержант Т***...  — То-то. Младший сержант Леша... Так! Пиздарики — все на мойку слонов! Потом дошьете. До утра время есть!... В обеих концах фашистской казармы были задуманы туалеты... «Видные советские военноначальники» в лице прапорщика решили из одного туалета сделать баню. «Решения партии — в жизнь!». И надо признать — здорово получилось!!! Парилка, просторная помывочная легко вмещала взвод. И «чайная»! Да, да — комната с массивным дубовым столом и скамейками, обшитыми дермантином. На столе — самовар. Правда фарфоров не видно. Но это и не важно... Просто в сравнении с баней в учебке, построенной по проекту «душевых» Бухенвальда — это просто термы времен Великой и Священной... Раздеваюсь в прихожке, немного притормозил, просто думал о сержанте, а тут он и подходит этот, старший, старший-престарший (мммм... очень старший сержант, легок на помине)...  — Боец, что тормозим-то? Или ты тут на зимовку собрался остаться?  — Да я товарищ старший сержант...  — Какой я те нахуй старший сержант? Ты чё? Ослеп что ли? Смотрю, а погоны у него пустые... «Перелет Ленинград — Фолькенберг что ли сказался? Подустал я что ли?»... А он улыбнулся и по плечу похлопывает...  — Ничего, привыкнешь... И тут... Входит еще один такой же!!! Но уже с лычками... Близнецы!!! Я замер. Бля, два. Всего по два. И как похожи! Хотя у второго, рядового — глаза подобрее, смеющиеся, озорные какие то... А первый — ну, он же при должности... Рядовой-Близнец...  — Ну что рот раскрыл? Близнецов никогда не видел? Сержант-Близнец...  — Это наш юнный друг младший сержант Леша Т***. А глазаньками лупаю. С одного на другого взгляд перевожу. Боги! Как хороши! Ну просто красавцы, орлы. Рядовой-Близнец (глаза добрые и классные)...  — Я Сурен, а брат — Армен... Лешь, ты мыться пойдешь? Или будешь нас разглядывать? И что-то брату на армянском сказал. Заржали, как жеребцы. Сурен меня по плечу похлопал...  — Иди, иди мойся. Время «Ч»... Моюсь. И только о них думаю. Какие. Какие! Какие!!"Будь проклята эта жизнь! Ну почему? Почему мне? За что?»... Еще в школе понял — что-то не то! Когда Сережа С*** выходил к доске — я не мог оторвать глаз от него. Уроки физкультуры — обожал. Особенно летом — все пацаны в трусах... Можно разглядеть что-то... Пусть даже намек на это «что-то». Потом попалась какая то брошюра из серии типа «Подростки. Как они заебали». И там прочитал про гомосексуальные проявления у подростков, и про то, как надо таких вырожденцев к врачам премудрым и что нормальный коллектив вкупе с общественно-полезным трудом и физкультурой «а-ля ГТО» могут и обязательно вернут на путь правильного полового понимания советской действительности. «Я — прокаженный. Я — урод. Я — больной!»... Мужчины из бани №3, их члены и волосатые груди всплывали в моем воображении на сеансах «тихо сам с собой»... Но дальше этого — никогда и ничего... А еще слезы в подушку... А еще глупые, ненужные и мокрые поцелуи с Наташкой в подъезде и тягучие разговоры про «девок, телок, шлюх и проч» на лавочке с пацанами во дворе...  — Про морской закон слышал? А, младший сержант Леша? Очнулся. Армен стоит в дверях и смотрит на меня.  — Поможешь убраться. Сурен покажет и расскажет — что да как. Я не заметил, что я просто стою под душем. Стекает вода. Я машильно веду рукой по телу. И наверно тупо смотрю на кафельный пол. Я один. Все уже шумят в раздевалке. «Обмен портянками». Слово «Поможешь» в армии имеет несколько другую смысловую нагрузку, нежели на гражданке. Думаю, Даль бы удивился. Я понял все. «Припахали. И правильно — не хуй о хуях мечтать». С тоской оглядев так вначале понравившиеся просторы бани, урожденной туалетом, невольно подумал — «Во фашисты! Туалет — что две наши квартиры!»