Это произошло в новогоднюю ночь. Я тогда учился на четвертом курсе филфака. Помню, ездили закупать продукты на Лыбидскую. Как сумасшедший, бегал по всем магазинам, искал стомиллиметровый «Camel»... ... На одной нудной лекции вышел в туалет. Здесь курили. Попросил папироску — незнакомый блондин с расстёгнутой ширинкой протянул длинную, только что начатую пачку с верблюдами. Затянулся. Неплохие сигареты, однако. Добив бычок и сбросив с подоконника кем-то оставленный шприц, я вернулся в аудиторию. Обязательно прикуплю их на Новый год... ... Не купил. Не было ни в одном магазине. Обычный и без фильтра, а стомиллиметрового нет. Возвращался в общежитие, когда уже стемнело. Зашёл в полупустой двенадцатый троллейбус, отыскал место поудобней, сел. Уставился в окно. Мелькали рекламные щиты, вывески магазинов, люди. Светофор чаще подмигивал красным, поэтому останавливались на каждом перекрёстке. Вспомнилась Ирина. Прогулки по лесу. Наш спор, что я с десяти метров попаду снежками в три тонких дерева. Попал. И попытался заняться с ней любовью прямо на снегу. Ира долго сопротивлялась, но я снова попал. А потом два месяца лечил простатит... Рядом со мной в жёлтом плаще и розовых джинсах примостился какой-то очкарик. Спросил, который час. Я не ответил. Пролепетав ещё что-то о природе, о птицах, он вдруг положил руку на моё колено и слащаво произнёс...  — Меня зовут Альберт Николаевич, а Вас?  — Пётр, — соврал я.  — Очень приятно, Пётр. Вы не желаете проехать ко мне, выпить рюмочку коньяка?.. ... Сошёл, как только открылись двери. Ну, конечно. Как я сразу не догадался! Очки, розовые джинсы... Сорок минут добирался пешком. Ветер, снег, минус по Цельсию. И всё из-за какого-то педераста!.. Повсюду царит атмосфера предстоящего праздника... крики, смех, песни. Туда-сюда снуют девочки в банных халатах, мальчики с полотенцами наперевес. Все — в душ. Ритуал девственной чистоты перед ночью соблазнов и пороков. Проходит час, бьют куранты. Двухтысячный год наступил. Сменяют друг друга тосты, звенит посуда. Первокурсник Митя то ли от неопытности, то ли от волнения перед старшими роняет стакан водки в картошку. Иван уже заплетающимся языком пытается объяснить, чем салат «Столичный» отличается от оливье. Правда, его никто не слушает, но тем не менее он с завидной настойчивостью продолжает выкрикивать...  — Зелёный горошек, пацаны, это вам никакие не Баунти... Макар, одной рукой обняв косоглазую Светку, другую запустил ей под юбку. Светлана, периодически вздрагивая, делает вид, что смотрит по телевизору новогодний концерт...  — Сыграем в карты? На пороге появилась Катя. Она училась на втором курсе факультета английского языка и психологии, а проживала на третьем этаже в сорок четвёртой комнате. Девушку знали все. Вернее, она выделялась среди всех своими огромными габаритами, за что и получила прозвище — Годзилла. К тому же Катерина умела петь. Мы угрюмо замолчали. Кто чистил апельсин, кто ковырялся зубочисткой во рту. На крошку Кэт внимания не обращали. Она уже собралась, было, уходить, когда я крикнул...  — Пойдём, — и побрёл следом за своей прекрасной феминой. Вначале налево по коридору, а потом вниз по лестнице на третий этаж. Зашли в комнату. Я банально предложил сыграть в дурака на раздевание. Она охотно согласилась. С кассетника доносились голоса «Иванушек Интернейшнл». Катя сидела передо мной в трусиках, бюстгалтере и колготках, усердно подпевала. Я же снял только рыжие ковбойские туфли и молчал. Старался не обращать внимание на её груди. Это, признаться, удавалось мне с трудом. Неоднократно ловил себя на мысли, что пытаюсь угадать размер Катиного лифа. Четвёртый или пятый? А может гораздо больше? Бывают же на свете чудеса!  — Один раз играем и на сегодня хватит! У меня вспотели ноги... такого удара судьбы я не ожидал. Организм настойчиво требовал продолжения вечера... Поддался. Катрин немного успокоилась. Так, следующую партию выиграю — она снимет колготки. Снова начнёт нервничать. Я её попробую уговорить, мол, Бог дал, Бог взял, сегодня — ты, а завтра — я. Сыграем ещё разок, а там... Куда она уже денется! Но следующей партии я не выиграл. Более того, проиграл подряд три. Катя ликовала... она увидела мои белые в ромашку семейки. Мне же, наоборот, сделалось нехорошо. В голову полезли всякие ужасы... как-будто я стою на деревянном столе в обнажённом виде, а Катерина, вульгарно развалившись на стуле, орёт в хмельном угаре...  — Шибче чечётку отбивай, жеребец, шибче! Дрожащей рукой раздал карты. Вспотели не только ноги. Медленно начал открывать... Дама пик, семёрка бубён, трефовая девятка, пиковый туз с королём и бубновый валет. Ну, вот и всё, дорогуша! Пощады не жди... Я обхватил её руками сзади. Девочка заартачилась, а затем коротко, без замаха, ударила меня локтем в грудную клетку. Потом — в печень. Ещё и ещё. Понял, что долго не выдержу. Мозг судорожно перебирал всевозможные варианты и комбинации. Протрезвел окончательно. Рука потянулась к... Удары ослабли. Она швырнула моё дистрофичное тело на кровать. Легла рядом — сетка прогнулась до самого пола. Сколько не целился — всё мимо. Не выдержав моего бесполезного ёрзанья, Катя строго отчеканила...  — Матрац на пол! Прикрыв свой срам простынкой, я послушно выполнил приказ. Катерина повела себя неординарно. Наверно, высмотрела в каком-нибудь голливудском синематографе. Подойдя к окну, она вылила на голову полный чайник воды. Меньше всего хотелось в тот зимний вечер принимать холодный душ. Но Катя считала, что это придаст нашим отношениям особенную изюминку, и меня не спрашивала. Навалилась сверху — дышать стало трудно. Сказывалась разница в весовых категориях. Я робко предложил сменить позу. Не помогло... жёсткий ковёр натирал колени. Поднялись ко мне. Новая кровать и три матраца вселили уже угасшую, было, веру в успех. Мы опять сплелись в порыве буйной страсти. Поначалу всё шло удачно. В некоторых моментах я даже получал удовольствие. Когда за спиной неожиданно раздался звук рвущейся бумаги. Я обернулся. Моя сексуальная дьяволица задела ногой висевшую на стене карту Соединённых Штатов. Что это была за карта! Месяц назад мне подарила её одна американка. В тот день я ходил по всему общежитию под впечатлением. Хвастался. Неоднократно рассказывал, как я шутил, и как она смеялась. Зазывал каждого встречного к себе в комнату оценить презент. Короче, всем надоел. Теперь на месте Нью-Йорка с Вашингтоном виднелись пожелтевшие от времени обои.  — Залезай на стол! Катерина распласталась в ожидании, чему-то глупо улыбаясь. Я заработал, как энерджайзер. С тройной скоростью и силой. Тикали часики. По стенке пробежал таракан. Катюша стонала в такт. Хрясь!!!  — Єгор, будь обережн_ше з лампою, добре? Вона знайомих моєї сестри, — такое напутствие выдал мне сосед Толик, уезжая на праздники домой.  — Не суетись, Толян, — успокоил я его. — Всё под контролем... ... Лампа лежала скрюченная на полу и не подавала признаков жизни. Как потом выяснилось, её вообще не стало... Я проводил Катю к двери. Усталость навевала сон.  — При желании заходи. Она поглядела на меня сверху вниз, поправила на халате пояс и охрипшим голосом проскрипела...  — А ты злой, зайчуган. Я закрыл дверь. Посмотрел на разбитую комнату, затем на свои окровавленные колени и, уже укутываясь в пуховое одеяло, прошептал...  — Да, милая, я такой!