...  — Не сцы, Лешь. Завтра отоспишься. Будить не будут. Скажу прапору. «Хм... Суренчик! Ангел мой! А я еще не говорил, что тебя люблю больше!?»... Инвертарь готов. Мои «рабочие» руки тоже. Поехали!!! А армяне в «чайной» что-то вошкаются. Переговариваются на своем. Тут выходит Армен (нуууу очень старший сержант!!!)...  — Заканчивай! Иди копыта мой и за стол. Ужинать подано. «Ух ты, бля! Кормежка еще!!! И утром не разбудят на «все жители деревни — на регистрацию». Жить можно». Жареная картошка. С мясом. Банка кабачковой или какой то еще поебени (первая немецкая консерва). Кисель — «три пачки на полстакана воды». И... Сыр. Настоящий и желтый. С дырками!!! Мысль — «Ой, а можно я еще чего-нить тут помою!?». Сели. Я начал есть в стиле «ковыряясь вилкой и ножом он пытался рассмотреть — что это». Ну оно и понятно — «Тя позвали — веди себя прилично!» И тут Сурен легким движение руки ставит на стол бутылку водки «Столичная». Рисунок на этикетке, тематика — таже. Но какой то красочный и яркий.  — Ты как насчет микстуры для аппетита? Пить умеешь? Не развезет? Салат метать не будешь? («Армен, а по-моему ты все же сволочь!»).  — Да что ты к нему прицепился? Лешка — нормальный парень. Смотри — жрать хочет, глаза заблестели после учебковской столовки  — а культурный и сыр не весь сожрал! Лешь, ты жри не стесняйся. Давай ка мы с Арменом по кусману возьмем, а ты остальное дожевывай! («Сурен! Он последователь матери Терезы? Или это уже второе пришествие? Дождались таки!»). Пол-стакана вошли не без сопротивления. Желудок был несколько удивлен. Я на гражданке — ну бывало винцо, шампанское, пару раз коньяк... А тут. И не холодная она ни фига... Но сглотнув побольше слюны заставил желудок заткнутся и не пытаться вернуть, на его взгляд, лишнее и прямо сейчас.  — Хм... Нормально. Мужчина. («Или это все же сказал Сурен? Нет — Армен! Может Третья мировая не за горами?»). И потекла мирная беседа. «Кто? Что? Откуда? Мироощущения армейские?» и так далее. Еще наливали. Еще выпивали. Желудок обреченно стих. А братья — тоже в учебке были. И младшие сержанты. Только по прибытии, Сурен с кем-то подрался и не хило. Разжаловали, и определели в банщики («с кем бы мне подраться, может еще какие должностя не заняты?»). А Армен — зам. ком. взвода. Армяне, но азербайджанские. Из очень интеллегентной семьи. Профессорско-преподовательской или что-то в этом роде. Отмазывали их от армии до 22 лет, но видать преподователи и тогда получали не много или что-то где-то не срослось в недрах военкомата и вот они на передовых рубежах социализма. И я уже любил их обоих. А в голове шумело. И Армен — не такая уж и сволочь. А перед глазами все приятно покачивалось. И Сурен — ну разве такие хорошие люди на планете Земля бывают? А бутылка почти вся, еще на один заход...  — Иди Лешь, ложись. Что то ты улыбаешься неосмысленно. Да и дядя Миша Горбачев сказал — пить ни-ни! Я шел по взлетно-посадочной полосе казармы и давил лыбу. А потом тихо дрочил «на братьев». Как хороша все же жизнь. И я молодой и здоровый. И Сурен — такой рубаха-парень. Да и Армен — если его не слушать, тоже ничего... Удар сапога дневального чуть не опрокинул кровать.  — Охуеть!!! Все уже здыхают и отдают последние крохи здоровья на утренней пробежке, а этот охуевший слон дрыхнет! Встать! Бля! Я вскочил. Голова отомстила за вчерашнее тисками в области свода черепа.  — Эй, Батон! Оставь его. Он на бане вчера был. Отъебись от него! Приказ ротного — кто на бане — до10.00 и не греши! («Армен. Хм. Спасибо, кормилец!»)  — Так бы и сказали... До 10. 00???!!! А может остаться на сверхсрочную тут? Это ж рай! И сыр тот... С дырками. После обеда, когда чистили автоматы, дневальный...  — Младший сержант Т*** к командиру роты! Захожу.  — Младший сержант Т*** по вашему... (велению, командирскому хотению...)  — Задикяну помогать будешь?  — Кому?  — Банщику. Зима на носу. Топить баню будем часто. Дрова. И прочее.  — А что делать? (Тупее вопроса не придумаешь. По-моему я тормоз).  — А я по-твоему Рязань заканчивал, что бы инструкции банщикам выдавать? Сурен объяснит. Он тебя назвал. Говорит — смышленный. В чем я сомневаюсь. Так что? Согласен? На постоянные хозработы — в добровольном порядке. «Милый ты мой капитан!!! Согласен ли я???!!! Неужели в армии стали разигрывать призы?».  — Согласен.  — Иди. Скажи Сурену — ты в его полном распоряжении. («Ах, если бы!»)... Вбегаю в баню. Сурен выгребает золу.  — А мне ротный сказал — я в твоем распоряжении.  — Это не ротный сказал — а я сказал!!! Переодевайся в рабочее. Или ты думаешь здесь только водку жрать будешь и сыром закусывать?  — Да понял уже.  — Люблю понятливых... До тебя был — такой тупик. Пиздец глазам! Спал на ходу. Все выгребли. Помыли. Отодраили. С перекурами. И не с сигаретами «Северные» по 10 коп (Где то в штабах все же сидят шпионы. Свои своим такое дерьмо подсовывать не будут), а «Космос», чему был удивлен. ГДР и вдруг — «Космос».  — Все. На сегодня все. Завтра подготовить баню для семей офицеров. А на сегодня — все. Пошли мыться. Пока раздевались, я в его сторону не смотрел. Повернулся к вешалке и сосредоточенно развешивал ХБ. Он зашлепал в помывочную. Я сел и вздохнул. Когда я зашел в помычную он стоял под душем.  — Сегодня только душ. Парилка пустая. Но зато горячей воды — нам до утра хватит. Давай, Лешь, мойся! Я просто прикрыл глаза. Такой красоты я еще не видел. Тогда еще рекламные ролики по ТВ не крутили и западного кино не было. А в бане №3 — не встречались. Абсолютное, идеальное мужское тело. Сильные руки. Широкий торс. Ноги. Длинные, не худые, сильные, прочно стоявшие на этой планете. Кубики пресса. Его тело просто играло в струях воды. Оно просто нагло показывало себя. Оно кричало и хвалилось — «Вот какие мы!». Смуглый. Волосы по груди, густые, и дорожка в низ. Ноги тоже волосатые, но прекрасно-волосатые. Эти два крепких шара ягодиц. И ТАМ... Даже в вялом состоянии его хуй был внушительным. Правильной формы. С полуобнаженной головкой. Вены как-бы подчеркивали, говорили о том, что они призваны накачивать этот ствол силой, мощью. Огромные яйца четко и красиво разделялись на две сферы. Я не мог оторваться от этой картины совершенства. Я предполагал, что у него прекрасная фигура, я видел этот бугор на галифе, но то, что я увидел, заставило меня в душе взвыть — «Почему я? Почему это мне?? Никогда не будет мне покоя!!!»... Я вдруг отчетливо осознал, что я непозволительно долго не захожу под душ. Я мотнул головой и вдруг... Я поймал его взгляд. Он с прищуром наблюдал, как я его разглядываю... По-моему с издевочкой улыбался. Или показалось?  — Сурен... А ты... Это... Как его... Спортсмен что ли? Он не отводя от меня взгляда негромко с растяжкой ответил...  — Ага... Типа того... Мы с Арменом на атлетику ходили до 10 класса. Пока пить-курить не стали... И потом качались два-три раза в неделю...  — А понятно...  — Мыться будешь?... Или о моей неудавшейся спортивной карьере поговорим? Он просто издевался надо мной. Этот тон. Этот прищуренный взгляд. Это сплевывание воды прямо перед собой не отводя взгляда... Бля! Как я прокололся! Я никогда не позволял себе такого. О мужчинах из бани №3 я составлял представление за 10—15 мимолетных, в одну тысячную долю секунды взглядов. А вот так — стоять и рассматривать... Душа мерзко плюнула сама в себя... Я стал под душ. Включил воду похолоднее. Бля! Я пропал. Сдал себя как стеклотару.  — Лешь, помоги-ка («О! Нет! Только не это!») — потри спину... («Какая же жизнь мерзкая штука!») Тер. Старался не касаться пальцами его кожи. Думал о футболе, который не любил. И что давно не писал маме. Интересно, она купила цветной телевизор или еще очередь не дошла? А Наташка — вышла замуж?... Или вот интересно...  — Теперь давай я тебе...  — Да я сам...  — Да давай, что ломаешься как девочка?... Я оперся о стену. Он стал меня драить. И прикоснуться ко мне не стеснялся. Просто нормально и естественно мыл мне спину. Для него — нормально и естественно. А я... В паху что-то предательски ухнуло. Нет! Нет! Только не сейчас! Только не это! О! Закончил. Быстрее под холодный душ!!!  — А ты что все время холодной водой-то?  — А я люблю. Освежает. Знаешь, бывает приятно... или вот...  — И давно любишь? О. этот тон! Ухмылка. Красивая ухмылка. Прекрасная ухмылка.  — Ну бывало иногда. Я всегда стараюсь, и закаляет («Бляяяя!!! Как я замерз!!! Но зато член съежился. Так тебе, собака-предатель и надо!!!»)...  — Ну, ну... Ладно, заканчивай. Вытрешь тут все... Вышел. Спасибо, небо! Ты иногда бываешь милостиво. Хлопнула входная дверь в раздевалку. Кто-то там разговаривает. Я сделал напор воды поменьше, что бы расслышать (партизан, бля). По-армянски!!! Армен пришел. Сурен ему что-то рассказывал и как бы доказывал. Армен переспрашивал и вроде сомневался. Не знаю почему. Но мне было мерзко и противно внутри. И не хотелось после их разговора встречаться с Арменом. Надо срочно садиться за армянский. Я бы все на свете в ту минуту отдал, что бы понять о чем они там балаболят! Вот черти нерусские! Опять хлопнула дверь. Разговор стих. Сурен ушел. Только слышно как возится Армен. Я быстро закончил и подготовился к отступлению. В тот момент, когда зашлепали ноги Армена в сторону помывочной, я выключил воду и «закончил банный день». Ринулся к выходу. Уже в дверях столкнулся с Арменом. Мне показалось он с интересом на меня глянул...  — Ты все? Закончил?  — Ага...  — Ну давай... Он такой же!!! Я успел в те несколько тысячных долей секунды это заметить. Только немного поплотнее. Поздоровее что-ли. В раздевалке было прохладно и тихо. За дверью фыркался и что-то протяжно напевал Армен. Я сел и прикрыл лицо руками... «О чем? О чем они говорили? Неужели обо мне? Сурен догадался о том ворохе мыслей, что пронеслись у меня пока я его разглядывал? Или пронесло?»... На вечерней проверке я прослушал свою фамилию... Зима. Прошло уже два с лишним месяца, как я в подмастерьях. Охуительно!!! Есть, нет работа — не важно. Сурен меня сразу после развода забирал в баню, выдумывая несуществующие фронты работ. А там — чай-нарды. Мы сдружились. В прямом смысле слова. И даже приходивший каждый вечер Армен мне уже не казался сволочью. Просто они немного разные по характеру. И если Армен приносил что-то пожрать вкусное (где он только это все брал? Сурен — тот не добытчик) — то всегда приносил на троих. В общем жизнь замечательна... Как-то вечером приходит Армен...  — Скоро — учения. Неделя в полях. Надо что-то придумать. Ну его на хуй, по полям зимой бегать. Летом еще куда не шло. Зима  — неее... Что придумали, не знаю, но боевой расчет на время выхода подразделения из места постоянной дислокации... «На месте остаются... рядовой Задикян. И что бы баня к возращеню была на 200%! В помощь — младший сержант Т***. Дежурный по роте старший сержант Задикян и дневальные... (это которые не могли на учения — молодые солдаты с натертыми ногами, четверо) «... В общем — лафа!!! И пошла рота громить супостата! А мы — тыловые крысы. Сурен мне...  — Давай сегодня баню для себя растопим. И две бутылки водки есть. Армен притащит что-нибудь. Отдохнем. И кто может быть против? Раскочегарили. Дневальные попарились немного. Мы в это время службу наряда изображали. Потом и мы пошли. Уже дело к ночи было. Армен последние наставления дневальным. Отдых начинается. Накрыли стол. «Джентльмены пьют и закусывают». Я за это время работы в банно-прачечном комбинате уже пить научился, получать от этого удовольствие. Разговоры саботажников о том, как здорово что мы не в полях... Классно так. «Я их люблю. Люблю. Люблю».  — Идемте еще попаримся — поплескаемся. Лешь, ты как?  — Сурен, я за!  — Я тоже! Хлестали меня. Армена. Сурена. Потом струи прохладной воды. И только тяжелое дыхание. Сели на лавку. Армен приволок еще водочки, по-немногу. После парилки я захмелел. Вообще-то нельзя. Сердце, говорят, и все такое... Но какое сердце бывает в 18 лет? Да, я захмелел. И не хило. Парилка разморила, а тут еще «Столица»... Сижу между братьями, бестолково улыбаюсь... Армен меня вдруг приобнял за плечи и говорит...  — Ну, младший сержант Леша, нормально ведь? Можно и в армии жить? Я от хмеля и от переизбытка чувств хотел что-то ответить приятно-благодарственное, повернул в его сторону голову и вот просто мои губы наткнулись, напоролись на его губы. И он меня поцеловал. А своей рукой придержал меня за голову. Первый в жизни поцелуй с мужчиной. Я своим подбородком ощутил его немного колючую щетину. Щекой чувствовал горячий воздух вырывающийся из его ноздрей. Его губы обволакивали мягко, но настойчиво мои. В моем рту оказался его язык. Я сошел с ума. Я закрыл глаза, потому что все закачалось и я просто испугался, что потеряю сознание. Я задыхался. И если в первую секунду я оцепенел, то уже во вторую обхватил его за шею и стал посасывать его язык. Это было не со мной. Внутри все сжалось. Я просто не мог дышать. Армен. Первый мужчина, который меня поцеловал. Или это сон. Это просто не может быть явью. Так не бывает. Он разжал мои руки на своей шее и отстранился. Я инстиктивно потянулся за его губами. По-моему даже застонал. Или это наконец-то дыхание возобновилось?  — Тихо, тихо. Ишь ты какой... Голодный мальчик то... И тут другая чья-то рука развернула мое лицо в противоположную сторону и другие губы накрыли мой рот. Сурен. Он же здесь. Где мой разум? Я действительно потерял реальность. Сурен целовал мягче и рукой ворошил мои волосы на затылке. Армен обнял меня за талию и зашептал на ухо...  — Понравилось сосать язычок? Я только застонал и мотнул головой. А может и не мотнул. Реальность уплыла.  — Тебе, маленькая шлюшка, понравиться сосать и наши хуи... Скоро твой рот превратится в охуительный спермоприемник... Я попытался отстранится от Сурена. Не знаю почему. Последнее «Нет!» перед окончательным падением? Сурен крепче стал держать мою голову. А Армен продолжал говорить мне на ухо...  — Тихо, не дергайся... Раслабляйся. Не трать силы и эмоции. Они тебе пригодятся. Особенно, когда будем рвать твою девственную попку. Ты же еще девочка у нас? Или уже драли тебя? Тебе понравится вертеться на хуях. По тебе видно — блядинка из тебя выйдет хорошая... Я все же вырвался от поцелуя Сурена. От его губ. От его тела. Отрицательно мотнул головой. Вообще-то я хотел все же изобразить «Нет! Никогда! Я не такой!» или что-то в этом роде, но получился как ответ на вопрос о моей девственной попочке. Я хотел встать. Зачем? Уйти. От чего? Я хотел возразить. Показать сопротивление. Слов не было. Вернее то, что в горле отвечает за речь — просто не работало. Вместо этого — клокотание и выдохи... И тут в голове у меня ясно и отчетливо пронеслась мысль... «Мне нравятся его слова. Я хочу быть тем, чем он меня назвал. Я хочу, что бы они меня рвали и драли!». Голова повисла на груди. Руками закрыл лицо. Не от стыда. Нет. Просто захотелось зафиксировать в памяти этот сладкий момент. Сурен зашептал в другое ухо...  — Лешь, не бойся. Он шутит. Ничего не будет страшного. Рвать тебя никто не будет. Мы же не звери. Армен с другой стороны...  — Да, рвать не будем. Будем просто ебать тебя. Смачно и со вкусом. Сурен...  — Все будет хорошо. То, чего не захочешь — делать не будем... Армен...  — Аха... И не надейся... Будешь тем, чем скажем быть... И тут я немного пришел в себя... Ласковый и успокаивающий Сурен. Грубый и угрожающий Армен. Бля!!! Как я хочу их. Как я люблю их. Я сейчас кончу. Или просто умру. От разрыва сердца. Не знаю, как сообразил. На уровне инстинкта. Просто сполз на пол, встал на колени перед ними и руками взялся за их хуи. Как за два рычага. Начал их подрачивать. Сурен прикрыл глаза. А Армен смотрел на меня. Хуи. Это были хуища. Сантиметров по 20. Диаметр был ощутим в ладони. Багровые оголенные головки. Готовые лопнуть вены. У Армена хуй был был более загнут к верху. А у Сурена — прямой как милицейская дубинка. Яйца перекатывались в натянутой коже мошонки. У Сурена мошенка немного больше. Яйца в ней перекатывались абсолютно свободно. Все это в обрамлении черных смоляных волос. Их пресы были напряжены. У Армена немного дрожали колени, а Сурен непроизвольно сжимал кулаки. Армен...  — Хорошь суходрочкой заниматься. Иди сюда. Твой новый друг заждался тебя. Подружись с ним. Тебе с ним придется проводить очень много времени... («Пошло... Как пошло... И как классно...») Он немного пододвинулся к середине, где до этого сидел я и перекинул ногу через мою голову. Я оказался между его ног. Он их широко раздвинул. В сантиметрах 25 от моего лица подрагивал его хуй. На самом кончике выступила капля. Я на коленках приблизился и стал вдыхать его запах. Хоть мы и были чисто вымыты, но он все равно источал аромат. Я опустился ниже и зарылся носом в его паху. Там аромат был сильнее и острее. Я начал работать языком, облизывая его промежность и перемещаясь к яйцам. Он немного застонал. Я приоткрыл глаза и боковым зрением увидел, что Сурен внимательно наблюдает за нами и держит свою ялду в руке, слегка надавливая на нее. Наконец мой приоткрытый рот завис над его залупой, которая, казалось сейчас лопнет. Я стал погружать его член в свой рот. Вернее насаживаться своим ртом на хуй Армена. Я с сожалением осознал, что я не смогу взять его целиком. Он был огромный. Я держал его член у основания в кулаке и даже когда насаживался на максимальную глубину, не доставал своими губами до пальцев. Его рука лежала на моем затылке. Иногда он шептал...  — Ох... Хорошо... Глубже соси, шлюха... Язычком работай, хуесос... Да да вот здесь задержись... Ах ты вафлеглот, а у тебя не хуево получается... Я старался угодить ему. Я старался угадать его желания по еле уловимым движениям бедер и напряжениям мышц живота... Я абсолютно не обижался на те все эпитеты в мой адрес. Я млел от счастья. Я с мужчиной... Я с мужчиной... В моем рту елозит крепкий, подрагивающий хуй... Я знаю, что он кончит мне в рот... Я знаю, что в первые буду глотать сперму... Я почувствовал как руки Сурена легли на мои ягодицы. Он стал их слегка мять и поглаживать. Я выгнул спину. Я хотел. Хотел. Я боялся. Я не смогу. Его хуй очень большой. Сурен зашел сзади меня. Я просто замер. Я боялся. Я хотел. Он что то сказал брату на армянском. Армен отстранил мою голову от своего хуя. Я понял. Я положил голову на его колено. Сзади что-то делал Сурен. Он чем то смазал меня. Каким-то кремом. Не помню.  — Не бойся... Успокойся («А это возможно???») Расслабься («Хм... Не обещаю»)... Армен добавил с похабным смешком...  — И получи удовольствие... Я почувствовал, как Сурен прислонил свой хуй к моей попке. Он еще немного придвинулся и поправил сложенную под коленями какую то одежду. Я взвыл от боли и дернулся вперед, желая освободится, сняться с этого кола, который разрывал меня... Армен крепко держал меня за шею и плечи. Сурен за талию...  — Тихо... Тихо... Тсссс... Ну что ты... Тихо... Сейчас привыкнешь... Сурен не двигался несколько секунд... Потом он начал тихо выходить из меня... Я немного дернулся, что бы ускорить этот прцесс... Сурен снова вошел в меня... Постепенно боль притупилась. Движения Сурена не доставляли тех мук, которые были в начале... Я стал к ним привыкать. Они стали мне нравится... Незаметно для себя я стал слегка двигаться в такт движениям Сурена... Армен ослабил хватку и погладил меня по голове...  — Молодец... Хороший мальчик... Продолжай... Мой хуй скучает... Он придвинулся немного поближе ко мне и его хуй вновь оказался у моего рта. Меня ебли, как последнюю блядь в две дыры... Сурен притягивал меня за талию и насаживал мою бедную попку на свой хуй... Армен обхватил меня за затылок и заполнял мой рот своим хуем... Они «работали» в такт. «Тяни-толкай», по всей вероятности было для них не ново. Я полностью потерял чувство времени и окружающего мира. Я просто был в каком то трансе. Вывел меня из этого состояния Армен. Он начал громче стонать, его живот напрягся, он прижал мою голову насколько это было возможно к своему лобку, закатил глаза, откинул голову и начал кончать мне в рот. Горячая струя солоновато-горькой жидкости полилась мне в рот. Я начал глотать. Но не успевал, потому что рот был занят членом. Сперма стала выливаться из моего рта. Сурен что-то сказал брату и он немного отстранил мою голову так, что во рту была только головка. Теперь я глотал сперму полностью. Я чувствовал, как она течет по моему горлу. Сладостный вкус... Он перестал кончать... Отстранил мою голову, за подбородок приподнял ее и посмотрел на меня...  — Молодец... Отличная соска... Губки, язычек — мой хуй просто поет в твоем ротике... А как глотаешь сперму, вафлеглот — сказка... Со временем — будешь вообще высший пилотаж... Он говорил мне, а я раскачивался от толчков Сурена. Если бы я был собакой — я бы, по-моему, завилял бы хвостом от его слов... Грубых и прекрасных... Сурен стал двигаться быстрее. Я понял, что он вот-вот будет кончать. Он охнул, прижал меня и замер. Я чувствовал, как пульсирует его хуй во мне. Он что-то стал шептать на армянском... Жаль, что на армянском... Армен протянул руку и стал подрачивать мой член. Я кончил через пять секунд... Сурен кончал. Дольше, чем Армен. Или просто дольше не выходил из меня?... Наконец он оторвался от меня опираясь о мою задницу поднялся и до хруста в костях потянулся всем телом. Армен тоже встал. Они стали лениво переговариваться на армянском и посмеивались. Через минуту они зашлепали в сторону душевых. Я как был, так на корачках и подполз к лавке и лег на нее. Закрыл глаза. Я был счастлив. Просто, по-человечески счастлив. Первый раз в жизни. Мне было абсолютно все-равно, о чем они там посмеиваясь говорили. Что будет дальше. Кто я теперь в их глазах. Все равно. Я счастлив. Я протянул руку и коснулся ануса. Я понял, как его разворошили. Он горел, пульсировал. Я улыбнулся — «Держись, родная! Нас ждут великие потрясения!»... Они вышли из душевой... Мокрые, с капельками воды на прекрасных божественных телах...  — Ну, как Лешь? Все нормально? Что притих то? Я только тихо прикрыл глаза... Я был счастлив... Я был в раю...